Ingushi

Х.-А.А.-С. Имагожев. Сарматка

Холст, масло

1995 г.

Фото Х.М. Акиевой, 2002 г.

Героико-эпические песни – илли – «вершинный» жанр ингушского фольклора. Он зародился, бытовал и развивался в XV–XIX вв. Подобные периоды принято называть героическим веком или эпической эпохой. Как известно, героический эпос появляется там и тогда, где и когда он бывает «нужен» эпической среде. Конечно, жанр илли возник не на пустом месте, а «на плечах» предыдущих жанров ингушского фольклора, в первую очередь – нартского эпоса и героических песен.

ВXIII–XIV вв. на равнине

ив предгорьях Северного Кавказа в ингушском фольклоре вырабатывается образ героя, защищающего бедный люд от

разбойничьих шаек иноземных князей. В илли такой герой не только воспевается, но и всячески идеализируется, наделяется высокими моральными качествами (Дахкильгов, 1978. С. 97–98).

Главный персонаж героико-эпических песен ингушей – обездоленный герой или же, наоборот – известный предводитель набеговой дружины. Образ предводителя может быть как положительным, так и отрицательным. Обездоленный же герой во всех без исключения песнях показан не просто положительным, но идеальным героем. Основными признаками обездоленности эпического героя являются его одиночество, бедность, юный возраст. В рассматриваемый период развития ингушского общества, как отмечают многие исследователи, в нем зрело осознание того, что родовые пережитки, межклановая борьба разобщают, ослабляют общество перед лицом внешней опасности. В этих условиях идеализация общенационального героя, не принадлежащего к конкретному роду, была «требованием» всего народа. Именно поэтому в илли всячески подчеркивается социальное одиночество героя. Много общего с образом обездоленного героя имеют образы известных предводителей набеговых дружин (баьччи), которых иногда называют просто «знаменитыми мужчинами» (цIи хеза къонахий).

Если «свой» мир и его защитники всячески идеализируются, то представители «чужого» мира являются их противоположностью. Эпический герой предстает нравственно чистым, благородным, смелым, эпический же враг

353

коварен, труслив, пренебрегает нравственными нормами, предается чревоугодию и пьянству. Если эпического героя отличает социальное одиночество, то эпический враг очень богат, имеет много сторонников или подчиненных. Он показан алчным, стремящимся к наживе любой ценой, а эпический герой, независимо от того, беден он или богат, всегда изображается щедрым и бескорыстным. Часто и предводитель набеговых дружин является алчным, трусливым, слишком гордым и заносчивым.

Значительное место в героико-эпических песнях уделено женским образам. Мать, верная жена, невеста, любимая и сестра героя часто выступают активными эпическими фигурами. В этих образах отражены идеалы этических и эстетических представлений ингушского народа. В илли особенно идеализируется мать, которая воплощает понятия дома, рода, семьи, наделена мудростью, предупреждает сына об ожидаемых опасностях, судит его за неправильные поступки.

Успех героя в бою во многом зависел и от его главных и самых надежных «товарищей» – коня и оружия. В песнях им уделено внимания больше, чем описанию самого боя. Описание боя является кратким и стереотипным, менее всего соответствует действительности, в то время как подготовка к бою коня, оружия и доспехов описывается детально, подробно и красочно. Герой разговаривает с конем как с другом, советуется с ним, поверяет ему свою судьбу, наделяет его превосходными эпитетами, холит и лелеет его, лишь раз в год позволяет себе ударить коня плетью. В бою конь не только способствует совершению подвигов эпическим героем, но и сам становится участником боя.

При наличии ряда общекавказских черт сюжетные темы ингушского песенного эпоса имеют и специфические, местные, национальные особенности. В песнях об отбитых вражеских набегах герой защищает «свой мир» от нападений иноземных феодалов. Враг нападает на село, где живет герой, с целью ограбить его, отобрать у него жену (или любимую), сделать его своим рабом или узденем и т.д. В песнях о кровной мести герой мстит врагу за убийство родных (обычно – отца), пленение или оскорбление их.

Если эпический герой всю привезенную после набега на владения феодалов добычу раздает обездоленным, если эта добыча взята в открытом и честном бою, то она считается «белой», т.е. чистой, благородной добычей (кIай фос). В песнях идеализируются герои, отправляющиеся в поход за «белой» добычей, и всячески высмеиваются предводители набеговых дружин, присваивающие себе добычу, «предназначенную» сиротам, вдовам, беднякам. В песнях о «добывании» или возвращении уведенной невесты или жены героя подразумевается, что девушка, на поиски которой отправляется герой, «предназначена» ему. Обычно герой «добывает» невесту в «чужом», враждебном мире, что является символом победы «своего» мира. В большинстве эпических песен не указывается ни место, ни, тем более, время действия. Слушателям просто дают понять, что действие происходит либо в «своем», либо в «чужом» мире. Если «свой» мир в песнях всячески идеализируется, то мир «чужой» рисуется как средоточие зла, откуда постоянно исходит угроза миру эпического героя.

Илли исполнялись мужчинами под аккомпанемент струнных инструментов (дахчан-пандар, чIондарг). Эпических певцов уже в первой половине

354

ХХ в. было так мало, что к ним относились как к чему-то экзотическому. Вот что писала газета «Грозненский рабочий» в 1938 г.: «Назрань. Здесь проживает Эсмурза Куриев, которому скоро исполнится 100 лет. Старик бодр, хорошо сохранил слух и память. В памяти Эсмурзы Куриева сохранилось много событий… Эсмурза Куриев любит музыку. В часы отдыха он играет на горской «чондарг». Самодельная скрипка в руках столетнего скрипача поет о счастливой и радостной жизни ингушского народа» (Скрипач из Назрани, 1938).

Ингушский писатель А.-Г. Гойгов описывает случай, происшедший приблизительно в 1907 г. в с. Гамурзиево: «Люди говорили, что Гермихан играет на самодельной скрипке “чIондрар” и неплохо поет… – Сыграй и спой нам, Гермихан, о днях минувших, – попросил Сулумбек. – Мы с тобой еще не раз умчимся за терские степи. Гермихан молча сидел, опустив седую голову на грудь, будто ничего не слыша. Наконец он поднялся, достал смычок из конского волоса и стал его чистить полой своей черкески. Не торопясь, налаживал он свой «чIондар». Играл Гермихан хорошо, но пел своим низким вибрирующим голосом еще лучше. О бурном Тереке, о сыпучих песках ногайских степей, о табунах диких коз, о погоне за ними, о единоборстве с полковником и о гибели друга он пел. Пела и плакала старая скрипка и плакал, роняя обильные слезы, старый наездник – абрек» (Гойгов, 198I. С. 79).

В Ингушетии до середины XIX в. малоземелье, бедность большинства населения, ограниченность сельского быта с его натуральными формами хозяйствования, строгая традиционность бытовых отношений, постоянная во- енно-политическая напряженность создавали предпосылки для длительного сохранения эпической среды. Эпические герои являлись образцом поведения. Многие илли начинаются и заканчиваются призывом к молодежи быть такими же смелыми, благородными, щедрыми, неутомимыми, как их герои. Одна из характерных особенностей эпической среды – массовая популярность эпических песен. Можно утверждать, что с XVI по начало XIX в. все ингушское общество составляло эпическую среду.

Эпическая эпоха является порождением, главным образом, культа героизма и военной доблести, эпическая традиция поддерживается устойчивостью и преемственностью традиций бытовых, культурных, социально-психологи- ческих. Эти факторы могли иметь значение для сохранения эпической среды лишь постольку, поскольку с ними связывался героический характер жизни, выражавшийся в активнейшем и самом непосредственном участии всего народа в борьбе против иноземных феодалов, захватчиков, представителей

«чужого» мира (Путилов, 1982. С. 9).

По ряду причин во второй половине ХIХ в. началось угасание жанра илли, накопленные богатые традиции и поэтические средства стали трансформироваться в другие жанры фольклора. В ХIХ в. все активнее заявляют о себе исторические песни, а некоторая часть героико-эпических песен преобразуется в народные баллады и предания. В конце ХIХ – начале ХХ в. среди ингушей все чаще создаются песни об абреках, разбойниках, народных мстителях, в финале которых песенный герой обычно погибает, более популярными становятся песни с трагическим финалом, навеянные пессимизмом и безысходностью.

355

Часть сюжетов, мотивов и поэтических формул песенного эпоса илли перешла в жанр шуточного сватовства зоахалол. Известно, что появление пародийных мотивов – один из признаков завершения творческого этапа в жизни героического эпоса. Значительная часть героико-эпических песен трансформировалась в сказки, сказания и предания. В настоящее время процесс затухания героико-эпической традиции можно считать завершенным. Илли не имеют уже былого активного бытования в устной среде, но их продолжают записывать и публиковать, к ним привлечено внимание читателей и исследователей. Огромна воспитательная роль героико-эпических песен. Хотя сегодня эти песни ушли в пассивный фонд фольклора, их публикация, исполнение на сцене, по радио или по телевидению, конечно же, оказывают воспитательное и эстетическое воздействие. Большое влияние продолжают оказывать илли на развитие и, прежде всего, на особенности художественного языка ингушской литературы. В 2002 г. издан свод героико-эпических песен на ингушском языке. Некоторые из них включены в школьные программы.

Значительное место не только в культуре, но и в жизни современных ингушей занимают песнопения назмаш. Это поэтизированные, фольклоризированные рассказы о жизни, деяниях, подвижнической деятельности мусульманских проповедников, святых, духовных наставников, сподвижников пророка, праведных халифов и т.д. Сегодня назмы – самый популярный жанр ингушского фольклора. Они исполняются повсеместно не только пожилыми, но и молодыми людьми. Назмы – удачный симбиоз исламских и ингушских фольклорных традиций. Они только обрабатывают свой сюжет, пользуясь выработанным мусульманской духовной поэзией запасом образов, традиционных выражений и типических положений. В этом жанре «затрагивается самая разнообразная тематика: история возникновения и развития ислама, религиозные установления, жизнь и подвижничество мусульманских деяте-

лей» (Точиев, 2000а. С. 14).

История появления жанра назма в Ингушетии связана и с судьбой жанра илли. Во второй половине ХIХ в. в результате изменения общественно-полити- ческой ситуации в Ингушетии, развития капиталистических отношений, карательных экспедиций царских войск, насильственных переселений, наложения непомерных штрафов и других акций произошел слом общественного сознания,изменилисьукладжизни,психология,менталитет,системаценностейзначительной части народа. Усилились позиции ислама в Ингушетии, что можно рассматривать как одну из форм протеста населения. Особенно популярными стали идеи исламского проповедника и подвижника Кунта-хаджи Кишиева. Эти и другие факторы стали причиной того, что во второй половине ХIХ в. значительная часть традиций и поэтических средств ингушского песенного эпоса илли стала «обслуживать» песни религиозного содержания назм. Эти песни, исполняемые обычно солистом в сопровождении хора, по форме исполнения, по своей роли и значимости для народа «заменили» героический эпос.

Для песенных форм устного народного творчества ингушей характерна многожанровость, что является свидетельством наличия древних песенных традиций. В песенном эпосе эти традиции были развиты, переработаны и доведены до вершин совершенства. То же самое произошло и с жанром назм. Духовные песни «унаследовали» все особенности и функции героического эпоса, но, конечно, уже в качественно новых условиях. Некоторые части илли

356

повторяются в песне два и более раз. Это места, которые сказитель считает наиболее значимыми, которые помогают эпическому певцу лучше запомнить текст песни. Этот прием с успехом и большим мастерством используется и исполнителями духовных песен.

Общечеловеческие моральные ценности – добро, справедливость, чуткость, трудолюбие, мужество, стойкость, отзывчивость, патриотизм и уважение к другим народам, развитые в героико-эпических песнях и утверждаемые ими, на сегодняшний день лишь в какой-то мере подверглись изменениям, но по своей сути они остаются значимыми и злободневными. Во всем этом заключена огромная воспитательная роль героико-эпических песен. Сегодня эту роль в значительной степени взяли на себя духовные песни – назм. В них пропагандируются исламские и общечеловеческие идеалы богобоязненности, добра, мира, человеколюбия, милосердия.

Ингушский народ и в ХХI в. по-прежнему любит свои песни, их исполняют по телевидению и радио, на концертах и в кругу друзей. Поют их и взрослые, и дети. Поэты-песенники часто используют в своем творчестве богатство народных песен, их поэтические приемы и средства.

сПеЦИФИка И тИПОлОгИЯ сказкИ

Cказки о животных

В ингушском фольклоре следы пережитков анимистического мировоззрения, тотемизма (веры в животное – покровителя рода, т.е. тотема) особенно хорошо сохранились в сказках и поверьях о медведе и волке. Медведь предстает вещим существом, которому все подвластно. Отголоски этих верований мы находим в сказках «Чана ваь Чайтонг» (Чайтонг – сын медведя), «ЙиIах хиннача» (Девушка, превратившаяся в медведицу), «Бунчакхи» и др. Действующими лицами сказок народ показывает таких зверей и животных, которые наиболее часто встречаются в Ингушетии. Из диких животных в сказках постоянно присутствуют волк (борз – как символ бесстрашия и мужества), лиса (цогал – символ хитрости и находчивости), медведь (ча – символ неуклюжей силы), дикий кабан (акхахьакха), олень (сай), заяц (пхьагал). Из домашних животных – бык (уст), лошадь (говр), осел (вир), теленок (1асилг), баран (ка), коза (газа), собака (жIали), из диких птиц – коршун (кер), орел (аьрзи), дикий голубь (акха кхокха), галка (къайг), из домашних птиц – петух (боргIал), курица (котам), индюк (москал), утка (боабашк) и др. Каждое животное или птица в сказке играет определенную роль соответственно своей натуре и приписываемым ему особенностям характера. Иногда в сказках встречаются и образы чужеземных зверей: слон (пила), обезьяна

(маймал), верблюд (инкал), лев (лом), крокодил (воатакар).

Волшебные сказки

Волшебная сказка с характерным для нее сложным сюжетом требует для своего возникновения более сложных, чем это было в сказках о животных, общественных отношений. В ней отражены следы древних религиозных представлений, отзвуки архаичных форм общественной, родовой и семейной

357

жизни. Она появилась в глубокой древности, когда возникали лишь первые представления о человеке и мире, сложившиеся на основе мировоззрения доклассового общества, и сохранила до наших дней черты давно исчезнувших представлений и форм социальной жизни.

В волшебной сказке основная роль отводится человеку, весь сюжет сказки развивается вокруг него. Видное место занимают и мифологические образы. Рядом с центральным героем выступают великаны – нарты. Попутно отметим, что они не являются героями нартского эпоса ингушей. В сказке имеются драконы, чудовище (Черный Хожа), соответствующее русскому Кощею Бессмертному, добрые старухи, помогающие герою (Жер-баба), злые существа (ешап, гIам, гIарбаш, вампал), воинственные девы. Часто встречаются и животные: это и звери – помощники героя, и оборотни, в образах которых отражаются следы тотемизма. Наконец, в волшебной сказке встречаются и покойники, помогающие героям или наносящие им вред, что отражает культ предков. В наиболее древних сюжетах волшебных сказок часто фигурируют образы различных духов или хозяев-покровителей, от которых зависит удача или поражение героя. В сказках такого типа мифические образы занимают главное место, герой же пассивен и почти целиком находится во власти духа; если и проявляет активность, то весьма незначительную.

Чтобы обстоятельнее раскрыть образы, тематику, идеи, заложенные в сказках, этот тип следует рассматривать по социально-тематическим циклам: сказки о великанах-нартах, о младшем брате, невинногонимых женах, падчерицах и пасынках, о побратимах, о бедном одиноком юноше-богатыре.

Особая группа составляют сказок о великанах-нартах представлена такими произведениями, как «Три брата и нарт», «Чан лерг» (Медвежье ухо), «Шин доттагIчун фаьлг» (Сказка двух друзей), «Чарахьинарти» (Охотник и нарт) и др.

Сказки о младшем брате

Как и многие сказки мирового фольклора эти сказки представляют идеализацию младшего социально обездоленного брата, что более распространено в волшебных сказках. Сюда можно отнести следующие сказки: «Байнал Бусани», «Iовдилг» (Дурачок), «Дошо гIаьнаш» (Золотые листья), «Iуна гIа» (Сон пастуха) и др. Основные герои этих сказок – младший сын в семье, сирота, падчерица и другие обездоленные люди. В моральном отношении они безукоризненно чисты. Идеализация этих персонажей связана прежде всего с тем, что в результате распада родового строя именно они оказываются обездоленными, а также потому, что, оставаясь в семье родителей, они становились хранителями и приверженцами семейно-родовых культов и традиций. Эти герои всегда находятся в центре развития сюжета, их действия двигают рассказ, приводят к достижению цели. Именно им помогают чудесные силы, они олицетворяют доброе начало.

Сказки о друзьях-побратимах

Беспомощность перед грозными явлениями природы, жизнь, полная опасностей, требовали от горцев абсолютной спаянности и взаимопомощи. Любое начинание: охота на диких зверей, освоение земель под пашню, женитьба или

358

случайные враждебные столкновения, которые у горцев происходили очень часто – все перипетии трудовой и общественной жизни убеждали горцев в том, что им необходимо иметь верного товарища, а еще лучше – побратима. В верном товарище особенно нуждается одинокий человек без рода-племени в условиях, когда фамильно-родственные связи играли огромную роль. Известные своей силой и многочисленностью фамилии, естественно, не нуждались в побратимстве. Каждый родич по законам родовой этики обязан был в любом случае защищать человека из своего рода. Но на сторону одинокого, оставшегося по каким-либо причинам без родных, встать было некому.

Уингушейсуществуетмножествооригинальныхсравнений,отражающих положение одинокого: «ткъовронаш йоацаш биса хи» (ствол без ветвей), «го-

нахьара бертий яйна йиса гIийла борз» или «ординга хкъаьста гIийла борз»

(голодныйволк,оставшийсябезстаи),«тоатолгашлекъадисахилг»(речкабез притоков), «михо эгаеш яьгIа цхьалхацха цхьа» ( одинокое дерево, качаемое ветром ), «ткъам бийна аьрзи» (орел с поломанным крылом), «хьалха-тIехьа вала саг воацаш гIийла бо» (не имеющий поддержки бедный сирота), «бухь бийна попа хи» (дуб без верхушки) и др.

Создано множество песен и легенд об одиноком герое: «Сын старой бабы»,, «Умар, сын Али» и др. Одинокий, без отца, без братьев – беззащитен. Многие готовы посмеяться над ним, стараются нанести ему вред, унизить. Верность братскому долгу, любовь к побратиму, готовность к самопожертвованию, героизм в поступках, благородство в обхождении – вот те основные черты, которыми должен обладать побратим. Они и послужили темой многих ингушских сказок («Мовсар и Мохмад», «Черкес Иса и чеченец Иса», «Сказка о двух друзьях»). В них обычно герой отправляется ради своего побратима в далекое опасное путешествие. Он завоевывает для побратима невесту, вступает в единоборство со страшными существами, подвергается другим опасностям. Ради друга он идет на все, даже на смерть.

Сказки о товарищах-побратимах отражают стремление народов к дружбе с соседними народами, в них народ выражает свой идеал через героя мужественного, благородного, жертвенно относящегося к братскому долгу, чуждого национальной ограниченности.

В ингушском сказочном эпосе во многих вариантах бытуют сказки и об одиноком юноше-богатыре, совершающем различные подвиги. В более ранних вариантах он достигает цели при помощи чудесных сил, в позднейших – добивается благополучия для себя и других своим трудом и умением. Во многих вариантах такой герой занимает низкое социальное положение. К нему относятся с презрением, но он неожиданно совершает героические подвиги или получает поддержку волшебных сил и достигает цели. Эту группу представляют такие сказки, как «Жерочун воI – чарахь» (Сын вдовы – охотник), «Князь Тепсарко и вдовий сын Жосарко» «Наьрта воI» (Сын нарта), «Къаьнача бабий воI» (Сын старой матери) и др.

Во всех перечисленных выше сказках на первый план выдвигается образ героя-труженика.Такотражаетсявсказкемечтанародаосилеивозможностях простого человека, мечта о социальной справедливости. Сверхъестественные силы, которые в сказке вмешиваются в человеческие судьбы, призваны восстановить попранную справедливость, но многое зависит и от доблести, ума, смекалки самого героя.

359

Сказки из цикла о невинногонимых женах, падчерицах, пасынках и других обездоленных людях близки сказкам о младшем брате. В в сюжетах данного цикла есть и соперничество детей, враждебное отношение старших жен к детям младших (Елеонская, 1906; Елеонская, 1908; Андреев, 1931).

Примером подобного типа является сказка «Мишта котдаьлар бакъдар» (Как победила правда). Падчерица – существо обездоленное, поэтому она и идеализируется народом. Ей помогают чудесные силы, она наделяется всеми положительными чертами. Мачехе, наоборот, присущи качества злой ведьмы. Чтобы извести падчерицу, она ищет совета и помощи обычно у колдуньи, ведьмы. Падчерица же ищет помощи у родной матери, которая помогает ей и после смерти, иногда превратившись в тотемное животное. Часто мачеха догадывается об этом и упорно добивается смерти этого животного.

Нередко мачеха старается извести пасынка или падчерицу, но не может определить – кто им помогает. Злая колдунья сообщает, что если не убить такого-то жеребенка, такую-то козу или такую-то корову, с ненавистной сиротой ничего не удастся сделать. Мачеха притворяется больной и уверяет мужа, что вылечится, если съест печень и сердце чудесного животного. Он идет на это, но останки убитого животного обычно превращаются в другой предмет, а иногда животное сообщает герою о намерениях мачехи и отца, и они убегают, как об этом повествуется в сказке «Аьлан воI» (Сын князя). В сказке «Как победила правда» умерщвленная падчерица не пропадает бесследно. На ее могиле вырастает дерево, князь из его ветки делает дудочку, а после того как ее сожгли, зола дудочки превращается в цветок, а последний – опять в девушку. На этом примере прослеживаются представления древнего человека о смерти.

По древним представлениям, кровь как нечто, заключающее в себе жизнь, может вернуть к жизни умершего. В сказке «Фаьлг ца бийцачунна хиннар» (Наказание тому, кто не расскажет сказку) сестра, нарушив табу, окаменела. Брат проливает кровь сына на этом камне и оживляет сестру. Характер многих волшебных действий в сказках совпадает с известными в этнографии типами народной первобытной магии: заклятье мачехи превращает материнское молоко в желудке падчерицы в колючки. К магии прибегают и падчерица, и мачеха, но как бы ни ухищрялась мачеха, всегда побеждает падчерица.

Сказки о пасынке возникают на той же социальной почве, что и сказки о падчерицах. К этой группе относятся сказки «ТIуро», «Маьр кIаьнк» (Пасы-

нок), «ЗIамагI вола найц» (Младший зять), «Аьлан воI» (Сын князя), «Даь-

сесаги, цун маьра кхо воIи» (Мачеха и ее три пасынка) и др. Социально-бытовые и новеллистические сказки ингушей иногда близки к

волшебным. Часто в них реалистические элементы повествования перемешиваются с чудесными и подаются в виде приключения. Они отличаются также острой сатирической направленностью. Если волшебная сказка увлекает в чудесный мир воображения, то в бытовых сказках на передний план выдвигаются обыденные социальные явления. Их герои – это бедняк, умная девушка, ловкий вор, богач, купец и др. Они находятся в хорошо знакомой обстановке горного селения. Бедняк не борется с драконами, ведьмами, а ведет борьбу с реально существующими врагами – богачом, купцом, князем, некоторыми представителями духовенства. Бытовая сказка – один из популярнейших жанров устного народного творчества. На фоне вполне реалистической об-

360

становки сказки рисовались реальные взаимоотношения между людьми и критиковался существовавший порядок: сказки против богачей (нечестно награбленного богатства), сказки и анекдоты о ловких ворах, о глупцах, о строптивых женах, сказки, обличающие некоторых нечестных служителей культа, сказки-загадки, о дураках и шутах, о хозяине и работнике.

Притчи и анекдоты

Притчи и анекдоты, обличающие некоторых нечестныхслужителей культа, представляют такие сюжеты, как «Молла хьакха лочкъаяр» (Как мул-

ла украл свинью), «Молла чIоагIал» (Слово муллы), «Молла вордо яь бакъилг» (Ожеребившаяся телега муллы), «Воккхача саго молла мишта Iехаваьв»

(Как старик обманул муллу) и др. Чаще всего сюжет реализуется через образ анекдотического Цагена. В основе сюжетов лежит стихийно-материалисти- ческое мировоззрение народа, которое органически связано с окружающей действительностью. Подобные сказки имеют большое воспитательное значение. Здесь, как и во всех других жанрах сказок, действует основной сказочный закон: в борьбе между богачами и бедняками победу одерживают последние, хотя в реальной жизни наблюдается и противоположное. Таковы сказки «Тоаркхой Шовхали Зейта Шахмарзеи» (Тарко-Шавхал и Зейта Шахмарза), «Жер-наьна кIаьнк» (Вдовий сын), «Мискача сага воIи аьлан йоIи»

(Сын бедняка и дочь князя), «ВIаьхий саг» (Богатый человек), «Хьаькъал дола кхелахо» (Мудрый судья) и другие.

К сказкам против богачей близко примыкают народные притчи и анекдоты о Цагене – знаменитом острослове и балагуре. Этот герой всегда расправляется со своими врагами, во всех ситуациях одерживает над ними победу. Рассматривая данную разновидность социально-бытовой сказки, особенно отмечаем силу сатирического разоблачения всего того, что мешает развитию общества. Это осмеяние недостатков человека, его слабостей и пагубных пристрастий. Образам купцов сказка противопоставляет народного героя. Это или сын вдовы, или бедняк, попавший в безвыходное положение и вынужденный наниматься на работу к богачу. Его так и называют в сказке:

миска саг (бедный человек), балхаоттаваьр (нанятый), арара саг (чужой).

Это или раб, приведенный из чужой страны в результате набегов, или бедняк из соседнего или своего племени, который шел наниматься к богачам на различные тяжелые работы.

У ингушей всегда было сильно развито чувство собственного достоинства, уважения к старшему, умение постоять за себя и других, презрение к богатству. Свидетельство этому – многочисленные сказки типа «Оапаш»

(Обман), «Хьаькъал дола воккха саги къиза аьлеи» (Умный старик и жестокий князь), «Вор и князь» и др. Эти и другие бытовые сказки ингушей своеобразно отражают отношения классового общества. Основная идея бытовых сказок сводится к борьбе против социального зла, к обличению жадности, лживости, ханжества, тунеядства. Эти притчи носят ярко выраженный сатирический характер.

В бытовой сатирической сказке, на первый взгляд, также фигурируют волшебные элементы, которые характерны для эпоса и волшебной сказки. Но в сатирической сказке эти «диковинки» имеют совершенно другую функцию.

361

Герой применяет их, чтобы одурачивать глупых богачей, которых ослепляет жадность, и те готовы поверить в волшебство цагеновской шапки или кнута. Сказка подчеркивает, что здесь речь идет не о таких сказочных чудесах, как в волшебной сказке: это только прием, с помощью которого бедняк-герой разделывается со своими реально существующими врагами.

К типу социально-бытовых и новеллистических можно отнести и сказки, анекдоты о ловких ворах, глупцах, о строптивых женах. Сказок такого типа у ингушей очень много. Антагонистические противоречия общества в соци- ально-бытовых сказках выражены наиболее ярко. Почти все их сюжеты пронизывает сатира; они, как правило, показаны глупыми, жадными, неприспособленными к жизни. Победу всегда одерживает бедняк. В какой бы сложной и безвыходной ситуации он ни оказался, благодаря своей смекалке и уму, с помощью добрых сил он выходит победителем.

В семейно-бытовых сказках высмеиваются недостатки бытового плана. Это в большинстве случаев истории о семейной жизни, о взаимоотношениях людей, чаще всего мужа и жены, свекрови и невестки. Это также сказки о строптивых женах и их укрощении, об умных ответах, о ловких ворах, о человеческом достоинстве, о споре и борьбе человека с нечистой силой и др. К ним можно отнести сказки «Дас хержа нус» (Невеста, выбранная отцом), «Сесаго “ваь” дика къонах» (Как жена помогла мужу стать настоящим муж-

чиной), «Кхалсага хьалхашка куралаш е езий?» (Следует ли гордиться перед женщиной?) и др. Их характеризует занимательность необычных приключений, сжатость изложения, темп наращивания действия. Все это роднит такого типа сказки с литературной новеллой.

Новеллистические сказки более поздние по времени возникновения, чем волшебные. Сказки этого типа имеют свои национальные корни. К наиболее распространенным сказкам данного типа относятся многочисленные и разнообразные сказки о добывании невесты. Например, в сказке «О Хасане и Ахмеде» герои едут за невестой в далекий город и завоевывают ее смекалкой и ловкостью. Аналогична и сказка «Паччахьа йоIи жерочун воIи» (Дочь царя и сын вдовы). В повествованиях силен элемент о порядочных и верных женах, которые могут найти выход из казалось бы безвыходной ситуации. Идеалом хорошей жены в патриархальном обществе считалась скромная, хозяйственная, послушная, беспрекословно выполняющая волю мужа женщина. Женитьба у горцев всегда являлась очень серьезным делом, в котором не ставился вопрос о любви и чувствах. При выборе невесты обращали внимание на род (благородство рода), но больше всего – на ее хозяйственные способности. В женихе ценились: знатность рода, самостоятельность, хорошее оружие, одежда и т.д. В старину говорили: «Дикача сесагал дикагIа

хIама дац» (Нет ничего лучше хорошей жены), «Дика сесаг яр котваьннав» (Победил тот, у кого хорошая жена), «Къонахчох къонахваьр сесаг я, къонах-

чун къонахал дохадаьр а сесаг я» (Мужество мужчины поддерживает жена, но превращает его в тряпку тоже она). Поэтому жену искали долго, основательно и осторожно – «Дийнахь баг сегийлах саг» (Жену для себя ищи днем с зажженной лучиной).

В новеллистических сказках должное место занимает и тема судьбы, где преобладает мысль «от судьбы не уйдешь».Таковы сказки «Дакъаца кхоллам»

(Судьба с мертвецом), «ИбрахIим» (Ибрагим), «Сказка о пророке Соломоне»,

362