Декарт (тексты)

Правила метода

Будучи моложе, я изучал из области философии логику, а из области математики — геометрический анализ и алгебру. Эти три искусства, или науки, казалось, должны были помочь мне достигнуть цели. Однако я заметил, что большинство логических силлогизмов и других правил объясняют то, что нам уже известно. Например, логика Луллия учит искусно говорить, не задумываясь, вместо того, чтобы познавать новое. В логике есть немало верных и полезных правил, но к ним примешано столько лишнего и вредного, что отделить их также сложно, как изваять Диану или Минерву из куска мрамора. Что касается анализа старой математики и современной алгебры, то они относятся к отвлеченным и кажущимся бесполезными предметам. Древние были слишком ограничены рассмотрением фигур. Оно сильно утомляет воображение и не развивает рассудок. Алгебра же настолько подчинилась разным игровым правилам в знаки, что превратилась в темное и запутанное искусство, а не в развивающую разум науку.

Правила нового метода

По этой причине я решил, что надо искать другой метод, который совместил бы достоинства этих трех и был бы свободен от недостатков. Обилие законов нередко служит оправданию пороков, для лучшего управления государства лучше, если зако-

330 Рене Декарт

нов немного, но все они строго выполняются. Так и в логике я решил, что достаточно четырех правил, если только соблюдать их без единого отступления.

Первое. Никогда не принимать за истинное ничего, что я не признал бы таковым с очевидностью, т. е. тщательно избегать поспешности и предубеждения, включать в свои суждения только то, что представляется моему уму ясно и отчетливо, чтобы исключить любой повод к сомнению.

Второе. Делить каждую из рассматриваемых мною трудностей на столько частей, сколько потребуется, чтобы лучше их разрешить.

Третье. Располагать мысли в определенном порядке, начиная с простейших и легкопознаваемых предметов. Постепенно, как по ступеням, восходить до познания наиболее сложных, наводя порядок даже там, где вещи в естественном ходе не предшествуют друг другу.

Последнее. Составлять перечни и обзоры настолько полные и всеобъемлющие, чтобы быть уверенным, что ничего не пропущено.

Новая математическая модель знания

Длинные цепи простых и легких выводов, которыми геометры пользуются, чтобы получить наиболее сложные доказательства, дали возможность представить, что все, могущее стать предметом знания, находится между собой в такой же последовательности. Если не принимать за истинное то, что таковым не является, блюсти порядок и выводить одно из другого, то не останется истин столь недостижимых и сокровенных, чтобы их нельзя было раскрыть. Мне не составило труда отыскать, с чего же следует начать, ибо я уже знал, что начинать надо с простейшего и легко познаваемого. Учтя, что только математикам удалось найти некоторые доказательства, т. е. точные и очевидные соображения, я не сомневался, что и мне следует начать с того же... Хотя предметы различны между собой, они тем не менее согласуются между собой в отношениях и пропорциях, поэтому я решил искать лишь эти отношения... чтобы применять их потом к другим подходящим предметам. Зная, что для познания этих отношений мне придется рассматривать каждую пропорцию в отдельности, помнить сразу несколько, я решил изображать их в виде линий, ибо не находил ничего более

Тексты 331

простого и наглядно представляемого воображением и чувствами. Чтобы рассматривать несколько линий одновременно, требовалось выразить их возможно меньшим числом знаков. Так я заимствовал все лучшее из геометрического анализа и из алгебры, исправляя недостатки первого с помощью второй.

Применение метода к философии

Смею сказать, что точное соблюдение немногих избранных мной правил позволило мне легко решить вопросы обеих наук, пользуясь каждой истиной для нахождения новых. Через два-три месяца я уже мог определять, какими средствами и в каких пределах возможно решать даже неизвестные мне задачи. Вряд ли было бы преувеличением сказать, что есть лишь одна истина относительно каждой вещи, и кто нашел ее, знает о ней все. Ребенок, научившись арифметическому сложению, может быть уверен, что про искомую сумму знает решительно все... Пользуясь методом, я чувствовал, что мой ум постепенно привыкает представлять предметы яснее и отчетливее, я рассчитывал применить мой метод не только к алгебре. Это не значит, что я взялся за пересмотр всех наук вопреки порядка, который предписывается методом. Приняв во внимание, что начала наук заимствуются из философии, достоверные начала которой еще не найдены, я решил их установить. Поспешность и предубеждение

Д. Антисери и Дж. Реале. Западная философия от истоков до наших дней. От Возрождения до Канта - С- Петербург, «Пневма», 2002, 880 с, с ил.

здесь вреднее всего, и я решил, что не должен начинать эту работу, пока не достигну зрелого возраста, пока не искореню в моем уме все приобретенные прежде неверные мнения, не накоплю опыт в качестве материала для размышлений, пока не укреплюсь как следует в принятом мною методе.

Cogito ergo sum

Не уверен, следует ли говорить о моих размышлениях, ведь они метафизичны и настолько необычны, что, возможно, не всем понравятся. Все же я почти вынужден говорить о них. Давно я заметил, что в вопросах нравственности иногда необходимо заведомо сомнительным мнениям следовать так, как если бы они были бесспорны... Все же я отбросил все, что могло дать малейший повод к сомнению, чтобы посмотреть, не останется ли что-то вполне несомненное. Поскольку чувства нередко обманывают нас, я допустил, что нельзя доверять ни одному представлению. Считая себя способным ошибаться не меньше других, я отбросил как ложные все доводы, прежде принимаемые в качестве

332 Рене Декарт

доказательных. Любое представление, имеющееся у нас в состоянии бодрствования, может явиться и во сне, поэтому я представил себе, что все, приходившее мне на ум, не истиннее, чем мои сновидения. Все же я обратил внимание, что именно в момент принятия мысли об иллюзорности всего сущего было необходимо, чтобы я сам, таким образом рассуждающий, существовал на самом деле. Заметив, что истина cogito ergo sum — я мыслю, следовательно, я существую — столь тверда и неоспорима, что любые предположения скептиков не могут ее поколебать, я принял ее без опасений за первопринцип искомой философии.

Душа и тело

Затем, внимательно исследуя себя самого, я представил, что у меня нет тела, нет мира и места моего нахождения. Однако никак не получалось, что вследствие этого я не существую. Напротив, из сомнения в истинности других предметов ясно и несомненно следовало, что я существую. А если бы я перестал мыслить, то хотя бы все остальное, мной представляемое, и было истинным, все же не было бы основания заключить, что я существую. Так я узнал, что я — субстанция, сущность, природа которой состоит в мышлении, которая для своего бытия не нуждается ни в каком месте и не зависит ни от какой материальной вещи. Именно мое я, душа, делающая меня тем, что я есть, совершенно отлична от тела, и ее легче познать, чем тело. Если б тела вовсе не было, душа не перестала бы быть тем, что она есть.

Затем я рассмотрел, что вообще требуется, чтобы то или иное положение было истинным и достоверным, я должен был знать, в чем заключается эта достоверность. В истине положения cogito ergo sum меня убеждает единственно ясное представление, что для мышления надо существовать...

Трудность лишь заключается в правильном различении того, что именно мы способны представить совершенно отчетливо.

Д. Антисери и Дж. Реале. Западная философия от истоков до наших дней. От Возрождения до Канта - С- Петербург, «Пневма», 2002, 880 с, с ил.