книги2 / 398-1

типам выбора относится выбор родительской стратегии. Существуют исследования, рассматривающие взаимосвязь стилей родительского воспитания и личности родителей [1, с. 352], однако, достаточно мало исследований рассматривает личностные детерминанты качества выбора родителями стратегий поведения. Между тем, исследование субъективного качества выбора стратегий родительского поведения и их детерминант раскрывает сущностные аспекты родительства, отражая ответственность родителя, его способность к самостоятельному принятию решений и личностные переменные, влияющие на это. В этой связи целью исследования стало изучить личностные детерминанты субъективного качества выбора стратегии родительского поведения.

Врамках исследования проводилась проверка гипотезы о том, что выбор стратегии родительского поведения связан с особенностями ценностно-смысловой сферы родителя. В исследовании приняли участие 56 родителей мужского и женского пола в возрасте от 35 до 55 лет, имеющих от 1 до 3 детей разного возраста. Для изучения субъективного качества выбора использовалась методика «Диагностика субъективного качества выбора» (Д.А. Леонтьев); для установления личностных особенностей родителей использовались Ценностный опросник Ш. Шварца (исследование ценностей как руководящих жизненных принципов) и тест «Смысложизненные ориентации» (Д.А. Леонтьев).

Входе исследования было выявлено, что наибольшее количество связей со смысложизненными ориентациями и ценностями обнаруживают показатели бесконфликтности выбора и удовлетворенности им. Позитивные эмоции и отсутствие внутренних конфликтов, связанные с выбором родительской стратегии, сочетаются у родителей с высоким уровнем осмысленности жизни, вовлеченностью в жизнь «здесь и сейчас», удовлетворенностью самореализацией и ощущением собственной способности контролировать жизненные события, убежденностью в том, что человек сам является хозяином своей жизни, а также направленностью на ценности гармонии, стабильности общества. Это может объясняться тем, что родители, ощущающие свою жизнь как наполненную смыслом в настоящем и будущем и осознающие свою способность контролировать жизненные события в процессе принятия

340

решений о выборе родительской стратегии ориентируются на развитую систему внутренних смыслов и ценностей, что сопровождается пониманием своей ответственности за принятые решения и их последствия.

При удовлетворенности качеством выбора родительской стратегии у родителей обнаруживается высокий уровень выраженности всех смысложизненных ориентаций, высокая осмысленность жизни. Это может быть связано с тем, что родители, которые осознают смысл собственной жизни, принимают совершенные собой выборы, рассматривают их как ступени, которые привели их к текущему состоянию, к тому, какими они являются на данный момент. Кроме того, при осознании собственной ответственности за принятое решение, его высокой осознанности у родителей наблюдается ощущение того, что он сам контролирует свою жизнь и все события, происходящие с ним. Вероятно, это связано с тем, что при установке на способность контролировать события жизни родители более ответственно подходят к принятию решений, т.к. понимают, что любые последствия, в том числе – негативные, будут результатом их действий. При росте самостоятельности в выборе родительской стратегии у родителей растет направленность на ценности безопасности. Вероятно, это связано с тем, что ценности безопасности особенно важны для тревожных личностей, которые переживают за здоровье ребенка и его развитие. Таким людям может быть характерно недоверие окружающим и стремление полагаться, преимущественно, на собственные оценки при принятии решений.

Итак, гипотеза исследования о том, что выбор стратегии родительского поведения связан с особенностями ценностносмысловой сферы родителя, подтвердилась. При этом наибольшее количество связей с характеристиками выбора обнаруживают смысложизненные ориентации личности. Можно предположить, что именно в смысложизненных ориентациях выражаются такие категории, как свобода и ответственность, готовность принимать последствия решений, непосредственно связанные с особенностями осуществления жизненных выборов. Это подтверждается и мнением Д.А. Леонтьева, согласно которому смысложизненные ориентации положительно коррелируют с общей интернальностью личности, с интернальностью в области достижений, и, что особенно важно – с

341

интернальностью в области семейных отношений [4]. Таким образом, смысложизненные ориентации могут являться основными детерминантами субъективного качества выбора родительской стратегии

Литература

1.Бячкова Н.Б., Голдобина А.А. Взаимодействие родителя и ребенка в связи со свойствами личности // Социальные и гуманитарные науки: теория и практика. 2020. №1. С. 351-363.

2.Леонтьев Д.А., Овчинникова Ю.Ю., Рассказова Е.И., Фам А.Х.

Психология выбора. М.: Смысл, 2015. 463 с.

3.Фам А.Х., Леонтьев Д.А. Субъективное конструирование выбора в ситуациях разного уровня значимости (Часть 1) // Вестник Московского университета. Серия 14. Психология. 2013. №1. С. 84-96.

Особенности социально-психологической адаптации лиц с ограниченными возможностями здоровья в период пандемии

Истомина Е.В.

ГБУ ДПО «Санкт-Петербургская академия постдипломного педагогического образования», Санкт-Петербург, Россия. psy-kafedra@bk.ru

На сегодняшний день актуальным направлением исследований является рассмотрение изменений в социальном взаимодействии личности с ограниченными возможностями здоровья в период пандемии, в сравнении с практически здоровыми лицами, находящимися в ситуации вынужденного социального дистанцирования.

Изучая особенности социально-психологической адаптации лиц с ОВЗ во время пандемии, мы концептуализируем социальнопсихологическую адаптацию как многогранную конструкцию – личностный адаптационный потенциал, включающую различные аспекты того, что значит для лиц с ОВЗ оптимально функционировать,

342

жить хорошей жизнью. Как ученые, так и специалисты-практики рассматривают оптимальное функционирование и хорошую жизнь как состоящую из счастья и смысла, в широком смысле определяемых как гедонистическое и эвдамоническое благополучие [1].

Гедонистическое благополучие сосредоточено на максимизации удовольствия и минимизации неудовлетворенности; эвдемоническое благополучие подчеркивает реализацию своих истинных потенциалов и достижение чувства автономии, зрелости и роста. В этих широких определениях гедонистическое благополучие регулярно оценивается субъективным благополучием, концептуализируемым как сочетание удовлетворенности жизнью и аффективного баланса между положительными и отрицательными эмоциями, а эвдемоническое благополучие часто измеряется психологическим благополучием, концептуализированным как сочетание самопринятия, позитивных отношений с другими, автономии, мастерства в окружающей среде, цели в жизни и личностного роста. Каждый из них был связан с множеством предикторов, таких как социальные отношения, жизненные события, покупательское поведение, физическое здоровье, доход и пр. [2].

Руководствуясь этой комплексной концепцией, мы операционализировали социально-психологическую адаптацию лиц с ОВЗ как состоящее из множества показателей, охватывающих аспекты гедонического благополучия (т.е. удовлетворенности жизнью и эмоционального баланса) и эвдемонического благополучия (т.е. чувство значение). Мы также добавили стресс в качестве индикатора психического здоровья в нашу конструкцию, учитывая последствия пандемии для психического здоровья.

Этот операционный подход имеет два основных преимущества: вопервых, полагаясь на множество показателей психологической адаптации, а не на какой-то один, можно сделать более широкий вывод о глобальной взаимосвязи между психологической адаптации лиц с ОВЗ и благополучием во время пандемии, а также о более тонких взаимосвязях между самими показателями благополучия. Вовторых, подразумевается, что каждый из показателей адаптационного потенциала личности имеет некоторую изменчивость на уровне между людьми и внутри человека, которая может колебаться вместе с событиями, связанными с пандемией.

343

Таким образом, посредством данного комплексного анализа исследований, нами всесторонне изучался вопрос о том, по-разному ли пандемия повлияла на психологическую адаптацию лиц с ОВЗ и практически здоровых людей. Используя крупномасштабные лонгитюдные онлайн-данные, была предоставлена возможность изучить наличие связи между благополучием и личностным адаптационным потенциалом в период пандемии. При этом мы руководствовались двумя разными, но связанными аналитическими подходами, а именно: (а) отслеживали траектории благополучия во время пандемии и (б) оценивали изменения благополучия в зависимости от критических ситуаций, возникающих в разные периоды пандемии. При последнем подходе мы также отдельно исследовали влияние пандемии на психологическую адаптацию на межличностном и внутриличностном уровнях, учитывая возможность того, что взаимодействие между пандемией, благополучием и адаптационным потенциалом будет отражаться по-разному на каждом уровне.

Было установлено, что независимо от того, насколько пандемия подрывает стремление практически здорового человека к общению, у него все еще есть социальные и психологические ресурсы, чем у лиц с ограниченными возможностями здоровья. Поскольку социальная поддержка облегчает чувство одиночества во время изоляции, можно предположить, что лица с ОВЗ сохранят свое благополучие, если смогут использовать свои ресурсы для преодоления психологических переживаний, вызванных пандемией. Действительно, в более раннем исследовании Истоминой Е.В. изучалась выборка населения города Санкт-Петербурга и было обнаружено, что лица с ОВЗ демонстрировали более высокий адаптационный потенциал к карантину из-за большей психологической устойчивости и воспринимаемой социальной поддержки. В то время, как практически здоровые респонденты стремились приписывать свои негативные чувства, возникающие из-за несоответствия человека и окружающей среды, самому вирусу (например, «социальное дистанцирование необходимо для прекращения распространения пандемии») [1]. Отвечая на вопрос о выраженном снижении самочувствия в ранний период пандемии среди практически здоровых лиц, были обнаружены исследовательские данные, свидетельствующие о том, что они

344

испытали снижение психологической адаптации в большей степени, чем лица с ОВЗ, особенно после введения интенсивного регулирования социального дистанцирования.

Эти результаты особенно важны, потому что негативное влияние регулирования социального дистанцирования на личностный адаптационный потенциал и ощущение благополучия среди практически здоровых лиц проявляется только как изменение внутри человека, но не обязательно как различие между людьми. Учитывая, что пандемия все еще продолжается, необходимо проведение новых исследований с расширенным сбором данных.

Литература

1.Истомина Е.В. Адаптационный потенциал студентов разного возраста с инвалидностью / М.А. Одинцова, Е.В. Истомина, Т.В. Ветвицкая, К.В. Самарец // Социально-педагогическая поддержка лиц с ограниченными возможностями здоровья: теория и практика: Материалы Международной научнопрактической конференции / Под ред. Ю.В. Богинской. Ялта,

2017. EDN ZBEIOR.

2.Николаева Н.В. Модель развития психологической службы в контексте цифровой трансформации // Современное образование: традиции и инновации. 2021. № 2. DOI 10.51623/23132027_121_92. EDN DIDJTM.

Этнонациональная идентичность как форма социальной идентичности

Камчыбек уулу М.

Кыргызский национальный университет им. Ж. Баласагына Бишкек, Кыргызстан myrza.kamchybekov@gmail.com

Национальная идентичность, национализм и патриотизм.

Национальная идентичность человека может пониматься как часть социальной идентичности, которая является результатом принадлежности к определенной группе, нации. Это та часть общей

345

социальной идентичности, которая выходит за рамки национального образца идентификации [8]. Согласно определению M. Bornewasser [4], за национальной идентичностью человека скрывается определенное число суждений, признание и отклонение социальных идей, организационных структур, политических целей, этические принципы, религиозные обычаи и правовые принципы и т. д., которые применяются внутри страны, регулируют требования и обязательства, которые определяют повседневное взаимодействие и уменьшают количество конфликтов в национальной системе [4, c. 36]. В этом общем смысле понятие национальной идентичности может использоваться как собирательный термин, используемый для описания и дифференциации таких разных понятий, как национальное сознание, патриотизм и национализм.

Вто время как понятие нации в обычном использовании слова также обозначает объективную совокупность всех людей в фактических пределах, используется для описания и дифференциации таких разных понятий, как национальное сознание, патриотизм и национализм.

Понятие «нация» в обычном употреблении этого слова обозначает объективную совокупность всех индивидов в рамках фактических границ, конструкция национальной идентичности относится исключительно к субъективным конструкциям, на основе которых индивиды выражают свою связь со своей нацией.

Нация – это «сконструированные сущности» или «культурные артефакты», которые имеют особое отношение только для тех, кто к ним обращается [6, c. 174]. Одной из особых трудностей является разграничение национальной идентичности, национального самосознания, идентификация, национализма и патриотизма – особенно когда не обсуждается отношение к конкретным операционализациям [1; 9; 10]. Поскольку невозможно достигнуть согласия в вопросе о том, что такое нация, то и национальную идентичность можно в целом понимать как совокупность отношений к неопределенной нации.

Вболее узком смысле национальное сознание описывает «индивидуальные когнитивные репрезентации концепции нации», то есть представления о критериях принадлежности, знании

национальных символов и аналогичных аспектах [3, c. 40].

346

Отождествление с нацией выходит за рамки национального самосознания, поскольку нормы и поведение нации становятся частью самоописания. Национализм и патриотизм, с другой стороны, могут быть описаны как нация, подтверждающая отношение индивида к своей нации, что предполагает субъективную идентификации индивида с нацией.

Теория социальной идентичности еще больше дифференцирует национализм и патриотизм. Под национализмом можно понять форму крайней внутригрупповой фаворитизации, которая выражается в идеализированном отношении человека в своей нации и часто ассоциируется с убежденностью в своем собственном превосходстве и стереотипном обесценивании внешних групп.

Национализм или слепой патриотизм следуя этому определению, предполагает поддержку собственного коллектива, если его цели разрушительны и ведут к обесцениванию внешних групп [3; 7]. В отличие от этого при конструктивном патриотизме, несмотря на высокий фаворитизм в группе конкретных сравнительных измерений (конституции, демократии, равноправия), несмотря на высокий уровень идентификации, существует критическая дистанция в отношении к собственной нации и, следовательно, нет места ее идеализации. В этом случае защиту, поддержку и солидарность находят межобщественное разнообразие, индивидуализация, культурные и религиозные различия [7].

Националистические ориентации относятся к идее нации (принцип этнического равенства), патриотические ориентации к идее культурной нации (принцип культурного равенства) и конституционно-патриотические ориентации к идее нации как национальности (принцип равенства гражданского статуса). Это идеалистические ориентации по отношению к собственной нации, которые связаны с конкретными интерпретациями и функциональными приписываниями.

Типология М.Р. Лепсиуса [7] и различие между прототипными национальными ориентациями позволяют в то же время выявить несогласованность в интерпретациях причин и последствий национальных настроений, поскольку можно более точно указать, о каком именно национальном чувстве идет речь [5].

347

Принимая во внимание различные ориентации, по которым может быть установлена национальная идентичность, возникает вопрос о том, вносят ли идентификации с нацией какой-либо необходимый вклад в социальную идентичность или же они просто выполняют компенсирующую функцию при отсутствии социальных связей. Отсутствующая или слабая национальная идентичность тогда не будет рассматриваться как дефицит, но будет выражением социальной идентичности, которая преимущественно основана на членстве в других группах, например, на региональной идентификации.

Традиционная, рефлексивная и постнациональная идентичность. Уэстл (1995) выделяет различные типы идентичности, определяя три формы национальной идентичности: традиционному национальному сознанию свойственно предпочтение своей нации или своего национального государства, независимо от главенствующих в нем политических условий. Рефлексивное национальное сознание находится в диалоге с собственным политическим сообществом, что возможно благодаря демократической конституции – равные права, как для членов своего общества, так и для представителей других демократических государств. Постнациональное сознание, как правило, не придает никакого значения нациям или принадлежности к определенной нации или национальному государству [5, с. 213].

Содержание рефлексивного национального самосознания соответствует конституционно-патриотической ориентации, в соответствии с которой предполагается рефлексивное отношение к собственной истории. Постнациональная идентичность, с другой стороны, выходит за рамки классических моделей и подразумевает те установки, в которых не важна национальная принадлежность и в которой происходит идентификация с наднациональными связями, например, такими как с Европой, или отождествлением себя с универсальными правозащитными идеалами, такими как мировое гражданство, выступающего в качестве альтернативы национальной гордости.

Изучению степени, в которой личностная идентичность в данном аспекте играет роль, пока не уделено внимание в исследованиях. Поэтому особый интерес представляет вопрос, является ли вызванное глобализацией снижение чувства безопасности в аспекте самооценки,

348

восприятия компетентности, способов управления будущим и другие факторы взаимосвязанными между собой.

Литература

1.Blank T. Wer sind die Deutschen? Nationalismus, Patriotismus,

Identität – Ergebnisse einer empirischen Längsschnittstudie. Aus Politik und Zeitgeschichte, 1997, 13, с. 38-46.

2.Blank T., Schmidt P. Konstruktiver Patriotismus im vereinigten Deutschland? Ergebnisse einer repräsentativen Studie. In A. Mummendey & B. Simon (Hrsg.), Identität und Verschiedenheit – Zur Sozialpsychologie der Identität in komplexen Gesellschaften Bern: Hans Huber. 1997, с. 127-148.

3.Blank T., Schmidt P. Verletzte oder verletzende Nation? Empirische Befunde zum Stolz auf Deutschland. Journal für Sozialforschung, 1993,33(4), с. 391-415.

4.Bornewasser M. Nationale Identität, Zugehörigkeit und Fremdenfeindlichkeit. In R. Wakenhut (Hrsg.), Ethnisches und nationales Bewusstsein (1995). 1. FIMO-Kolloquium an der Universität Florenz Frankfurt a. M.: Peter Lang Europäischer Verlag der Wissenschaften 1994, с. 29-56.

5.Forsthofer R., Martini M., Wakenhut R. Nationalbewusstsein und Orientierungen gegenüber Europa bei italienischen und deutschen Studenten. In R. Wakenhut (Hrsg.), Ethnisches und nationales Bewusstsein (1995). 1. FIMO-Kolloquium an der Universität Florenz Frankfurt a. M.: Peter Lang Europäischer Verlag der Wissenschaften 1994, с. 57-75.

6.Gallenmüller J., Wakenhut R. Theorie und Operationalisierung von Bewusstsein nationaler Zugehörigkeit. In A. Thomas (Hrsg.), Psychologie und multikulturelle Gesellschaft. Göttingen: Hogrefe. 1994, с. 65-71.

7.Lepsius M.R. Nation und Nationalismus in Deutschland. In ders. (Hrsg.), Interessen, Ideen und Institutionen. Opladen: Westdeutscher Verlag.1990, с. 232-246.

8.Schäfer B., Schlöder B. Nationalbewusstsein als Aspekt sozialer Identität. In P. Leidinger & D. Metzler (Hrsg.), Geschichte und Geschichtsbewusstsein. Festschrift für Karl-Ernst Jeistmann. Münster: Schnell Buch & Druck 1990, с. 309-348.

349