Сказкин С.Д. - Очерки по истории западно-европейского крестьянства в средние века - 1968

На основании изучения большого местного статистического материала Кауфман приходит к выводу, чго правовые, в частности, обычно-правовые отношения являются надстройкой, воздвигающейся на фундаменте чисто экономических отношений. Вмешательство государства не создает их, а следует за установившимися обычаями, которые отражают определенные хозяйственные 'потребности. Окончательный его вывод таков: «Об- щинно-уравнительные формы, 'поскольку они существуют у кочевого и полукочевого населения Азиатской России, являются продуктом естественной эволюции, и причин, коренящихся во всей совокупности условий быта и хозяйства и идущей строго параллельно эволюции хозяйственных форм, параллельно переходу от чисто кочевого к полукочевому и от последнего к оседло-земле- дельческому быту»2 7 . И далее «...не община творит уравнительные порядки землепользования, а наоборот, на общинно-уравнительных порядках слагается и опаивается земельная община» 28.

В такой же мере сложен іпуть 'появления и развития

и порядок возникновения земледельческих прав в общем движении от свободной заимки к уравнительно-передель- ной общине. И здесь мы имеем материалы, аналогичные тем, какие мы только что рассмотрели у кочевого и полукочевого населения Сибири и среднеазиатских народов. Это статистические обследования 80—90-х годов XIX в. четырех сибирских губерний и Забайкальской области. Кауфман характеризует их как материал, единственный в своем роде, потому что в Сибири в то время наблюдались процессы, которые в большей части Европейской России уже отошли в область преданий; с другой стороны, еще и потому, что процессы установления землевладения и землепользования в Сибири проходили независимо от административного воздействия, которое,

80

селенцы из европейской части России. Заимки были либо «одно-породные», разросшиеся из одной -семьи, либо «разно'породиые» — из нриселыіиков к одной-двум семьям. Первоначально это вольная заимка: наш,и где хочешь, владей «куда топор, соха и коса ходят». Но и заимка, разросшаяся в 'большое село, при земельном избытке ничем от малой заимки не отличается. Здесь также царит неограниченный захват как первоначаль-*' ная, зачаточная форма пользования землей. Здесь еще нет владения в собственном смысле, потому что против распашки земли никто не протестует. Если первый заимщик бросает ее и она задернеет, всякий другой может ее распахивать. Земля застроенная, запаханная и т. д. даже может продаваться без всякого контроля и разрешения.

По-иному обстоит дело с сенокосами, особенно если их мало. Первоначально каждый косит «по силе». Затем, когда претендентов становится много, устанавливается право ежешдного определения индивидуального сенокосного участка. Оно могло приобретать весьма своеобразную форму, например «ударное сенокошение» у уральских казаков. В уральской общине в условленный момент по удару колокола все бросаются врассыпную — кто верхом, кто на телеге — и каждый старается доскакать до облюбованного заранее участка и скосить здесь одним прикосом возможно большее пространство; все, что ему удается окосить за этот день, и есть его участок. Участки оказываются разными и размеры их зависят от «силы» данного хозяина. Но по мере «утеснения» вступает иной порядок и чем дальше, тем все больше утверждается уравнительный принцип. На пахотной земле он выражается в уравнительных переделах через определенный промежуток времени, на сенокосах — в ежегодном дележе и распределении делянок. Итак, эволюция от первоначального захвата у русского населения или общего пользования бескрайними степями у кочевников к уравнительно-передельным порядкам, к общине, распоряжающейся в качестве собственника земли всеми угодьями на принципе равенства,— такова картина, одинаковая для самых разнообразных народов независимо от их этнической принадлежности.

Вкратце остановимся здесь на вопросе о русской поземельной общине. Это необходимо прежде всего для

того, чтобы стало ясно одно принципиальное отличие русской общины от общины-марки, существовавшей на Западе. Это отличие заключается в том, что русская община на всем протяжении своего существования сохранила принцип периодического уравнительного передела, тогда как в западной общине-марке пахотная

# земля являлась, насколько позволяют судить самые ранние источники, собственностью малой семьи, переходящей по наследству. Русская община сохранилась в форме уравнительно-передельной общины на крестьянских и казачьих землях вплоть до перехода к формам коллективного землевладения и землепользования в системе колхозов. Открытые для Европы еще в первой половине XIX в. ГакстгаузенО'М русские общинные порядки поразили западноевропейского читателя: оказывается, в

на землю. Возник вопрос, в какой мере такого рода учреждение является архаическим, т. е. является ли русская уравнительно-передельная община остатком первобытнообщинного строя или о-на возникла позже и в таком случае, каковы те причины, которые привели к ее возникновению?

«Среди множества спорных вопросов русской истории, — говорит А. Кауфман, — едва ли найдется -более спорный, нежели вопрос о происхождении русской поземельной общины и характерных для нее форм урав- нительно-душевого пользования землею. Вот уже сорок пять лет, как предмет спора поставлен с совершенной ясностью, и как резко высказаны два диаметрально противоположных, друг друга исключающих взгляда: с одной стороны, взгляд Гакстгаузена, Аксакова и Беляева, по мнению которых принятая у русских крестьян система равного дележа земли основана «на первоначальной идее единства общины и равенства прав каждого члена на соответствующую долю земли, принадлежащей общине»; с другой — взгляд Чичерина, полагавшего, что первобытная община на Руси была бесповоротно и бесследно разрушена вторжением новых стихий, разложивших патриархальные родственные отношения, и эта современная русская община, «не образовалась сама собою из естественного союза людей, а устроена правительством под непосредственным влия-

82

создающуюся «живую», как он ее называет, обіщшу русских переселенцев, Кауфман весьма убедительно показывает, что государственное вмешательство в естественное появление уравнительно-передельного землепользования и общины либо -полностью отсутствовало, либо имело успех только тогда, когда оно ускоряло установление порядков, самопроизвольно выраставших из хозяйственных потребностей заимщиков. На основании этих наблюдений он решительно высказывается против взглядов Чичерина-Милюкова л склоняется к .мнению тех ученых, которые видели в русской уравнительно-пе- редельной общине (существовавшей, прибавим мы теперь, вплоть до 20-х годов XX в.) определенную ступень в эволюции архаической общины. Наблюдения над «живой» общиной приводят его, во-первых, к выводу, что такие уравнительно-передельные порядки никоим образом не следует рассматривать как простое перенесение привычек и воззрений, приносимых с родины русскими переселенцами, так как такие же порядки складываются и у кочевых и полукочевых народов при оседании их на землю. С другой стороны, появление у русских переселенцев уравнительного передела и основанного на нем общинного землевладения, равно как и существование самой общины, есть результат длительного развития, началом которого был простой захват земли и пользование ею, не ограниченное никакими правилами и нормами. Во-вторых, наблюдение над «живой» общиной приводит его к выводу, что такие порядки могут естественно сложиться там и тогда, где .и когда имеются налицо исторические условия, аналогичные тем, в которых происходило оседание на землю или переселение, наблюдаемые при возникновении и эволюции общины в Сибири. Прав М. М. Ковалевский, когда он говорит, что для того, чтобы пополнить пробелы, оставляемые документальными источниками, «мы обращаемся к Изучению действующих в наше время обычаев и обрядов, с целью найти в них какие-нибудь следы исторической старины» 30.

С этих позиций и с должной осторожностью А. А. Кауфман резюмирует свои исследования «живой»

30 М. М. К о в а л е в с к и й . Общинное землевладение. Причины, ход и последствия его разложения, ч. I. М., 1879, стр. 80.

84

общины и к его заключению нельзя не присоединиться: «Изучая живую историю, применяя метод переживаний, мы можем с достаточною, мне кажется, научной объективностью прийти к тому заключению, что эволюция форм крестьянского землевладения и землепользования и в прошлом не могла быть продуктом административного воздействия, что это последнее могло играть и здесь j лишь более или менее случайную, более или менее п о у бочную роль, что оно могло, 'в известных случаях, только ускорять естественную эволюцию, но не в состоянии было навязать крестьянской жизни чуждые и нежелательные ей формы. Но наше положение станет гораздо

положительных заключений, — если, в частности, мы будем пытаться этим способом реконструировать картину действительной эволюции крестьянского землевладения и землепользования в нашем отдаленном прошлом, а тем более, если этим методом мы захотим выяснить причины интересующей нас эволюции. Я лично думаю, что при полном тождестве условий эволюция крестьянского землевладения и землепользования в Европейской России должна была идти, в общих чертах, тем же путем, каким она еще и в настоящее время идет в наших многоземельных окраинах. Но я не могу не сознавать, что такого рода основанное на аналогии заключение будет убедительно только для того, кто так или иначе предрасположен к теории самопроизвольного зарождения и развития форм общинного землевладения и землепользования» 31.

Необходимо, однако, наперед предостеречь себя от всякой идеализации общины, тем более, что такая идеализация была издавна распространена среди "русской интеллигенции. В общине видели чуть ли не залог безболезненного перехода от феодальных или полуфеодальных порядков прямо в царство социализма и социальной справедливости (народники). Более трезвое рассмотрение, конечно, допускает тот факт, что существование до последнего времени у нас в России, а затем в СССР уравнительно-передельной общины облегчило

31 А. А. К а у ф м а н . Русская община..., стр. 439—440.

85

переход к коллективному хозяйству нашего времени, но на западе, где уравнительно-передельный характер в общине давно уже исчез и установилась частная собственность (или наследственное держание, как в -средние века) на пахотную землю, развитие капиталистического хозяйства встретило в деревенской общине «с ее трехпольем или даже принудительным севооборотом препятствие для перехода к более интенсивным формам полеводства. Энгельс прямо говорит, что на известной ступени общественного развития общинная собственность превратилась в оковы, в тормоз сельскохозяйственного производства. Да и у нас в России община, несмотря на ее весьма архаическую форму, стала разлагаться изнутри в результате развития в ней капиталистических отношений (кулачество), и если бы не революция, которая создала строй совершенно новых, построенных на принципе социализма отношений, и русская община, вероятно, при дальнейшем развитии капитализма скоро перестала бы существовать. ...общинная собственность в России, — писал Энгельс в 1875 г . — давно уже пережила время своего расцвета и по всей видимости идет к своему разложению. Тем не менее бесспорно существует возможность перевести эту общественную форму в высшую, если только она сохранится до тех пор, пока созреют условия для этого и если она окажется способной к развитию в том смысле, что крестьяне станут обрабатывать землю уже не раздельно, а совместно, причем этот переход к высшей форме должен будет осуществиться без того, чтобы русские крестьяне прошли через промежуточную ступень буржуазной парцелльной собственности» 32.

Перейдем теперь к изучению европейской деревни как формы поселения и как организации мелких непосредственных производителей, а затем посмотрим, чем эта община-деревня стала в феодальной структуре европейского общества. При этом надо заметить, что в целом в течение всего господства феодальной формации роль деревни-марки в этой структуре подвергалась относительно небольшим изменениям. «Марка, — говорит Энгельс в одноименной статье, — сохранялась на протяжении всего средневековья в тяжелой непрерывной борь-

32 К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с . Соч., . 18, стр. 545—546.

86

бе с землевладельческой знатью» 33. Даже несмотря на закрепощение крестьян и появление вотчины, марка продолжала сохраняться. «Когда феодал — духовный или светский — приобретал крестьянское владение, он вместе с тем приобретал и связанные с этим владением права в марке. Таким образом, новые землевладельцы становились членами марки и первоначально пользовались в пределах марки только равными правами наряду с остальными свободными и зависимыми общинниками, даже если это были их собственные крепостные. Но вскоре, несмотря на упорное сопротивление крестьян, они приобрели во многих местах привилегии в марке, а нередко им удавалось даже подчинить ее своей господской власти. И все же старая община-марка продолжала существовать, хотя и под господской опекой» 34.

Наличие общины-марки во всех -районах Европы, занятых германскими и славянскими племенами, само по себе является достаточно веским аргументом в пользу

щинное землепользование. Однако поскольку ряд современных исследователей, защитников изначального существования частной собственности на землю, стараются доказать ее вечность и незыблемость как основы человеческой культуры, — лам .необходимо, помимо общих теоретических соображений, приведенных выше, остановиться на прямых доказательствах существования общинного начала у так называемых «варваров» в период расселения их на территориях, принадлежавших Римской империи. Каким образом шло расселение «варваров»? Вероятнее всего, что они, захватывая земли у местных жителей, боялись распылиться среди побежденных, т. е. среди галло-римского или чисто римского населения, и поэтому предпочитали селиться такими организациями, которые были привычными и в работе и в борьбе, т. е. какими-то кровнородственными группами35.

0 1 0 п о группам родственников.

87

Об этом свидетельствуют «варварские кладбища» (les cimetieres barbares) иа территории современной Франции, раскопки которых убеждают нас в родственной близости захороненных. Об этом свидетельствуют также и имена деревень, начинающиеся со слова Fer (например, Fer-champenoise) и происшедшие, как думает М. Блок, •от древнегерманского слова «фара» (род или даже скорее клан). Об этом же говорят многочисленные названия деревень, представляющих собой видоизменение родительного іпадежа собственного имени, имени родо-

германский порядок слов, примененный к латинской речи).

• А. И. Неусыхин на основании тщательного анализа Салической и других Варварских правд пришел к выводу, что такими кровнородственными группами были большие семьи, включавшие в себя, каік показывает счет родства по Салической правде, три поколения родичей и ведущие свое происхождение от одного предка. Однако большая семья у франков находится в процессе разложения и образования индивидуальных семей. Салическая правда уже знает случаи отказа от родства и всех тех іпра.в и обязанностей, которые были связаны с родством (участие в уплате виры и получении части виры, право наследования, соприсяжничество). Эти обязанности (уплата виры, например) были тогда настолько тяжелы, что разоряли франка-члена такого союза родственников, и поэтому віполне понятно, что многим свободным франкам, особенно зажиточным, такой отказ от родства казался выгодным. Он терял при этом право на получение виры, но зато более не был обязан платить свою долю виры, не был обязан выступать в качестве соприсяжника и т. д. Его отказ от родства в пределах болдоой семьи приводил, естественно, к образованию малой индивидуальной семьи, со всеми вытекающими последствиями, из которых самым главным было установление наследственного владения на землю (двор и раньше был в его собственности, теперь же прибавлялось право распоряжения пахотным участком и права пользования общинными угодьями), т. е. аллода. Община мало-помалу превращалась в совокупность домо-

88

хозяйств, главы которых юридически ие были родствен-

ного производителя на землю всегда возможны посторонние присельники, связанные с общинниками только единством своей производственной деятельности и территорией, на которой эта деятельность осуществляется. Так и возникает соседская община-марка.

Эти общие замечания относятся, конечно, не только к франкам, о которых выше шла речь, но и к другим германским и славянским племенам, расселявшимся по Европе в IV—VII вв.

Быть может, наиболее ярко говорят об общине и об общинном землевладении источники по истории лангобардов 36. Причину этого следует, вероятно, искать в том факте, что завоевание лангобардами бывшего центра позднеримского государства и римской культуры не могло не вызвать бурной реакции римлян, часто изгоняемых и истребляемых в ходе завоевания. О том, как проходило завоевание, рассказывает современник этого события Павел Диакон. Он говорит, что приемник Альбоина (лангобардского герцога, под главенством которого лангобарды вторглись в Италию) Клеф умертвил или изгнал из Италии много влиятельных римлян и что после его смерти (конец VI в.) вновь было перебито значительное число знатных римлян, а остальных лангобардские поселенцы поделили между собой с тем, чтобы они вносили в их пользу (очевидно, в пользу каждой семейной или родовой группы) третью часть своих доходов. Те же источники совершенно определенно говорят нам о том, что лангобарды расселялись по Италии какими-то кровнородственными группами. Бургундский

Это же явствует из заявления Павла Диакона о том, что

89