4.3. Эпоха Возрождения: Гуманизм и Реформация

Эпоха Возрождения (ХV – ХVI вв.) является переломным моментом в истории Западной цивилизации. Это был период кризиса феодализма и зарождения капиталистических отношений, период широкого развития торговли и городов, чему в немалой степени поспособствовали Великие географически открытия этого времени, главным из которых явилось открытие Америки Колумбом (1492 г.). Это был период радикальной модернизации социально-политической и идеологической системы Средневековья, сопровождающийся кровавыми военными столкновениями, проходившими, как правило, под религиозными лозунгами. Это был период перехода от феодальной раздробленности к формированию особого рода социально-политических образований – национальных государств, которым было суждено стать основными геополитическими игроками Нового времени.

В идейном плане наиболее характерными чертами эпохи Возрождения следует считать развитие двух мировоззренческих концепций, одна из которых носила преимущественно светский, а другая – религиозный характер. Речь идет о движениях, получивших, соответственно, названия Гуманизма и Реформации.

Гуманизм – культурное движение эпохи Возрождения, берущее свое начало в Италии (особенно следует подчеркнуть вклад Флоренции) во второй половине XIV века. Итальянский гуманизм разрабатывался относительно небольшим кружком т.н. гуманистов – мыслителей и культурных деятелей, объединившихся на почве изучения и преподавания того, что позже будет именоваться гуманитарными науками, а именно: риторики, грамматики, поэзии, истории, моральной философии. Базой изучения этих наук служила для гуманистов классическая греко-латинская культура, что серьезно контрастировало с господствующим в то время схоластическим (средневековым) подходом. Основываясь в своей деятельности на античной культуре, исходя из античных идеалов, гуманисты, фактически, выполняли дело возрождения античного наследия (во многом утраченного в средние века). Собственно говоря, это и позволило в дальнейшем поименовать соответствующий период как эпоху Возрождения.

Подобное нарастание интереса к духовному наследию Античности следует рассматривать как весьма показательную тенденцию, говорящую о кризисе теоцентризма как мировоззренческой парадигмы. В эпоху Возрождения большее внимание уделяется уже не «небесам», но «земле», взор устремляется не на Бога, но на человека, совершенство и совершенствование которого ставится во главу угла. (Не забудем, что культ совершенного человека, нашедший свое яркое воплощение в древнегреческом искусстве, весьма типичен для Античности). Мировоззренческое доминирование получают антропоцентризм и пантеизм.

Антропоцентризм, как мы помним, – это мировоззренческая позиция, в которой центральное место отводится человеку (антропос). Эпоха Возрождения по существу реабилитирует тему человека, оттесненную теоцентризмом Средневековья в область маргиналий.

Показательной в этом отношении является знаменитая «Речь о достоинстве человека», принадлежащая великому гуманисту Джованни Пико делла Мирандола (1463 – 1494 гг.).

Пико говорит о «неопределенном» и «срединном» положении человека между миром земным и миром божественным. Отсюда делается вывод, что человек не предопределен в своих действиях, он, как скажут позже философы-экзистенциалисты, «обречен на свободу». Человек сам волен выбирать и образ своей жизни, и характер своих деяний. Занимая «срединное» положение, человек может двигаться «вниз», опускаясь до животного состояния, но может двигаться и «вверх», возвышаясь до уровня Бога. Человек, являющийся «своим собственным скульптором и творцом», – вот величайшее чудо Природы, феномен, в наибольшей степени заслуживающий исследовательского внимания.

Пантеизм (от греч. пан – всё, всякий, и теос – бог, божество) – система взглядов, в которых Бог и природа рассматриваются как по сути тождественные.

То, что в эпоху Возрождения на смену средневековому теоцентризму приходит пантеизм, также весьма знаменательно. Бог, «растворяясь в природе» и теряя тем самым свой трансцендентный характер, становится предметом философского размышления и научного исследования. (А это было совершенно невозможно в рамках религиозного мировоззрения, исходящего из трансцендентного характера Библейского Бога и, соответственно, учившего, что «пути Господни неисповедимы».) С другой стороны, в рамках пантеистической позиции природа как бы возвышается до уровня Бога, становится Природой, то есть предметом, достойным всяческого внимания, предметом, предельно актуальным для научного исследования.

Так земные интересы все более настойчиво заявляют о своих притязаниях, под их натиском религиозная ортодоксия теряет свою значимость.

Более того, в эпоху Возрождения религиозная (католическая) ортодоксия Средневековья испытывает противодействие не только со стороны светской культуры («извне»), она получает серьезный удар и «изнутри», то есть в рамках самого религиозного мировоззрения. Этот удар наносит протестантизм, новая конфессия христианства, отколовшаяся от католицизма в первой половине XVI века. Процесс раскола католической церкви, реконструкция христианского учения в рамках протестантизма и получили название Реформации.

Надо сказать, что ответственность за Реформацию во многом несет сам средневековый католицизм. И концептуальное развитие католической доктрины, и практическая политика католической церкви подготавливали почву для протеста, почву для религиозного «взрыва», которым и стала Реформация. Показательным в этом отношении является рассмотрение католического «учения о спасении», получившего систематическую разработку в средние века.

Согласно католическому представлению человек, будучи отягчен первородным грехом, сам спастись не может. Его природа безнадежно испорчена, его плоть, его желания, его помыслы – греховны. Он, фигурально выражаясь, находится на дне глубокой ямы, из которой выбраться человеку самостоятельно никак не под силу.

Такая ситуация была бы полностью безнадежной, если бы не искупительная жертва Христа. Иисус Христос, Сын Божий, будучи распят на кресте, принял на себя грехи человечества и своей кровью смыл их. В результате христианин, то есть уверовавший во Христа, может считаться извлеченным из «ямы» первородного греха, однако на этом действие искупительной жертвы Христа заканчивается. Человек (христианин) как бы «застывает» в неопределенном состоянии – «на краю ямы». И теперь личностное спасение христианина будет всецело зависеть от его собственных действий. Являясь по своей природе свободным, человек может совершать добрые (богоугодные) дела, но может и грешить, совершать злые дела. В конечном счете, все зависит от баланса добрых и злых дел.

Так возникает характерная для католической доктрины метафора весов, на одну чашу которых помещаются добрые дела, а на другую – злые. Если перевешивает чаша добрых дел, человек обретает спасение, направляется в рай; если же перевешивают злые дела, человек отправляется в «геенну огненную», попадает в ад.

Но, что весьма показательно, согласно католическому учению, человек (прихожанин) не способен самостоятельно рассчитать свой баланс добрых и злых дел. В этом ему может помочь только «профессиональный аудитор» – католическая церковь в лице своих служителей. Именно поэтому любому католику настоятельно рекомендуется регулярно проходить таинство исповедования. Только исповедуясь, предоставляя полный отчет о своих действиях за «прошедший период», прихожанин доставляет всю значимую информацию до священнослужителя («аудитора»). На основе полученной таким образом информации представитель церкви принимает компетентное решение о состоянии баланса добрых и злых дел прихожанина и рекомендует последнему, какие действия в его случае наиболее целесообразно применять.

Принимая и навязывая христианам такое учение, католическая церковь очевидным образом помещает себя между человеком и Богом, полностью монополизируя канал их взаимосвязи.

С одной стороны, прихожанам католической церкви не дозволяется самостоятельно интерпретировать Библию (в средние века даже чтение Библии простым прихожанам было запрещено). Таким образом, католицизм делает Священное Предание де факто более значимым по сравнению со Священным Писанием. Бог в католицизме открывается прихожанам только при посредничестве и в интерпретации церкви.

С другой стороны, и прихожанин открывается Богу (в процессе исповеди) только при посредничестве, при непосредственном участии церкви. Церковь в католицизме обретает могущественную, можно даже сказать, абсолютную власть. Но, как известно, «власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно». Не миновала «чаша сия» и католическую церковь в период позднего Средневековья.

Особую роль в этом процессе «развращения» католической церкви сыграла практика распространения индульгенций, против которой в первую очередь и восстал (сам будучи простым католическим священником) основоположник протестантизма – Мартин Лютер (1459 –1530). Что же представляла собой эта практика?

Дело в том, что в католическом «учении о спасении» существовало одно обладающее, как сейчас бы сказали, коррупциогенным потенциалом место. Действительно, католики спасаются добрыми делами. Но как быть с «излишком» добрых дел, который обеспечивают особо праведные, святые люди. Дело своего личного спасения эти добродетельные прихожане выполнили с лихвой, соответственно получился избыток добрых дел, не использовать которые, – посчитала католическая церковь, – было бы неразумно, не по-хозяйски. И католическая церковь образует «фонд добрых дел» под управлением папы римского.

Цели данного «фонда» были самые благородные. Допустим, к концу своей жизни много грешивший человек «прозрел», он понял истину христианства и страстно желает обрести свое спасение. Да вот беда, грехи не позволяют. Как быть в этом случае?

Стандартный ответ: «надо компенсировать перевес грехов, совершая добрые дела», – уже не проходит. Человек, находящийся, например, уже на смертном одре, просто физически не имеет времени для совершения нужного количества добрых дел.

Для разрешения подобного рода форс-мажорных ситуаций и создавался «фонд добрых дел». Прозревший грешник получал возможность написать соответствующее прошение на имя папы римского и мог, в принципе, рассчитывать на христианскую помощь. Формальным выражением такого рода помощи выступала индульгенция – ценная бумага, в которой, как уверяла церковь, «содержится» определенная толика добрых дел. Через получение индульгенций, – учила католическая церковь, – также можно обрести спасение.

Однако, как говаривал один политический деятель в современной России, «хотели как лучше, а вышло как всегда». Индульгенции, мыслившиеся изначально как форс-мажорное средство спасения, оказались в руках католической церкви весьма выгодным товаром. Распространилась практика продажи индульгенций. Теперь состоятельным людям даже не надо было раскаиваться в своих грехах, можно было просто купить индульгенцию. И не только себе, но и своим родственникам, своим знакомым. Так католическая церковь организовала весьма выгодный бизнес, однако авторитет и моральное влияние католицизма оказались при этом сильно скомпрометированными.

Гром разразился 31 октября 1517 года, когда на двери Замковой церкви в Виттенберге (административный центр княжества Саксония, Германия) Мартин Лютер вывесил легендарные 95 тезисов, в которых содержалась критика практики индульгенций и эксклюзивных прав римского папы прощать грехи. В них также содержался протест против характерного для католической доктрины утверждения Священного Писания как единственного авторитета. С этого момента принято отсчитывать историю протестантизма и Реформации.

Общий пафос протестантизма заключался в устранении церкви как посредника между Богом и человеком. Человек и Бог, полагают протестанты, должны взаимодействовать непосредственно, находиться в отношениях тэт-а-тэт. В протестантизме церковь утрачивает священный характер (происходит десакрализация церкви). Священное Предание теряет свой авторитет, во главу угла ставится Священное Писание. При этом роль интерпретатора Священного Текста отводится отдельному человеческому индивиду, который, опираясь на свое разумение, на свою личностную веру, может и должен, считают протестанты, постигнуть смыслы Библейского Откровения.

Запущенный Реформацией процесс десакрализации церкви дополнялся и процессом ее секуляризации. Секуляризация (от позднелат. saecularis – мирской, светский) – это термин, обозначающий изъятие прав собственности на материальные блага (в том числе на землю) из церковного, духовного ведения и их передача светскому, гражданскому ведению. Католическая церковь в период средних веков накопила огромные богатства, и проводимый протестантизмом процесс секуляризации обогащал и существенно усиливал светские власти, ограничивая в то же самое время политические возможности католической церкви. Надо ли говорить, что идеология протестантизма была с воодушевлением поддержана многими представителями гражданского общества того времени, в том числе и влиятельными светскими правителями.

Протестантизм как идеологическая программа по существу подготавливал возникновение западноевропейского капитализма. Обоснованию этого положения посвящена знаменитая книга М. Вебера (немецкого социолога конца XIX – начала ХХ веков) «Протестантская этика и дух капитализма». Знакомство с основными положениями этой книги представляется весьма поучительным.

Вебер, обращая внимание на статистически значимый факт успехов капитализма в местностях проживания протестантов, пытается реконструировать мотивационную логику протестантизма, способствующую развитию капиталистических отношений. Ключевым моментом, полагает Вебер, здесь можно считать доктрину предопределения, принятую в кальвинизме (направление протестантизма, основоположником которого является еще один выдающийся деятель Реформации Жак Кальвин (1509–1564)). Согласно этой доктрине (жестко противостоящей католической концепции спасения через совершение добрых дел), спасение христианину невозможно «заработать». Уже изначально каждому человеку предопределено, будет ли он спасен, обретет ли он вечную жизнь или «превратится во прах». Изменить здесь ничего нельзя.

Более того, согласно кальвинисткой доктрине, человек не может и узнать о своем предопределении, он не может постигнуть Божественный Замысел. В этом плане кальвинизм отводит человеку роль не промыслителя, но «руки Божьей». Не имея возможности «заглянуть» в Божественный Разум, человек должен служить Богу как Его соучастник в земном устроении. Человек не должен излишне мудрствовать, он не должен уходить от мира в монастырь якобы для службы Богу. Нет, человек просто должен честно и усердно заниматься своим мирским делом, делом, к которому приставлен. Дворник должен подметать, пекарь – печь хлеб, купец – торговать. Только выполняя свое мирское предназначение (понятие призвания, предназначения (нем. Beruf) играет огромную роль в протестантизме!), человек в действительности и служит Богу.

Казалось бы, кальвинистская доктрина предопределения, постулируя невозможность для человека изменить и узнать свою судьбу, должна была бы обернуться фатализмом, безынициативностью, когда человек просто покоряется своему року, фатуму, пребывает в пассивности. Но, как мы знаем, нет ничего более далекого от духа капитализма (всегда предприимчивого, инициативного), нежели человеческая пассивность. Как же этике протестантизма удается ее преодолеть?

Дело в том, замечает Вебер, что в доктрине предопределения (несмотря на всю её жесткость) механизм запуска человеческой активности все-таки «встроен». Хотя человек не в состоянии узнать, будет ли он спасен, однако он может получить надежду на спасение. Надежда уместна тогда, когда человеку удается преуспевать в своем деле. Профессиональное процветание может служить намеком на избранность Богом, поэтому протестант будет всеми силами его добиваться. (Заметим, что оборотной стороной этого положения является характерный для протестантской культуры страх оказаться неудачником, «лузером». Ведь это будет свидетельствовать не больше и не меньше, как об утрате всякой надежды на небесное спасение).

Пытаясь обрести надежду на богоизбранность, на личностное спасение, протестант будет все свои помыслы, всю свою энергию направлять на профессию. Поскольку в рыночном обществе мерой профессионального успеха оказывается денежный доход, протестант будет стремиться к максимизации своего денежного благосостояния, но только не путем обмана, не путем насилия, но путем честного и добросовестного выполнения своих профессиональных обязанностей.

Все свое время (за исключением минимально необходимого для восстановительного отдыха) протестант будет направлять на «дело», поскольку, как гласит протестантская максима, «время – деньги». Всю свою инициативу протестант будет задействовать для развития своего «дела». При этом протестант не будет бояться показаться в смешном свете, протестант не боится социального осуждения, он вообще может не считаться с мнением других людей. Главное для протестанта – внутреннее чувство правоты как служения всегда незримо присутствующему в нем Богу.

Не удивительно, заключает Вебер, что человек, руководствующийся подобными представлениями, человек, управляемый такими мотивами, неизбежно становится промоутером («продвигателем») капиталистического образа жизни, капиталистических отношений. Так протестантская этика способствует развитию духа капитализма.