Раздел 4. Восприятие речи

Как уже говорилось, восприятие речи и ее порождение не явля­ются зеркальными, однако во многом предопределяют друг друга. С точки зрения содержательной процесс восприятия речи в общем ясен. Игнорируя различия в терминологии и обобщая разные ввды градаций, в нем можно выделять следующие аспекты:

собственно восприятие материальных носителей языка;

расшифровка их по линии языковых кодов;

понимание содержания сообщения (Лурия А.Р., 1979, с.291 и далее).

Глубина понимания может быть различной, но, по крайней мере, она должна включать контекст и хотя бы частично - прагматику высказывания. Что же касается механизма обработки речевого сигнала, то он известен пока лишь в общих чертах. Здесь гораздо больше вопросов, чем ответов.

Рассмотрим последовательно обе стороны проблемы.

4.1. Восприятие и понимание сигнала

Для понимания получаемого речевого сигнала нужен ряд условий: способность идентифицировать фонетические единицы, понимать значение слов и фраз и всего сообщения в целом. Логически это можно представить в виде цепочки: звук-слово-фраза-текст-подтекст. Подчеркнем еще, что эти этапы не разворачиваются последовательно во времени - возможны "наезды", "обгоны", "возвраты", и об этом пого­ворим далее, здесь же важно уяснить, что все эти звенья в массе не­обходимы.

4.1.1. Фонетический уровень. Восприятие фонетических единиц очень глубоко изучено в работе Дж.Фланагана "Анализ, синтез и восприятие речи" (1968). Будучи видным ученым в области электроакустики, автор все же склоняется к мысли, что распознание лингвисти­ческих элементов основано на знании контекстуальных, грамматиче­ских и семантических закономерностей данного языка. Речь является многомерным сигналом, вызывающим лингвистические ассоциации, и именно последние определяют ее фонетическую воспринимаемость. Экспериментальное различение речеподобных сигналов показало, что при восприятии они делятся на две категория: либо ассоциируются с лингвистическими образами, либо нет. Дж.Фланаган полагает, что сигналы второй категории требуют меньшего участия центральной нервной системы. Органы слуха чрезвычайно чувствительны при дифферен­циации частоты и интенсивности: средний слушатель может различать около 350 000 тонов, но, несмотря на это, изолированные звуки с трудом различаются и опознаются. Средняя узнаваемость звуков -55%. Важную роль в опознавании согласного звука играет соседний гласный.

В психолингвистике известен спор акустического (Р.Якобсон) и моторного (Л.Чистович) направлений в интерпретации процессов восприятия звуков. Обе теории подтверждены фактами, и, по-видимому, в реальном восприятии звуковых единиц оба аспекта - акустиче­ский и артикуляционный имеют место. При акустической трактовке речь воспринимается шаг за шагом: сначала узнается "губной признак", который в соединении со "звонкостью" дает нам единицу более слож­ную - [б]; далее звуки объединяются в слоги, слова, слова в фразы и т.д. и т.п. Моторная идея исходит из того, что акустические сиг­налы вызывают моторную встречную активность и только так могут быть восприняты. Восприятие человеком собственной речи (контроль) осущеставляется тем и другим способом. Назальность, сонорность, характер основного тона контролируются слухом, а место образования - артикуляторными ощущениями. Если можно апплицировать процесс контроля на процесс восприятия чужой речи, можно дать "сестрам по серьгам": одни свойства речи опознаются по акустическим факторам, другие - по артикуляционным (Фланаган Дж., 1968, с. 311; ЛеонтьевА.А., 1969, с. 120).

Модель "анализа через синтез" также строится на принципиаль­ной связи восприятия речи с ее порождением. М. Халле и К. Стивенс (1964) разработали модель для фонологического уровня, предположив при этом, что она может работать и на других уровнях, более высо­ких. В рамках этой модели слушатель начинает анализ не с учета отдельяных дифференциальных признаков фонем, но с предположения о сигнале. На основе этого он порождает внутренний сигнал и срав­нивает их, и так до тех пор, пока не получится адекватный резуль­тат. Единицами восприятия могут быть слоги, слова, фразы. Зависит это от условий восприятия. Полагают, что ведущей единицей является слово. В условиях привычных речевых сигналов это действительно так. Но стоит ввести малознакомое слушателю слово, он переходит на бо­лее низкие уровни - на уровень слога и фонемы. Характер восприятия зависит от цели слушания, ср., противоположные: понять общий смысл высказывания - написать диктовку.

Полагают, что слушатель регулирует скорость обработки речево­го сигнала. Если фонетическая информация предугадывается мгновен­но, он больше внимания уделяет просодическим единицам, если вызы­вает затруднения - на нее направляются все усилия.

Различимость звуков зависит от лингвистического опыта. Это дает возможностъ нам понимать шепелявую, картавую, гундосую и т.п. речь. Ср. в этой связи прелестно обыгранную ситуацию с дефектологом в фильме "По семейным обстоятельствам". Однако возможно и непонимание, на котором строятся многочисленные анекдоты, шутки и т.п.

Так, автору доводилось быть свидетелем спора двух реципиентов о фонетической интерпретации фразы в рекламном ролике, с привлечением лингвистических и экстралингвистических сведений: (Напев) Сретенка, 9, Армянский, дом 5.

А. Ваши заводы мы можем поднять //

Б. Ваши заботы мы можем понять, Будьте уверены твердо вы в нас, Ваши проблемы решит НБ-траст.

С точки зрения фонетической, обе фразы (А и Б) правильны и воз­можны, так как [б ] и [в ] путаются как губные, а [ д] легко выпадает в условиях пения.

Аргументы 1 А: поднять заводы - это солидно!

Аргумент 1 Б: понять заботы - это войти в душу!

Аргумент 2 А: но тема забот идет в четвертой строчке, повтор неуместен, надо побольше информации!

Аргумент 2 Б: ты думаешь, автор такой умный?! к тому же в рекламе маслом каши не испортить.

Понятным образом, такие случаи крайне редки. Обычно восприятие звука идет бессознательно, не контролируется. Сознание же включает­ся только в условиях сбоя.

4.1.2. Слово. Понимание слов является исходным элементом в понимании речевого сообщения. Известно, что большинство слов во всех языках мира полисемичны. В речи же слово обычно выступает в одном своем значении. Таким образом, необходимо понять, какое значение задействовано. Обычно контекст помогает нам установить его доволь­но легко, например: хлеб растет ("злаки"), хлеб на току ("зерно"), хлеб с колбасой ("продукт"), пышный хлеб ("булка", "буханка"). Од­нако возможны контексты, в которых различия нивелируются, ср.: будет хлеб - будет песня (то ли "зерно", то ли "продукт"). Впрочем, в данной ситуации это не важно. Но вот хлеб горел может обозначать уничтожение хлеба посредством огня (на корню) и гниение, прение влажного зерна на току.

Понимание слова должно включать и его глубинные смыслы, то, что А.А.Потебня называл "дальнейшим значением" слова, национально-культурную специфику. Так, то же слово-значение хлеб не может быть одинаковым для человека, перенесшего голод, и для жирующего, для крестьянина и для рабочего и т.д. Еще более это касается абстракт­ных единиц, обозначающих человеческие отношения, чувства. Какое значение вкладывает в слово люблю юный Вертер, Казанова, дон Жуан, ваш друг? Успех общения зависит именно от правильности, глубины понимания.

В условиях билингвизма особое значение имеет умение абстрагироваться от привычного для родного языка значения в условиях межъ­языковой омонимии, которая составляет мощный класс слов в случае близкородственного украинско-русского двуязычия; напр., рус. пустой человек - укр. пустий чоловік; пустая порода - пуста порода; пустая мечта - марна мрія; пустой борщ - пісний борщ и др.

Не менее важен учет так называемого идиоэтнического ореола, окружающего значения слов в конкретных языках, ср. рус. береза и укр. верба.

4.1.3. Фраза. Понимание фразы обеспечивается наличием в сознании глубинных ядерных моделей и правил трансформации, о которых го­ворилось ранее. Скорость и правильность понимания зависят от степе­ни совпадения / отклонения поверхностной структуры и ядерной модели.

Так, легко и адекватно воспринимаются предложения типа: Девочка чатает книгу (S-P-O), даже в случае их осложнения: Маленькая девочка читает иллюстрированную книгу. Такие предложения, по А. Лурии (1979), выражают "коммуникации события". В них порядок собы­тий соответствует порядку слов. Но вот фраза: Мальчик попросил кни­гу уже сложнее, так как "мальчик просил другого человека", и этого второго человека нужно ввести в предложение: "Мальчик попросил учи­теля, чтобы тот дал ему книгу". По наблюдениям А.Р. Лурии, малень­кие дети ошибаются в определении направления реального действия: от мальчика или к нему. Известную сложность восприятия вызывают предложения, выражающие коммуникацию отношений. И если конструкция брат отца легко расшифровывается взрослыми ("дядя"), то уже сестра зятя, брат жены брата вызывает беспокойство. Такие конструкции сейчас широко распространены, поскольку старые номинации, обозна­чающие отношения свойства (шурин, золовка, деверь и т.п.), исчеза­ют. Трансформация идет по линии переноса определений в родительном падеже в препозицию субъекта: зятя сестра; моего брата его жены брат. Для того чтобы понять, о чем идет речь в конструкции типа дочь сестры жены брата, установить степень родства и предположить возможный характер отношений, слушатель часто апплицирует ситуацию на свою семью: "Вот мой брат, это его жена Оля, у нее есть сестра Катя, а у той дочь Вера". Если последнее звено отсутствует, его мож­но предположить, если же отсутствуют более близкие к слушающему единицы, определить смысл тяжело. Тогда в качестве модели используют знакомую семью, где есть брат и его жена. Понятно, что поиски требуют времени. Иногда в таких случаях разговор прерывается, иног­да реципиент игнорирует последующую информацию, слушая вполуха, а тем временем устанавливает "кто есть кто", а иногда принимает для себя формулу "десятая вода на киселе". Все зависит от условий обще­ния и цели рассказа об этой «дочери сестры жены брата».

Сложность для синтаксического восприятия представляют конструкции, в которых подлежащее и сказуемое далеко отстоят друг от друга, разбиты придаточными предложениями, вводными конструкциями. Для этого их надо сблизить, затормозив связь с близлежащими элементами. Анализ сравнительных конструкций часто невозможен без знания ситуации. Покажем на примере. Так, А. Лурия (1979, с. 232-233) уста­навливает ряд трансформаций для конструкции Петя сильнее Вани, Оля светлее Сони: 1) Ваня тоже сильный // Соня тоже светлая, 2) Петя еще сильнее // Оля еще светлее, 3) Петя более силен, чем Ваня // Оля более светлая, чем Соня. Полагаем, однако, что "светлый" и "сильный" входит в скалярно-антонимичный комплекс, и можег быть ситуация, когда Ваня и Петя слабы, но один из них чуть сильнее, т.е. допуск: Ваня тоже сильный - не корректен. То же можно сказать и относительно фразы Оля светлее Сони, но темнее Кати. Логический ряд: Оля светлее, чем Соня, а Катя светлее, чем Оля, т.е. Катя бо­лее светлая, чем Оля, а Одя более светлая, чем Соня, г»е» мера "светлости" может быть представлена так: Катя>Оля>Соня. Однако опять заметим, что они могут быть темными, русыми разной степени, т.е. изначальный допуск, что "Соня светлая", наверен. Понимание таких конструкций основано на абсолютном знании одного из объектов: того, с чем сравнивают; какой Ваня? Какая Соня? Ср., например; Оля умнее Кати, - Это еще не похвала («Я то знаю Катю»).

4.1.4. Текст и подтекст. Базой для понимания текста является стунпенчатое понимание всех предыдущих уровней понимания, т.е. оно возможно только в том случае, если обеспечена фонетическая интерпретация, установлено значение слов и синтаксическая структура предложения, т.е., по М. Бирвишу (1988), реализованы фонетический, синтаксический и семантический уровни понимания.

Однако полное понимание требует проникновения в глубинный смысл предложения (текста). Одна и та же фраза в зависимости от речевой ситуации может обозначать порою довольно далекие смыслы. Так, обычная фаза, сказанная одним из родителей: Я иду в школу может обозначать: "Наконец-то я решилась поговорить с директором о стиле поведения этого учителя" // "Меня вызывают в школу" // "Если не идешь ты, приходится мне" // "Опять родительское собра­ние" и т.д. Полное понимание текста на всех уровнях, включая и контекст, далеко не всегда обеспечивает необходимую глубину пони­мания. Особенно хорошо это видно при восприятии художественных произведений, философских эссе.

Bo-первых , они зачастую требуют включения в более широкий национально-культурный, исторический, научный и эстетический контекст. Так, русскому человеку малопонятна, если не совсем непонятна, традиционная китайская поэзия; современный человек должен "перевести" схоластические философские произведения средневековья на современный научный стиль, что не так просто, и т.д. и т.п. По­этому зачастую создается ситуация, когда реципиент отдельные пред­ложения понимает, но общий смысл отрывка, "идея" оказываются для наго недоступными. Во-вторых, восприятие нетривиальных текстов требует некоторой эстетической, логической интуиции, вырастающей из опыта интерпретации таких текстов, что позволяет мгновенно схватывать опорные звенья, устанавливать вехи движения мысли. Так, читательский опыт говорит нам, что основной смысл коренится либо в первых, либо в последних строках, повторяется в рефренах, заяв­ляется в заглавии и т.д.

Некоторое подтверждение этому найдею в эксперименте. Оказалось, что движение глаз не равномерно по строкам, а представляет собой серию остановок на ключевых участках, с возвратами назад, т.е. восприятие носит поисковый характер, подтверждая и на данном уровне справедливость концепции восприятия "анализа через синтез". Техника быстрого чтения в том и состоит, что реципиент должен рас­ширить поле зрения, не проговаривать "про себя" слова и уметь, мгновенно находить информативно значимые места. Такое чтение назы­вают чтением "по диагонали" - оно дает нам общий смысл, но при этом теряется элемент эстетического удовольствия, глубины пости­жения. Так можно читать газеты и детективы, но не научную и нас­тоящую художественную литературу.

Понимание подтекста очень важно в общении. Степень трудности в его обнаружении может быть различной. Так, существует целый ряд фраз, используемых в так называемом фатическом общении, у которых второй план содержания оказывается на поверхности. Трудно найти человека, который в ответ на вопрос: Как дела? - стал бы подробно рассказывать о неприятностях на работе, успехах сына, отдыхе на юге и т.д. Этот и подобные ему вопросы: Как жена? Здорова ли ба­бушка? Все в порядке? - призваны просто засвидетельствовать небез­различие к собеседнику и рассчитаны на ответ: Спасибо, все в порядке // здорова // нормально и т.п., - который на требует продол­жения темы.

Так же легко обнаруживается настоящий смысл пословиц и поговорок, фразеологизмов, поскольку они зафиксированы в языковом опыте и не вызывают прямых образных ситуаций, например: слон и моська (о большом и маленьком человеке), для милого дружка и сережка из ушка (т.е, ничего не жалко), за семь верст киселя хлебать (о невыгодном деле) и т.п.

Напротив, индивидуальное поэтическое, научное творчество расставяяет перед реципиентом целую сеть ловушек и заторов, пробраться сквозь которые способен далеко не каждый. Необходимость поиска глубинного смысла хорошо осознается носителями языка, о чем свидетельствуют переспросы-штампы: Что ты имеешь в виду? // Что ты хочешь этим сказать? // Как это следует понимать?

Прагматический аспект воспрятия включает в себя не только полноту восприятия объективного содержания, но и характер отношения к нему говорящего, установление цели высказывания и отношения к слушателю, т.е. слушатель пытается установить: Как говорящий к этому относится сам? Говорит ли он правду? Чего хочет он от слуша­теля? Как он к нему относится? Стратегия понимания текста во мно­гом обусловлена характером ответа на поставленные вопросы.