Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

Современная зап социология

.pdf
Скачиваний:
137
Добавлен:
17.05.2015
Размер:
2.79 Mб
Скачать

Таким образом, многослойное событие Гоффман пытался охватить с помощью драматического анализа, который переносит принципы театра на социальную интеракцию. Он использует такие структурные элементы театральной ситуации, как отношения актер — публика, личность — роль, сцена — кулисы, чтобы отразить социальные ситуации и интерактивное поведение.

3.23. Человеческое взаимодействие Систематически идеи Гоффмана можно сформулировать

следующим образом:

люди действуют в ситуациях не независимо друг от друга,

акак участники ситуации;

в этом взаимодействии ориентируются на образцы поведения, которые они, однако, вызывают к жизни и интерпретируют лишь посредством своего «исполнения»;

люди действуют не только с учетом некой цели, которая представляет содержание действия, и вступают тем самым в контакт с другими, общаются друг с другом и на ином уровне, на котором они производят определенное впечатление о себе и истолковывают выразительное поведение других;

люди в своем взаимодействии и в социальной коммуникации не всегда являются тем, чем они кажутся; впечатление, подразумеваемый смысл и содержание действия могут отличаться друг от друга.

3.24.Ролевая игра индивида

Ролевая игра индивида изменяется в зависимости оттого, идет ли речь о регулярно повторяющихся социальных ситуациях или о разовой ситуации. «Regular performers» («регулярные исполнители») лучше усваивают роль («обязательство»); типичны в этом случае профессиональные роли: здесь индивид подвергается особенно сильному давлению ролевых требований. Если индивид до такой степени идентифицирует себя со своей ролью, что находит себя в ней и в соответствии с этим аффективно ориентируется на нее, то Гоффман говорит о «role-attachment» («закреплении роли»). Если индивид полностью раскрывается в социальной ситуации и поведение становится бытием, то Гоффман обозначает это как «role-embracement» («принятие роли»). Если индивид лишь для вида идентифицирует себя со своей ролью, то налицо «role-simulation», которая становится очевидной в «выходе из роли», когда индивид не чувствует, что за ним наблюдают.

91

В том случае, когда возникают явные несоответствия между ролью и выразительным поведением, которые вызваны различной интерпретацией ситуации и совершаются сознательно, то речь идет о ролевых разногласиях или о дистанции от роли, при которой роль хотя и исполняется, но в то же время ясно дается понять, что личное «Я» не подчинено полностью ситуативному «Я» (например, с помощью насмешек, небрежного отношения и т.п.).

Играемые людьми роли сильно отличаются по своим экспрессивным возможностям, то есть существуют роли, которые «растяжимы», поскольку в них индивид своим выразительным поведением может «выпустить пар», в то время как другие роли этого не позволяют (например, студент и рабочий на конвейере).

Гоффман полагает, что Я — социальный продукт и может пониматься только в связи со своим социальным контекстом. Исходя из этого он не согласен, что «ситуация» является единственным или главным уровнем социальной реальности. Он предлагает понятие порядка интеракции, под которым он понимает совокупность основных правил и моральных обязательств, которые налагают ограничения на взаимодействие и организованы вокруг поддержания и сохранения социальных Я. Порядок интеракции продолжителен во времени и способен сопротивляться угрозам своему существованию. Порядок человеческого взаимодействия — это область, в которой продуцируется смысл. Смысл при этом возникает в ходе вовлеченности индивидов в ситуации. Сочетание анализа микровзаимодействий индивидов с представлением об объективности институционального макропорядка дает возможность Гоффману сформулировать перспективное видение по преодолению микро- и макродуализма.

3.25. Структуры повседневных действий

Теоретический анализ Гоффмана затрагивает отношения между структурами и повседневными действиями, правда, все это рассматривается со стороны последних и с точки зрения уязвимости личной идентичности. Обыденные и повседневные действия рассматриваются Гоффманом не как следствия или предпосылки структурного порядка; он понимает их как сравнительно автономную сферу, которая своей автономией обязана тому, что контакты людей face-to-face (лицом к лицу) имеют определенные воздействия, которые нельзя свести к структурам, но которые оказывают на них влияние.

Основанные на традиции символического интеракционизма предпочтения и интересы Гоффмана заключались в показе того,

92

каким образом даже большинство мелких и явно незначительных наших действий структурированы социально и окружены ритуалом. В своих поздних работах, нацеленных на «синтаксис» выражения, Гоффман подошел близко к аналитическим интересам этнометодологии и диалогового анализа.

3.3. Феноменология П. Бергера и Т. Лукмана

Бергер и Лукман в своей концепции исходят из того, что в интеракции самым существенным являются выразительные движения, жесты и прежде всего язык, посредством которого осуществляется процесс коммуникации. Их роль является двоякой: с одной стороны, они длятся не дольше, чем конкретная ситуация общения, но с другой — они являются обобщенными знаками, складываются в знаковые системы и тем самым становятся объективированными образцами, которые выходят за пределы субъективных намерений «здесь и сейчас» и, таким образом, делают возможной «реальность». Среди множества реальностей существует одна, представляющая собой реальность «par excellence». Это — реальность повседневной жизни. Ее особое положение позволяет ей называться «высшей» реальностью. Реальность обыденного мира не только полна объективации, в значительной степени благодаря этим объективациям она существует. Ибо в противном случае каждый жил бы только в мире своих представлений, а мышление, деятельность и бытие других было бы для него «нереальным».

3.31. Язык как информационно-знаковая система челове-

ческого общества

В этом плане язык — это едва ли не самая важнейшая ин- формационно-знаковая система человеческого общества. Посредством языка передаются смысл, значение, мнение, которые не только являются прямым выражением субъекта «здесь и сейчас», но и образуют семантические поля, смысловые зоны. Бергер и Лукман, как и Мид, предполагают, что люди действительно связывают общие значения с понятиями и жестами, по крайней мере, в пределах их культурного сообщества. Именно это и делает возможным понимание.

Несмотря на то, что знания и языковые системы и символы обусловлены культурой и обществом, а потому существуют различия в значении, тем не менее Бергер и Лукман основное внимание

93

обращают не на обоснование различий, ибо последние служат лишь для отграничения общего жизненного мира. В данном случае целью является объяснение и обоснование общности, регулярности и типичных явлений в жизненном мире.

Человеческий опыт объективируется в первую очередь посредством языка и передается из поколения в поколение как общественный запас знаний. В некоторой степени он принимает характер и функцию «знания рецептов», которые могут помочь ориентироваться и принимать решения в различных ситуациях. Социальный ресурс знаний позволяет типизировать события и опыт обыденного мира и «осуществляться» в человеческих действиях.

Язык предоставляет человеку готовую возможность непрерывной объективации моего возрастающего опыта. Иначе говоря, язык раздвигает свои рамки так гибко, что позволяет человеку объективировать огромное множество переживаний на протяжении всей его жизни. Язык также типизирует личностные переживания и опыт, позволяя распределить их по более широким категориям, в терминах которых они приобретают значение не только для одного человека, но и для других людей. В той мере, в какой язык типизирует опыт, он делает его анонимным, так как опыт, подвергшийся типизации, в принципе может быть воспроизведен любым, кто попадет в рассматриваемую категорию.

Нужно заметить, что Бергер и Лукман в еще большей степени, чем символические интеракционисты, подчеркивают институциональный, традиционный характер знания. Его осуществление в человеческих действиях хотя и представляет собой динамический элемент, но жизненный мир, познанный в прошлом и объективированный в знаковой системе, рассматривается как предпосылка действий в качестве вечного нового «осуществления». В отличие от Гоффмана, Бергер и Лукман не придают особого значения тому, что люди думают об этом знании, а также о его «осуществлении» в действиях, относятся к нему так или иначе, дистанцируются от него, используют его как инструмент в целях отражения этого обобщенного принуждения.

Язык конструирует также системы символического представления, которые, кажется, возвышаются над действительностью обыденного мира. Так возникают религия, философия, искусство, наука как символические миры, опосредованные языком, которые, однако, вновь должны быть переведены в обыденный мир, ибо только в нем они «осуществляются». Знание означает «осуществление» путем понимания объективированной обще-

94

ственной реальности и ее выработки в обыденном мире. Так что символизм и символический язык становятся существенными элементами реальности повседневной жизни и обыденного понимания этой реальности. И человек живет в этом мире знаков и символов.

Человеческое знание определяет взгляд на реальность, то есть на то, что считается реальным. Поэтому основы ее устройства должны иметь для человека фундаментальное значение, и вскрыть их — задача социологии. Она может это, поскольку сама возникла из жизненного мира и основывается на нем, даже если она кажется символической объективацией «с далекой звезды». Социология тоже должна быть переводимой в реальность обыденного мира, иначе она бессмысленна.

Человеческое общество у Бергера и Лукмана в одно и то же время и объективная, и субъективная реальность, оно есть продукт поведения людей. В силу того, что действия людей осмыслены с точки зрения языка, общество рассматривается индивидом и как субъективная, и как объективная данность, во всяком случае, как созданная человеком, которую каждое новое поколение должно усваивать путем интернализации.

2.32. Интернализация и институционализация

Институт интернализации представляет собой процесс объективирования социального опыта. Институционализация, по мнению Бергера и Лукмана, имеет место везде, где осуществляется взаимная типизация «опривыченных» действий деятелями разного рода. Ее результатом является типизация действующих и типизация действий в ролях.

Институционализация стоит у истоков всякой общественной ситуации. Институты — это овеществленная деятельность людей, которая отражается в общественном знании как в объективированной осмысленности институционального действия. Это предполагает общественную память и процесс седиментации путем объективации опыта (воспоминания) с помощью знаковой системы. Благодаря этому возможна традиция.

2.33. Интерсубъективная седиментация

Лишь небольшая часть человеческого опыта сохраняется в сознании. И тот опыт, который сохраняется в нем, становится осажденным (седиментированным), то есть застывшим в памяти в качестве незабываемой и признанной сущности. До тех пор, пока не произошло такой седиментации, индивид не может при-

90

дать смысл своей биографии. Интерсубъективная седиментация также происходит в том случае, когда нескольких индивидов объединяет общая биография, а их опыт соединяется в общий запас знания. Интерсубъектную седиментацию можно назвать социальной, лишь когда она объективирована в знаковой системе того или иного рода, то есть когда возникает возможность повторных объективации общего опыта. Вероятно, лишь тогда этот опыт можно передавать от одного поколения другому, от одной общности — другой.

Язык объективирует человеческий опыт, разделяемый многими, и делает его доступным для всех, кто относится к данной лингвистической общности, становясь, таким образом, и основой, и инструментом коллективного запаса знания. Объективация опыта в языке (то есть его трансформация в общедоступный объект знания) позволяет включить его в более широкую систему традиции благодаря моральным наставлениям, вдохновенной поэзии, религиозной аллегории и тому подобному. Язык становится хранилищем огромной массы коллективных седиментации, которыми можно овладеть монотетически, то есть в качестве целостной совокупности и без реконструкции первоначального процесса их формирования. Для признания институтов новым поколением они нуждаются в объяснении и оправдании, то есть в легитимации. Тем самым возникает вторичная объективация смысла; осуществляется новое осмысление первично объективированных институтов. Важную роль при создании этих символических смысловых миров играют теории и идеологии.

Для человеческих индивидов их область жизненного мира наделена общественным знанием в форме ролей. Социальные роли — это заменяемые типы в рамках объективированного запаса знаний; они представляют общественный порядок. Объективированная реальность, общественный запас знаний, институты и легитимация вводятся в субъективную действительность посредством процесса интернализации. Конечно, при этом индивид в процессе социального обучения усваивает общественное знание и «вбирает» его в свою личность в длительном процессе в течение всей жизни. Благодаря этому общественное значение становится фундаментом идентичности и «реальности» индивида. Субъективная реальность постоянно активизируется взаимодействием индивида в его социальной среде. На этой основе происходит новая интерпретация субъективной реальности, хотя и не как у Гоффмана через «ситуативный контекст» как таковой, а путем интернализации новых содержаний, кото-

96

рые также обусловливают модификацию идентичности. В современном обществе на индивида обрушивается самая разнообразная информация, которая уплотняется в разнообразные «реальности», альтернативные «миры» и тем самым делает относительным познание индивидом действительности. И как следствие, человек интернализует много реальностей для различных целей. Возникает «плюрализм реальности и идентичности», который может инструментально использоваться и результатом которого становится сеть взаимных манипуляций. Бергер и Лукман отмечают, что растет общее сознание релятивности всех миров, включая и свой собственный, который теперь осознается, скорее, как один из миров, а не как Мир. Вследствие этого собственное институциональное поведение понимается как «роль», от которой можно отдалиться в своем сознании и которую можно «разыгрывать» под манипулятивным контролем. Эта ситуация имеет куда дальше идущие последствия, чем возможность для индивидов играть роль того, кем его не считают другие. Игра теперь идет с ролью того, кем его считают, но только совершенно иным образом. Подобная ситуация все в большей мере типична для современного индустриального общества.

2.34. Социальная идентичность

Авторы данной концепции пришли тем самым к несколько критическому выводу, из которого Гоффман исходит как из пред посылки — к выводу о многообразии реальностей. Основное направление их анализа становится схожим: Бергер и Лукман также считают, что в современном обществе индивидуальная идентичность человека находится под угрозой. Но если Гоффман противопоставляет «объективациям» личностную идентичность, то идентичность у Бергера и Лукмана — это уже социальная идентичность, релятивирование и множественность которой счи таются типичными для современного общества массовых ком муникаций, тогда как Гоффман рассматривает уязвимость лич

ностной идентичности

как

«естественное» условие человечес

кого

существования

в

обществе.

Индивидуалистически-либе

ральный оттенок анализа Гоффмана так же очевиден, как и кон сервативная культурно-критическая ориентация Бергера и Лук-

мана. Сам Бергер считает свою концепцию гуманистической, а социологию— «радостной наукой», которая не «зацикливается» в сухой научности на точных методах. Теоретическую и концептуальную терпимость в отношении других концепций и призна-

4. Зак. 288 97

ние ограниченности и относительности всех научных методов Бергер считал признаком зрелости науки и основой ее значения для людей. Кроме того, предмет социологии как одной из наук о человеке и человеческом обществе постоянно воспроизводит центральный вопрос о том, что значит быть человеком в определенной общественной ситуации.

2.35. Социальное конструирование реальности

Повседневная жизнь представляет собой реальность, которая интерпретируется людьми и имеет для них субъективную значимость в качестве цельного мира. В рамках эмпирической социологической науки можно принять эту реальность как данность, а определенные ее феномены как факты без дальнейшего исследования оснований этой реальности, которое представляет собой философскую задачу.

Феноменологический анализ повседневной жизни или скорее ее субъективного восприятия воздерживается от причинных и этических гипотез, так же как и от утверждений относительно онтологического статуса анализируемых феноменов. Это важно помнить, пишут Бергер и Лукман. Повседневное мышление содержит множество до- и квазинаучных интерпретаций повседневной жизни, которые считаются само собой разумеющимися. Поэтому при описании повседневной реальности прежде всего следует обратиться именно к этим интерпретациям, учитывая их само собой разумеющийся характер, хотя и в рамках феноменологических скобок..

Сознание — всегда интенционально. Оно всегда направлено на объекты или предполагает их. Мы никогда не сможем постичь некий мнимый субстрат сознания как таковой, но лишь сознание чего-то или кого-то, независимо от того, воспринимается ли это что-то или кто-то как элемент внешнего физического мира, или внутренней субъективной реальности.

По мере перемещения от одной реальности к другой человек воспринимает этот переход как своего рода шок, который вызван переключением внимания. Лучше всего это иллюстрируется тем состоянием, которое испытывает человек просыпаясь. Среди множества реальностей существует одна, представляющая собой реальность par excellence. Это реальность повседневной жизни. Ее привилегированное положение дает ей право называться высшей реальностью. По мнению Бергера и Лукмана, напряжение сознания наиболее высоко в повседневной жизни, то есть последняя накладывается на сознание наиболее силь-

98

но, настоятельно и глубоко. Невозможно не заметить, трудно ослабить ее властное присутствие. Следовательно, она вынуждает человека быть к ней предельно внимательным. Человек воспринимает повседневную жизнь в состоянии бодрствования. Это бодрствующее состояние существования в реальности повседневной жизни и ее восприятие принимается мною как нормальное и самоочевидное, то есть составляет мою естественную установку. Я постигаю реальность повседневной жизни как организованную реальность. Ее феномены уже систематизированы в образцах, которые кажутся независимыми моего понимания и которые, налагаются на него. Реальность повседневной жизни оказывается уже объективированной, то есть конституированной порядком объектов, которые были обозначены как объекты до моего появления на сцене. Язык, используемый в повседневной жизни, постоянно представляет мне необходимые «активации и устанавливает порядок, в рамках которого приобретают смысл и значение и эти объективации, и сама повседневная жизнь. Я живу в географически определенном месте; я пользуюсь инструментами — от консервного ножа до спортивных автомобилей, — которые указаны в техническом словаре моего общества; я живу в переплетении человеческих взаимосвязей — от шахматного клуба до Соединенных Штатов Америки, — вторые тоже организованы посредством словаря. Таким образом, язык отмечает координаты моей жизни в обществе и наполняет эту жизнь значимыми объектами.

С точки зрения авторов концепции, реальность повседневной жизни организуется вокруг «здесь» моего тела и «сейчас» моего настоящего времени. Это «здесь-и-сейчас» — фокус моего внимания к реальности повседневной жизни. Это «здесь-и- сейчас» дано мне в повседневной жизни как реализм моего сознания. Реальность повседневности, однако, не исчерпывается этим непосредственным присутствием, но охватывает и те феномены, которые не даны «здесь-и-сейчас». Это означает, пишут они, что я воспринимаю повседневную жизнь в зависимости от степени пространственной и временной приближенности или удаленности. Ближайшей ко мне является та зона повседневной жизни, которая непосредственно доступна моей оптической манипуляции. Эта зона вмещает мир, находящийся в пределах моей досягаемости, мир, в котором я действую так, чтобы инфицировать его реальность, или мир, в котором я работаю.

Реальность повседневной жизни в качестве реальности имеет само собой разумеющийся характер. Она не требует никакой

4*

99

дополнительной проверки сверх того, что она просто существует. Она существует как самоочевидная и непреодолимая фактичность. Я знаю, что она является реальной. Хотя у меня и могут возникнуть сомнения в ее реальности, я должен воздержаться от них, поскольку живу повседневной жизнью согласно заведенному порядку. Такое воздержание от сомнений настолько устойчиво, что для того, чтобы отказаться от него, как мне того хотелось бы, я должен совершить резкий скачок в процессе теоретического или религиозного размышления. Мир повседневной жизни декларирует себя, и если хочу бросить вызов этой декларации, то должен приложить немало напряженных усилий. Этот момент предстает как переход ученого или философа от естественной установки к теоретической.

По мнению Бергера и Лукмана, мир повседневной жизни имеет пространственную и временную структуры. Пространственная структура здесь нас мало интересует. Достаточно сказать лишь то, что она имеет социальное измерение вследствие того, что зона моих манипуляций пересекается с зоной манипуляций других людей. Для нашей цели гораздо важней временная структура. Темпоральность — это свойство, присущее сознанию. Поток осознания всегда упорядочен во времени. Можно различать разные уровни темпоральное™, поскольку она характерна для любого субъекта. Каждый индивид ощущает внутреннее течение времени, которое основано на психологических ритмах организма, хотя и не тождественных им. Вполне понятно, что темпоральная структура повседневной жизни необычайно сложна, так как разные уровни эмпирической темпоральности все время должны приводиться в соответствие друг с другом. Темпоральная структура не только налагает предустановленную последовательность на «повестку» любого дня, но налагается и на всю мою биографию. В рамках системы координат, установленной темпоральной структурой, я воспринимаю как ежедневный «ритуал», так и всю свою биографию.

3.4. Концепция В. Бернхарда социологии повседневности

В последнее время особое внимание исследователей привлекли к себе два понятия — обыденная жизнь (Alltag) и повседневность (Alltaglichkeit), обозначающие определенную сферу и способ жизни. Понятие повседневности входит в ряд словосо-

100