СЭГ традиции и современность

этнография, в институциональном «лоне» которых сравнительно долго — в течение большей части XIX в. — «вынашивалась» география, также пред почитали, а, частично, и до сих пор предпочитают сравнительно массо видные методы исследования, восходящие, прямо или косвенно, к идео логии позитивизма.

Не следует, однако, недооценивать роли и значения позитивизма как научной идеологии в том, что к концу XX — началу XXI в. можно было на звать гуманитарной географией. По сути дела, сам позитивизм был мощ ным и закономерным следствием общего процесса секуляризации и гума нитаризации науки как специфической ментальной и социокультурной де ятельности, начавшимся еще в эпоху европейского Возрождения. В этом смысле, не прибегая пока к более развёрнутым формулировкам, гумани тарную географию можно пока назвать постпозитивистской версией клас сической географии XIX в., учитывающей позитивизм как безусловное мен тальное ядро или методологическую «почву», от которой, несомненно, надо отталкиваться и отдаляться, но лишение, забвение или уничтожение кото рой, по крайней мере, пока еще невозможно и не нужно.

Понимание образа гуманитарной географии неотъемлемо от осозна ния — пусть постепенного и всегда как бы не полного — значимости ин терпретаций земного пространства, становящегося тем самым географи ческим. Именно в этой постоянно наращиваемой, постоянно преследуе мой всевозможными образами и символами географичности «ускольза ющего» земного пространства и заключается возрастающий «шанс» гу манитарной географии. Но такой когнитивный, или образный шанс не обретается сам по себе, в некоей «безвоздушной среде» чистого позна ния или чистого искусства: гуманитарная география развивается в той мере, в какой человеческие сообщества «опространствляют» свою дея тельность, или же рассматривают пространство как существенную и зна чимую репрезентацию их деятельности — включая, естественно, и не посредственные пространственные репрезентации [16].

Не будет преувеличением отметить, что так называемые древние об щества, а, частично, также и средневековые, рассматривали или же оце нивали земное пространство как, в основном, некий внешний образ, реп резентируемый либо какими либо прямыми и косвенными возможнос тями, ограничениями, «угрозами» и, наоборот, благоприятными эколо гическими обстоятельствами, либо яркими и выпуклыми нарративами религиозного, мифологического, философского, исторического, художе

ственного характера. Традиционное восприятие земного пространства отличается непосредственностью географического воображения, прояв ляющегося в несомненной древности и практической вечности менталь ных основ сакральной географии [17]. Можно сказать, что в случае сак ральной географии акт восприятия и акт воображения пространства яв ляются безусловным единым «гештальтом», обеспечивающим относи тельную общественную эффективность сочленения и соотнесения нар ративов «видимых» (условная материальная деятельность) и «невидимых» (условная духовная, культурная, автономная ментальная деятельность).

Было бы достаточно легко, по крайней мере, методологически пред ставить хорошо известную и документированную историю человеческих сообществ как историю вполне закономерной интериоризации земного пространства как определённого ментального конструкта в тех или иных вариациях (этнокультурные ландшафты, культурные ландшафты, ланд шафты культуры, географические образы, локальные мифы, региональ ные идентичности, типичные или типовые пейзажи — например, элли нистический пейзаж, геоэтнические или геокультурные панорамы [18]). Обобщая, можно вывести подобные анализы на уровень закономернос тей развития специфических геокультур, сменяющих друг друга, или, что более правдоподобно, сосуществующих друг с другом — по мере того, как возникают всё новые и новые геокультуры, а некоторые более старые геокультуры могут и отмирать, исчезать — не имея более «конкурентнос пособных» в общественном смысле, постоянно воспроизводимых в со циологическом плане репрезентаций [19]. Наконец, можно говорить и о параллельном, иногда вполне изолированном друг от друга, развитии так называемых способов видения (взятых, интерпретированных в широком ключе, хотя и с опорой на несомненные зрительные образы), обуслов ленных конкретными социокультурными и/или цивилизационными ус тановками в духе Освальда Шпенглера.

Не замыкаясь на истории собственно географии, взятой в её научном, донаучном или паранаучном срезах, и пытаясь осмыслить гуманитарную географию как широкий образ ментальной деятельности, «озабоченной» всевозможными интерпретациями земного пространства, следует всё же не ограничиваться очевидным плодотворным историзмом, позволяющим развёртывать логически состоятельные и убедительные варианты разви тия гуманитарных представлений пространства. Не следует ли постоян но «откидывать», отбрасывать в ментальном плане, а лучше — онтологи

чески — вновь возникающие художественные, философские, научные феноменологии образов пространства как бы назад, к истокам, в «лоно» их первоначального ментального бытия, где эти образы «слипаются» с пространством самой мысли о них, или же любая ментальная деятель ность неразличима вне самого пространства такой деятельности? Не яв ляется ли пространство в этом случае онтологическим условием суще ствования гуманитарной географии, а сама гуманитарная география мо жет быть лишь приблизительным эквивалентом общественной, цивили зационной, локальной возможности пространственного представления как такового?

Похоже, что речь может идти не об отрицании историзма как такового, без чего невозможно представить сами пространственные нарративы, но о некоей внутренней географии пространства, в которой сами образы, сим волы, мифы пространства конструируются, размещаются, соотносятся в метапространстве, создавая все новые и новые метапространственные кон фигурации. Однако не значит ли это, что возникает просто еще один уро вень исследования, прямо, просто и логично вытекающий из предыдуще го, на котором всевозможные интерпретации феноменов земного про странства рассматриваются «по отдельности»? Можно до бесконечности, подобно античным гностикам, наращивать слои или сферы подобных ког нитивных переходов, действуя слишком механистически и фактически воспроизводя одно и то же на всех последующих уровнях.

По видимому, стоит обратить внимание на чрезвычайно важное по нятие «внутренняя география пространства» — с тем, чтобы осознать в когнитивном и образном планах не только системность самого перехода к метапространствам, но и попытаться онтологизировать сам этот пере ход, осуществить его «опространствление». Зная о безусловной ущерб ности и уязвимости всякого претендующего на излишнюю точность и четкость определения, попробуем все же сформулировать в самых общих чертах, что же понимается в данном случае. Итак, внутренняя география пространства — это процесс автономного образования пространств, не имеющих прямого отношения к непосредственной географии восприя тия и/или поведения, а также к географии логических выводов и умозак лючений на основе понятия физического пространства, трансформиру емого традиционными картографическими проекциями, господствующи ми примерно с XVI в. — сначала в Европе, а затем и в остальных регионах мира. Важно подчеркнуть, что рассматриваемый процесс автономного

образования пространств носит пространственный характер; иначе го воря, любое пространство может подвергаться пространственным же интерпретациям, вне зависимости от того, носило ли оно первоначально признаки конкретного физического и/или психологического простран ства, или же было полностью и сразу ментально сконструированным (что не отрицает, а только подтверждает его несомненные генетические связи с традиционными версиями земных пространств).

Возникает вопрос: а как это можно репрезентировать? Можно ли «уви деть» внутреннюю географию пространства, описать ее или же картогра фировать? Наконец, зачем нужна такая география — если даже опериро вать только методологическими и теоретическими контекстами?

Нет сомнения, что нужно «отталкиваться» от тех опытов онтологи ческого видения земного пространства, в которых пространство, грубо говоря, становится «героем», неким самостоятельным, действенным ак тором, активно влияющим не только на внешнее течение событий, но и «претендующим» на самые архетипы и структуры происходящих собы тий. В таких случаях временные нарративы как бы выходят из под конт роля автора опыта, становясь своего рода «садом расходящихся тропок». Однако если бы речь шла только лишь о неких искажениях традицион ного пространственного опыта человеческих сообществ, уже хорошо опи сываемых и представляемых современной теоретической физикой — даже если это параллельные миры пространства, соединяемые между собой «кротовыми норами» и прекрасно уже отработанные современной мас совой культурой в жанре фэнтези — то в таком случае можно было бы обойтись подробными описаниями конкретных пространственных абер раций, иллюзий и искажений — хотя бы они носили исключительно ху дожественный и творческий характер — не прибегая, по принципу брит вы Оккама, к усложнению теории.

Хорхе Луис Борхес замечательно показал алгоритмы появления и раз вития внутренней географии пространства, отнюдь не сводящейся к по рождению параллельных пространств миров, лишь изредка напоминаю щих друг другу о собственном существовании или же задающих неразре шимые загадки героям его произведений, чьё воображение силится выб раться и остаётся по большей части «барахтаться» в рамках традиционной земной географии. Другой пример — тексты Андрея Платонова, Франца Кафки, Джеймса Джойса, Бруно Шульца, — в которых, если не прибегать сейчас к более детальному анализу отдельных произведений, простран

ство кардинальным образом меняет сюжет, чуть ли не заменяя его, стано вясь, по сути, вторым «автором» этих текстов. Каким было бы простран ство наших мыслей, образов, действий, если бы мы соразмеряли их с са мим пространством или же представляли такое пространство максималь но пространственно? — вот, по существу, главный вопрос внутренней гео графии пространства.

Литер‡тур‡

1.Замятин Д. Н. Моделирование географических образов: Пространство гу манитарной географии. Смоленск: Ойкумена, 1999; Он же. Гуманитарная гео графия: Пространство и язык географических образов. СПб: Алетейя, 2003; Он же. Метагеография: Пространство образов и образы пространства. М.: Аграф, 2004; Он же. Власть пространства и пространство власти: Географические обра зы в политике и международных отношениях. М.: РОССПЭН, 2004; Он же. Гу манитарная география. Материалы к словарю гуманитарной географии // Гума нитарная география: Научный и культурно просветительский альманах. Вып. 2. М.: Ин т Наследия, 2005; Он же. Культура и пространство: Моделирование гео графических образов. М.: Знак: 2006; Замятина Н. Ю., Митин И. И. Гуманитар ная география. Материалы к словарю гуманитарной географии // Гуманитарная география: Научный и культурно просветительский альманах. Вып. 4. М.: Ин т Наследия, 2007; Гуманитарная география: Научный и культурно просветительс кий альманах. Вып. 1—5. М.: Ин т Наследия, 2004—2008.

2.Lowenthal D. Geography, experience and imagination: towards a geographical epistemology // Annals of the Association of American Geographers. 1961. Vol. 51. No. 3. P. 241–260; The Interpretation of Ordinary Landscapes: Geographical Essays / Ed. By D.W. Meinig. N.Y., Oxford: Oxford University Press, 1979; Tuan Yi Fu. Topophilia: A study of environmental perception, attitudes, a. values / With a new pref. by the author. N.Y.: Columbia University Press, 1990; Daniels S. Place and Geographical Imagination // Geography. 1992. No. 4 (337). P. 310–322; Jordan T.G., Domosh M., Rowntree L. The Human Mosaic: A Thematic Introduction to Cultural Geography. Sixth Edition. N.Y.: Harper Collins College Publishers, 1994; Geography and National Identity / Ed. by Hooson D. Oxford, Cambridge (Mass.): Blackwell, 1994; Schama S. Landscape and Memory. N.Y.: Vintage Books, 1996; Cultural Turns/Geographical Turns. Perspectives of Cultural Geography / Ed. by S. Naylor, J. Ryan, I. Cook and D. Crouch. N. Y.: Prentice Hall, 2000; Studing Cultural Landscapes / Ed. By I. Robertson and P. Richards. N. Y.: Oxford University Press, 2003 и др.

3.Голд Дж. Психология и география: Основы поведенческой географии. М.: Прогресс, 1990; Веденин Ю. А. Очерки по географии искусства. М.: Ин т Насле дия; СПб.: Дмитрий Буланин, 1997; Туровский Р. Ф. Культурная география: тео ретические основания и пути развития // Культурная география / Науч. ред. Ю. А. Веденин, Р. Ф. Туровский. М.: Ин т Наследия, 2001. С. 10–94; Лавренова О. А.

Новые направления культурной географии: семантика географического про странства, сакральная и эстетическая география // Культурная география / Науч. ред. Ю. А. Веденин, Р. Ф. Туровский. М.: Ин т Наследия, 2001. С. 95–126; Стре лецкий В. Н. Географическое пространство и культура: мировоззренческие уста новки и исследовательские парадигмы в культурной географии //Изв. РАН. Сер. географич. 2002. № 4. С.18–28.

4.Замятина Н. Ю. Когнитивные пространственные сочетания как предмет гео графических исследований // Изв. РАН. Сер. географич. 2002. №5. С. 32–37.

5.Митин И. И. Комплексные географические характеристики. Множествен ные реальности мест и семиозис пространственных мифов. Смоленск: Ойкуме на, 2004.

6.Замятин Д. Н. Имажинальная (образная) география. Материалы к словарю гуманитарной географии // Гуманитарная география. Научный и культурно про светительский альманах. Вып. 4. М.: Ин т Наследия, 2007.

7.Андерсон Б. Воображаемые сообщества. М.: Канон Пресс Ц, Кучково поле, 2001; Аттиас Ж. К., Бенбасса Э. Вымышленный Израиль. М.: Изд во «ЛОРИ», 2002; Бассин М. Россия между Европой и Азией: Идеологическое конструирова ние географического пространства // Российская империя в зарубежной исто риографии. М.: Новое издательство, 2005. С. 277—311; Вульф Л. Изобретая Вос точную Европу: карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения. М.: Новое литературное обозрение, 2003; Барт Р. Империя знаков. М.: Праксис, 2004; Баш ляр Г. Поэтика пространства // Башляр Г. Избранное: Поэтика пространства. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2004. С. 5—213; Бонда ренко Г. В. Мифология пространства Древней Ирландии. М.: Языки славянской культуры, 2003; Величковский Б. М., Блинникова И. В., Лапин Е. А. Представление реального и воображаемого пространства // Вопросы психологии. 1986. № 3.

С.103—112; Гачев Г. Национальные образы мира. Космо Психо Логос. М.: Про гресс–Культура, 1995; Генон Р. Избранные сочинения: Царство количества и зна мения времени. Очерки об индуизме. Эзотеризм Данте. М.: Беловодье, 2003; Голд Дж. Психология и география: Основы поведенческой географии. М.: Про гресс, 1990; Ерофеев Н. А. Туманный Альбион. Англия и англичане глазами рус ских. 1825—1853 гг. М.: Наука, 1982; Регионализация посткоммунистической Ев ропы. М.: ИНИОН РАН, 2001; Саид Э.В. Ориентализм. Западные концепции Во стока. СПб: Русский міръ, 2006; Чихичин В. В. Комплексный географический образ города: определение понятия и стратегии реконструкции // Гуманитарная география. Научный и научно просветительский альманах. Вып. 2. М.: Ин т Наследия, 2005. С. 206—226; Bassin M. Inventing Siberia: Visions of the Russian East in the Early Nineteenth Century // The American Historical Review. 1991. Vol. 96. Number 3. P. 763—794; Bassin M. Visions of empire: nationalist imagination and geographical expansion in the Russian Far East, 1840–1865. Cambridge: Cambridge University Press, 1999; Conforti J. A. Imagining New England: Explorations of Regional Identity from the Pilgrims to the Mid Twentieth Century. Chapel Hill and London: The University of North Carolina Press, 2001; Corbin H. Mundus imaginalis or the imaginary

and the imaginal // Spring 1972. Dallas: Spring Publications, 1972. P. 1—19; Cosgrove D. E. Social Formation and Symbolic Landscape. London: Croom Helm, 1984; Cosgrove D. E. Models, descriptions and imagination in geography // Remodelling geography / Ed. by B. MacMillan. Oxford: Blackwell, 1989. P. 230—244.

8.Замятин Д. Картографирование географических образов // Diskussionsbeitrдge zur Kartosemiotik und zur Theorie der Kartographie. Band 8. Drezden: Selbstverlag der Technichen Universitдt Drezden, 2005. S. 34—46.

9.Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. Исследования в области мифопоэ тического: Избранное. М.: Изд. группа «Прогресс» — «Культура», 1995; Русская про винция: миф—текст—реальность / Сост. А. Ф. Белоусов и Т. В. Цивьян. М.–СПб: изд во «Лань», 2000; Кривонос В. Ш. Гоголь: миф провинциального города // Про винция как реальность и объект осмысления. Тверь: Тверской гос. ун т, 2001. С. 101— 110; Абашев В. В. Пермь как текст. Пермь в русской культуре и литературе ХХ века. Пермь: Изд во Пермского университета, 2000; Люсый А. П. Крымский текст в рус ской литературе. СПб: Алетейя, 2003; Геопанорама русской культуры: Провинция и её локальные тексты / Отв. ред. Л. О. Зайонц; Сост. В. В. Абашев, А. Ф. Белоусов,

Т.В. Цивьян. М.: Языки славянской культуры, 2004 и др.

10.Елистратов В. С. Евразийский Рим или Апология московского мещанства // Он же. Язык старой Москвы: Лингвоэнциклопедический словарь. М.: Русские словари, 1997. С. 640—702; Конькова О. И. Ижорский мир: формирование и кон струкция. Пространство и время // Поморские чтения по семиотике культуры. Вып. 2. Сакральная география и традиционные этнокультурные ландшафты на ров Европейского Севера / Отв. ред. Н. М. Теребихин. Архангельск: Поморский университет, 2006. С. 53—68; Дранникова Н. В. Мифология Кенозерья // Там же. С. 109—115.

11.Smith D. M. Human Geography: A Wealfare Approach. London: Edvard Arnold, 1979.

12.Замятин Д. Н. Пространство как образ и трансакция: к становлению геоно мики // Политические исследования. 2007. № 1. С. 168—184.

13.Кочетов Э. Г. Геоэкономика (Освоение мирового экономического простран ства). М.: Изд во БЕК, 1999; Неклесса А. И. Конец эпохи Большого Модерна. М.: Институт экономических стратегий, 1999; Замятин Д. Н. Разрыв между богатством

ибедностью как глобальный геоэкономический образ // Диалог и взаимодействие цивилизаций Востока и Запада: Альтернативы на XXI век. Материалы к IV Меж дународной Кондратьевской конференции, Москва, 15—16 мая 2001 г. М.: МФК, 2001. С. 453—456; Он же. Геоэкономические образы регионов России // Мировая экономика и международные отношения. 2002. № 6. С. 15—24; Он же. Стратегия представления и отображения геоэкономических образов России // НАВИГУТ (Научный Альманах Высоких Гуманитарных Технологий). Приложение к журналу «Безопасность Евразии». 2002. № 3(10). С. 53—82.

14.Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М. : Фонд экономической книги «Начала», 1997; Эггертссон Т. Экономическое поведение и институты. М.: Дело, 2001; Ходжсон Дж. Экономи ка и институты. М.: Дело, 2003.

15.Бейтсон Г. Экология разума. Избранные статьи по антропологии, психиат рии и эпистемологии. М.: Смысл, 2000.

16.Шмит К. Номос Земли в праве народов jus publicum europeaum. СПб: Вла димир Даль, 2008.

17.Генон Р. Символика креста. М.: Прогресс Традиция, 2004; Корбен А. Свет славы и святой Грааль. М.: Волшебная гора, 2006.

18.Топоров В. Н. К происхождению и функциям «гео этнических» панорам в аспекте связей истории и культуры. Тезисы. М. Ин т славяноведения и балкани стики, 1991. С. 86—108; Он же. Эней — человек судьбы. К «средиземноморской» персонологии. Ч. I. М.: Радикс, 1993.

19.Замятин Д. Н. Геокультура: образ и его интерпретации // Социологический журнал. 2002. № 2. С. 5—13; Он же. Геокультура и процессы межцивилизацион ной адаптации: стратегии репрезентации и интерпретации ключевых культур но географических образов) // Цивилизация. Восхождение и слом. Структуро образующие факторы и субъекты цивилизационного процесса. М.: Наука, 2003.

С.213—256.

Ï ð è ð î ä í î – ã î ñ ó ä à ð ñ ò â å í í û é ë à í ä ø à ô ò Ñ å â å ð í î é Å â ð à ç è è 79

Теоретико-„ео„р‡фический по‰хо‰ к культурному л‡н‰ш‡фту

Обыденный мир земной поверхности — не склад, свалка или смесь отдельных предметов на пустом или бесформенно безразличном фоне, а сплошная много слойная ткань, целостный ковер культурных ландшафтов, сопрягающих при родные и культурные компоненты. Объекты — узелки на ткани, имеющей целостный рисунок; места осмыслены лишь как детали этого рисунка. Он сложен, но имеет регулярности, подчиняется определенным закономер ностям. Таково основание всей географии и ТГ, предпосылка и условие ее осмысленности, научная вера в упорядоченность и закономерность объек та, основание научного предмета. Родоман любит метафору «лоскутное оде яло ландшафта» [35—36]; я постепенно разворачиваю метафору ландшафт = ковер. Она кратчайше описывает главный вывод теоретической географии:

культурный ландшафт — это скорее сеть, переплетение линий движения и гра ниц — нежели мозаика [17].

ТГ трактует КЛ как явление, к природному ландшафту несводимое. Природные и культурные компоненты КЛ равноправны и взаимосвяза ны. В отличие от большинства иных подходов, культурные компоненты здесь понимаются не ограниченно (высокая культура), а широко [15]. Та кой КЛ априори ничего не исключает; классики географии включали в ландшафт все явления поверхности Земли. Подход представляет куль турный ландшафт как сплошную телесно и семантически территориальную «ткань», сотканную из природных и культурных компонентов; рисунок та кого КЛ закономерен и теоретически объясним; нередко буквально — про фессионально — наблюдаем на общегеографических картах и космичес ких снимках.

В этом подходе природный и культурный компоненты КЛ сопряжены двояко:

—рассматриваются общегеографически и описываются структурно сходным образом — ареалы, сети, районы;

—рассматриваются как разные «слои» и места одних и тех же терри торий в рамках единых схем.

Культурный ландшафт — единство пространственных тел – форм – функ ций, например селитебных, производственных, экологических [7, 35]; мы добавляем не менее важные — культурные и символические функции (смысл КЛ — тоже форма и функция [6, 7, 16, 24, 27]). Иное дополнение — признание разнообразия ландшафтных практик населения, существен ность меньшинств, необходимость понимания и представления КЛ как