Сборник 5 БАСК. 06.12.2012

культурных слоев позволяют выделить исследователю следующие их типы: 1) Узякяр, Эбгакар – места отправления культовых ритуалов; 2) Весьякар, Дондыкар, Маловенижский Поркар I и II, Сепчычкары – ремесленные центры; 3) Иднакар, Гурьякар, Учкалар (IX-X вв.) – абстрактные модели города [Иванова, 1994. С.127].

Специфика исследуемого общества, по мнению М.Г. Ивановой, заключается в том, что центрами системы соседских общин, сформировавшихся в IX-X вв., были аграрно-ремесленные центры. Верховная власть сосредотачивалась в руках вождяпредводителя, наделенного военными, судебными и, возможно, жреческими функциями, именем вождя назывались городища. В заключение делается вывод о зачатках государственности в структуре чепецкого общества.

Подобное исследование общественного строя коми-пермяков, носителей родановской культуры, проводит В.А. Оборин на основе археологических источников – материалах селищ, городищ и погребальных памятников.

По мнению исследователя, на раннем этапе родановской культуры продолжалось развитие патриархального родового строя, сложившегося в предшествующий период. Рядовое расположение могил на плане могильников приводит исследователя к выводу о сохранении родовой организации, а переход к соседской общине связывается им с нарушением рядового принципа расположения могил, что наблюдается на позднем этапе родановской культуры [Оборин, 1999. С.294]. Индикаторами патриархальности, по мнению В.А. Оборина, можно считать совместные захоронения мужчин и детей Плесинского могильника. В каждом варианте родановской культуры он отмечает четыре племенных территории. «Четное число групп (6-8-10) наблюдается и внутри племенных территорий. Они находятся на расстоянии от 1-2 до 5-10 км друг от друга. Это территория патронимий, или родовых групп. При ослаблении значения родовых групп они могли превращаться в соседские общины, хотя формально состоять из родственников» [Оборин, 1999. С.295]. Наличие на поселениях находок разных видов запоров: замков, ключей, пробоев, разных типов родовых тамг – также, по мнению исследователя, может быть свидетельством личной и частной собственности малых семей, которым принадлежали небольшие по размерам жилища.

91

Используя материалы могильников, посредством систематизации наборов инвентаря и с помощью картографирования исследователь делает вывод о начавшемся процессе социальной дифференциации родановцев. Опираясь в своих исследованиях на принцип трудовых затрат при совершении погребения, В.А. Оборин интерпретирует «богатые» захоронения как могилы племенной знати. «Бедные» и безынвентарные погребения фиксируются ученым, но остаются вне поля социологической интерпретации.

Журавлева Г.Н. проводит обширную палеодемографическую реконструкцию и приходит к выводу, что основной социальноэкономической ячейкой в пьяноборское время была большая патриархальная семья, ведущая общее хозяйство и имеющая общее место захоронения [Журавлева, 1995. С.21].

Социологическую реконструкцию социальной структуры, на основе материалов могильников, мазунинского общества III-IV вв. проводит Т.И. Останина. Исследователь на основе обобщения археологических и палеодемографических исследований создает модель социальной организации мазунинцев, которая рассматривается в динамике. Определены специфические черты социумов, оставивших разные погребальные памятники. По итогам проведенной реконструкции делаются выводы о структуре семьи, половозрастной и имущественных структурах, воссоздается картина социальных изменений с III по V в. Этот процесс происходил на протяжении всего периода существования памятников мазунинской культуры [Останина, 1997. С.76-91].

Среди исследований социальной истории прикамских народов выделяется монография Р.Д. Голдиной «Древняя и средневековая история удмуртского народа», где впервые на основании археологических, лингвистических, антропологических, этнографических и других материалов изложены основные этапы древней и средневековой истории удмуртского народа.

Особенностью труда Р.Д. Голдиной является создание широких исторических обобщений, анализ социальной организации исследуемых народов в структуре конкретной исторической эпохи, в контексте взаимных влияний различных структур: экономической, культурной, политической. Социальная организация, торговая система, этнические и политические контакты рассматриваются как функциональные компоненты единого исторического целого. С

92

точки зрения автора рассматриваемой монографии, решающим факторам, повлиявшим на формирование общественного устройства древних удмуртов, был переход к новому типу хозяйства в VI-IX вв.» при котором земледелие гармонично сочеталось с животноводством

иохотой», что создавало необходимый для содержания определенных групп общества прибавочный продукт. Кроме того, «катализатором» образования социальной верхушки, как считает исследователь, могла быть торговля. Развитие ремесла и торговли; появление производственных центров; создание оборонительных систем вокруг этих центров; установление широких торговых связей со Скандинавией, населением лесной зоны Восточной Европы, Средней Азией – все это свидетельствовало, что население Прикамья, как считает Р.Д. Голдина, являлось органической частью восточноевропейской этнокультурной системы [Голдина, 2004.

С.385].

Принципиально новый взгляд, на проблему социологических реконструкций приводит Ковтун С.П. в своей монографии «Реконструкция социальной структуры населения Верхнего Прикамья второй половины I тыс. н.э.». В исследовании на основе материалов наиболее изученных могильников неволинской культуры

иВарнинского могильника поломской культуры VI-IX вв. произведена реконструкция социальной структуры верхнекамского населения эпохи раннего Средневековья. Материалы источников анализируются как традиционными для исторической науки, так и математическими методами.

Исследователь отмечает, многоуровневое деление верхнекамского общества VII-IX вв., что свидетельствует о достаточно глубокой социальной дифференциации. Наличие дробной трехступенчатой социальной стратификации у раннесредневекового населения Верхнего Прикамья, размывание общественных страт на прослойки, отличающиеся различным имущественным положением и статусом в военной иерархии, позволяет Ковтун С.П., отнести древнее общество Верхнего Прикамья, второй половины I тыс. н.э., к позднепервобытному на пороге образования раннеклассового

[Ковтун, 2006. С.259].

Если рассматривать исследования башкирских археологов, в период эпохи Средневековья, то можно отметить, что социальные реконструкции не находились в сфере интересов исследователей,

93

несмотря на то, что по периоду раннего железного века такие работы есть, яркий пример труды Б.Б Агеева [Агеев, 1992.]. Ведущие специалисты башкирской археологии свои работы посвящают актуальным проблемам развития археологических культур и этнокультурной истории Башкортостана, но вопросов социальной организации древнего населения не касаются.

В последней обобщающей работе по рассматриваемому периоду, авторами которой являются Н.А. Мажитов, А.Н. Султанова «История Башкортостана. Древность. Средневековье», основное внимание уделено вопросам этнической преемственности современных башкир и древнего, средневекового населения края. В параграфе «Хозяйство и общественная жизнь племен Южного Урала VI-VIII вв., делаются определенные выводы: определяется уровень земледельческого хозяйства племен Южного Урала, как относительно высокий; на конкретном материале, подтверждается занятие населения металлургией меди, бронзы и железа; подчеркивается, что в условиях кочевого и полукочевого скотоводства на Южном Урале меридиальные откочевки на юг на зимний период и возвращение на весенне-летний сезон являлись необходимым условием, и поэтому связи с югом для племен VI-VIII вв., были привычном делом; так же подтверждается широкомасштабный характер торгово-экономических связей племен Южного Урала с южными странами [Мажитов, Султанова, 2009. С.171-172]. Но о социальных или общественных отношениях речь не ведется.

Из приведенного выше историографического обзора, можно заметить, что работа по социальной интерпретации, археологического материала, в республике Башкортостан, ведется недостаточно интенсивно. Накоплен материал по погребальным памятникам, который позволяет провести соответствующие историко-социальные реконструкции. Но только при условии создания и использования существующих (Ковтун С.П.) методик анализа археологического материала.

Литература.

1.Агеев Б.Б. Пьяноборская культура. Уфа, 1992

2.Генинг В.Ф. История населения Удмуртского Прикамья в пьяноборскую эпоху. Ижевск, 1970

94

3.Голдина Р.Д. Ломоватовская культура в Верхнем Прикамье. Иркутск, 1980

4.Голдина Р.Д. Древняя и средневековая история удмуртского народа. Ижевск, 2004

5.Журавлева Г.Н. Народонаселение Среднего Прикамья в пьяноборскую эпоху (опыт палеодемографических реконструкций). Ижевск, 1995

6.Збруева А.В. История населения Прикамья в ананьинскую эпоху. М., 1952

7.Иванова М.Г. Истоки удмуртского народа. Ижевск, 1994

8.Ковтун С.П. Реконструкция социальной структуры населения Верхнего Прикамья второй половины I тыс. н.э. Ижевск,

2006

9.Мажитов Н.А., Султанова А.Н. История Башкортостана. Древность. Средневековье. Уфа, 2009

10.Оборин В.А. Коми-пермяки // Финно-угры Поволжья и Урала в средние века. Ижевск, 1999

11.Останина Т.И. Погребальный обряд населения Среднего Прикамья в III-V вв. // Материалы по погребальному обряду удмуртов. Ижевск, 1997

12.Шмидт А.В. Жертвенные места Камско-Уральского края // Известия Государственной академии истории материальной культуры, Т.13. Вып. 1-2. 1932

©Проценко А.С., 2012 г.

95

УДК 902/904

Д.М. Каданцев,

Башкирский государственный университет, г. Уфа

Научный руководители: В.И. Мухаметдинов,

н.с, Башкирский государственный университет, г. Уфа

МЕТОДОЛОГИЯ РЕКОСТРУКЦИИ ЖИЛИЩ НА ГОРОДИЩЕ УФА-II

«Жилища играют столь выдающуюся роль в характеристике жизни племен и народов, что без сведений о них невозможно начертить сколько-нибудь удовлетворительной картины быта» (В.А. Городцов)

Реконструкция в археологии, как и в любой другой исторической дисциплине, является сложным механизмом познания прошедших событий, предметов, явлений. Специфика реконструкции по археологическим данным заключается в том, что исследователь оперирует не полными данными источника, а лишь отдельными фрагментами, оставшимися от некогда существующего предмета. В этом смысле реконструкция - это своеобразная попытка увидеть, по меньшей мере, часть общей картины реалий древности посредством познания еѐ отдельных фрагментов, недостающих в общей «мозаике» источника. Таким образом, реконструкцию можно назвать инструментом, проверяющую исследовательскую версию воссоздания археологического источника.

Современный этап развития археологии требует комплексного подхода к изучению любых памятников древности, включающего в себя ряд методов, в том числе и эксперимент и прежде всего его главный атрибутреконструкцию начиная с модели

изаканчивая одним из уровней экспериментального тестирования. Полноценность археологической реконструкции обеспечивается многоступенчатой процедурой критики модели, расчетом параметров модели в графике, создание условной модели и т.д., заканчивая выходом на тот или иной уровень экспериментального тестирования

исоздания натуральной физической модели, как версии возможной реконструкции.

96

Поэтому реконструкция и моделирование древних производств является одной из актуальных проблем, вызывающих особый интерес исследователей самой разной специализации.

Вкачестве нашей цели мы выбрали реконструкцию жилища средневекового городища Уфа-II, так как домостроительство - это важная часть древней материальной культуры, реконструкция даже отдельных узлов которой позволит нам прояснить множество вопросов из жизни и быта населяющих эту область людей.

А своей непосредственной задачей мы видим реконструкцию модели жилища, выявление особенностей и методологии, согласно которой и будет проходить реконструкция самой модели, а в последующем модели в полную величину.

Исходной базой информации для нашей работы послужили данные отчета по Уфе-II за 2009 год, а также информации, полученной в ходе работы на этом памятнике в полевом сезоне 2012 года [Мажитов и др., 2009. C. 68]. В процессе исследования выявлены следы жилищ на Уфе-II, имеющие размеры 8х4 м, различные столбовые ямки, хозяйственно-бытовые ямы, остатки стен жилья, плетеные конструкции. На основе их и была составлена модель жилища размерами 35х20 см.

Воснове нашей методологии реконструкции жилища, мы поставили следующие опорные пункты: учение о системах и конструктивный подход. Первое представляет собой методологическую ориентацию исследования, основанную на рассмотрении объектов изучения в виде систем, то есть совокупностей элементов, связанных взаимодействием и в силу этого выступающих как целое по отношению к окружающей среде. Второй синтезирует достижения разных научных дисциплин, прежде всего биологии и математики [Черных,2008. C. 27]. Однако, в нашем исследовании мы делаем опору на первый метод т.к. это вытекает из особенностей Уфы-II, исследование ее ведется и материал постоянно дополняется новыми фактами, а накопленный ранее материал дает возможность провести систематизацию данных с возможностью их постоянно дополнения, но мы и не отрицаем конструктивный подход. Кроме того – метод поиска аналогий так же не стоит отрицать, так как лишь совокупность методов дает нам возможность максимально достоверно реконструировать жилище на этом памятнике.

97

Входе раскопок 2009 и 2012 гг. проведен анализ золы и слоистой органики, дерева из столбовых ям, а также деревянных плах. Основываясь на данных, полученных в 2009 г., выявлено 5 жилищ, размер которых в среднем, составлял 12х5 метров [Мажитов

идр.,2009. C. 54]. Также установлено, что жилища имели прямоугольную форму, этот вывод можно сделать из анализа расположения столбовых ям, а так же сохранившихся элементов стен. В ходе раскопок 2012 г. получены данные, позволившие уточнить размеры строений, их форму, характерную для городища Уфа-II. Полученные результаты позволили реконструировать жилище в виде прямоугольной постройки в 60 кв.м.

Одним из главных признаков, по которому можно выявить саму постройку, являются столбовые ямы. Так ямки, образующиеся в результате крепления жердей под стены, более глубоки, нежели остальные. Большое количество органики под слоем глины позволяет сделать вывод о применении конструкции легко создаваемого жилья на основе плетня обмазанного глиной с внешней стороны.

Входе археологических раскопок 2009 г. [Мажитов и др., 2009. C. 81] в границах жилища №5 была выявлена следы каменнодревесной конструкции в виде стены из плетня, укрепленной камнями, и имеющей глиняно-песочную обмазку с внешней стороны. Это позволило предположить, что население было знакомо с среднеазиатскими типами жилищ из плетня и глины [Кузьмина,1994.

C.77].

При исследовании памятника в 2012 г. выявлен элемент стены в виде двух параллельных рядов столбовых ямок, расположенных через каждые 5 см. Это вновь подтвердило предположение о навыках возведении строений на основе плетенной конструкции.

Входе раскопок, начиная с 2006 года, было выявлено большое количество хозяйственно-бытовых ям. При анализе их расположения мы можем делать вывод о наличии в самом жилище от 1 до 3-4 ям, сгруппированных или находящихся отдельно, в зависимости от их назначения. Хозяйственные ямы часто привязаны к очагам. Все вышесказанное позволяет говорить о нахождении в жилище минимум одной ямы. Этот вывод и послужил основанием к помещению на модели ямы, дно которой выложено берестой, которая

98

так же была встречена в результате расчистки колодцев в предыдущих годах так и в полевом сезоне 2012 года.

Еще одним элементом реконструкции жилища послужило наличие очагов на его территории. Фиксирование местоположения очагов позволило привязать их к планировке внутрижилищного пространства, охарактеризовать их по времени использования и выявить следующие особенности: наличие очагов для различных целей (плавка металлов, источник тепла и приготовления пищи) самого расположения в жилищах (у входа, по центру, в углу) и количества очагов в жилище 1-2. При создании модели жилища очаг размещен по центру и отгорожен от входа легкой стенкой из плетня.

В заключении стоит отметить, что при реконструировании жилища мы опирались на микробиаморфный анализ А.А. Гольевой [Мажитов и др.,2009. C. 98]. Исходя из ее выводов об основных породах используемой при строительстве древесины (дуб, ива, а так же мелкий кустарник), конструкция жилища с широким использованием плетня и обработанных досок представляется нам вполне обоснованным.

При поиске аналогий мы опирались на Прикамский регион, как наиболее близкий Поволжскому. Общность многих черт в зодчестве народов Повольжья и Приуралья, по словам К.И. Козловой, «проявилась в постройках, имеющих общий для финно-угорских народов термин, обозначающий «дом» так и его конструкцию, распространенную по всему Поволжскому региону». Это дает основание полагать, что домостроительные традиции Прикамья были известны и культурам, населяющим территорию по р.Белой. Е.М. Черных, исследуя и реконструируя жилища Прикамья, приводит различные точки зрения исследователей (Дубынин А.Ф., Розельфельд И.Г. Смирнов К.А.) на пути складывания Прикамско-Волжском регионе типа жилищ более характерных для раннего средневековья (землянки, полуземлянки, наземные) с очагом в центре, плетневыми стенами, или без них, с коническим перекрытием, различающихся в зависимости от местных условий [Черных, 2008. С.45]. Обобщая данные, Е.М. Черных приходит к выводу о чертах характерных для этого региона – площадь 30-40 кв.м. Интерьер определялся центральным положением очага на глинобитном основании или без него, хозяйственной ямой. Стены таких домов имели либо каркасножердевой остов, заполненный плетнем и обмазанный глиной. Все эти

99

черты находят ближайшие аналогии в более раннем домостроительстве ананьинско-пьяноборского населения и демонстрируют собой единую линию развития строительной традиции раннего железного века и всего периода средневековья. Также вероятно, что в VI н.э. на территорию р. Белой приходит население из Средней Азии, знакомое с плетневой конструкцией жилищ [Кузьмина, 1994. С.78].То есть прикамское влияние присутствовало, но не было главенствующим, однако, традиция постройки жилища на месте старого и обмазка его глиной, берет свое начало в степных районах. Логично предположить, что пришедшая общность дала толчок для развития таковых традиции здесь. Еще одним фактором послужило мнение исследователей (Иванова М.Г., [1988. С. 45] Черных Е.М.,[2008. С.55], Кузьмина Е.Е [1994. С.83].) о

непрерывных контактах, в Приволжском регионе различных культур

– оседлых и кочевых.

Исследовав археологические материалы городища Уфа-II была создана модель постройки. Безусловно, полученные нами выводы и модели могут быть скорректированы при последующем всестороннем изучении городища Уфа-II.

Литература.

1.Городцов В.А. Старшее Каширское городище // Известия Государственной академии истории материальной культуры. Вып.

85.М.,Л., 1933

2.Мажитов Н.А., Сунгатов Ф.А., Султанова А.Н., Мухаметдинов В.И., Сунгатов А.Ф. Городище Уфа-II. Материалы раскопок 2009 года Т.IV. Уфа, 2011

3.Черных Е.М. Жилища Прикамья (эпоха железа) Ижевск,2008

4.Кузьмина Е.Е. Откуда пришли индоарии? М.,1994

5.Иванова М.Г. Иднакар. Ижевск,1988

©Каданцев Д.М., 2012 г.

100