1 Их поколенье миновалось —

И с ним исчез кровавый след

Усилий, бедствий и побед.

В гражданстве северной державы,

В ее воинственной судьбе,

Лишь ты воздвиг, герой Полтавы,

Огромный памятник себе (курсив мой. — ЮМ.)

Обвинения, выдвигавшиеся впоследствии в отношении Петра I и

представителями либеральной интеллигенции, и славянофилами, были

весьма различны по своему характеру (тиран, сбил страну с естествен-

ного пути развития и пр.). Для A.C. Пушкина все подобное перевеши-

вается победой Петра под Полтавой. Здесь он разгромил армию свире-

пого завоевателя, ведшего себя в завоеванных странах как жестокий

оккупант. Победа России в Северной войне спасла ряд народов от ис-

тинного порабощения. Полтава обеспечила самой России почти столе-

тие мирного культурно-исторического развития. На ее независимость

впоследствии долгие десятилетия никто даже не смел посягнуть. В юно-

сти Пушкин своими глазами видел, что попытка другого завоевателя,

Наполеона, сокрушить в 1812 г. российскую имперскую государствен-

ность, основы которой были когда-то заложены Петром I, окончилась

полным крахом.

Именно в силу такой объективной обусловленности пушкинское

отношение к Петру вряд ли могло принципиально измениться впослед-

ствии, хотя некоторые авторы пробовали говорить об этом — в основ-

ном, ссылаясь на свои личные истолкования сложной по смыслу поэмы

«Медный всадник».

Царь построил «на берегу пустынных волн», в месте, малопригод-

ном и даже опасном для человеческого обитания, столицу империи,

одновременно — ее военный форпост. Впоследствии страшное навод-

нение 1824 г. затопило город, и вода погубила возлюбленную героя,

молодого чиновника. Обезумевший от горя юноша винит во всем Пет-

ра. Словом, в этой поэме, не пропущенной цензурой при жизни Пуш-

кина, представлено столкновение интересов единичной личности с го-

сударственной волей, олицетворенной в статуе Петра I.

Отрицательное отношение A.C. Пушкина к другому историческо-

му деятелю, Мазепе, преломившееся в созданном им образе, основано

на исторически реальных фактах как морального, так и политического

порядка:

Забыт Мазепа с давних пор!

Лишь в торжествующей святыне

Раз в год анафемой доныне,

Грозя, гремит о нем собор.

Вполне очевидна художественно-смысловая перекличка образа

Мазепы в «Полтаве» и центрального образа написанной ранее поэмы

К.Ф. Рылеева «Мазепа»1.

К историческому прошлому обращены и пьесы из «болдинского»

цикла «Маленькие трагедии» — «Скупой рыцарь», «Каменный

гость», «Моцарт и Сальери», «Пир во время чумы». СМ. Бонди

видел в них своего рода драматургические этюды, «лабораторию дра-

матурга»2. «Мышление литературными стилями» здесь проявляется во

1 Информацию исторического характера об этом деятеле Пушкин почерпнул,

как отмечалось исследователями, из «Жизнеописания Мазепы» А.О. Корниловича.

2 См.: Бонди СМ. Драматургия Пушкина // Бонди СМ. О Пушкине: Статьи и

исследования. М., 1978.

231

всей своей силе. A.C. Пушкин прямо помещает в центр двух произве-

дений цикла «мировые образы» Скупого и Дон Жуана, в третьем во

главу угла ставит столь же общезначимый мотив снедающей Сальери

творческой зависти, тему «гений и злодейство», вопрос об «алгебре и

гармонии» в искусстве1 Сюжет о Дон Жуане под его пером претерпе-

вает уникальный художественно-психологический поворот: пушкинс-

кий Дон Гуан с его глубоким, но запоздалым самоосуждением в извест-

ном смысле противоположен, например, кощунствующему до конца

герою Мольера. Что до компактной формы «маленьких трагедий», ис-

следователи так или иначе указывают на ее творческую связь с формой

«Драматических сцен» Барри Корнуола, прочтенных Пушкиным нака-

нуне работы над циклом (составившие цикл произведения замышля-

лись Пушкиным многим ранее). Имеет смысл указать и на их связь с

тоже компактной формой писавшихся параллельно в Болдине «Повес-

тей Белкина».

«Маленькие трагедии» неизменно воплощают предельно острую

ситуацию (столкновение скупого отца с сыном, приход кДон Гуану ожив-

шей статуи убитого им Командора, отравление завистником гения, вы-

мучен но-беззаботный пир во время эпидемии страшной болезни). Ос-

трота ситуации срывает с душ героев покровы, в которые они пытаются

рядиться, и обнажает их истинные характеры. Так, барон, позорящий

свое рыцарство низким ростовщическим занятием, привык внушать

себе, что деньги для него — лишь средство завоевания власти. Разви-

тие сюжета беспощадно открывает, что деньги для «скупого рыцаря» —

самоцель.

Развертывающаяся на сцене ситуация раскрывает даже бессоз-

нательные намерения и чувства геров — так, Моцарт косвенным

смыслом некоторых реплик «выдает» свое ощущение, что перед ним

убийца2.

Некоторые мотивы «маленьких трагедий» будут творчески изощ-

ренно разработаны A.C. Пушкиным впоследствии (ожившая статуя

Командора — ожившая статуя Петра в «Медном всаднике»).

Реалистические тенденции, незримо аккумулировавшиеся в пуш-

кинской поэзии, нашли свое концентрированное выражение в романе

1 Созданный Пушкиным образ не следует прямо соотносить с реальным ком-

позитором Сальери. По сей день не доказано, что он повинен в смерти Моцарта.

Пушкин болдинской осенью 1830 г. с доверием отнесся к слухам, гулявшим после

смерти Сальери, последовавшей в 1825 г.

2 См.: Боной СМ. «Моцарт и Сальери» II Боной СМ. О Пушкине: Статьи и

исследования. М., 1978.

ООП

в стихах «Евгений Онегин»1. Первое полное издание романа вышло в

марте 1833 г.

Как писал Ю.М. Лотман, в этом произведении «текст и внетек-

стовой мир органически связаны, живут в постоянном взаимном от-

ражении, перекликаются намеками, отсылками, то звуча в унисон, то

бросая друг на друга иронический отсвет, то вступая в столкновение»;

«онегинский текст изобилует цитатами и реминисценциями»2. Иссле-

дователь тут же приводит ряд примеров этого явления, с которым мы

уже многократно сталкивались ранее в других пушкинских произве-

дениях и которое проистекает из протеистического характера стиля

Пушкина. Принципиально новым (сравнительно с романтическими

произведениями A.C. Пушкина) в этом плане будет обилие в романе

намеков на «мелочи» (выражение Ю.М. Лотмана) современного ему

быта.

Эту последнюю черту данный исследователь истолковывает как

проявление реализма. Однако еще более показательно в плане реа-

лизма не внимание автора к деталям быта, а стремление его, не ог-

раничиваясь постановкой героев в те или иные внешние сюжетные

ситуации, определенным образом раскрывать их внутренний мир.

Важно и авторское стремление к типизации характеров героев. С

образа Онегина в русской реалистической литературе пошел тип

«лишнего человека», который вскоре продолжился лермонтовским

образом Печорина.

Произведение начинается со знаменитого «Мой дядя самых чест-

ных правил...» В таком стиле «молодой повеса» Евгений Онегин, «летя

в пыли на почтовых», размышляет о своем вызове в деревню, к одру

болезни богатого дяди. Н.Л. Бродский в комментарии указывает, что

перед читателем «ироническое применение к дяде стиха из басни Кры-

лова «Осел и мужик»3. Ю.М. Лотман в своем комментарии оспарива-

ет эту интерпретацию, но, думается, прав Н.Л. Бродский.

1 Среди огромной по объему филологической литературы о романе «Евгений

Онегин» в учебном пособии следует указать прежде всего на два комментария. Это

книга Н.Л. Бродского «Евгений Онегин». Роман A.C. Пушкина. Комментарии (Изд.

5-е. М., 2005) и книга Ю.М. Лотмана «Роман A.C. Пушкина «Евгений Онегин».

Комментарий» (Л., 1980 и др. изд.). По содержанию эти две высокоценные книги

взаимодополнительны и в ряде случаев уточняют друг друга.

2 Лотман ЮМ. Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин». Комментарий. Л.,

1980. С. 8-9.

3 Бродский H.JI. Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин». Комментарий.

С. 28.

233

Роман писался несколько лет, и образ Онегина претерпевал в нем

впечатляющую эволюцию. Пушкин в итоговой работе над романом

(явно совершенно сознательно) не стал сглаживать внутреннюю про-

тиворечивость этого образа. В окончательном тексте Евгений Онегин

в первой главе по-прежнему предстает легкомысленным светским ще-

толем. Он даже нигде не служит — что, по справедливому замечанию

Ю.М. Лотмана, «решительно делало» его «белой вороной в кругу со-

временников»1. Поскольку текст романа не дает оснований видеть в

этом неслужении какой-либо идейный «вызов обществу» со стороны

героя, данный нюанс характеризует Онегина первой главы чисто отри-

цательно. Черты духовной незаурядности, проявляющиеся в его обра-

зе позже, довольно неожиданны для читателя2.

Автор называет однажды Онегина (строф. XXIV первой главы) «фи-

лософом в осьмнадцать лет», однако эта характеристика не только не под-

готовлена предыдущим содержанием главы и потому отдает иронией, но и

появляется в тексте на фоне описания столичного кабинета героя, зас-

тавленного «Всем, чем для прихоти обильной/ Торгует Лондон щепетиль-

ный /И по Балтическим волнам/ За лес и сало возит нам». Зато когда

впоследствии Татьяна в деревне тайно посещает «барский кабинет» уехав-

шего Онегина, она видит здесь не изобилие модной парфюмерии, а «лор-

да Байрона портрет», «столбик с куклою чугунной» (статую Наполеона)

и притом «груду книг», при чтении которых «ей открылся мир иной».

При всем том именно непредсказуемость эволюции главного ге-

роя романа делала его образ динамическим, создавала ощущение, что

перед читателем биография «живого человека» со всеми присущими

ему скрытыми до поры от других глубинами личности, «диалектикой

души», метаниями и неожиданными поворотами судьбы. Усиливая в

читателе этого рода ощущения, A.C. Пушкин даже прибег к любопыт-

*юму приему шутливой мистификации: он неоднократно заявляет, что

лично знаком с Онегиным, что тот его «добрый приятель» и т. п.3

1 Лотман ЮМ. Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин». Комментарий. С. 49.

2 Ср.: Лотман ЮМ. К эволюции построения характеров в романе «Евгений

Онегин» // Пушкин: Исследования и материалы /АН СССР Ин-т рус. лит. (Пуш-

кинский Дом). М.; Л., 1960. Т. 3.

3 Отталкиваясь от подобных особенностей, Б. Иванов в свое время написал

замечательную «фантазию на тему» романа «Евгений Онегин».

См.: Иванов Б. Даль свободного романа. М.; Л., 1959.

См. также нашу полемику с Ю.М. Лотманом по поводу его оценки данного

произведения: Минералов Ю.И. Да это же литература!//Вопросы литературы.

1987. №5. С. 65-67.

OQ/1

Татьяна Ларина сразу является в романе как умная от природы,

начитанная девушка. В ряду сверстниц она выглядит странной: в отли-

чие от сестры Ольги, не любила участвовать в играх других детей («она

в горелки не играла»), повзрослев, не интересуется женским рукоде-

лием («Узором шелковым она Не оживляла полотна») и ощущает внут-

реннее одиночество. Она хорошо владеет французским, что может быть

понято как ее высокая личная способность к иностранным языкам (в

романе нет упоминаний о каких-либо ее учителях или гувернантке). Од-

новременно Татьяна предельно искрения и при этом житейски неопыт-

на, что в сочетании и создает ситуацию с ее письмом к Онегину, в кото-

рого она так безоглядно влюбилась. Случилось это не столько под

влиянием прочитанных романов — хотя Пушкин упоминает, как Тать-

яна «одна с опасной книгой бродит», «Воображаясь героиней Своих

возлюбленных творцов, Кларисой, Юлией, Дельфиной...»1. Она ощу-

тила в Онегине и сходное внутреннее одиночество, и некоторую духов-

ную близость себе.

Характер Татьяны противоположен онегинскому своей внутренней

цельностью, ясностью принципов. В финальном объяснении она имеет

твердость заявить Онегину:

«...Я вас люблю (к чему лукавить?),

Но я другому отдана;

Я буду век ему верна».

Чистота сердца помогает Татьяне верно чувствовать то, чего она

не может однозначно осмыслить. Люди того самого дворянского «выс-

шего света», из которого явился в деревню дяди Онегин, становятся до

предела ясны ей уже по первым впечатлениям от московской жизни:

Всё в них так бледно, равнодушно;

Они клевещут даже скучно...

В известном смысле особняком стоит фигура Владимира Ленско-

го, обрисованная со скрытой иронией над особенностями облика и бы-

тового поведения «романтических юношей»:

Красавец, в полном цвете лет,

Поклонник Канта и поэт.

Он из Германии туманной

1 Героини произведений Ричардсона, Руссо и Ж. де Сталь.

235

Привез учености плоды:

Вольнолюбивые мечты,

Дух пылкий и довольно странный,

Всегда восторженную речь

И кудри черные до плеч.

«Кудри черные до плеч» упомянуты в одном ряду с «вольнолюби-

выми мечтами» уже явно в целях иронического снижения образа ге-

роя. Далее через строфу по тексту следует характеристика мировиде-

ния этого юноши, которая одновременно оформлена как поток

стихотворной фразеологии романтиков:

Он верил, что душа родная

Соединиться с ним должна,

Что безотрадно изнывая,

Его вседневно ждет она;

Он верил, что друзья готовы

За честь его приять оковы,

И что не дрогнет их рука

Разбить сосуд клеветника...

В этом перечислении следует отметить аллюзию, относимую к бал-

ладе Шиллера «Порука» (друг, идущий в тюрьму за друга). Однако она

встроена в общую цепочку расхожих «книжных» мотивов. Сам Ленс-

кий в своих стихах «пел разлуку и печаль, И нечто, и туманну даль,

И романтические розы...» — то есть воспроизводил общие места ро-

мантизма. Романтические клише переполняют и предсмертные стихи

Ленского («Куда, куда вы удалились, Весны моей златые дни?» и т. д.).

После гибели Ленского на дуэли Онегин уезжает. «Путешествие

Онегина» публикуется ныне в виде приложения к роману, вне его девяти

глав. Особую проблему составляет и так называемая «десятая глава».

Степень и форма принадлежности к роману обозначаемого так ис-

следователями текста, написанного «онегинской строфой» (разрабо-

танной автором для «Евгения Онегина»), по сей день проблематична.

Данный текст был зашифрован A.C. Пушкиным (несомненно, в силу

своей политической остроты). Впоследствии замечательный пушкинист

С. М. Бонди предложил метод его расшифровки1.