§ 2. Пределы применения нормы, заложенной в п. 2 ст. 405 гк

Как мы установили выше, с точки зрения прав кредитора на ответную реакцию просрочкой признается как полное бездействие должника, так и его действия по исполнению, если в итоге кредитор не получает того, что он должен был принять в счет исполнения договора, и отказывается принять исполненное. Иначе говоря, расширительное толкование понятия просрочки приводит к тому, что под данное понятие может подпасть и ненадлежащее исполнение, отвергнутое кредитором на законном основании.

В связи с изложенным встает вопрос: означает ли полученный нами вывод о том, что кредитор может расценить в качестве просрочки даже предложенное должником ненадлежащее исполнение, что п. 2 ст. 405 ГК применим ко всем нарушениям? Конечно же нет.

Во-первых, как мы писали выше, кредитор не всегда вправе не принять ненадлежащее исполнение по договору. Право отказаться от принятия дефектного исполнения с расторжением договора или требованием осуществить новое исполнение имеется у кредитора только тогда, когда нарушение носит существенный характер. Так, например, согласно ст. 475 ГК покупатель не вправе отказаться от товара, в котором проявились несущественные недостатки.

Во-вторых, ряд нарушений по своей природе не может быть квалифицирован в качестве просрочки (например, незаконное разглашение конфиденциальной информации, полученной при заключении и исполнении договора, передача индивидуально-определенного товара, на который имеют законные притязания третьи лица, и некоторые другие).

В-третьих, закон может устанавливать специальные нормы, прямо или косвенно указывающие на необходимость соблюдения судебной процедуры расторжения применительно к отдельным видам договоров (например, ст. 619 ГК - в отношении договора аренды). Подобные случаи следует толковать как исключение из исключения. Иначе говоря, наличие такой специальной нормы исключает возможность применения более общей нормы п. 2 ст. 405 ГК в силу принципа Lex specialis derogat generali.

Все же остальные случаи нарушения могут быть при желании кредитора сведены к понятию просрочки. Будь то исполнение обязательства с просрочкой или текущее неисполнение или даже дефектное исполнение - они могут быть восприняты кредитором как просрочка и тем самым дать ему возможность воспользоваться правом, предоставленным п. 2 ст. 405 ГК.

Имплементация такого подхода, по сути, перевернет изначальный смысл закона, существенно расширив сферу действия права на внесудебный отказ и сделав норму п. 2 ст. 405 ГК, на первый взгляд позиционирующуюся как исключение из правила о судебной процедуре расторжения, практически общим правилом. Судебное же расторжение останется обязательным только: 1) в случае, когда нарушение в силу своей природы не может быть расценено как просрочка или 2) когда закон или договор указывают на обязательность соблюдения судебной процедуры.

С точки зрения практической целесообразности данный подход достаточно адекватен, так как выполняет крайне полезную роль - значительно сужает сферу применения не адекватного современным экономическим реалиям рыночной экономики правила ст. 450 ГК о судебном порядке расторжения.

С точки зрения стройности конструкции защиты прав кредитора такой подход также оправдан, так как он создает практически единый режим расторжения, устраняя различия в процедуре расторжения в зависимости от вида нарушения, что стоит только приветствовать. Как мы писали выше, унификация правового режима нарушения договора является общемировой тенденцией, которая во многом связана именно с трудностями, возникающими при квалификации и разграничении отдельных видов нарушения договора. Поэтому во избежание данных затруднений разумнее установить единый порядок расторжения для всех видов нарушения. Победоносная "экспансия" п. 2 ст. 405 ГК, которая за небольшими исключениями покроет все возможные случаи нарушения договора, в этом смысле вполне оправданна и, более того, неизбежна. "Победа" правила о судебном расторжении, если бы мы признали, что п. 2 ст. 405 ГК не является исключением из правила ст. 450 ГК, и право на отказ означает необходимость идти в суд, только усугубила бы ошибку нашего законодателя, допущенную при определении общего правила в отношении порядка расторжения. Сохранение же статус-кво просто невозможно, так как все попытки разделить "сферы влияния" между нормами п. 2 ст. 405 и ст. 450 ГК лишь создают новые проблемы и плодят неопределенность.

Безусловно, законодатель вряд ли предполагал, что такая юридическая эквилибристика с толкованием п. 2 ст. 405 ГК позволит де-факто дезавуировать действие указанного им в ст. 450 ГК правила о судебном порядке расторжения. Но мы считаем, что до тех пор, пока не будут внесены поправки в ГК, которые вслед за законодательством большинства развитых стран прямо установили бы право кредитора на внесудебный отказ от нарушенного договора, мы имеем полное право и просто обязаны в целях оптимизации правового регулирования добиться более справедливого и адекватного современным экономическим реалиям понимания закона.

При этом при будущем внесении изменений в ГК нельзя не забыть устранить из него вместе с правилом о судебном расторжении и саму норму п. 2 ст. 405 ГК, которая, как мы писали выше, сама по себе некорректна.