Siaset-name_Kniga_o_pravlenii_vazira_XI_stoletia_Nizam_al-Mulka__Literaturnye_pamyatniki__-_1949

тующий оправосудности газневидского султана Ибрахима, младшего современника Низам ал-мулька, естественно, вряд ли мог быть уместен и терпим в сочинении, посвященном Малик-шаху. Случайность упоминания об Ибрахиме служит лишним подкреплением довода о непринадлежности рассказа кпервоначальному составу сочинения.

никаких формальных (по содержанию) признаков, которые не позволяли бы ихдатировать иначе, чем то принято вотношении „Сиасетнамэ" традицией, приписывающей памятник перу Низам ал-мулька. Исключение составляет раздел 124, где встречается термин монгольского времени — 3>аркауниан"; но появление монгольского термина может быть объяснено ошибкой переписчика, так как носит случайный, единичный характер.

ZDMG, 1892, s. 76S.

150.История Маздака— (ок. 528—29 н. э.) г.

151.Деятельность жены Маздака, Хуррамэ — ??

163.Восстание в правление халифа Васика — 227—232 (=842—

847)г.

163, Восстания до 300 (=912/13) г.

Хронологическая непоследовательность сопутствует ряду грубей-

(Муканна Мервези), — хрониками, соединенными с элементом фабулы; 154, 155, 156, 159, 160, 163 — сокращенными отрывками из хроник; в некоторых случаях (151, 155) разделы хранят случайно сохранившиеся фразы, не имеющие прямого отношения к повествованию.

Из упоминаемых в разделах об еретиках источников явственно можно найти заимствования из Табари (161), Ибн Мискавейха (157), „Маздак-намэ" (150) и „Бабек-намэ" (161); двукратное упоминание об „истории Исфахана", каковая якобы должна была служить основным источником для сведений об еретиках, не реализуется в содержании разделов, — истории исфаханских еретиков отведена весьма незначительная часть разделов 160 и 161.

Сообщение Хаджи Хальфы о позднейшей приписке некиим ал-Ямани к сочинению Низам ал-мулька дополнительных 15 глай не может подойти с большим основанием ни к одной части „Сиасетнамэ", чем к части, касающейся истории еретиков.

Сомнительно также авторство Низам ал-мулька в отношении большинства рассказов, приводимых в „Сиасет-намэ" в виде иллюстраций тех или иных дидактических положений. Характерной чертой этого иллюстративного материала является фабула; при превалирующем значении фабулы историческое правдоподобие того или иного рассказа имело подсобное, второстепенное значение. Такие рассказыиллюстрации должны были обладать преимущественно литературными, а не историко-хроникальными достоинствами. Как и для всякого литературного произведения, источником д\я таких заниматель-

вавших этому своду сочинений, в том числе и в отношении к „Сиасетнамэ", показывает на наличие весьма значительных вариантов, касаю-

возможность сравнить версии рассказов таких близких друг к другу по времени сочинений, как мемуары Бейхаки и „Сиасет-намэ". Развитие одного и того же сюжета сопровождалось рядом изменений в деталях, а часто и в самой конструкции. В некоторых из рассказов „Сиасет-намэ" эти изменения происходили за счет добавления отрывков из исторических хроник (ср. разд. 15, 32, 83), главным

цель и назначение рассказа. Само собой понятно, что подобный метод приведения иллюстративных рассказов не составляет какой-то специфической особенности рассматриваемого сочинения. Являясь традиционным для персидской дидактической литературы, подобный метод иллюстрации тех или иных поучений рассказами был применяем и в послемонгольское время; характерным образцом такого творчества в это время могут быть названы произведения Саади. Специфической особенностью „Сиасет-намэ" является то обстоятельство, что все рассказы, приводимые в сочинении, по своему фактическому содержанию датируются временем более ранним, чем дата смерти Низам ал-мулька, а по языку с одинаковым правом могут быть отнесены и к XI, и к XII в. И все же, повторяем, принадлежность этой части „Сиасет-намэ" целиком Низам ал-мульку не может не внушать сомнений, правда, в значительно меньшей мере, чем разделов, трактующих об истории еретиков.

Вряд ли эти сомнения можно сколько-либо аргументированно обосновать ссылками на анахронизмы илиисторические неточности. Сложная история бытования рукописи, наиболее старый список которой датируется лишь концом ХШ в., не позволяет более или менее строго оценивать ошибки рассказов, относя их исключительно за счет автора. Даже издание Ш. Шефера, выполненное с возможной для европейского ученого тщательностью, внесло в текст сочинения ряд недоразумений, отсутствующих в рукописях, и в некоторых случаях разъясненных тегеранским изданием.1

Наши сомнения базируются не на отдельных неточностях и ошибках, а, так сказать, на характере и духе самого иллюстративного материала „Сиасет-намэ". Известный отрывок из „Чахармакалэ" Низами-и-Аруди Самарканди, приведенный со слов поэта Муиззи, характеризует Низам ал-мулька, как человека не только неспособного к поэтическому творчеству, но и не имевшего ни малейшей склонности к поэзии.2 Даже самое поверхностное рассмотрение иллюстративного материала „Сиасет-намэ" показывает,

творных образцах? частью предшествующих или современных сочинению, частью известных из последующей литературы. К таким отрывкам „Сиасет-намэ" относятся резделы 10, 19, 136, 139; весьма близки по сюжету с соответствующими разделами „Шах-намэ" сасанидские разделы „Сиасет-намэ". Таким образом, мы можем констатировать наличие в рассказах „Сиасет-намэ" тем, трактовка которых встречалась и в стихотворной форме, и в прозаической, К сожалению, слабая разработка истории памфлетов против еретиков не дает нам возможности остановиться более или менее подробно на этого рода литературе. Тем не менее, нам представляется, существуют достаточные основания предполагать наличие именно стихо-

можно видеть что-либо оригинальное по существу дела._Основанием для подобного утверждения является описание церемониала при назначении вазирд, дриводимое таким великим знатоком придворных обычаев, как Абу-л-Фазл Бейхаки. Такое описание мы встречаем у Бейхаки дважды: первый раз при назначении вазиром Ахмед-и-

20 Сиасет-намэ

трактате, который фиксировал бы, по выражению „Сиасет-намэ", „какие обязанности и как выполняли государи до нас, а мы не совершаем", несомненно должна была особенно остро ощущаться как раз во время этой созидательной административно-государствен- ной работы. Гораздо труднее определить, к какой именно дате относилось написание Нивам ал-мульком своего музада'ата. Единственным критерием в данном случае может быть лишь фактический материал^ относящийся к биографии вазира. Этот именно материал не может не привести исследователя к необходимости проявить большее доверие к дате, указанной „Сиасет-намэ". В то время как дата Хаджи Хальфы при современном состоянии биографических сведений

мость написания такого сочинения могла исходить из субъективной потребности находившегося в опале вазира определить свое отношение к злободневным политическим вопросам с целью убедить султана в своей правотеэ появление такого трактата может также быть объяснено фактами реконструкции при сельджукском дворе газневидских бюрократических традиций. Написание политического трактата являлось своеобразным, хотя и несколько запоздалым,

308 Введение в изучение памятника

иприводимые издателем: „эти все главы написаны так, как хотело мое сердце; к этому нечего добавить. Я делаю эту книгу своим руководством, буду по ней действовать". Невольно они напоминают тот „ответ", который давал Масуд б. Махмуд на мувада'ат Ахмед- и-Хасан и Ахмед-и-Абд-ас-Самад. С этой точки зрения также вполне объясним и тот, иначе ничем необъяснимый факт, что написанный

вазиром трактат, столь высоко оцененный султаном, был направлен в канцелярию, а не остался наруках государя. Как то отмечено вышеприведенными отрывками из Бейхаки, подобные документы при газневидском дворе считались совершенно естественно государственными документами, в передаче и,очевидно, хранении которых принимал непосредственное участие диван государственной

объяснимы они могут быть только исходя из событий^ последовавших за смертью Низам ал-мулька (1092).

Как явствует из всего вышесказанного, анализ фактического содержания „Сиасет-намэ" всецело подтверждает указание издателя сочинения о первом появлении трактата после смерти Низам алмулька, очевидно, в правление сына Малик-шаха — Мухаммеда, которому посвящен раздел 5, касида в конце сочинения и упоминание имени которого дает основания говорить о самой поздней дате, встречающейся всочинении.

Соответствие указания издателя с фактическим содержанием сочинения в отношении времени появления его представляется нам