Выпуск 6

наших нет... И простили её. Монах был молод и хорош собой, не унывал и держался молодцом, да к тому же был искусен в писарском деле и тому подобных вещах.

—Примем же его теперь, как сына, — постановил тесть и назначил его своим доверенным в Камакуре, воз­ ложил на него всякие тамошние дела. А внук тоже рос пригожим, славным мальчишкой, и дед им стал весьма дорожить. Потом родилось ещё несколько внуков.

Когда старшему мальчику пошёл тринадцатый год, дед отправил его в Камакуру — справить обряд наде­ вания взрослой шапки. Приготовили припасы, снаря­ дились, сели на корабль. Когда плыли по морю, вдруг налетел ветер, поднялись волны. Мальчик выглянул за борт — и нечаянно упал в море.

—Арэ, арэ\ — кричал он, но утонул, исчез из виду.

С болью в груди, в отчаянном горе монах проснулся».

Осознав всю тщетность земной жизни, юноша возвраща­ ется к себе в храм. Сон этот, — подытоживает Мудзю:, — был послан ему богами Кумано, чтобы вернуть его на путь под­ вижничества.

«Поземельный начальник» в этом рассказе достаточно бо­ гат и влиятелен, чтобы не только совершать многомесячные паломничества, но и держать в Камакуре своего представите­ ля. От «доверенного», дайкан требуется не воинская под­

готовка, а скорее, столичная выучка: умение хорошо писать и приятные манеры. Внука своего «поземельный начальник» посылает в Камакуру пройти й, гэмпуку, обряд совершен­

нолетия, восходящий к китайскому образцу. Вероятно, в вос­ точных землях уже был перенят чиновничий обычай Столицы: чтобы шапку взрослого мальчику надевал кто-то из друзей се­ мьи, особенно преуспевших на службе, только здесь — не при дворе, а при Ставке.

Похожие истории о том, как восточные воинские семьи роднятся с образованными столичными людьми, Мудзю: при­ водит и в других рассказах — правда, обычно мужчины с вос­ тока женятся на женщинах из Киото.

В рассказе V I-1 появляются сразу несколько дзито: и их жёны. На похоронах «поземельного начальника» из имения

Сарасина15 в провинции Синано монах читает проповедь и в ней сочувствует горю трёх дочерей покойного. Все они заму­ жем за дзито: из соседних имений.

«Старшая дочь была замужем за поземельным на­ чальником в Имако. Последний долг родителю она от­ давала, не жалея сил, <•"> всякий раз, как отец просил, варила рыбную похлёбку и носила ему, благо путь не­ дальний. А вторая дочь, жена поземельного начальника в Хасуэ, когда услыхала, что отец при смерти, примча­ лась, проехала ночью через перевал Хасуэ, как никто не ездит, — лишь бы повидаться с родителем в последний раз. Зная все эти подробности, монах вещал:

—О, горек удел непостоянных рождений и смертей! Кому не доводилось хоронить ближних, ушедших пре­ жде? Но хотя в каждом людском лице мы видим заботу

ородителях, я не знаю ничего подобного тому, что вы

сейчас услышите. Пока покойный был жив — кто не ува­ жал его? Ушёл он смертным путём все горюют о нём.

О, госпожа Имако — кто теперь обрадуется её стряпне?! А госпожа Хасуэ — к кому она поспешит одна в ночи, кто будет её ждать?! А госпожа Кумаи...

Сидевший тут же поземельный начальник из Кумаи, муж третьей дочери, перебил:

—О делах младшей сироты, госпожи Кумаи, попро­ шу далее не распространяться!

Раз проповедника вот так оборвали, он больше и не сказал ничего. Да его уже никто толком и не слушал, а троих зятьёв даже пот прошиб».

Мудзю: приводит этот случай среди примеров неудачных проповедей: когда монахи пытаются польстить заказчикам, не знают меры, и в итоге восхваление оборачивается бестакт­ ностью. Здесь конфуцианская добродетель дочерней почти­ тельности обсуждается в буддийском контексте и получает

15 Местность Сарасина стала знаменита в истории японской словес­ ности благодаря нескольким стихотворениям, а также «Дневнику Сарасина» ( S ,«Сарасина-никкш, вторая пол. XI в.) — где географическое название Сарасина служит отсылкой к образу «Горы покинутых старух», Обасутэ-яма, и к обычаю относить дряхлых стариков в горы и оставлять там на смерть.

самую положительную оценку — похожие примеры можно найти и в других камакурских источниках. Примечательно, что для замужней женщины из воинского рода в «Собрании песка и камней» (в этом случае и в других — и в отличие от многих китайских источников) главной остаётся забота о соб­ ственных родителях, а не о свёкре и свекрови. По словам Мудзю:, «у людских детей сердца таковы, что дочери обычно боль­ ше преданны и почтительны, чем сыновья, лучше ухаживают за родителями в старости» (IV-3).

Столкновение «столичного» и «восточного» образа действий и готовность воина-чиновника приобщиться к настоящему вежеству видны в рассказе V6-2. Где-то в восточных землях «поземельный начальник» велит слугам схватить и связать монаха-странника, сломившего ветку вишни в его саду. Мо­ нах держится смиренно, но на самом деле он принадлежит к одной из знатнейших столичных семей — это Рю:сон сын знаменитого поэта Фудзивара-но Иэтака (1158-

1237). На обвинение в воровстве он отвечает стихами:

Растроганный, «поземельный начальник» ворчит: а как ещё мне было его назвать? — но велит развязать монаха, оде­ ляет его всяческими припасами, и поняв, что перед ним зна­ ток поэзии, просит наставления о стихах.

В нескольких рассказах «поземельные начальники» вы­ носят приговоры по делам, подлежащим их суду. Так, в рас­ сказе IV—6 разбирается дело о покушении на убийство,

16Эти стихи — несколько переиначенная песня Сайге:( 1118-1190). Слово сиранами, «пена на волнах», имеет также значение «вор», «разбойник». Адресату стихотворения задан вопрос: неужто тебе не жаль вишнёвых ле­ пестков, подобных тем, что падали в реку Ёсино и были воспеты в стихах Сайге:, — и не жаль меня, пусть и вора, но чувствительного к недолговечной красоте цветов?

осложнённое тем, что все его участники носят монашеский сан. Потерпевший — пожилой монах-отшельник, а преступ­ ница — монахиня лет тридцати. Старик, в нарушение всех правил монашеского устава, поселил эту женщину у себя в хижине: не столько как любовницу, сколько как сиделку и служанку. Монахиня сошлась с неким молодым монахом и задумала убить старика, чтобы остаться хозяйкой в его до­ мике и переселить к себе своего дружка. Попытка убийства не удалась — помешали соседи, также монахи. «Скрыть та­ кое происшествие было нельзя: доложили поземельному на­ чальнику, тот устроил суд. Монахине нечем было оправдать­ ся, она и не стала ничего объяснять. Вина тяжела: за такое преступление полагалось бы приговорить к отсечению рук, или ног, или даже головы. Но коль скоро она была отшельни­ цей, а поземельный начальник — человеком милосердным, он её просто осудил на изгнание».

Такой же приговор — изгнание — выносят дзито: в про­ винциях Мино и Муцу в рассказах VII-10 и VII-11. В первом из этих рассказов «поземельный начальник» на охоте едва не подстрелил фазана, но тот куда-то спрятался. Оказалось, ещё накануне этот фазан явился во сне одной местной кре­ стьянке и признался: я — твой покойный свекор, завтра моя жизнь будет в опасности, спаси меня, если я сумею добрать­ ся до твоего домика. Таки вышло, женщина спрятала фазана в пустом котле под крышкой, и хотя охотники искали добы­ чу, но в котёл заглянуть не догадались, так что фазан уцелел. Когда же ближе к ночи домой вернулся муж этой женщины, то заявил: да, я узнаю моего родителя, это он явился, чтобы из отеческого милосердия накормить меня! — и убил фазана, когда тот доверчиво дался ему в руки. Крестьянка, приняв всё происшедшее близко к сердцу, сбегает из дому, «поземельный начальник» узнаёт, как было дело, и постановляет: убийство родного отца, пусть даже обретшего новое рождение в пти­ чьем теле, — всё равно тяжкий грех. Он изгоняет крестьянина из тех мест, а крестьянке за её доброту передаёт все права на домик и земельный участок.

Во втором из названных рассказов дзито: выслушивает рассказ женщины, ушедшей из дому с маленьким ребёнком и просящей разрешения на развод. Она жалуется на бессер­ дечие и жадность мужа: тот добывает еду только для себя,

объедается, но жене и дитяти не даёт ни кусочка. Муж под­ тверждает её слова ничуть не раскаиваясь, и дзито: выносит

решение в пользу женщины. Мужа «назвали злодеем и изгнали за пределы тех мест. А жене за то, что она непонятно как жила с ним до этих пор, и зато, что она женщина не бесчувственная, оставили всё хозяйство, и податями обложили только за неё самое, а от мужниной подати освободили». Здесь «поземель­ ные начальники» вершат не только суд по уголовным делам, но также карают и милуют поселян за их нрав, проявляемый в быту, причём «жалость» к ближним, насакз, оказывается са­

мым важным качеством.

В рассказе 1-10 собственная вера «поземельного начальни­ ка» оказывается разрушительной — и для тех, чьи дела он ре­ шает по долгу службы, и для него самого. Этот воин принадле­ жит к новому для XIII в. и уже тогда скандально знаменитому направлению буддизма— радикальному амидаизму. Согласно ему, в наступившем «последнем веке» никакие обряды уже не

действуют, собственными силами спастись человек не может, даже если будет пытаться соблюдать все заповеди и творить добрые дела. Чтить будд и богов тоже бессмысленно, и остаёт­ ся лишь молиться одному-единственному будде — Амиде — и надеяться на посмертное возрождение в Чистой земле, она же страна Высшей Радости17.

«В краю Тиндзэй18 жил мирянин, знаток учения о Чистой земле. Он как поземельный начальник управлял несколькими имениями, и в том числе святилищными полями. Некое спорное поле он изъял. Монахи, жрецы и прочие служители святилища возмутились и стали жа­ ловаться в Камакуру, но им ответили: изъятие спорных полей входит в полномочия поземельного начальника,

17 Основателем этого учения считался монах Хо:нэн ( 1133-1212) правда, он проповедовал почитание Амиды в гораздо менее радикальном ключе. См.: Трубникова H.H., Бачурин А. С. История религий Японии. IXXII вв. М.: Наталис, 2009. С. 417-434.

18 Тиндзэй «Замирённый запад», — собирательное название для зе­ мель, лежащих на острове Кюгсю:. В этом краю общины радикальных амидаистов были достаточно сильны.

так что всё законно19. Ничего не добившись жалобой, они снова и снова обращались к начальнику, но тот не отвечал. Тогда они заявили:

—Мы будем молить богов, чтобы на тебя пало про­ клятие!

А тот лишь посмеялся над ними:

—Тоже мне, напугали! Какое ещё проклятие? Под­ вижнику Чистой земли незачем думать о богах! Избран­ нику, осиянному светом будды Амиды, разве могут по­ вредить даже боги?

Божьи люди разгневались ещё пуще и в самом деле прокляли супостата. Вскоре он заболел дурной болезнью

илишился рассудка.

Мать начальника, госпожа-монахиня20, очень испугалась и со слезами стала просить его:

—Подумай, ведь тебе ещё предстоит заботиться обо мне, когда я одряхлею! Верни им то божье поле и скажи, что был неправ!

Не подействовало: больному становилось всё хуже, без надежды на выздоровление. Мать в отчаянии взмо­ лилась к божеству того самого святилища. Жрецы при­ слали своего человека к одру болящего. Посланец потре­ бовал:

—Верни божье поле непременно! Признай свою не­ правоту и возврати божье поле.

Но начальник, как в бреду, тряс головою и говорил:

—Что мне за дело до богов?

Ничуть не отступился...

Посланец тихонько рассказал его матери: так, мол, и так. А после и божество через одержимую жрицу обра­ тилось к ней. Мать пыталась смягчить божий гнев:

— Сын обещает вернуть ваше поле! Помоги же хотя бы сохранить ему жизнь!

Жрица расхохоталась и вещала:

19Грамоты о похожих тяжбах приведены в издании The Kamakura Ba­ kufu: A Study in Documents... за номерами 112-113.

20 Женщина, принявшая монашеское посвящение, но по-прежнему жи­ вущая не в храме, а вместе с родичами. Она говорит сыну, что ему ещё пред­ стоит ё:ро: «заботиться о престарелой», как если бы она оставалась ми­ рянкой и сыновний долг перед нею у сына сохранялся.

—Он качал головой и говорил, что ему нет дела до богов! Этакое нечистое сердце! Я — превращённое тело Одиннадцатиликой Каннон21. Кто полагается на Изна­ чальный обет моего исконного учителя, будды Амиды22, кто с искренним сердцем произносит слова молитвы, па­ мятования о будде, — с какой любовью я всегда помню

отаком человеке, как я ценю его! А у кого сердце грязно, мутно, неискренне — разве оно отвечает Изначальному обету?

Жрица хрустнула пальцами, слёзы покатились — словно град застучал. И люди, слыша это, все плакали.

Начальник в итоге не выздоровел. В последний час, когда он уже лежал при смерти, его давний учитель и му­ дрый друг23 побуждал его молиться, повторять имя Ами­ ды. А он воскликнул:

—Мошенник! Схватил изголовье и ударил им свое­

го учителя. Тот отбил удар и попал недужному прямо по голове. Редкостная судьба!

Мать начальника, госпожа-монахиня, позже сама заболела и обратилась с мольбой к богине Белой горы —

Хакусан24. И причитала так:

Я ведь просила его: перестань! Должно быть, я ви­

новата перед богами, но не знаю, в чём моя вина. Богиня ответила ей:

21 Одиннадцатиликая ~\— Дзю:итимэн, _ одно из обличий бодхисат­ твы Каннон. В учении о Чистой земле Каннон вместе с другим бодхисаттвой, Сэйси (Обретшим силы), считаются спутниками будды Амиды. Как и другие будды и бодхисаттвы, Каннон в Японии соотносится с несколькими боже­ ствами коми, они считаются её «превращёнными телами».

22 Обет спасти всех, кто с верою призовёт его по имени; отсюда амидаистская молитва: «Слава будде Амиде!» Наму Амида буцу.

23 «Мудрый друг» дзэнтисики, — тот, от кого человек узнаёт об учении Будды. Так называли друг друга амидаисты, входившие во внехрамовые сообщества: это могли быть монахи и миряне, они собирались для совместных молитв и чтения сутр, а также часто давали обет, что будут ухаживать за со­ братьями в пору болезни, чтобы помочь им с должным настроем в смертный час предстать перед Амидой, а если умирающему откроется видение Чистой земли записать его рассказ о ней.

24 Хакусан, или Сираяма Белая гора — одна из священных гор Япо­ нии (в земле Kara), знаменитое место подвижничества. Тамошняя богиня, Сираяма-химэ Дева Белой горы, широко почиталась и в других зем­ лях.

—Верно, ты просила его уняться, но в сердце своём ты помышляла лишь о том, как спасти сына, и ненави­ дела нас. А с этим мы не миримся!

И монахиня тоже вскоре умерла.

Внук старухи унаследовал отцовский дом. И спустя недолгое время на коньке крыши свила гнездо цапля. Погадали, что это значит, и ответ был: “Божья кара”. Га­ датель, знаток Пути Тёмного и Светлого начал 25, вос­ кликнул:

—Что такое “божья кара”Не могу удержать!

Он ещё держал в руке чашу, но, словно бы выломан­ ные, пальцы его выгнулись назад, он застыл в судороге

итут же умер».

Вэтом рассказе примечательно многообразие обрядов: это

и«проклятие», норой, и обращение к местному святилищу, чья прорицательница, каннагиувещает от имени божества и на­ стаивает на единстве почитания богов и будд; и попытка по­ будить умирающего к «памятованию о будде», нэмбуцу, пред­ принятая его собратом по амидаистской общине, и моление к божеству знаменитого святилища Хакусан, и гадание по правилам оммё:до:. Родичи и близкие «поземельного начальника» задействуют почти все те обрядовые средства, какие применялись прежде, в эпоху Хэйан, в столичных чиновных семьях. Сама же беда здесь, по словам Мудзю:, происходит оттого, что человек склоняется к одной новомодной вере и отвергает все прочие верования и обряды.

Врассказе III-2 «поземельный начальник» из провин­

ции Симо:са судится с управляющим имения; дело рассма­ тривается в Высшем суде при камакурской Ставке (

Монтю:дзё:)26. В этом рассказе Мудзю: указывает, кем был

25 оммё.дзи, толковавший знамение согласно «Пути Темного и Светлого начал» оммё.до:. Для гадания могли использоваться разные приспособления, в том числе чаша с водой.

26 Учреждён этот суд в Камакуре был ещё до основания сёгуната, в 1184 г., для решения споров между воинами восточных земель, верными роду Мина­ мото. Сохранились многочисленные документы XIII-XIV вв., относящиеся к работе суда Монтю:дзё:. В отличие от прежних японских судов, в Монтю:дзё: судья не только изучал поданные грамоты и заслушивал ответчика и истца

«поземельный начальник»: одним из «людей правящего дома»,

гокэнин.

«Судьёй же в ту пору служил Хо:дзё: Ясутоки27. Позе­ мельный начальник и управляющий снова и снова схо­ дились для прений. И вот, когда сторона управляющего привела самые основательные доводы, поземельный на­ чальник хлопнул в ладоши, повернулся к Ясутоки и воскликнул:

— Ага! Я проиграл!

Множество людей разом выдохнули: ха! — и засмея­ лись.

Ясутоки кивнул и без улыбки молвил:

Достойный проигрыш! Я, Ясутоки, служу в суде

уже много лет, и сколько прений ни слушал — всякий раз слышал: “Увы, мы проиграли..Л Даже когда дело ещё не было решено, слабейшая сторона высказыва­ ла сожаление, как принято. Прежде мне не доводилось слышать, чтобы человек сам решил дело в пользу про­ тивника. Я выслушал сейчас прения сторон, и то, что говорил управляющий, звучало основательно. Но ты без сетований принял поражение — и это звучало поистине превосходно! Вижу, ты честный и прямой человек.

Так он похвалил поземельного начальника и просле­ зился. А кто смеялся, запечалился. Тогда управляющий обратился к судье:

— До сих пор наши основания не были выслушаны полностью. Но и не то чтобы в этом деле наш противник был вовсе неправ!

И уступил поземельному начальнику подать за три года из обсуждавшихся шести лет»28.

порознь, но и председательствовал на прениях, где стороны могли обменйться доводами.

27 Хо:дзё: Ясутоки 4 (1183-1242), сын первого сиккэна Ёситоки, в должности сиккэна возглавлял Ставку с 1224 по 1242 г. При нём был состав­ лен и принят «Список установлений, определяющих, что хорошо, а что дурно» ( *Госэйбай сикимоку^, 1232 г.), ставший основой камакурского права. Источники эпохи Камакура обычно описывают Ясутоки как справед­ ливого правителя и беспристрастного судью.

28 От XIII в. сохранились похожие соглашения о разделе доходов меж­ ду владетелями и дзито:, достигнутые в ходе судебной тяжбы или просто в

Мудзю: называет такой подход («проиграл, и потому побе­ дил») — правильным не только в мирских делах, но и в делах спасения.

Продолжая разговор о праведном судье Ясутоки, Мудзю: в том же рассказе упоминает ещё одного «поземельного началь­ ника»:

«В одной из земель в краю Тиндзэй поземельный на­ чальник вёл дела неудачно, разорился и стал по частям распродавать своё имение29. Его наследник, человек све­ дущий в мирских делах и небедный, выкупал доли име­ ния и возвращал в распоряжение отцу. Когда же отец умер, имение не передали этому наследнику: почему-то оно досталось младшему сыну. Бывший наследник при­ ехал в Камакуру и обратился в суд. Младшего брата тоже вызвали и устроили прения. Каждый по-своему изложил дело. Старший брат не сумел доказать свои права — а младший говорил, держа в руках грамоты на наслед­ ство. Решение вынесли не сразу, обратились к законове­ дам. Те сказали: “Старший изначально был наследником; кроме того, он, хотя и сам нёс службу, находил силы для забот об отце, исполнялдолг попечения о родителе. Но от­ цовскую должность уже передали другому сыну, и коль скоро имеется ясное указание отца, поместье перешло к младшему из братьев. Раз так, то наследовал младший, и это правильно”. Младший брат получил подтвержде­ ние своих прав и уехал. Ясутоки, однако, считал, что со старшим братом поступили несправедливо, а тогда как раз учреждалось новое имение — он задумал назначить туда этого человека, приблизил его к себе, одарил одеж­ дой, едой и прочим».

ходе переговоров и заверенные в Камакуре; такие документы называютсяваё. См. их примеры в издании The Kamakura Bakufu: A Study in Docu­ ments...

29 Вероятно, ту часть подведомственной ему земли, доход с которой был закреплен за самим «поземельным начальником». Право дзито: на продажу такой земли было спорным, но часто подобные сделки в XIII в. действитель­ но совершались. См.: Mass J.P. Land Possession in the Thirteenth Century / Hall J. W., Mass J. P. (eds). Medieval Japan: Essays in Institutional History. New Haven, Conn.: Yale University Press, 1974.