§3. Проблема дезертирства в освещении современной российской историографии

На современном этапе своего освещения в науке проблема дезертирства наконец выделилась в полноценный предмет исследования. Были заявлены также вопросы о причинах дезертирства и его последствиях для российской армии. Исследователи обратились к целой группе ранее недоступных источников, к сведениям, предоставленным современниками Первой мировой. Кроме того, применение к истории Первой мировой абсолютно новых научных подходов не обошло стороной и нашу тему.

Наибольший вклад на данный момент в изучение дезертирства внесен такими историками, как А. Б. Асташов и М. В. Оськин, посвятившими этой проблеме специальные работы.

Среди причин столь масштабного дезертирства выделяют целый ряд, как комплексных, так и специфических факторов:

1. Слабая техническая и профессиональная подготовленность, в первую очередь рядового и младшего командного состава¹– все это, по мнению историков, неизбежно создавало иллюзию полного превосходства врага и подрывало авторитет командования и боевой дух.

2. Вынужденное участие России в войне за заведомо чужие интересы – из-за чего имевший место сначала патриотический подъем вскоре сменился апатией и неприятием войны.

3. Снижение авторитета властей и, соответственно, резкое снижение социальной поддержки существующего строя, – что вылилось, по мнению Оськина, в таких пассивных формах социального протеста, как дезертирство.

4. Затянувшийся характер войны (тогда как изначально все российское общество ожидало скорого ее завершения).

5. Моральное потрясение от поражений²также иногда выводится в самостоятельную группу факторов, поскольку некоторые исследователи придают военным неудачам Российской империи большое значение. А некоторые, напротив, вписывают их в ряд последствий морального состояния войск.

Одно из наиболее фундаментальных исследований на тему дезертирства принадлежит А. Асташову.

В своей работе Асташов различает «легальные» и «нелегальные» формы уклонения. С «легальными», соответственно, он связывает причины, исходящие прежде всего от мест распространения такого дезертирства (а это Западный и Северный фронты). По его мнению, дезертирство именно в форме «брожения» вызвано прежде всего «громадным масштабом позиционных работ на этих фронтах», «близостью столичного региона, позволявшего «раствориться» в нем».³Однако это причины регионального характера, а наиболее глобальным источником проблем с дезертирством Асташов считает судопроизводство тех лет. По его мнению, в силу своих проблем судебная система Российской империи не была способна совладать с потоком дезертиров. Особенно это касалось «легальных» дезертиров, которых порой просто причисляли к другой части, закрывая глаза на подобное «брожение».¹

Как мы видим, разобравшись с типологией явления, Асташов тем самым добился возможности дать более точную оценку ситуации с борьбой против дезертирства, что значительно хуже получилось у современников войны. Среди причин возникновения дезертирства он выделяет в основном проблемы со снабжением и военные неудачи лета 1915 года; фундаментальному же рассмотрению он подвергает военно-судебный аппарат Российской империи в военное время, открывая множество причин дальнейшего разрастания дезертирства. Революционные события 1917 года в качестве первопричины разрастания дезертирства он оспаривает, выдвигая на первое место усталость основной массы крестьянства от тягот войны, морально-психологический надлом общества.

М. Оськин в своем исследовании в первую очередь уделяет внимание анализу добровольческого подъема масс в начале войны. Сравнивая долю добровольцев в различных странах-участниках, он приходит к выводу, что в ведущих империалистических странах (таких, как Германия и Англия) в годы войны наблюдалось большее число и качество волонтеров в рядах армии, нежели в странах, ввязавшихся в войну за чужие интересы. Объясняет он этот перевес влиянием на массы (в первую очередь, молодежь) милитаристских идей, а также пониманием в основной массе населения целей войны. Такие же страны, как Россия, Италия и Австро-Венгрия, помимо патриотического подъема вскоре обнаружили в себе и строго противоположные настроения, тогда как милитаристские страны за всю войну «давали минимум пленных и дезертиров».²Это далеко не новое наблюдение среди исследователей Первой мировой, однако с позиции анализа настроений среди добровольческих частей этот вопрос рассматривали крайне редко. Изучая эволюцию настроений на острие фронта, в среде людей, которые ранее не имели никакого отношения к войне, Оськин получает совершенно новую картину того, как менялось восприятие войны в российском обществе в те годы.

Так, Оськин детально разбирает особенности психологии крестьянства того времени, задействовав новый для данной проблемы историко-психологический подход. По его наблюдению, особенности восприятия основной массой населения России такого понятия, как «война», обусловили то «пассивное сопротивление», какое мы видим в русской армии в военные годы. Оськин утверждает, что крестьянство в силу своей традиционной, «земской» психологии не представляло в принципе возможной ту многолетнюю войну, с участием не только профессиональных солдат, но и всей нации, которая все-таки случилась. Такое объяснение Оськин дает тому факту, что большая часть российского общества в те годы не ждала затяжной, «тотальной» войны. Случившееся же в корне противоречило как традиционному миропониманию, так и кровным интересам крестьянства. «Крестьяне, оторванные от привычного земледельческого труда, в котором они видят смысл… своего существования, - пишет Оськин, - были готовы решить исход конфликта быстрыми темпами, пусть даже большой кровью… после чего вернуться к мирной деятельности».¹И этот порыв, «готовый… к кровавой жатве во имя Родины, но пасующий перед длительностью», по его мнению, «в перспективе был опасен для существующего режима».²Таким образом, по мысли Оськина, строй, который не мог бы удовлетворить эти чаяния масс, автоматически терял в их глазах легитимность, что в итоге и вылилось в различные формы социального протеста, в т. ч. дезертирство.

Распространение дезертирства на фронте Оськин связывает, главным образом, с военными поражениями, а так же с затяжным, позиционным характером войны. В последнем с ним согласны некоторые историки, отмечающие глубокий упадок боевого духа среди солдат, оказавшихся на четыре года в траншеях мировой войны.¹Подтверждение таким представлениям о войне у всех ее участников Оськин видит в огромных цифрах человеческих потерь в первые же месяцы войны, причем, без видимых результатов.²При всем при том, на заявление Асташова о роли революции в росте разложения среди крестьянской части войск он замечает, что именно революция предоставила огромное число возможностей уклониться от службы.³

Также Оськин проводит в своей работе хронологический разбор явления дезертирства и его распространения на фронте. Дезертирство в начальный период войны он связывает, как и в свое время Головин, с ожиданиями царской амнистии после ее окончания и, соответственно, легкого наказания для «броженцев». Впоследствии, примерно с осени 1914 года, после поражения в Восточной Пруссии и тяжелых боев в Польше, эти чаяния сменились пониманием того, что война закончится нескоро. С этой переменой в настроениях сражающихся Оськин связывает дальнейшее учащение побегов с фронта и появление новых форм уклонения – таких, как «самострелы».⁴

Кроме того, Оськин подвергает критике допущенное ранее В. А. Артамоновым сравнение боевого духа российской армии в «царской войне» и в войнах первой половины XIX века⁵, замечая, что дезертирство в «народной» войне и в войне, которая ведется профессиональным войском, в корне отличаются. «Потенциальные дезертиры», по мнению историка, в условиях рекрутчины «уничтожались еще на этапе отбора»¹. В этом прослеживается осознание проблемы дезертирства в Первой мировой как исторического феномена.

В ряде современных работ историко-психологическому подходу к проблеме уделено особое внимание. Например, Оськин не последнюю роль в распространении дезертирства уделяет фактору расходившихся по тылу слухов и новостей с фронта, усугублявших разложение внутренних гарнизонов.²Однако в его подходе к проблеме нам все же видится преобладание скорее массовых тенденций, нежели психологизма.

Тему особой роли массового сознания, в т. ч., влияния на него слухов в Первой мировой затронул также В. Б. Аксенов в своей статье «Сказка о царе и мировой войне».³В своих работах, посвященных именно крестьянскому обыденному сознанию в годы войны Аксенов анализирует, вслед за Оськиным, отношение крестьянских масс к войне и к власти, пытается выявить возможные мотивы дезертирства и т. д. Примечательна в этой связи и работа А. Н. Ардашева, который также особо уделяет внимание психологической составляющей войны. Он делает упор на окопный характер Первой мировой, ее изнуряющее, давящее воздействие на сознание участников. К причинам распространения дезертирства и панических настроений на фронте он причисляет превращение с 1915 г. русской армии в народную, массовую – с того момента, отмечает Ардашов, «война начала жить по законам больших чисел»⁴, что выбивает неподготовленного человека из колеи. В этом вопросе его предположение разнится с мнением Оськина. Он замечает, что не следует так уж противопоставлять боевой дух кадрового военного и призывника в условиях позиционной войны. «Драться никакой солдат вообще не хочет. - приводит он слова Зайцова. - Драться – приходится».¹Тем самым Оськин, вслед за Аксеновым, делает ставку не на индивидуализм, а на массовость психологического аспекта в войне. Скорее всего, в проблеме массовых явлений Первой мировой тенденция к выведению индивидуального на первый план еще не прижилась, и отечественные историки, несмотря на отход от классового анализа, продолжают мыслить большими категориями.²Впрочем, психологизм постепенно завоевывает себе пространство и здесь, о чем свидетельствуют статьи Е. С. Сенявской, посвященные так же отдельным аспектам сознания участников войны.³Сенявская, вслед за Оськиным, обращается к таким аспектам проблемы, как восприятие солдатами врага и войны в целом. Она обращает внимание на такие факторы, действующие в условиях войны, как патриотическая пропаганда со стороны государства и «внешнее сходство солдатского быта» как деморализующий фактор. Если первое, по ее наблюдению, практически не работало в условиях повальной неграмотности и слабой политической осведомленности солдатских масс⁴, то второе серьезно отразилось на готовности солдат идти в бой. «Образ врага», который так тщательно пыталось сформировать в народе правительство, пошатнулся при виде по ту сторону окопов таких же солдат с теми же тяготами и невзгодами. В этом Сенявская видит одну из причин морального упадка, постигшего императорскую армию, и истоки появившегося вскоре братания на фронте.⁵По-своему объясняет последовавший за патриотическим взрывом моральный упадок А. Керсновский. По его мнению, патриотический подъем, доходивший порой до национализма, был вполне обоснованным и искренним, но долго такой ажиотаж продержаться сам по себе не мог; а его упадок объясняется тем, что царское правительство не сумело должным образом его поддерживать.¹«Образ врага», таким образом, по заявлению Керсновского, уже был заложен давними антипрусскими настроениями в обществе – государство лишь не справилось с поддержанием этого образа в условиях тяжелой затянувшейся войны.

Таким образом, современная историческая наука восприняла заявленные еще современниками войны предположения касаемо причин массового дезертирства, а также выдвинула ряд принципиально новых идей в этом направлении. Среди таковых: особенности массовой психологии определенных слоев общества, индивидуальное восприятие войны, условия конкретной местности (военного округа, гарнизона, фронта), организация борьбы с дезертирством и уклонением. Расширено изучение уже существовавших тезисов: о всеобщих ожиданиях насчет длительности войны, о роли военных поражений России, о проблемах в организованности войск и командирского состава.

В целом, обобщая выработанное исторической наукой на данный момент видение истоков дезертирства в царской армии, можно отметить относительное единство мнений по ряду основных причин. Так, многими историками подчеркивается влияние на рост дезертирства затяжного, позиционного характера Первой мировой войны. Часто апеллируют к расколу между передовой элитой русского общества и все еще глубоко традиционной массой населения накануне войны. Исследователи, занятые вопросами истории российской армии, отмечают огромное влияние на боевой дух проблем с обеспечением войск. Остальные выделяемые причины более или менее частного характера остаются в рамках живой полемики, однако в сущности своей историческая наука достигла более глубокого понимания в проблеме дезертирства, чем это было в предшествующие периоды. Среди так и не раскрытых до определенной ясности причин дезертирства, на наш взгляд, еще остаются такие вопросы, как роль правительства и верховного командования в ситуации с дезертирами, а также (отчасти) социально-психологические истоки проблемы – здесь, по нашему мнению, остались без внимания такие слои общества, как разночинцы, интеллигенция и казачество.