Глава VI. Государственный служащий и личностноориентированное гражданское общество

Мудрый человек не имеет сердца. Его сердце состоит из сердец народа

Лао-Цзы

На основе изучения наследия английского мыслителя Э. Берка раскрыты особенности аристократического мышления, выступающие в виде характеристик государственных служащих и требований к ним как представителям новой элиты демократической России. Рассмотрены социальное согласие и толерантность как принципы формирования личностноориентированного гражданского общества, проанализированы роль и место системы этических ценностей в реализации этих принципов, определены внутренние и внешние факторы их развития. На основе исследования специфики пренатального, младенческого и раннедетского периодов социализации личности выявлены внутренние истоки агрессивности и агрессии.

6.1. Вступление

Становление постиндустриальной цивилизации, развертывание строительства личностно-ориентированного гражданского общества, социально-ориентированной рыночной экономики, правового демократического государства говорят о необходимости иными глазами посмотреть на роль и место государственных служащих, что было показано в первой главе. Раскрытие различных социологических концепций личности, сущности социализации личности и различных ее проблем на примере конкретной личности подготовило основу для рассмотрения роли государственного служащего в формировании личностно-ориентированного гражданского общества. Поэтому в этой главе на основе анализа наследия Э. Берка определяются особенности аристократического мышления, корни которого заложены в Средневековье, и показывается целесообразность их рассмотрения в виде характеристик государственных служащих и в виде требований к ним как представителям новой элиты демократической России. Особое внимание уделяется раскрытию природы социального согласия и толерантности как принципов формирования личностно-ориентированного гражданского общества, изучению состава и структуры системы этических ценностей, необходимых для реализации этих принципов, выявлению внутренних и внешних факторов их развития. Так как терроризм становится одной из основных проблем не только России, появилась острая необходимость в определении его внутренних истоков. В связи с этим предпринимается попытка их выявления на основе изучения пренатального, младенческого и раннедетского периодов социализации личности.

6.2. Сущностные особенности мышления государственных служащих как элиты гражданского общества в контексте наследия Э. Берка

6.2.1. Постановка вопроса

153

Во введении отмечалось, что становление постиндустриальной цивилизации сопровождается мировым (мировоззренческим, научным, политическим, экологическим, экономическим, педагогическим и др.) кризисом. Остановимся на мировоззренческом, научном и политическом кризисах. Раскрытие корпускулярноволновой природы ДНК [9] и открытие полевого генома [19] подтвердило предположение о материально-идеально-духовной природе человека и показало целесообразность слияния диалектики общества и природы в единую составляющую, изучающую связи и противоречия среди компонентов следующей цепочки: «гены ––> человек ––> община ––> общество ––> государство ––>транснациональное государство ––> мировое сообщество ––> мировое государство ––> природа ––> космос». Уместно сказать, что все ее компоненты выступают как открытые материально-идеально-духовные саморазвивающиеся и саморганизующиеся системы. Нетрудно прийти к выводу, что системные представления о человеке есть доминирующий фактор, объединяющий все указанные выше компоненты цепочки в единое целое [28].

Всвязи с изложенным выше наследие замечательного английского мыслителя

Э.Берка (1729-1797) приобретает особую значимость, ибо его размышления о человеке, обществе и государстве являются исключительно актуальными как в плане изучения направленности мышления государственных служащих, так и в плане осмысления жесткого противопоставления между глобалистами и антиглобалистами, что приводит не только к политическим потрясениям в национальных государствах, но и к политическому кризису в самом мировом сообществе.

6.2.2. Особенности аристократического мышления в контексте изучения наследия Э. Берка

Наследию английского мыслителя была посвящена обширная статья В.И. Шамшурина [47]. Мы предпринимаем попытку подойти к рассмотрению особенностей мышления английского аристократа с позиции синтетического подхода, основанного на симбиозе антропо-социо-семиотического подхода к изучению человека, общества и государства и системно-семиотического подхода [37;43] с целью перенесения выявленных особенностей на мышление государственных служащих.

Начнем с определения аристократии. В словаре Webster’s New World Dictionary of the American Language (Cleveland & New York, 1959, p. 79) мы находим то, что нас интересует. Среди шести значений этого слова наше внимание привлекли следующие:

–группа людей, признаваемых определенным образом лучшими, например, по

аристократизму мышления (aristocracy of brains);

–аристократическое качество или аристократический дух .

В советское время Э. Берк рассматривался как весьма реакционный буржуазный деятель, которого особенно критиковали за его отрицательное отношение к французской революции 1789 г. Наредкость симтоматично, что его посвященное ей произведение было опубликовано после прихода демократов к власти [2].

В словаре русского языка С.И. Ожегова (М., 1984) таких значений слова «аристократия» нет. Одним из значений слова «аристократизм» является «внешняя изысканность» (с. 27).

154

Начнем с выявления сущностных особенностей аристократизма мышления Э. Берка. В 3.2. нами была предложена периодизация развития человека и его личности в филогенезе и онтогенезе, включающая в себя следующие периоды:

эпоха античности;

эпоха Средневековья (конец 5-го – конец ХIII века), характеризующаяся абсолютизацией личностью связей человека с потусторонним миром;

эпоха Возрождения и Раннее Новое время (ХIV –XVIII века), интерпретируемая как цивилизация социальной личности;

позднее Новое время, (XVIII – ХХ века), отличающееся изоляцией, отчужденностью и индивидуализмом субъекта;

постиндустриальная цивилизация (последняя четверть ХХ века – ХХI век), характеризующаяся потребностью в человеке-творце.

Нетрудно заметить, что жизнь английского мыслителя проходила в эпоху Раннего Нового времени, которая была направлена, по словам А.Ф. Лосева, на утверждение «земной субстанциональности человека как такового», реализацию права самостоятельного существования человеческого субъекта. Российский философ полагал, что представитель того времени хотел сам создать в себе и из себя все то ценное, что он видел или чувствовал в объективном мире, потусторонним или земном, «как будто он сам был той универсальной, абсолютной ценностью, о которой ему раньше говорила средневековая религия« [23, c. 737].

По-видимому, из этой характеристики рассматриваемой нами эпохи вытекают истоки отрицания многого ценного, возникшего в Средневековье. Поэтому особый интерес вызывает наследие Э. Берка, который, будучи первым виг-тори, учитывал прошлое при изучении настоящего и размышлении о будущем. В этом смысле он подчеркивал значимость духовности Средневековья, указывая на важность ясности и полноты религиозной веры, величия единства и целостности убеждений человека как существа духовного и, тем самым, существа социально-исторического и политического. В связи с этим его действительно аристократическое мышление, питаемое изнутри историческими традициями и нравами, выступало за реальное воплощение права любого народа на самостоятельное и свободное развитие собственных особенностей. Именно этим можно объяснить его моральную поддержку американской революции, нацеленной на обеспечение свободы американцев, стремящихся жить по-своему, и решительно выступал против якобинцев, стремившихся нарушить историю Франции, ее культуру во всех ее проявлениях.

Из сказанного нами выше становится понятным противопоставление Э. Берком «пред-рассудка», представляющего исторически сложившуюся традицию в

виде внутреннего духовного ноуменального (идеального, тонкого) мира , «чистому разуму», основанному на строго дедуктивном, упрощенном изложении благополучия человека. Понятие «пред-рассудок» мы интерпретируем как сложившийся менталитет того или иного народа, закрепленный в его заданности (термин А.Ф. Лосева) или наследственности, рассматриваемой Н.Н. Моисеевым как один из принципов

С позиции антропологической семиотики под сущностью мы понимаем сложную идеальную систему, обладающую присущими ей программами, языками и кодами, которые задают не только саморазвитие и самоорганизацию того или иного объекта или субъекта, но и осуществляют воздействие последних на другие объекты или субъекты [42].

Ноуменальную традицию мы рассматриваем как общечеловеческую и/или этническую заданность или заданность народа.

155

Вселенной. Поэтому поддержка сложившегося менталитета квалифицируется нами как первая особенность аристократического мышления Э. Берка.

Второй особенностью аристократического мышления Э. Берка, возникшей в результате творческого проникновения в европейскую средневековую схоластику, является согласие разума представителей того или иного поколения с ноуменальной традицией в виде сложившегося менталитета. Последний проявляется в нравственности, гражданственности, благородстве, религии и др. Нам представляется, что этим английский мыслитель подготовил почву для И. Канта, сформулировавшего предположение об априорной заданности человека. Ее мы затем использовали для разработки антропологической семиотики, изучающей человека как символическое родовое существо, представленное априорно-заданными программами, языками и кодами.

Э. Берк принимал во внимание противоречивую природу человека, его страстность, властолюбие, стремление к славе, богатству, скрытое себялюбие и указывал политикам на вредность абсолютизации абстрактных деклараций о «добре», «правах» и т. д. В свете сказанного выше сформулируем третью особенность аристократизма английского мыслителя, также возникшую под воздействием средневековой схоластики. Она заключается в основательном проникновении в

конкретно-личное (социально-культурное) познание человека как социальнополитического существа. Можно утверждать, что личность человека являлась исходным пунктом в его рассуждениях о связи человека с правом, обществом и государством [57-58].

По нашему мнению, эта особенность аристократического мышления привела Э. Берка к формулированию следующего требования к управлению. Оно может быть успешным только в том случае, когда стремится оперативно отражать, учитывать и своевременно содействовать реализации интересов разных людей, принадлежащих к различным слоям общества. При этом представители власти должны принимать во внимание разнообразные точки зрения, а не устранять их носителей. В этом он видел норму политического управления, соблюдение которой является гарантией успеха в политической деятельности. Английский мыслитель указывал на то, что отсутствие в деятельности власти нравственного начала, проявляющегося во внимании к жизни человека, должно вызывать тревогу.

Из третьей особенности аристократического мышления Э. Берка следует четвертое, которое можно представить выражением известного российского социолога Ж.Т. Тощенко «изучение живого человека в живом обществе». Всей своей деятельностью публициста он показывал необходимость глубокого исследования явлений экономической, культурной и политической жизни с позиции человека. Для него характерна максима: не может быть второстепенным все то, что

касается человека.

Из раскрытия данной особенности становится понятным стремление английского публициста показать неотъемлемую связь абстрактно-теоретического подхода с выявлением знания о многообразии действительности. В терминах современной науки можно говорить о том, что он учитывал сущность и интересы человека в динамично развивающемся обществе, всегда находящемся в состоянии неустойчивого равновесия и склонного как к хаосу, так и к порядку. При этом он стремился к выявлению единства в многообразии.

Из сказанного нами выше вытекает пятая особенность аристократизма английского мыслителя, которую можно обозначить в современных терминах как

156

верховенство человеческого фактора. Он всячески выступал против абсолютизации любой схемы, против стремления соотнести жизнь с определенной отвлеченной концепцией, «социальной геометрией». Эта критика уподобления человека обществу и государству нашла отклик у государственных деятелей и ученых России разных поколений. Так, М. М. Сперанский отмечал жесточайшую практику приспособления человека к правлению, а не правления к человеку. П.И. Новгородцев интерпретировал такую практику, как насилие над человеком во имя отвлеченного «общественного идеала» [47, c. 90] . П. Лавров указывал на то, что истинная общественная теория требует подчинения общественного элемента личному и не поглощения личности обществом.

Именно верховенство человеческого фактора выводит нас на шестую особенность мышления Э. Берка, заключающуюся в глубокой органической связи

человека как самоуправляющегося социально-политического существа с обществом.

Мы полагаем, что наличие такой связи оказало существенное воздействие на возникновение седьмой особенности аристократизма английского мыслителя, которую можно именовать как нравственное оправдание власти. По Э. Берку, это возможно только в том случае, когда представители власти являются высоко духовными личностями, управляющими в соответствии со сложившимися обычаями и устоями и поддерживающими согласие и единство всех членов общества.

Нетрудно заметить, что особенности аристократического мышления английского мыслителя и публициста весьма актуальны для понимания специфики становления и развития постиндустриальной цивилизации, которая должна явиться цивилизацией верховенства человеческого фактора и природы. На наш взгляд, изучение наследия Э. Берка исключительно полезно в плане создания гражданского общества в России, которое действительно должно быть личностноориентированным (подробно см. [37;43]), склонным к самоорганизации, самодисциплине, социальному согласию и толерантности.

Представим теперь выявленные особенности аристократического мышления

Э.Берка списком:

1)поддержка сложившегося менталитета того или иного народа или

этноса;

2)согласие разума представителей того или иного поколения с ноуменальной традицией в виде сложившегося менталитета;

3)основательное проникновение в конкретно-личное (социально-культурное) познание человека как социально-политического существа;

4)изучение живого человека в живом обществе;

5)верховенство человеческого фактора во всех сферах жизни общества;

6)глубокая органическая связь человека как самоуправляющегося социальнополитического существа с обществом;

7)нравственное оправдание власти.

6.2.3. Характеристики менталитета государственных служащих и требования к ним в свете особенностей аристократического мышления

Анализ особенностей аристократического мышления английского мыслителя, которое основано на глубоком осознании традиций, обусловливающих заданность как этноса, так и любого его представителя, говорит о продуктивности наложения их на мышление государственных служащих как элиты личностно-ориентированного гражданского общества. Переживаемый Россией сложный противоречивый

157

переходный период требует от власти и ее представителей выхода на понимание традиций русского и других этносов, проживающих в нашей стране, поскольку их игнорирование является, по сути дела, нарушением объективного системоопределяющего фактора, к которому мы относим заданность или наследственность.

Становление постиндустриальной цивилизация включает в себя и процесс размывания границ между определенными сословиями, слоями и стратами общества, предоставление каждому человеку равных прав для реализации его заданности. Это требует понимания аристократизма не просто как внешней изысканности, а как программы, действие которой выходит на актуализацию личности и выход ее за пределы самое себя в пространство района, города, страны, мирового сообщества и космоса. В связи с этим выявленные нами особенности аристократического мышления представляют собой некий идеал или, в терминах Т. Парсонса, культурный образец, которому должны следовать представители государственной власти.

Мы полагаем, что эти особенности мышления должны явиться, с одной стороны, сущностными признаками новой, находящейся в состоянии становления элиты, а с другой стороны, своеобразными требованиями к ее представителям.

Думается, что государственные служащие, воспитавшие в себе особенности элитарного аристократического мышления, будут содействовать и словом и делом проявлению социального согласия и толерантности в российском обществе, основанных на социальной справедливости, свободе, солидарности и других ценностях.

Прежде чем перейти к рассмотрению указанной выше проблемы, обратим внимание на следующий факт. Исходя из анализа предложенной нами периодизации развития человека в филогенезе и онтогенезе, полезно вновь подчеркнуть, что период 1861-1914 гг. был для России становлением цивилизации социальной личности в связи с определенным историческим запаздыванием. Это привело к невиданному взлету духовности, науки, культуры, росту промышленности и сельского хозяйства. Весьма примечательно, что наследие Э. Берка тщательно изучалось М.М. Ковалевским, В.О. Ключевским, М.Я. Острогорским и другими учеными того времени. Этот действительно замечательный период развития нашей страны должен быть подвержен глубокому изучению в контексте переходного периода развития России.

6.3. Социальное согласие и толерантность как основные принципы формирования личностно-ориентированного гражданского общества в контексте синтетического подхода

6.3.1. Постановка вопроса

Изучая человека, экономику, общество, государство, природу и космос как открытые материально-идеально-духовные неравновесные саморазвивающиеся и самоорганизующиеся системы, находящиеся в глубокой связи друг с другом, мы выходим на такие динамично взаимодействующие диады, как »порядок – хаос», «гармония – дисгармония» и др., которые благодаря состоянию неравновесия и свойства самоорганизации содействуют оптимальному их функционированию. В данном разделе мы кратко рассмотрим состояние общественных отношений в России, раскроем принципы, состав и структуру ценностей, внутренние и внешние факторы, определяющие и стимулирующие эволюцию становления и развития личностноориентированного гражданского общества.

6.3.2. Современное состояние общественных отношений в России

158

В 5.5. раскрывая становление социально-ориентированной экономики в России в контексте социологии личности, мы показали, что в 90-е годы произошел серьезный крен в сторону индивидуалистического мышления в ущерб менталитету народов нашей страны, нацеленному как на самореализацию, самоизменение, самообновление, так и на спонтанность, всеединство, коллективизм. Было отмечено, что переход на рыночную экономику осуществлялся без ведущей роли государства как социального менеджера. Это сказалось в появлении морального и демографического кризисов в обществе. Вслед за В.А. Лефевром нами была подчеркнута полезность пересмотра отношения к человеку как активному формовщику экономической среды с выходом на доминатность в экономической жизни человека играющего по сравнению с человеком разумным.

Отметим, что продолжает увеличиваться смертность в стране. Под данным известного этнографа И.А. Гундарова, в 1992 г. на каждые 10 000 умирало 122 человека, в 2001 г. – уже 162. Им указывается, что смертность растет не за счет стариков, имеет место увеличение смертности во всех возрастных группах. Ученый показывает на основе социологических данных, что доля экономического фактора в смертности россиян составляет всего 30 %. Остальные 70 % приходятся на общественные факторы: духовный спад, разочарование, насильственная ломка менталитета. И.А. Гундаров обращает особое внимание на влияние общественных факторов на смертность населения. Согласно статистическим данным рост смертности в СССР продолжался более двадцати лет до 1985-1986 гг., когда смертность резко снизилась на 10,3 %. Эти годы характеризуются общенародным духовным подъемом, что выразилось такими статистическими данными за 1986-1987

гг.по сравнению с 1985 г.:

1)количество грабежей и разбоев упало на 24 %;

2)число убийств и покушений – на 30 %;

3)число самоубийств – на 40 % [3].

Этнографом отмечается следующий факт: как только в последующие годы наступило социальное разочарование, наступил резкий подъем не только смертности, но и других социальных аномалий. Он приходит к выводу: для выхода из чрезвычайно тяжелого положения «необходимо вернуть людям эмоциональное здоровье и прежде всего веру в то, что в результате проводимых в стране социальноэкономических преобразований их жизнь изменится к лучшему». Мы согласны с И.А. Гундаровым в том, что реформы были нацелены на улучшение финансовоэкономических показателей без учета человеческих факторов, включая качество жизни, веру в политику государства и, наконец, в наличии справедливости: реформы проводятся не ради трех процентов населения, а в общих интересах. Опрос ВЦИОМа установил, что 52 процента уверены в том, что в ближайшем будущем улучшения в их жизни не будет. Только 28 процентов оптимистично смотрят в будущее [3].

Из сказанного выше следует необходимость и потребность формирования личностно-ориентированного гражданского общества, целью которого является забота о каждом человеке. Возьмем, например, Японию, в которой властвует максима:

Не дадим никому пропасть в нашей стране [27].

6.3.3. Принципы формирования личностно-ориентированного гражданского общества

Влед за Н.Л. Мусхелишвили, В.М. Сергеевым, Ю.А. Шрейдером [29] мы полагаем, что построение гражданского общества в правовом демократическом государстве требует выявления принципов, обусловливающих их эффективное

159

функционирование на благо народа. Первым таким принципом, по их мнению, является принцип устойчивого развития разделенного гражданского общества, представленного различными слоями населения с присущими им интересами. Авторами подчеркивается, что устойчивое развитие такого общества возможно лишь при функционировании институционализированных механизмов социальной рефлексии, истоки которой уходят во времена формирования общинного мышления.

К ним в рассматриваемой статье относятся «разделение властей и институт представителей демократии» [29, c. 6], поскольку при их отсутствии народовластие быстро трансформируется в популизм, а затем и в тиранию. Мы согласны с утверждением авторов о том, что парламент может явиться гарантом устойчивого развития при исполнении двух условий:

парламент становится действительной ареной переговоров;

 парламент обладает реальной властью контролировать принятые им законы. Н.Л. Мусхелишвили, В.М. Сергеев, Ю.А. Шрейдер, анализируя воплощение парламентом ценностной рефлексии, приходят к выводу, что «реализация принципа устойчивости требует довольно глубокого анализа как структуры сознания (мы бы добавили и коллективного бессознательного, задающего менталитет того или иного этноса или народа – Г.У.), так и структуры деятельности и, в первую очередь, анализа ценностной рефлексии, в основе которой – этические принципы как высшие

принципы» [29, c. 7].

Раскрыв исходные положения этой статьи, целесообразно остановиться на принципе устойчивости развития разделенного общества. На наш взгляд, в объем данного понятия входят не только институты ценностной рефлексии, но и механимы устойчивого развития экономики, правового обеспечения, институты образования, культуры, науки и др. Поскольку глубокий анализ ценностной рефлексии включает в себя проработку разнообразных научных и практических проблем и вопросов, полезно последние выделить из понятия “устойчивость развития разделенного

общества” и ввести их в объем понятий “принцип социального согласия” и

"принцип толерантности ".

Рассмотрим их отличие. Социальное согласие представляет собой компромисс или взаимосвязанную совокупность компромиссов на пути приемлемого для всех слоев общества развития общества, государства, страны в целом с целью обеспечения должного качества жизни. Социальное согласие должно быть и между народами различных стран, их правительствами, внутри мирового сообщества. Толерантность же есть система моральных ценностей, задающая понимание, уважение и терпимость к особенностям и поведению людей, социальных слоев, этносов, наций, стран, государств, разнообразных сообществ, а также к чужим взглядам, верованиям, формам общения и др.

Очевидно, что между социальным согласием и толерантностью есть большое концептуальное отличие, принимая во внимание которое, мы получаем возможность

О сущности принципа социального согласия см. подробно в статье: Узилевский Г.Я., Кононыгина Т.М. Социальное согласие как принцип формирования личностно-ориентированного гражданского общества // Теория и практика государственного и муниципального управления: политико-правовые, социальные и экономические факторы развития. Т. 2. Орел: ОРАГС, 2003. – С. 123-133.

О сущности принципа толерантности см. подробно в статье: Амелин В.Е. Постиндустриальная цивилизация и толерантность // Постиндустриальная цивилизация и культура управления. Орел, 2004 (в печати).

160

использовать их в формировании общественного согласия. Последнее направлено на отказ от конфронтации и переход к взаимодействию и взаимопониманию во всех сферах жизни человека и активному, конструктивному сотрудничеству различных социальных групп, общественных и государственных организаций и политических сил одной страны, ряда стран и внутри мирового сообщества. Нетрудно прийти к заключению, что общественное согласие внутри той или иной страны и внутри мирового сообщества будет содействовать их устойчивому развитию. Активное распространение социального согласия и толерантности среди людей дает нам право именовать их принципами формирования личностно-ориентированного гражданского общества.

Из сказанного нами выше следует также, что социальное согласие и толерантность тесно взаимосвязаны друг с другом, что дает возможность, с одной стороны, выйти на выявление этических принципов, являющихся их базисом, а с другой стороны, на основе их познания разработать единую систему ценностных ориентиров, отображающих баланс интересов и особенности менталитета различных социальных групп, слоев, этносов, народов и др., что будет содействовать реализации принципа устойчивости.

Опыт скандинавских стран, в течение многих веков живущих без войн, говорит о не только и не столько в пользу использования этих принципов в условиях России, сколько подтверждает возможность совместного проживания людей, имеющих различные взгляды на мир. В этом случае полезно рассмотреть состав и структуру системы ценностей, что позволит выявить не только их взаимосвязи между собой, но и их взаимодействие с раскрытыми выше принципами.

6.3.4. Состав и структура системы этических ценностей

Авторы рассматриваемой статьи подразделяют систему ценностей на три уровня:

1)непосредственно ощущаемые ценности в виде неких первичных благ, достижение которых оценивается той или иной социальной группой как нечто самоочевидное;

2)рефлектируемые ценности (социальная справедливость, свобода, обусловленная ими солидарность);

3)этические ценности (свобода воли, принцип разумного эгоизма, принцип сочувствия) [29, c. 10-16].

Проведем сопоставительный анализ. Говоря о ценностях первого уровня, вслед за авторами отметим, что неравенство доступа к благам интерпретируется в открытом демократическом обществе как социальная несправедливость (об историческом экскурсе в проблему социальной справедливости и ее современном понимании см. [49]).

Обратимся к раскрытию социальной справедливости, которая означает не равенство в получении ресурсов, а равенство перед принципом распределения. В этом случае получение доли тех или иных ресурсов обусловливается статусом получателя, а не его личными отношениями с людьми, занимающимися распределением благ. Антиподом социальной справедливости является произвол, а не социальное неравенство. В связи с этим развитое разделенное общество, по мнению известных ученых, должно быть заинтересовано в создании системы обеспечения справедливости, поскольку всякое ущемление приводит к возникновению социальной напряженности.

161

Другой ценностью второго уровня является свобода, под которой понимается представляемая обществом возможность выбора того или иного набора альтернатив – в образовании, заработке, в ресурсах, которые он может приобрести за свой труд и т. д.

Авторы указывают на два других вида социальной свободы:

1.Каждый индивид получает свой набор альтернатив на основе справедливой системы распределения.

2.Субъект получает возможность создавать для себя новые непредусмотренные альтернативы.

Нетрудно видеть, что первый вид свободы тесно связан с категорией справедливости и нацелен на обеспечение запаса альтернатив, которыми общество способно обеспечить всех. Солидарность как категория, выражающая общность интересов и совместную ответственность, как раз имеет в виду такую свободу.

Реализация второго вида свободы более сложна в разделенном обществе относительно социального согласия, так как “солидарность обычно не простирается так далеко, чтобы отстаивать эту возможность для других” [29, с. 9].

Мы полагаем, что личностно-ориентированное гражданское общество и правовое демократическое государство должны строить свои взаимоотношения со своими членами и гражданами, исходя из принципа субсидиарности (см. 3.9.4). В этом случае, такая этическая ценность, как исходящая из личности солидарность будет переходить в принцип, весьма необходимый для формирования социального согласия и толерантности в той или иной группе, обществе, стране, мире.

Отметим, что активное проявление входящих во второй уровень ценностей будет содействовать формированию, функционированию и сохранению устойчивых социальных структур. Вслед за авторами статьи укажем на то, что ценности, принятые в разделенном обществе, сами по себе не задают динамику происходящих в нем процессов, поскольку многое зависит от того, как эти ценности отражаются в рефлексиях и как оцениваются комбинации безусловно принимаемых ценностей [29, c. 9]. При этом чрезвычайно важно учитывать, что плохая экономическая, социальная и политическая ситуация в стране может содействовать негативному восприятию этих глубоко связаннных друг с другом двух уровней ценностей, поскольку "социальная неудовлетворенность…, отсутствие оптимистических жизненных перспектив являются непосредственными предпосылками формирования нетерпимости и конфликтности, а неустойчивость и изменчивость социального

самочувствия усложняет поиск взаимопонимания" . В этом случае о социальном согласии и толерантности не может быть и речи.

Нетрудно видеть, что реализация принципов социального согласия и толерантности представляет собой весьма непростую задачу в разделенном обществе. Можно утверждать, что демократизация общества увеличивает рефлексию общества о несправедливости, но не может ее уничтожить. Следовательно, для того, чтобы задать устойчивое развитие страны и добиться социального согласия и толерантности, общество и государство обязаны доказывать, что они борются с несправедливостью, которая вызывает, в свою очередь, социальную нестабильность. Статистические данные, приведенные в 6.3.2., говорят о том, что ни властными структурами, ни общественными организациями формирующегося гражданского общества не учитываются рефлексивные категории второго уровня системы

Козырева П.М. Толерантность и динамика социального самочувствия в современном российском обществе. – М.: Центр общечеловеческих ценностей, 2002. – С. 164.

162

ценностей. По-видимому, можно говорить и о том, что большей частью населения страны не осознается необходимость перехода «от саморефлексии о собственной несвободе и несправедливости по отношению к себе и к своей группе к рефлексии о свободе и справедливости для других» [29, c. 10].

Н.Л. Мусхелишвили, В.М. Сергеев и Ю.А. Шрейдер показали, что человек и группа людей, отстаивающих свободу и справедливость только для себя, утрачивают ее по двум причинам:

происходит утрата критериев справедливости и свободы как внутренняя

порча;

создаются социальные напряжения, разрушающие свободу и справедливость для тех, кто содействует порождению этих напряжений и обусловленной ими атмосфере острой конфронтации [29, c. 10].

Очевидно, что эти явления будут негативно воздействовать не только на социальное согласие, но и на толерантность.

Мы полагаем, что демократизация общественных процессов в России должна привести к пониманию того, что реальные свобода, справедливость и солидарность проявляются только там и тогда, где и когда они распространяются на всех людей, на все общество, а не на отдельные слои. На наш взгляд, это, в конечном итоге, обязательно приведет к социальной стабильности. Однако достижение такого динамичного состояния развития общества возможно только при прослеживании связей первых двух уровней системы ценностей с третьим уровнем, в который входят более высокие, этические категории.

Рассмотрим этические ценности третьего уровня. Начнем со свободы воли, которая согласно авторам статьи

обусловливает существование «Я» в человеке, задает поведение человека в соответствии с этическими нормами и

 делает человека ответственным за свои поступки перед законом и моралью

[29].

На основе изложенного выше они утверждают, что свобода воли является основой личной свободы как фундаментальной ценности. Анализ показывает, что ими изучался не человек символический, а социальный со всеми вытекающими отсюда ложными следствиями.

Исходя из положений семиотической метафизики и антропологической семиотики (cм. главу 2 и [37-39;42]) можно с уверенностью полагать, что существование "я" в человеке обусловливают система метафизических духовных сущностей, о которых мы говорили выше, и система метафизических идеальных сущностей, формирующая менталитет символического существа и через него интеллект социального существа. Следует особо указать на то, что система метафизических духовных сущностей может стать как основой моральных норм того или иного общества, так и определять поведение человека. Отметим, что совесть как метафизическая духовная сущность (см. табл. 2.1, глава 2) обусловливает направленность свободы воли как идеальной сущности (см. табл. 2.2) и через нее делает человека ответственным за свои поступки перед законом и моралью. Что же касается личной свободы социального человека, то она задается проявлением такой метафизической духовной сущности человека символического, как склонность к свободе (см. табл. 2.1), поскольку только в этом случае может быть задействована свобода воли.

163

По мнению Н.Л. Мусхелишвили, В.М. Сергеева и Ю.А. Шрейдера, взаимодействие ценностей всех указанных выше уровней будет содействовать тому, что поведение человека станет

целеориентированным, направленным на достижение непосредственно или рефлексивно притягательных целей, и

ценностно-ориентированным, т.е. соотнесенным с высшими ценностями. Нетрудно прийти к выводу, что такое этическое поведение является наиболее

дальновидным, полезным и разумным, так как не создает источников напряженности, могущих привести к разрушению социальных структур, обеспечивающих получение благ на первых двух уровнях. Авторы данной статьи подчеркивают, что «естественные стремления человека направлены на непосредственно ощутимые блага, а способность этически контролировать свои действия проявляется вопреки естественным факторам». Далее они отмечают, что »этическое поведение не укладывается в естественный ход событий» и делают вывод, что «сохранение устойчивости разделенного общества требует действий вопреки естественным историческим факторам, вызывающим определенные циклические процессы деградации общества» [29, c. 11].

В контексте синтетического подхода здесь просматривается противоречие между быстро меняющимися общественными условиями, играющими роль системообразующего фактора, и заданностью человека, этноса, народа, которая выступает в виде объективного системооределяющего фактора, о чем мы говорили в 3.3. Остановимся на этом вопросе подробнее. В статье указывается, что согласно существующим в науке представлениям, она изучает только естественные объекты, поведение которых объясняется исключительно естественными причинами, которые затем могут быть познаны и использованы в рациональном объяснении. При этом причинами изменений такого рода объектов признаются целенаправленные воздействия на них. Из этого выводится возможность управления естественными объектами. В том случае, если объект способен изменяться беспричинно, т.е. обладает «сверхъестественными свойствами», то такое управление считается невозможным. Авторы статьи указывают на существование представления о том, что человеком или группой людей можно управлять, поскольку человек является естественным существом в указанном смысле слова. Это объясняется ими тем, что человек рассматривается как естественное существо, поведение и развитие которого целиком определяется биологическими и социальными причинами [29, c. 11].

Из сказанного выше вытекает, что человек не рассматривался учеными как материально-идеально-духовное образование, саморазвитие и самоорганизация которого обусловлены метафизическими началами, материальным носителем которых являются белково-нуклеиновый и полевой геномы. В связи с этим, все то, что характеризует человека как символическое существо, относилось ими к «сверхъестественному», противопоставляемому биологическому и социальному и несводящемуся к существованию Бога и потустроннего мира [29, c 11-16]. В этом смысле человек интерпретируется как существо, несущее полную ответственность за свои поступки. Подчеркивается, что он поступает сам, а не является точкой приложения естественных (биологических, социальных или даже психологических) причин [29, c. 12].

Мы полагаем, что рассмотрение человека как символического родового существа, представляющего собой набор программ, языков и кодов, трансформирующих венца природы в существо социальное, снимает завесу с

164

сверхъестественного. В этом плане свобода воли означает возможность осознанного принятия и реализации решения в соответствии со своими программами, которые, постоянно саморазвиваясь и самоорганизуясь, задают формирование и развитие активной творческой личности.

На наш взгляд, особый интерес вызывает проведенное авторами рассматриваемой статьи сопоставление известного “принципа разумного эгоизма”, описанного Н.Г. Чернышевским в его романе “Что делать” и “принципа сочувствия”, предложенного известным советским ученым С.В. Мейеном в качестве основы для

разрешения конфликтных ситуаций . Они утверждают, что принцип разумного эгоизма предлагает в качестве основы морали разумно понимаемую выгоду и строит этические конструкции на фундаменте практического расчета и отвечает духу гуманизма Просвещения, поскольку ставит человеческие интересы превыше всего. В противоположность этой этической ценности принцип сочувствия выступает в качестве основы достижения пользы и ставит этическое как “меру вещей” выше непосредственно человеческого для того, чтобы венец природы возрастал как “человек, обретая способность справляться, казалось бы, с неразрешенными ситуациями взаимного непонимания и отчуждения” [29, c. 13].

Мы солидарны с авторами рассматриваемой статьи в том, что гуманистическая традиция, идущая от Просвещения, нацелена на поиск естественных (материальных – Г.У.) причин человеческих действий, тем самым снимая с человека моральную ответственность, но вызывая «современный кризис» гуманизма», идейный плацдарм которого стал слишком узким для отстаивания гуманистических ценностей. Иными словами, кризис переживают современные представления о человеке, целиком вмещающемся в сферу «естественного» [29, c. 13]. К сказанному выше можно добавить, что данный кризис обусловлен и тем, что гуманистической традицией Просвещения не принималась во внимание заданность человека, наличие в ней метафизических начал, феноменологических позитивных и негативных архетипов, которые проявляются в соответствующих им условиях (см., например, 6.4).

Вернемся к принципу сочувствия. Р.Г. Баранцев, исследуя с позиций синергетики фундаментальность понятия "целостность", показал полезность перехода от диад к системным триадам. В частности, анализируя уклон в сторону рациональности, он высказался в пользу отказа от отрицания, подозрительности, видения в инакомыслящем врага и предложил принцип приятия, представленный

триадой: приятие – сочувствие – доверие . В этом случае принцип соучастия становится элементом системной триады, раскрывающей принцип приятия.

Рассмотрим этическую ценность , терминированную В.Е. Амелиным в указанной выше статье как " конвивиалитет" по аналогии с таким неологизмом, как менталитет. С одной стороны, этот феноменон интерпретируется И. Илличем как "автономное и творческое общение между людьми, как общение их с окружающей средой", а с другой,– введенное им понятие означает "индивидуальную свободу, которая, будучи реализованной в взаимозависимости личностей, является

Мейен С.В. Принцип сочувствия // Пути в незнаемое. М., 1977. – С. 401-430.

Баранцев Р.Г. Синергетика в современном естествознании. – М.: УРСС, 2003. – С. 48. (см. также Баранцев Р.Г. Признание – сочувствие – доверие // 12-е Любищевские чтения. Ульяновск, 2000. –

С.19-23.

Эта этическая ценность (англ. "сonviviality", нем. Konvivialitat), введена в научный оборот канадским исследователем И. Илличом /см. его монографию: Illich I. Tools for conviviality. – N.-Y.: Horper & Rin, 1973/.

165

существенной внутренней этической ценностью", выступающей в виде стремления к глобальному единению (global togetherness).

Изложенное выше наталкивает нас на мысль представить объем понятия "конвивиалитет" в виде триады: творческое общение между людьми и окружающей средой – индивидуальная свобода, реализованная в взаимозависимости личностей, – стремление к глобальному единению.

И. Иллич с уверенностью полагал, что как только это явление "понизится ниже определенного уровня в любом обществе, то никакой рост промышленного производства не сможет заменить потребности в ней среди членов общества". Очевидно, что данная этическая ценность исключительна важна как для осмысления социального согласия и толерантности и формирования методологии их распространения в обществе, так и для выживания и процветания последнего. Думается, что полезно провести сопоставление концепции канадского исследователя со взглядами В.С. Соловьева относительно всеединства.

Представляет интерес выявление связей этой этической ценности со свойствами человека как символического существа. Выясняется, что такие априорно заданные свойства, как склонность к общению и социабельность при обязательном проявлении других свойств являются необходимым внутренним фактором для реализации конвивиалитета в онтогенезе.

Рассмотрение ценностей третьего уровня говорит о том, что принцип разумного эгоизма значительно уступает по своему моральному потенциалу принципу сочувствия, последний, в свою очередь, – принципу приятия. Поэтому есть смысл вывести его из состава третьего уровня. Возьмем свободу воли. Выяснилось, что она представляет собой свойство менталитета символического человека и выступает как его идеальная сущность. Следовательно, ее можно также вывести из состава ценностей третьего уровня. Таким образом, в третьем уровне этических ценностей остаются принцип приятия и конвивиалитет, которые, дополняя друг друга, могут содействовать единению людей, социальных групп, народов и стран.

Здесь полезно выйти на этическую систему И. Канта, требующую от человека поступать в соответствии с абсолютными моральными требованиями, а не плыть безвольным существом-щепкой в потоке жизненных обстоятельств. Отметим, что эти требования формировались в течение всего многострадального филогенеза человечества и определенным образом фиксировались в наследственности (заданности) человека как представителя рода и представителя вида (этноса, народа и др.). Выявленные нами свойства и особенности символического существа, свойства, функции и особенности символической личности, функции и особенности сознания, бессознательного и сверхсознания являются основой формирования абсолютных моральных требований.

Анализ этических ценностей третьего уровня с позиции семиотической метафизики говорит не только о их связях с сущностями 1-го, 2-го, 3-го порядка родового символического человека, но и интерпретации последних как четвертого уровня этой системы. В этом случае произойдет синтез ценностей трех уровней с ценностями четвертого уровня.

В связи со сказанным выше мы предпринимаем попытку определить внутренние и внешние факторы развития принципов социального согласия и толерантности на основе ценностей четвертого уровня.

6.3.5. Внутренние и внешние факторы становления и развития социального согласия и толерантности

166

Обратимся к внутренним факторам. Изучение наследия М.М. Бахтина, А.Ф. Лосева, В.В. Налимова, С.Л. Рубинштейна, монографий В.П. Зинченко и др. [37], а также анализ работ Н.И. Лапина [22] и А.Г. Спиркина [34-35] содействовали выявлению свойств и особенностей человека как символического существа с позиции антропологической семиотики (cм. табл. 2.1).

Приведенные в таблице свойства и особенности потенциально заданы каждому человеку, однако, по словам И. Канта, “развиваются полностью не в индивиде, но в роде” [21, с. 9].

Такие особенности символического существа, как способность человека к самоизменению, самообновлению, самоактуализации; спонтанность как способность выхода за пределы самого себя, соединения личного и общественного, земного и космического; способность человека формировать свою многомерность, понимаются нами как внутренние факторы становления и развития социального согласия и толерантности.

Рассмотрим их по порядку. Начнем с первого фактора, который выражается в

обеспечении самоизменения, самообновления, самоактуализации и обусловлен проявлением таких свойств символического существа, как неисчерпаемость, незавершенность, поисковая активность, склонность к сверхраннему обучению, радость жизни, чувство любви и страстное отношение к миру, стремление к свободе благодаря взаимодействию индивида с окружающей средой. Здесь исключительно важную роль играют семья, дошкольные учреждения, школа и вуз как социальные институты, воздействующие на социализацию личности, на трансформацию индивида в социальное существо благодаря проявлению свойств и особенностей символического существа.

Анализируя данный фактор, отметим, что активное поведение может быть конструктивным, направленным на созидание, или деструктивным, что приводит к агрессии и девиантному поведению (подробно см. [33, c. 46-51]). Поэтому важно избегать абсолютизации рассматриваемого фактора.

Второй фактор, выражающийся в стимулировании человека в выходе за

пределы самого себя, соединении личного и общественного, земного и космического, обусловлен такими свойствами, как ответственность, открытость, поисковая активность, склонность к творчеству и обретению истины, склонность к красоте, порядку и совершенству, доброта, склонность к общению, социабельность. Благодаря реализации второго фактора стремление к осуществлению социального согласия становится неукротимой чертой социального существа, становящегося гражданином своего села, поселка, города, области, края, страны, мира. Укажем на то, что первый и второй факторы находятся друг к другу в отношении дополнительности и противоречия. Возьмем, например, диаду «свобода и ответственность», элементы которой находятся в диалектической связи друг с другом.

Третий фактор, проявляющийся в актуализации способности человека к формированию многомерности социального существа (см.[7]) нацелен

–на осуществление согласования связанности двух (или нескольких) его составляющих без стирания их индивидуальностей;

–не на разрушение исходного Эго, а на его нескончаемую дополняемость [30,

c. 213];

–на объединение с другим существом и др. [30, c. 186].

167

В социальном плане многомерность содействует формированию коллективного разума и даже сверхразума, который «вырастает из слияния и сотрудничества двух и более умов в духе полной гармонии» [46, c. 27].

Многомерность может проявиться у человека только при реализации первых двух факторов становления и развития социального существа. Рассмотрение этих факторов говорит в пользу того, что наследственность человека, выражающаяся в виде априорно заданных свойств и особенностей, должна использоваться при решении различных проблем социализации конкретной личности (см. пятую главу).

Перейдем теперь к раскрытию четвертого фактора, к которому мы относим

содействие наиболее полному раскрытию потенциала менталитета. Изучение в рамках антропологической семиотики менталитета как внутренней формы символического существа позволило не только установить его свойства, функции и особенности, но и функции и особенности таких его составляющих, как сознание (рассудок), бессознательное и сверхсознание. В свою очередь, раскрытие сущностных характеристик менталитета и его составляющих позволило выйти на его исследование в двух ипостасях:

как сложное идеальное образование, представляющее собой совокупность априорно заданных программ, сформированных и формирующихся в процессе филогенеза. Данное образование выступает как символическая личность;

как сложное идеальное образование, представляющее собой совокупность априорно-заданных программ, развившихся в процессе онтогенеза под воздействием общества и государства в социально-ориентированные программы. Данное образование выступает как социальная личность (см. [24], вторую, четвертую и пятую главы).

В этом случае символическая личность выступает как сущность по отношению к индивидуальности как явлению для трансформации ее в социальную личность [38].

Изучение человека как символического существа и его менталитета как символической личности позволило сформулировать две взаимосвязанные триады:

–символическое существо <––> индивид <––> социальное существо;

–cимволическая личность <––> индивидуальность <––> социальная личность.

Раскрытие четырех внутренних факторов становления и развития социального согласия и толерантности говорит в пользу включения набора априорно заданных программ в функциональную структуру социальной личности. В этом случае мы получаем следующую цепочку: априорно заданные программы ––> потребности ––> интересы ––> непосредственные побуждения и мотивы поведения ––> концепция жизни и стратегические интересы ––> ценностные ориентации ––> диспозиции (установки) ––> функциональные органы (см.3.4). К этому следует указать на необходимость глубинного изучения самости человека с позиции рассмотренных выше внутренних факторов с включением в его состав понятия «Мы» (см. 3.7.2).

Кпятому внутреннему фактору становления и развития социального согласия

итолерантности мы относим “обеспечение актуализации потенциала генетически заданного менталитета того или иного этноса и народа, поскольку это содействует

снижению социальной напряженности не только в многонациональном государстве, но и во всем мире.

Шестой внутренний фактор формирования социального согласия и толерантности можно именовать как максимальное содействие гармоническому

168

взаимодействию между представителями сильного и слабого полов в различных структурах государственной власти, гражданского общества, экономики, культуры и пр. Этот фактор указывает на актуальность и необходимость учета природы мужчин и женщин, которые несмотря на свои глубинные генетические, биологические, интеллектуальные и другие особенности отлично дополняют друг друга: Сильный пол берет на себя удары внешней среды (обеспечение функционирования фенотипа), а прекрасный пол – сохранение генотипа со всеми вытекающими из этого политическими, социальными, экономическими, культурными и пр. следствиями.

Седьмой фактор становления и развития социального согласия и толерантности включает в себя максимальное обеспечение оптимального

проявления априорно заданных программ на протяжении всего возрастного развития человека. Рамки данного параграфа не позволяют рассмотреть все стадии жизненного цикла человека. Оставимся на периоде третьего или “золотого” возраста (о пренатальном периоде см. 6.4).

Период “золотого” возраста заслуживает глубокого внимания со стороны политологов и социологов, поскольку количество пенсионеров с каждым годом неуклонно увеличивается и огромный контингент пожилых требует исследования не только с позиции социальной опеки, помощи, “умиротворения и отчаяния”, но и с позиции активного привлечения к деятельности в различных областях экономической, общественной, культурной и т. д. жизни. Естественно, что достижение социального согласия и толерантности среди представителей третьего возраста сведет к минимуму и проблему социальной напряженности в обществе.

Раскрытие и использование всех семи внутренних факторов, обусловливающих социальное согласие и толерантность, будут содействовать адекватному формированию личностно ориентированного гражданского общества.

Рассмотрим теперь вкратце внешние факторы становления и развития социального согласия и толерантности. К первому из них мы относим оптимальное

распределение ролей между ветвями власти с целью эффективного проявления прямых и обратных связей между ними с учетом традиций и менталитета народа (ов) той или иной страны.

Вторым внешним фактором является верховенство человеческого фактора в формировании социально ориентированной рыночной экономики. Он выступает определяющим моментом в становлении социального согласия и толерантности. Об этом свидетельствует становление постиндустриальной цивилизации, ощущающей огромную потребность в профессионалах с четко развитым творческим началом.

В настоящее время доминирующей в организации экономической и общественной жизни является цепочка “государство – право – общество – человек”. В связи с развитием процессов глобализации, не учитывающих, к сожалению, всех факторов, в первую очередь, человеческого, заслуживает пристального внимания другая цепочка “человек – право – общество – государство – транснациональные государства – мировой парламент – мировое правительство – мировое сообщество”. Эти цепочки выступают как диалектически связанные начала, которые, благодаря противоречию между ними, обусловливают развитие гражданского общества, социально ориентированной экономики и правого демократического государства. Таким образом, проявление этих начал на всех уровнях государственной, экономической и общественной жизни составляет суть третьего внешнего фактора становления и развития социального согласия и толерантности.

169

Четвертым фактором развития социального согласия и толерантности является

приобщение широких масс населения к государственной, общественной и экономической деятельности на региональном и местном уровне.

Пятым внешним фактором, определяющим социальное согласие и толерантность, выступает разработка и запуск в действие механизмов

институционального улаживания социальных конфликтов, а также их регулирование и компромиссное согласование.

Остановимся на пятом факторе подробнее. Помимо формирования механизмов институционального улаживания социальных конфликтов необходимо для достижения этой цели использовать идеи социального согласия и толерантности на общественном уровне, что позволит выводить конфликтные отношения на новый взаимоприемлемый уровень противоборствующих сторон. Нетрудно видеть, что социальное согласие и толерантность являются надежным инструментом демократии, поскольку изнутри отображают устремления человеческого сообщества.

Шестой фактор состоит в формировании взаимной ответственности

партий и движений, общественных организаций, представляющих различные слои населения и системно учитывающих их интересы. Этот процесс будет содействовать становлению и развитию личностно-ориентированного гражданского общества.

Реализация рассмотренных положений будет содействовать формированию социальной и экономической стабильности в стране, что, в свою очередь, обусловливает к жизни седьмой фактор – формирование доверия между людьми,

обществом и государством.

Сведем выявленные нами внутренние и внешние факторы развития социального согласия и толерантности в таблицу (см. табл. 6.1).

Представленные в табличной форме семь внутренних и семь внешних факторов становления и развития социального согласия и толерантности позволяют нам интерпретировать их как инструменты формирования социального и общественного порядка в неравновесном, непрерывно изменяющемся открытом обществе, которые содействуют развитию социальной стабильности и сведению к минимуму социальной напряженности в стране. Мы полагаем, что они будут способствовать формированию конвенционально-договорной культуры в обществе.

Изучение внутренних и внешних факторов становления и развития этих инструментов демократии указывает на то, что необходимы специальные механизмы развертывания социального согласия и толерантности в той или иной стране как на уровне государственной политики, так и на уровне существующих в обществе моральных норм. В первом случае речь идет о правовом обеспечении толерантности, во втором – об использовании соответствующих идей для снятия определенных барьеров между людьми, профессиональными группами, конфессиями, странами и др. Иными словами, необходима разработка как государственной политики, так и единой направленности не только общества, но и мирового сообщества на возникновение чувства всеединства в живущих на нашей планете людях и народах.

Из сказанного нами выше следует, что осознание социального согласия и толерантности как исключительно действенных инструментов демократии превращает их в важные принципы формирования как личностно-ориентированного гражданского общества в той или иной стране, так и становления и развития постиндустриальной цивилизации. В этом случае принципы социального согласия и

170

толерантности проявляются в единстве движений, народов, культур, конфессий и в активном поведении человека.

Таблица 6.1.

Внутренние и внешние факторы развития социального согласия и толерантности как основных принципов формирования личностно-

ориентированного гражданского общества

3. Актуализация способности человека Проявление подходов “сверху-вниз” и

кформированию многомерности “снизу вверх” на всех уровнях

Раскрытие внутренних и внешних факторов формирования социального согласия и толерантности подтверждает правомерность интерпретации их как принципов формирования личностно-ориентированного гражданского общества. В этом случае мы получаем формулу: принцип социального согласия + принцип

толерантности ––> принцип общественного согласия ––> принципы стабильности и устойчивого развития страны, содружества государств и всего мирового сообщества.

171

Из формулы следует и зависимость экономического процветания той или иной страны от уровня понимания политическими партиями и властными структурами действительной значимости системы этических ценностей и вытекающих из них принципов. Анализ программы блока "Родина", в результате декабрьских выборов вошедшего в Государственную Думу, а также выступлений их лидеров показывает, что они связывают социальную справедливость лишь с экономическим ростом.

Изучение идеологических оснований либерализма выводит нас на следующий вывод: для него характерна реализация свободы личности и устранение всего того,

что грозит существованию индивидуальной свободы или мешает ее развитию . Анализ содержания четырехуровневой системы этических ценностей, а также внутренних и внешних факторов развития принципов социального согласия и толерантности позволяет нам утверждать, что данное направление далеко не полностью учитывает потенциальные возможности человека как существа многомерного, живущего одновременно в реальном и космическом мирах, стремящемуся не только к самоизменению, самообновлению, самоактуализации, но и к выходу за пределы самого себя, соединению личного и общественного, земного и космического. Мы согласны с В.Е. Амелиным в том, что современные политические партии не могут ожидать успеха на выборах, основываясь только на либеральных позициях. Результаты партий СПС и "Яблоко" на выборах в Государственную Думу 7 декабря 2003 г. говорят сами за себя.

Партия "Единая Россия", одержавшая внушительную победу на этих выборах, должна, на наш взгляд, соотнести понимание практической значимости человеческого фактора в любой сфере деятельности с результатами фундаментальных исследований в этой области с целью формирования своей научной программы, основанной на максиме "человек и окружающая ее природа – мера всех вещей".

Следует сказать, что система этических ценностей, на основе которых формируются принципы социального согласия и толерантности, опосредовано обусловливает структуру государственной власти, общественных организаций, экономических образований и др. (см., например, 3.9.4), поскольку истоки таких федералистских принципов, как солидарность и субсидиарность лежат в духовных сущностях родового человека.

Обратимся теперь к изучению проблемы борьбы с терроризмом и преступностью как одной из основных проблем не только в России, но и во всем мире. Главное в этой проблеме – выявление истоков этой “проказы”, которые лежат в заданности человека как представителя рода человеческого и проявляются в пренатальном, младенческом и ранне-детском периодах становления социального и асоциального существа. Можно утверждать, что знание сущности данной проблемы входит в задачу государственного служащего, принимающего участие в формировании личностно-ориентироваанного гражданского общества.

6.4. Внутренние истоки и эффективные средства борьбы с терроризмом и преступностью

6.4.1. Антропологическая семиотика и семиотическая метафизика как основания изучения пренатального периода становления социального существа

Подводя итоги своих размышлений о роли и месте коллективного бессознательного в возникновении тоталитаризма, преступности, психических и сексуальных расстройств, известный криминолог Ю.М. Антонян приходит к выводу,

Леонтович В.В. История либерализма в России. 1762-1914. – М.: Русский путь, 1995.– С. 1-

22.

172

что “искоренить их невозможно и они столь же естественные спутники людей, как рождение и смерть” [1, c. 314]. Одинадцатое сентября 2001 года показало, что первой проблемой мировой безопасности является терроризм. Мы полагаем, что истоки этих исключительно негативных феноменов следует искать не столько в коллективном бессознательном, сколько в изучении тех периодов онтогенеза человека, в которых происходит проявление тех или иных составляющих коллективного бессознательного, а именно, архетипов (см., например, работы К. Юнга [52-55]).

На наш взгляд, наиболее интересными и важными в этом отношении являются пренательный, младенческий и раннедетский периоды, изучение которых будет содействовать углубленному пониманию природы указанных выше негативных явлений. Здесь уместно сказать, что социальная стабильность и безопасность той или иной страны во многом определяется отношением взрослой части населения к детям, молодежи, представителям третьего возраста и, тем самым, степенью проникновения в природу становления, развития, функционирования социального человека в процессе онтогенеза и ухода его в иной мир.

Очевидно, что это утверждение особенно актуально для России, переживающей сложный, противоречивый и болезненный период перехода к личностно-ориентированному гражданскому обществу, социально-ориентированной экономике и правовому демократическому государству.

В связи с этим в данном разделе мы раскроем проявления негативных сторон коллективного бессознательного в пренатальном, младенческом и раннедетском периодах с учетом представлений антропологической семиотики и семиотической метафизики с последующим выходом на социологию личности.

Во второй главе мы показали полезность изучения человека как символического существа, представляющего собой набор априорно заданных программ, языков и кодов, сформированных в процессе филогенеза. Отметим, что данное понятие не только объединяет в систему остальные измерения человека: биологическое, психическое, культурное и социальное, но и действительно играет основополагающую роль при становлении и развитии младенца. Как мы уже знаем, символическое родовое существо задает становление, развитие и функционирование человека как социального существа [37-39]. Поэтому вновь обратимся к рассмотрению сущностных характеристик родового человека в контексте триады “всеобщее – особенное – единичное”. В этом случае мы получаем:

1)на уровне всеобщего – сущностные характеристики человека как представителя человеческого рода;

2)на уровне особенного – сущностные характеристики представителей той или иной профессиональной, конфессиональной группы, того или иного этноса, народа и др.;

3)на уровне единичного – характеристики индивида.

Напомним, что сущностные характеристики всеобщего и особенного наименее подвержены изменениям по сравнению с социальными институтами. Поэтому заданность на уровне всеобщего и особенного является объективным фактором, определяющим поведение общества и государства. Напротив, социальные институты представляют собой внешнеисторический системо–образующий фактор,

наиболее эффективно проявляющийся только при учете заданности как системоопределяющего фактора. Следствием изучения этих факторов является выявление требований общества к его гражданам на основе сущностных характеристик всеобщего и особенного.

173