книги / Язычество древних славян

172 ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ДРЕВНЕЙШИЕ СЛАВЯНЕ

стали хоронить просто, в позе спящего, новое отношение к положению покойника должно было уже выражать определенную идею, какие-то новые представления о судьбах умерших в потустороннем загробном мире. Кон­ чилась длительная эпоха перевоплощений; человек должен был оставаться человеком.

Даже при полном господстве трупосожжения в отдельных областях люди стремились закрепить за умершим его человеческий облик, ставя в могилу рогребальную урну в виде человеческой головы или целой фигуры. Одной из таких областей были Балтийское Поморье и низовья Вислы, где впоследствии сформировались славянские племена поморян и этнографиче­ ский комплекс кашубов. Здесь, в «восточнопоморской» культуре, называе­ мой новейшими учеными «вейхеровско-кротошинской» (VI—II вв. до н. э.) 78, хорошо представлены знаменитые лицевые урны с прахом сожжен­ ных покойников. Группируясь главным образом в Гданьском Поморье, они доходят на юго-западе до среднего течения Одера, встречаясь почти на всем пространстве поморской культуры и тем самым внедряясь в основной праславянский массив 79 (см. рис. на с. 271).

Лицевые урны не только снабжены схематическими личинами женщин с серьгами и бородатых мужчин, но вся урна в целом воспроизводит схематично фигуру человека. Здесь мы видим и ожерелья, и пояса, и булав­ ки для застегивания плаща. Урны закрывались крышками, воспроизводя­ щими форму шапок. Исключительный интерес представляют изображения на тулове урн, которые едва ли воспроизводят вышивку на одежде, но скорее являются самостоятельными, независимыми от человеческой фигуры сюжетами.

Чаще всего изображается какая-то ритуальная процессия: основой ее является четырехколесная телега, запряженная в дышло парой коней; на телеге мы видим то огромный щит, то воина с копьем, то какой-то идолообразный столб, то просто возницу. Вокруг повозки нередко изображают пеших людей; во главе процессии почти всегда едет всадник (часто воору­ женный). Трудно сказать, являются ли эти процессии погребальными, но это возможно. Есть и сложные композиции, не являющиеся изображением процессии: олени, всадники на конях и люди, сидящие верхом на оленях. Иногда изображаются воины и танцующие люди, как бы празднующие тризну по умершим. Создается впечатление, что урны с изображением процессий отмечают захоронения каких-то особых, знатных людей.

Я остановился на лицевых урнах в связи с тем, что к середине I тысяче­ летия до н. э. окончательно изживается представление о перевоплощении и о необходимости готовить покойника ко второму рождению. Человеческая

78Неп$е1 И7 Ро1зка 81агогу1па, 8. 273, 274. Карта на с. 282. Анализом этой культуры Гензель начинает раздел «Праславяне на новом культурном этапе».

79Некоторые польские ученые пишут об обособлении восточнопоморских земель от остальной массы лужицких племен в VIII—VII вв. до н. э. и об их продвижении в праславянские земли в VII—V вв. до н. э. См.: Ко$1ггеш&Ы /., СНтп1е1етвк1 IV.,

1аИгегтМ К. РгасЫе^е Ро1зкь \Угос1а\«, 1965, 8. 180, 201. Едва ли следует так противопоставлять этнически эти племена, тем более что итогом продвижения было смешение племен. «Поморцы» были втянуты в славянский этногенез.

Урной для праха Патрокла послужила золотая амфора. Курган был насыпан не над погребальным костром, а около него:

Погребальные игры воинов (тризна) состояли из состязания в беге на колесницах, кулачного боя, борьбы (в которой принял участие Одиссей), метания диска и стрельбы из лука. Победителю в каждом виде состязаний предназначались дорогие призы.

Вописании погребения Гектора троянцами (песнь XXIV) упоминается

игигантский костер, для которого девять дней носили дрова, и заливание огня вином, урна, курган, но добавлено упоминание глубокой ямы, в которую была опущена урна.

Гомеровское описание подтверждается многочисленными археологиче­ скими примерами разных эпох 80.

Трупосожжение у славян существовало (с кратковременными отступ­ лениями в отдельных местах) около двух с половиной тысяч лет и было вытеснено лишь христианством в X —XII вв. н. э. Еще летописец Нестор в конце XI или в начале XII в. застал обычай сожжения покойников и сохранения их праха в урнах, «еже творят вятичи и ныне». Напомню известное описание славянских погребальных обычаев у Нестора:

«И аще кто умряше — творяху тризну над ним. И по семь сотворяху краду велику и возложаху на краду мертвеца и сожьжаху и. Посемь, собравше кости, вложаху в судину малу и поставляху на столпе на путях, еже творять вятичи и ныне» 81.

«Тризна» здесь — погребальные состязания; «крада» — костер, горя­ щий жертвенник; «столп» — деревянная домовина для урны. Слова Нестора могут быть отнесены не только к его современникам, но и к пра­ славянам на тысячу лет раньше (зарубинецкая культура), и к самым отдаленным праславянам времен тшинецкой культуры, когда трупосож­ жение появилось как новый обряд.

80 О босн ован и е н еобходи м ости с о ж ж е н и я т р у п а , п р и в еден н ое Г ом ером , едва ли м ож но счи тать ун и вер сал ьн ы м о б ъ я сн ен и ем причин п ер ех о д а к кр ем ации . К огда ш ли п р и готов л ен и я к п о х о р о н а м , А х и л л е су я в и л ась душ а его уби того д р у га П атрокла:

Огромный курган X в. в Чернигове — «Черная Могила» — подобен кургану гомеровского Патрокла: там есть и принесенные в жертву кони, быки, целый арсенал княжеского оружия, священные турьи рога, украшен­ ные чеканным серебром, и великое множество различных предметов княже­ ского обихода. Даже насыпь делалась в Чернигове, как и под Троей, в два приема. Тризна — военные состязания — проводилась тогда, когда доспе­ хи умерших увенчивали полунасыпанный курган 82.

Отличие состояло лишь в том, гго черниговцы X в. насыпали курган не в стороне от погребального костра, а непобреДствйййо' нЗД к^>а'д6й, над всеми сожженными покойниками. Слово «крада» очень архаично; оно встречается только в ранних славянских памятниках и к XII в. уже исче­ зает из обихода. Первый комментатор текста Нестора, летописец Пере- славля-Залесского, писавший в 1214 г., должен был уже перевести его для своих читателей как «громада дров велия».

Для нас особенно интересны те тексты, которые говорят о краде не только как о погребальном костре или костре вообще, но и как о священном,

жертвенном костре: «не осквернят уровню нечистою, ни крадоми безбож­ ными» (3(0[аоГз); «кради жтребища идольская» фшиоЕ уш хо.<п еесШ .оу) 83.

Семантическая связь погребального костра с огнем языческих жертво­ приношений не может быть случайной. Л. Котляревский впервые отметил эту связь слова «крада» с горящим жертвенным алтарем (греч. [Зюроз) и сопоставил его с санскритским щабба — «священная жертва в честь мертвых» 8458

Одно из таких погребений наблюдал на Волге у средневековых славян в 922 г. арабский дипломат Ибн-Фадлан. Он оставил очень подробное описание всего длительного погребального ритуала и записал интересный диалог арабского переводчика с одним из русских купцов, выявляющий идеологическое обоснование сожжения покойников. Когда только что разгорелось пламя грандиозного костра, поверх которого русы взгромоз­ дили ладью с покойником (купец умер в пути, во время плавания), русский обратился к арабу-переводчику:

«Вы, о, арабы,— глугы! Воистину вы берете самого любимого для вас человека и из вас самого уважаемого вами и бросаете его в землю, и съедают его прах и гнус и черви... А мы сжигаем его во мгновение ока, так что он входит в рай немедленно и тотчас» 88.

Рай русских, обиталище душ умерших, судя по той же записи ИбнФадлана, находился не под землей, а где-то высоко-высоко. Это подчеркну­

то тем этапом обряда, когда девушка, предназначенная в жертву, расска­ зывает о том, что она «видела» во время заглядывания в царство мертвых. Для выполнения такой церемонии изготавливались большие деревянные ворота, и мужчины поднимали девушку на руках высоко над воротами, на высоту двух человеческих ростов. Поднявшись над воротами, девушка сказала, что она видит умерших отца с матерью, «всех своих умерших родственников». Сознательное введение в обряд высоких ворот свидетель­ ствует о том, что царство мертвых мыслилось русами X в. где-то далеко и высоко и не было связано непосредственно с подземным миром.

Рай (ирий, вырий) — чудесный сад, находящийся где-то в далекой солнечной стороне. Владимир Мономах, говоря о появлении перелетных птиц, прибывающих из южных, теплых земель, пишет: «сему ся подивуемы, како птица небесныя из ирья идуть...». Понятие «вырья» не книжное, а народное. А. Н. Афанасьев приводит украинскую песню о соколе:

Есть поверье, что кукушка хранит ключи от вырия; словом «вырий» в диалектах обозначается жаворонок — первая птица, прилетающая 9 марта из вырия-рая. Географически этот языческий рай, страна усопших, находился где-то на востоке, за морем, в месте восхода солнца 87. Иногда рай помещают на небе, и ученые сопоставляют с санскритским зуаг^а — «небо» 88.

Оказавшись в раю-вырии, души умерших могут невидимо для людей прилетать оттуда к друзьям и врагам и напоминать о себе. Общеизвестны белорусские обряды середины XIX в., связанные с культом предков («дзядов» — дедов) и поминовением усопших на радуницу. К приему душ предков торжественно готовятся: топят им баню (это отмечено еще источ­ никами XII в.), моют хату, готовят обрядовые кушанья и вспоминают умерших. Затем приглашают дедов прилететь на это семейное торжество:

Душам предков откладывают часть ритуальной еды. После поминального ужина их провожают:

Очевидно, души предков должны отправиться к себе в рай, в свое постоян­ ное местопребывание.

Важно отметить, ч'ю во всех народных представлениях о душах умер­ ших они оказываются улетающими куда-то.

Местонахождение душ в ирии, откуда прилетают перелетные птицы, повлияло на то, что и сами души предков отождествлялись с птицами. Я уже приводил во вводной главе поверья о навьях — злобных душах мертвецов (близких к упырям-вампирам), причиняющих много зла людям. Навь — вообще мертвец; само слово не содержит понятия вампира, но навьи, прилетающие к людям, досаждающие1им, приравниваются к упы­ рям. Это же слово прилагается и к добрым предкам, дзядам, которым топят баню и посыпают пол бани пеплом. Когда предки вымоются и исчез­ нут, на пепле остаются птичьи следы. Удаленность душ предков, находя­ щихся в ирии, не препятствовала их культу.

Погребен ли труп в земле, сожжен ли он предварительно на костре и после этого прах предан земле, во всех случаях народные представления об умерших как бы раздваивались: с одной стороны, каждый умерший приобщался к сонму предков, его почитали в том месте, где он (или его сожженный прах) зарыт в землю. С другой же стороны, обособлялось ка­ кое-то представление о душах умерших, которые могут кружиться над близкими людьми, над местом погребения (до сорокового дня после смерти), но могут, как мы видели из записи Ибн-Фадлана, «немедленно и тотчас войти в рай». В этих представлениях нет ни чистилища, ни рассортировки мертвых на праведных и грешных, ни ожидания страшного суда — умер человек, и душа его сразу отправляется в ирий, в далекую райскую страну, где-то между небом и землей, может быть, в страну, освещенную ночным солнцем.

Приблизительно так можно представить себе древнеславянские верова­ ния о загробном существовании душ.

Душа в фольклорных материалах часто ассоциируется с дыханием и дымом. Быть может, появление трупосожжения в праславянское время должно быть объяснено в связи с обособлением, вычленением в человече­ ском сознании образа души как некоей полуматериальной субстанции.

Полеты души, ее перемещения в далекий рай-вьтрий, откуда прилетают весенние птицы,— все это результат расширения кругозора первобытных людей, нового познания мира и его пределов, сложения геоцентрической теории, по-своему определившей путь солнца вокруг земли.

Какую-то особую, не вполне уловимую роль в новых представлениях играет солнце, восток (в географическом смысле), утренняя заря. Частой становится ориентировка покойников головой на запад, т. е. лицом к вос­ ходящему солнцу, к утренней заре, играющей такую важную роль в языче­ ских заговорах. И сам рай-ирий существует где-то в теплых солнечных восточных или южных странах. Быть может, подземный путь солнца рисовался древним не как орбита, находящаяся в одной плоскости, а как плавание по подземному океану (заслоненному от людей краем земли) по маршруту запад — южный край плоской земли — восток. Орбита солнца оказывалась как бы согнутой пополам, и солнце проходило свой ночной путь ближе к южным краям. Но это весьма гадателыю.

278 ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ДРЕВНЕЙШИЕ СЛАВЯНЕ

Современная этнография на основе материалов обоих полушарий кон­ статирует обилие разнообразных, порой взаимоисключающих представле­ ний о загробном мире, который мыслится то мрачной преисподнею вроде греческого Аида, то светлой обителью скандинавской Валгаллы или сла­ вянского ирия. Иногда этнографы фиксируют у одного и того же народа наличие двух разных загробных миров: «Один для вождей и знати, дру­ гой — для простого народа... Чаще всего верят, что души вождей идут на небо, а души простых — в подземный или подводный мир» 90.

Это очень важное для археологов замечание, так как часто в одной и той же археологической культуре наблюдаются одновременно разные погребальные обряды; различие обычно объясняют этнической смешан­ ностью данной культуры, но, может быть, следует учесть и подобные этнографические наблюдения о социальной дифференциации.

У праславян мы наблюдаем усложнение погребального обряда и по­ явление новых форм именно тогда, когда происходило и усложнение социальной структуры. Этнография во многом помогает осмыслению дале­ ких исторических эпох.

Дискуссионным, на мой взгляд, остается вопрос о происхождении представлений о душе. С. А. Токарев вслед за Э. Дюркгеймом полагает, что «идея духа умершего связана своим происхождением не с верой в душу живого человека, а с комплексом обрядов, составляющих погребальный ритуал...» 91. Излишне категоричным выглядит утверждение того же авто­ ра относительно трупосожжений: «Указывают на связь идеи небесного мира душ с практикой трупосожжения. Возможно, что такая связь в некоторых случаях имеется (хотя иные ее отрицают), однако нельзя, конечно, согла­ ситься с Риверсом, который, ставя вещи на голову, полагал, что вера в небесный мир душ породила обычай трупосожжения»92. Если обряд трупосожжения приходит на смену давнему и долго бытовавшему обряду простой ингумации, то такой коренной перелом в ритуальной практике должен быть объяснен. Новый обряд не был эволюционным продолжением старого, никак не вытекал из него, а явился в известной мере антитезой его, и расшифровку его следует искать не в ритуальной, а в мировоззрен­ ческой сфере. В общих чертах эволюцию праславянского погребального ри­ туала и выражаемых им общих религиозных представлений можно пред­ ставить так.

1. На ранней стадии праславянской жизни, когда земледелие еще не стало главенствующим видом хозяйства, существуют идущие из глубин охотничье-тотемического общества представления о реинкарнации, о пере­ воплощении после смерти. Они сказались в захоронениях искусственно

2.Предшествующая эпоха переселения пастушеских племен, эпоха познания мира и расширения кругозора оставила в наследство обычай (не повсеместный) насыпки курганов, являющих собой модель видимого округлого пространства земли.

3.Переход от скорченных погребений к вытянутым, воспроизводящим естественную позу спящего человека, произошел тогда, когда обозначилось социальное членение праславянских племен, появились воины-всадники, определился, очевидно, интерес к отдельной человеческой ' дичноотш. Представления о посмертном перевоплощении в какое-либо животное окончательно отмерли, и умершие люди мыслились как люди и после того, как «душа» покинула тело.

4.Появление принципиально нового обряда трупосожжения совпало по времени с развитием земледелия и связанными с ним-аграрными культа­

ми, в которых главенствующее место занимает небо как источник жизненно важной влаги.

Жертвы небесным божествам возлагались на священный костер («горя­ щий жертвенник») — краду. Предполагалось, что боги-небожители именно по дыму сжигаемых жертв узнают о почтительном отношении к ним людей:

Вскоре это привело к тому, что и тела умерших заодно с жертвенными быками и конями стали помещать на такой же краде и тоже сжигать.

Это вполне согласуется с появлением примерно в это же время мифоло­ гического образа божества неба — Сварога, связанного с небом, ковкой железа и огнем.

5. Культ предков продолжал существовать независимо от способа погребения. При трупосожжениях кости «собирали в сосуд мал», в урну, я хоронили ее или в кургане (могиле), или просто в земле, построив над местом захоронения столп, бдын — небольшую деревянную домовину. Эти захоронения связывали предков с землей и делали их покровителями всех процессов, сопряженных с пахотой, севом, прорастанием семян, плодородием вообще.

*

С религиозными представлениями эпохи военной демократии связаны те новости, которые проявились в погребальном обряде одновременно с усилением племенных вождей. Речь идет о «соумирающих», о ритуальном убийстве людей при похоронах племенной знати.

Поиски истоков этого явления уведут нас в охотничье общество, где ритуальное захоронение «спутников» связано со жрецами-шаманами, примером чего может служить упомянутое ранее центральное погребение Оленьего острова. Земледельческий энеолит с его равенством «золотого века» не оставил нам никаких следов насильственных захоронений, но уже