Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

книги / Язычество древних славян

..pdf
Скачиваний:
2
Добавлен:
20.11.2023
Размер:
26.92 Mб
Скачать

262 ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ДРЕВНЕЙШИЕ СЛАВЯНЕ

*

Итак, для раннего этапа праславянской жизни по очень скудным и отрывочным данным мы можем наметить четыре проявления религиозных представлений. Во-первых, культ предков, проявлявшийся в курганных и простых захоронениях и в двух различных, но очень долго сосуществую­ щих формах погребения — простой ингумации и сожжении покойников. Во-вторых, это комплекс аграрных обрядов (русальская тояга?, сожже­ ние жерновков, круглая храмина), связанный в дальнейшем со Святовитом или Дажьбогом. В третьих, скотоводческий культ, отраженный святили­ щем с жертвенником, и шестью захоронениями домашних животных; в дальнейшем этот культ будет связан с Велесом — «скотьим богом». Были ли уже в это время таким образом персонифицированы эти представления, мы не знаем.

Объединяет земледелие со скотоводством четвертый культ — культ домашнего огнища с его зарытыми ниже очагами сосудиками, ложками, дисками, костями животных, жерновками. Быть может, это — зарожде­ ние культа огня — Сварожича, хорошо известного по средневековым ис точникам. Сварожич там прямо связан с урожаем.

Судя по сосудам с двумя парами сосков, у праславян еще существовали идущие из энеолита представления о двух рожаницах, двух Хозяйках Мира. Появилось ли на смену им уже в это время представление о мужском божестве Вселенной — Роде, сказать трудно за неимением данных. Кос­ венные соображения позволяют думать, что к этому времени уже оформ­ ляется годичный цикл земледельческо-скотоводческих обрядов. Возможно, что единовременно опаленные огнем зернотерки всего поселка, захоронен­ ные в специальном сооружении,— свидетельство какого-то торжествен­ ного (вероятно, новогоднего) общинного обряда.

*

Второй этап жизни праславянских племен начинается с рубежа брон­ зового и железного веков и охватывает время от белогрудовско-чернолес- ской культуры X I—VII вв. до н. э. до конца скифского периода, примерно до III в. до н. э.

Этот восьмисотлетний период весьма неоднороден в своих крайних точ­ ках, но он весь характеризуется быстрым поступательным движением, рождением новых социальных форм и широкими внешними связями: центральноевропейскими в западной, лужицкой половине славянства и степными, киммерийско-скифскими в восточной его половине. Указанный период, не представляя целостности в формах общественной и идеологиче­ ской жизни, дает нам тем не менее единство процесса наивысшего развития первобытнообщинного строя. Мы наблюдаем здесь и начальный этап подъе­ ма, и результаты этого подъема, полученные сравнительно быстро. Поста­ вив эволюцию славянского общества в рамки абсолютной хронологии, мы ощущаем резкое ускорение исторического процесса; медлительный, не­ сколько застойный темп развития тшинецких племен сменился стремитель­ ным движением в чернолесское время. Это — второй скачок после эпохи

ГЛАВА ПЯТАЯ. ИСТОКИ СЛАВЯНСКОЙ КУЛЬТУРЫ

268

СЕЙДЫ ДРЕВНИЕ РИТУАЛЬНЫЕ ЗЕРНОТЕРКИ (?). Карелия. (Возможно, прототип финской священной мельницы, Сампо)

шаровых амфор и шнуровой керамики. Тот, первый скачок был обусловлен появлением бронзы и развитием пастушеского скотоводства, а этот — усилением земледелия (пашенного, плужного) и открытием нового метал­ ла — железа. Железо было несравненно «демократичнее» бронзы, и именно поэтому ему было суждено сыграть важную роль ускорителя исторического процесса. Медь и олово привозили из отдаленных краев, за ними ездили, как за пером жар-птицы, «за тридевять земель в тридесятое государство» (не тогда ли и сложилась эта сказочная формула?); бронзовые изделия возвысили и укрепили племенных дружинников и вождей.

Железо же (в виде болотной руды) находилось в лесной и лесостепной зонах повсеместно. Благодаря открытию железа роли ландшафтных зон переменились: раньше степи были несравненно в большей степени насыще­ ны металлом, так как они расположены ближе к тогдашним центрам до­ бычи меди и представляли собой удобные для транспорта пространства. В лесную зону (за исключением Приуралья, имевшего свою медь) металл почти не проникал. Но после открытия железа именно лесная зона с ее болотами и озерами оказалась наиболее богатой новым металлом, и каждое племя, может быть, даже каждый род, «живущий в лесе звериньским обра­ зом», получил возможность самостоятельно на своей земле добывать руду и варить железо, потребное для хозяйства и войны.

Вся праелавянская территория находилась в зоне лесов и лесостепи и в избытке была насыщена железной рудой на всем своем протяжении.

Уже на белогрудовских поселениях X I—IX вв. до н. э. обнаружены следы железоделательного производства. Для чернолесского времени (VIII—VII вв. до н. э.) изготовление железного оружия и хозяйственных вещей стало обычным делом. Начался новый этап человеческой жизни, называемый условно железным веком; темп исторического развития уско­ рился, и происходило это на значительно более широкой территории.

О. II. Трубачев по лингвистическим материалам, относящимся к куз­ нечной терминологии, устанавливает наличие в протославянских диалек­ тах ряда черт, появившихся «в теснейшем территориальном, языковом и, по-видимому, культурном контакте с древнеиталийскими и древнегерман-

264

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ДРЕВНЕЙШИЕ СЛАВЯНЕ

сними

диалектами» 7017 Эти северо-западные и юго-западные контакты

прекрасно увязываются с вхождением западной половины славянства в сферу лужицкой культуры. Переход от бронзы к железу происходил в недрах лужицкой культуры, а так как более ранняя индустрия бронзы была в предлужицкой культуре развита несравненно больше, чем в При­ днепровье, то не удивительно, что ряд праславянских терминов, объединя­ ющих и бронзовую и железную металлургию («огонь», «устье», «молот»), оказался общим у праславян с италиками и прагерманцами п .

Лужицкая культура была, очевидно, разноэтпическйм комплексом, охватившим половину праславян, часть прагерманцев и какую-то часть итало-иллирийских племен на юге, где бронзолитейное дело стояло высоко.

Важность овладения железом и осознание этой важности явствуют из того, что на той самой территории, которая была заселена чернолесскими праславянскими племенами в далекое предскифское время, сохранились вплоть до начала XX в. н. э. предания о божественных кузнеца х-богаты- рях, защитниках своей земли 72. На этой теме нам придется остановиться в дальнейшем подробнее, так как этнографический материал позволяет ретроспективно заглянуть в далекую праславянскую старину времей рождения железного века.

Вторым значительным шагом вперед в развитии общества было возрож­ дение земледелия и плужная вспашка полей. Земледелие в тшннецкое время существовало, но, как полагают исследователи, не являлось глав­ нейшей отраслью хозяйства. Теперь же оно и в лужицкой и в восточной половине праславянщины выдвинулось на первое место и усовершенство­ валось настолько, что к концу очерченного нами периода стало экспорт­ ным: Геродот говорит не только о вывозе хлеба из Среднего Поднепровья (земли «скифов-гахарей»), но и о том, что милетская колония Ольвия, расположенная близ устий Буга и Днепра, называлась «Торжищем днепровцев» (эмпорием борисфенитов), т. е. стала праславянской гаванью на Черном море 73.

Все эти изменения существенным образом сказались и на социальной стороне праславянского общества. Появились воины-всадники, строились большие укрепления, наблюдаются захоронения знатных людей, сопро­ вождаемых «соумирающими».

На периферии славянщины часто возникала напряженная военная си туация, связанная с набегами кельтов или киммерийцев и скифов.

Таковы в общих чертах те новые явления, которые отмечают этот период. Источники сведений о религиозных представлениях в этот период де­ лятся на три разнородные группы: одна из них — это археологический материал (который в свою очередь является очень важным историческим

70 Трубачев 0.11. Ремесленная терминология в славянских языках. М., 1966, с. 388. 71 Трубачев О. Н. Ремесленная терминология...

72 Ппшус Василь. Коваль Кузьма-Демьян у фольклор!.... Етнограф1чннй вктник. Ки1*в, 1929, кн. VIII. См. также: Рыбаков Б. А. Ремесло древне!! Руси. М., 1948, с. 485-490.

ч-3 Рыбаков Б. А. Геродотова Скифия.

266 ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ДРЕВНЕЙШИЕ СЛАВЯНЕ

фоном) ; другая группа — исторические сведения о славянских языческих богах, которые с той или иной долей вероятия можно возвести к предскиф­ скому или скифскому периоду праславянской жизни, и, наконец, третья группа — обильный этнографический фольклорный фонд (сказки, легенды) X IX —XX вв., никогда к этой теме не привлекавшийся, но позволяющий, на мой взгляд, ретроспективное приурочение его к данному переломному периоду.

Этаны реальной истории йвраславянского общества, .устанавливаемые по археологическим данным, допускают соотнесение их с определенными пластами восточнославянского сказочного материала, в результате чего фольклор (сам по себе хронологически аморфный) получает определенное место в истории праславянской культуры.

Сопоставление с письменными данными от Геродота до летописей XII в. позволяет говорить о мифотворчестве, о зарождении богатырского герои­ ческого эпоса; сквозь кружево сказочных мотивов проглядывают черты таких славянских богов, как Сварог и Дажьбог 74. „ Зарождению славянской мифологии в этой книге посвящена особая глава, где по разным признакам определяется (разумеется, приблизи­ тельно) время возникновения того или иного мифологического образа или

комплекса образов.

Забегая вперед, следует сказать, что именно к этому, чернолесскоскифскому, этапу праславянской жизни могут быть приурочены мифы о Свароге и его сыне Дажьбоге, сохраненные в глоссах летописи начала XII в. 76

Датирующие признаки: при Свароге с небес упали кузнечные клещи, и «поча люди оружье ковати»; как мы знаем, овладение ковкой железа произошло в чернолесско-киммерийское время. Этот признак датирует миф о Свароге самым началом I тысячелетия до н. э. Второе сведение о Сваро­ ге — установление патриархального моногамного брака — полностью вписывается в историческую ситуацию праславянского времени, когда появились парные захоронения, возможно, с насильственным погребением женщин.

Есть хронологические приметы и у Дажьбога. Во-первых, он — сын Сварога, и миф о нем мог возникнуть несколько позднее, чем миф о Свароге. Во-вторых, имя этого солнечного божества имеет явно иранский облик, что естественнее всего связать со скифским периодом, когда праславяне вос­ приняли иранское слово «бог». В скифском пантеоне Дажьбога нет, и поэто­ му мы должны считать Дажьбога праславянским божеством скифского времени.

Таким образом, намечаются как бы две мифологические эры: эра не­ бесного божества Сварога (от индийского 8\уаг§а — небо) — конец брон­ зового века и начало железного и эра его сына Дажьбога-солнца (так он назван в летописи). Конечно, случайные упоминания летописца о Сваро­ ге и Дажьбоге не исчерпывают всего праславянского мифологического17

71

Рыбаков В. А . Геродотова С киф ия.

75

Шахматов А . А . Повесть временных лет. Пг., 1916, с, 350.

ГЛАВА ПЯТАЯ. ИСТОКИ СЛАВЯНСКОЙ КУЛЬТУРЫ

267

комплекса, но все же облегчают нам осмысление археологических материа­ лов 1 тысячелетия до н. э., так как в них идет речь не о второстепенных божках, а о божестве неба и о божестве солнца, подателе благ.

*

Если для предыдущей, тшинецко-комаровской эпохи мы могли привлечь археологический материал лишь фрагментарно, иной раз только иллюстра­ тивно. то для йбсЛедующеРО' выбранного нажгщшттсуммировашге1т^сего археологического материала, его комплексное рассмотрение позволят нам сделать ряд очень важных выводов.

Особенно интересен погребальный обряд и его резкое изменение в рас­ сматриваемый лужицко-предскифский период. Обычно мы подходим к погребальному ритуалу лишь с точки зрения культа предков, но это — одна из сторон представлений, которые проявляются в похоронах мертвых.

В формах и деталях похоронного обряда, в погребальных сооружениях содержится ценная информация о миропонимании тогдашних людей. Каж­ дая смена привычных форм, несомненно, отмечает какие-то существенные сдвиги в сознании людей. Корреляция этих сдвигов с переменами в хозяй­ стве и в социальной структуре общества позволит установить и истолковать причину перемен в религиозном мышлении.

Главные изменения в погребальных обычаях таковы.

1.Захоронения скорченных костяков в IX —VIII вв. до н. э. сменяются вытянутыми погребениями.

2.Трупоположение сменяется сожжением трупов с захоронением праха

вурнах или ямках на рубеже IX и VIII вв. до н. э.

3.Курганы являются спорадическим необязательным элементом обряда, то проявляющимся, то исчезающим.

Многообразие форм погребений и сочетаний отдельных деталей не сво­

дится, разумеется, к приведенной схеме 76.

Если брать всю праславянскую территорию от лужицкого Одера до чернолесской Ворсклы, то здесь мы обнаружим как значительную пестроту одновременно существующих обрядов, так и разные сроки перехода от одной формы к другой. Так, например, скорченные погребения есть в ранне­ скифской (жаботинской) культуре VII—VI вв. до н. э., а на Волыни этот обряд доживает до VI в. до и. э. Подколпачные погребения (когда урна с прахом накрыта сосудом большего размера) 77 первоначально появляются на Днепре в чернолесской культуре, а потом становятся массовыми в бассейне Вислы в VI—V вв. до н. э. В VI—V вв. до н. э. в низовьях Вислы появляются для сожженного праха очень своеобразные урны в виде фигуры87

78 См. детальную разработку погребального обряда лужицкой, поморской, пшеворской и оксывской культур в кн.: Никитина Г. Ф., Могильников В. А. Погребаль­ ный обряд племен Северной I. Средней Европы в I тыс. до н. э.— I тыс. н. э. М.,

1974.

77 В археологической литературе на русском языке обычно транскрибируется без перевода польское обозначение «росШозгохуу» — «подклёшевые». Но в русском сло­ во «клёш» применяется только к покрою колоколовидной одежды. Б. Н. Граков удачно назвал погребения под глиняным колоколом «подколпачными».

26В ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ДРЕВНЕЙШИЕ СЛАВЯНЕ

человека в шапке, а в это же время на скифской половине праелавяшцины господствует скифский обряд ингумации и сооружения курганных насы­ пей. Единообразия не было.

Но сквозь эту пестроту явственно проступает общая тенденция всего цраславянского мира: во-первых, отказ от искусственного скорчивания умершего, а, во-вторых, стремление сжечь его на костре и лишь после сожжения предать прах земле. Это происходит не мгновенно, но мы все же в силах уловить момент перелома, когда скорченные костяки почти исчезают, а сожжение (известное еще по тшинецкой культуре) начинает резко преобладать над простым погребением в земле — это рубеж IX и VIII вв. до н. э .— время начала второй, основной фазы чернолесской культуры, время расцвета лужицкой культуры.

Рассмотрим каждое из этих почти одновременных новшеств отдельно. Скорченные погребения появляются еще в мустьерское время и распро­ странены на протяжении всего каменного и бронзового веков. Онщне явля­ ются единственной формой захоронения; наряду с ними существуют и погребения в обычной позе умершего — вытянутые, встречаются и сидячие и даже вертикально стоящие (плотно обсыпанные кругом) костяки. Но скорченность проходит через многие эпохи, обрываясь довольно резко на рубеже бронзового и железного веков, когда происходил целый ряд других

изменений в обществе.

В тшинецко-комаровском праславянском регионе несколько столетий существовал только один обычай: если покойника не сжигали (что делалось редко), то его погребали в скорченном виде (см. рис. на с. 2В9).

Скорченность костяков в древних погребениях давно уже поставлена в связь с позой эмбриона во чреве матери. Думаю, что это правильно. Больше того, красную охру, которой обычно посыпаны скорченные костяки, следу­ ет, полагаю, рассматривать не как символ огня, а как-то иначе. Ведь обозначением огня мог быть костер около погребенного, жар (угли), насы­ панный на могилу, что иногда и наблюдается. Не является ли красная краска символом крови: зародыш окружен «червленым» (красным) чревом?

Скорченность достигалась искусственно: хоронившие покойника люди или связывали конечности трупа, или подрезали суставы с тем, чтобы придать ему желательную позу плода во чреве.

Идея превращения покойника в неродившегося эмбриона связана, очевидно, с представлением о том, что умерший человек может родиться вторично, и поэтому ему следует придать позу готовности к этому событию. Этнография дает нам множество примеров верований в переселение душ, в перерождение человека после смерти в то или иное живое существо, живущее на земле. В этом тесно переплетались анимистические и тотеми­ стические представления охотничьей первобытности. Человек не отделял себя от природы, сливал себя с ней. Ярким показателем была подготовка мертвеца ко второму рождению в каком-то новом облике (может быть, снова

вчеловеческом).

Вобильном сказочном фонде всех народов сохранилось множество сюжетов, связанных с оборотнями, полулюдьми-полуживотными, зверями, говорящими человеческим языком, или людьми, понимающими язык жи-

270 ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ДРЕВНЕЙШИЕ СЛАВЯНЕ

Вероятно, за свою многотысячелетнюю историю представления о> реинкарнации, о повторном рождении как-то видоизменялись, но уловить это мы ,едва ли сможем.

Отмирание обряда началось в бронзовом веке, в то время, когда в умах людей, познавших просторы степей, морей, широкий кругозор с горных вершин, появилось представление о нижнем, подземном мире, куда уходит на ночь солнце. Эта ночная, подземная часть мира со временем преврати­ лась в мир мертвых, в Аид. -На протяжении бронзового века происходит коренное изменение взглядов, и хотя в подавляющем большинстве курга­ нов мы видим скорченников, посыпанных охрой, но в ряде мест появляются уже простые вытянутые погребения. Четким рубежом является IX век до> н. э. До этого времени еще существуют скорченные погребения, а уже в VIII в. до н. э. во второй, основной, фазе чернолесской культуры мы видим вытянутые погребения. Лишь в некоторых курганах скифского времени встречается архаичная скорченность, но это уже только пережитки. Умерших перестали готовить ко второму рождению для повторной земной жизни.

Пережитки идеи реинкарнации отмечены Геродотом для невров (северо­ восточные племена праславян, милоградская культура):

«У невров обычаи скифские... Эти люди, по-видимому, колдуны. Скифы и живущие среди них эллины, по крайней мере, утверждают, что каждый невр ежегодно на несколько дней обращается в волка, а затем снова принимает человеческий облик. Меня эти россказни, конечно, не могут убедить; тем не менее так говорят и даже клятвенно утверждают это».

(Геродот. История, IV — 105)

Новогоднее ряженье в звериные шкуры и широко распространенные у славян поверья о волкодлаках, вурдалаках пережили эти записи на две с половиной тысячи лет. Клявшиеся Геродоту информаторы, очевидно, рас­ сказывали ему о тотемическом празднике невров, на котором участники в волчьих шкурах изображали волков, становились волкодлаками, т. е. одетыми в волчьи шкуры.

Информаторы не случайно назвали невров, так как именно в этом участке праславянского мира дольше всего, до самых геродотовских вре­ мен, дожили скорченные погребения.

Здесь вера в перевоплощение человека после его второго рождения (ради чего трупу и придавалось искусственно эмбриональное, скорченное положение) документально подтверждена для того времени, когда Геродот собирал сведения о соседях Скифии. Поэтому мы в равной мере можем оп­ равдать как разумный скептицизм отца истории, так и упорство туземных рассказчиков.

За исключением глухих лесных областей северного порубежья прасла­ вянского мира, во всех остальных частях перелом уже произошел, и от скорченности отказались навсегда.

Что же представляло собой захоронение покойника в его естественном, распрямленном виде?