книги / Тысячеликий герой

Не относя более славу и благодать своего правления к их трансцендентному источнику, правитель разбивает то объем­ ное видение, поддерживать которое он призван. Он перестает быть посредником между двумя мирами. Видение человека уп­ лощается, схватывая лишь человеческое измерение, а высшая сила остается в плоскости, не доступной для восприятия. Общество утрачивает идею, на которой оно доселе держалось. Все, что его связывает воедино отныне, - это сила. Правитель становится тираном-чудовищем (Иродом-Нимродом), узурпато­ ром, от которого мир должен быть спасен.

6.

Герой как Спаситель

В посещении обители отца следует различать две ступени инициации. После первой сын возвращается как его эмиссар, после второй - со знанием, что "Я и Отец - одно". Герой, достиг­ ший второго, высшего просветления, является спасителем мира, так называемой инкарнацией в самом высоком смысле. Здесь миф разворачивается, обретая космические пропорции. Слова такого героя обладают авторитетностью, превосходящей все, когда-либо произнесенное героями скипетра и книги закона.

"Смотрите все на меня. Не смотрите по сторонам, - говорит Гроза Врагов, герой апачей. - Слушайте, что я скажу. Мир рав­ новелик моему телу. Мир равновелик моему слову. И мир рав­ новелик моим молитвам. Небо всего лишь равновелико моим словам и молитвам. Времена года лишь равновелики моему телу, моим словам и моей молитве. То же и с водами; мое тело, мои слова, моя молитва больше, чем воды.

Тот, кто верит мне, тот, кто слушает, что я говорю, про­ живет долгую жизнь. У того же, кто не слушает, кто думает иначе, жизнь будет короткой.

Не думайте, что я на востоке или на юге, на западе или на севере. Земля - это мое тело. Я здесь. Я повсюду. Не думайте, что я нахожусь только под землей или наверху, в небе, или только во временах года, или по другую сторону вод. Все это

Тиран послал воинов, чтобы они убили братьев в городе. Но братья сразили солдат и вернулись в свой лагерь. Они расска­ зали пастухам, что их прогулка была интересной, затем поужи­ нали и легли спать.

В эту ночь Кансу снились зловещие сны. Когда он проснул­ ся, то приказал готовиться к состязанию, а трубачам трубить сбор. Кришна и Баларама появились как жонглеры вместе со своими друзьями-пастухами. Когда они вошли в ворота, им встретился разъяренный слон, могучий, как десять тысяч обык­ новенных слонов, готовый растоптать их. Погонщик направил его прямо на Кришну. Баларама нанес слону своим кулаком такой удар, что тот остановился и попятился назад. Погонщик снова погнал слона, но когда братья вновь свалили его своими ударами наземь, он мгновенно умер.

Юноши вышли на поле. Каждый видел в них то, что откры­ вала ему его собственная сущность: борцы думали, что Кришна борец; женщины видели в нем сокровищницу красоты; боги знали, что он их повелитель, а Кане думал, что он Мара, сама Смерть. Расправившись со всеми посланными против него бор­ цами и убив напоследок сильнейшего из них, Кришна вскочил на царский помост, стащил за волосы тирана и убил его. Люди, боги и святые были восхищены, но жены царя вышли вперед, оплакивая его. Кришна, видя их горе, утешил их своей изна­ чальной мудростью: "Никто не может жить и не умереть. Пред­ ставлять себя обладающим чем-то - значит заблуждаться; никто не является ни отцом, ни матерью, ни сыном. Есть только непрерывный круг рождения и смерти"31.

Легенды о спасителе описывают период одиночества как обусловленный нравственным падением человека (Адам в раю, Джамшид на троне). Однако, с точки зрения космогонического цикла, постоянное чередование справедливого и подлого харак­ терно для сцены времен. В истории наций, точно так же, как и в истории вселенной, эманация ведет к растворению, юность -

кстарости, рождение - к смерти, формосозидающая энергия -

кмертвому грузу инерции. Жизнь вскипает, низвергая формы, затем убывает, оставляя позади ненужные обломки. Золотой век, правление императора мира, чередуется в биении каждого момента жизни с пустыней, с правлением тирана. Бог, который был творцом, в конце становится разрушителем.

Сэтой точки зрения, тиран-изверг в не меньшей мере пред­ ставляет отца, чем прежний император мира, чье место он за-

хватил, или же тот просветленный герой (сын), который до­ лжен заменить его. Он является представителем устоев так же, как новый герой является носителем перемен. И так как каж­ дый момент времени вырывается на свободу из пут предшест­ вующего момента, то жадный дракон изображается как отно­ сящийся к поколению, непосредственно предшествующему поколению спасителя мира.

Говоря конкретно, задача героя состоит в том, чтобы сразить сдерживающий аспект отца (дракона, подстрекателя испы­ таний, изверга-царя) и освободить от его оков жизненные энергии, которые будут продолжать питать вселенную. Это может быть сделано либо в соответствии с волей отца, либо против его воли; он [Отец] может "выбрать смерть для своих детей", или же может случиться так, что Боги предопределят страдания отцу, делая его их жертвенной фигурой. Это не противоречащие доктрины, а различные способы передачи одного и того же содержания; в действительности Драконоборец и Дракон, приносящий жертву и жертва, единодушны за кулисами - там, где нет полярности противоположностей, но смертельные враги на сцене - там, где разворачивается вечная война между Богами и Титанами. В любом случае Отец-Дракон остается Плеромой, настолько же уменьшающейся с тем, что он выдыхает, насколько он увеличивается с тем, что получает обратно. Он является смертью, от которой зависит наша жизнь; и на вопрос: "Смерть одна или их много?" - ответ будет: "Она одна, потому что бог один, но их много, потому что он здесь в своих детях"32.

Вчерашний герой завтра станет тираном, если не принесет себя в жертву сегодня.

С точки зрения настоящего, это спасение будущего столь беспечно, что оно кажется сущим нигилизмом. Слова Кришны, спасителя мира, обращенные к женам мертвого Канса, несут в себе пугающий подтекст; то же самое относится и к словам Иисуса: "Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел я принести, но меч; ибо Я пришел разделить чело­ века с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку - домашние его. Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня"33. Чтобы защитить неподготовленных, мифология прячет подобные предельные откровения за полупрозрачными масками, в то же время на­

стойчиво и постепенно подводя к ним в наставительной форме. Это - фигура спасителя, который устраняет тирана-отца, а затем сам вступает на престол (подобно Эдипу), занимая место своего родителя. Но чтобы смягчить брутальное отцеубийство, легенда замещает фигуру отца неким жестокосердным дядей или узурпатором Нимродом. Тем не менее, полускрытый факт остается фактом. Когда он открывается, вся картина замыкает­ ся: сын убивает отца, но сын и отец - это одно целое. Загадоч­ ные фигуры снова растворяются в первичном хаосе. В этом за­ ключается смысл конца (и возрождения) мира.

7.

Герой как святой

Прежде чем мы перейдем к последнему эпизоду жизни, нам остается рассмотреть еще один тип героя: святого или аскета, отрекшегося от мира. "Тот, кто, очистившись посредством разу­ ма, решительно контролируя свой ум, отказавшись от предметов чувственного удовлетворения, освободившись от привязан­ ности и ненависти, живет в уединенном месте, мало ест, обуз­ дал свое тело, ум и речь, кто всегда находится в состоянии ду­ ховного экстаза, беспристрастен, свободен от ложного эго, ложной силы, ложной гордости, вожделения, гнева и ложного чувства собственности, кто не принимает ничего материально­ го и всегда умиротворен - тот безусловно поднялся до саморе­ ализации"34.

Это соответствует мифологическому паттерну обретения отца, но скорее в его скрытых, а не явных аспектах: свершение шага, от которого отрекся Боддхисаттва, шага, после которого нет возврата. Здесь подразумевается не парадокс дуалистичес­ кой картины, а предельная явленность невидимого. Самость выжжена. Подобно мертвому листу дерева, гонимому ветром, тело продолжает передвигатьсся по земле, но душа уже раст­ ворилась в океане блаженства.

Фома Аквинский в результате своих мистических пережи­ ваний во время служения мессы в Неаполе отложил свое перо и чернила и оставил последние главы своей Суммы Теологии

для завершения другому. "Дни моего писания, - заявил он, - закончились; ибо такое было открыто мне, что все, что я написал и чему учил, представилось мне ничего не значащим, поэтому я уповаю на Бога моего в том, что, равно как пришел конец моему учению, так и жизни моей наступит конец". Вскоре после этого, на сорок девятом году жизни, он умер.

Будучи по ту сторону жизни, эти герои оказываются по ту сторону мифа. Им уже незачем обращаться к мифу, так и мифу уже нечего сказать о них. Легенды о них существуют, но пред­ ставляют и всю их набожность, и уроки их биографий неизбеж­ но неадекватно; всегда на грани ложного пафоса. Они вышли из царства форм, куда ведет нисходящий путь инкарнации и где остается Боддхисаттва - из царства видимого профиля Макропрозопа, Великого Лика. Когда сокрытое обнаруживается, миф оказывается предпоследним, а безмолвие - последним сло­ вом. В тот момент, когда душа уходит в сокрытое, остается одно безмолвие.

*

Царь Эдип узнал, что женщина, которую он взял в жены, - его мать, человек, которого он убил, - его отец; он вырвал свои глаза и в раскаянии бродил по земле. Фрейдисты утверждают, что каждый из нас убивает своего отца и берет в жены свою мать, всегда - только бессознательно: иносказательные символи­ ческие пути осуществления этого и рационализации следующе­ го отсюда вынужденного действия определяют наши индивиду­ альные жизни и общие пути цивилизации. Если бы чувствам было дано проникнуть в реальный смысл наших земных деяний

имыслей, мы бы познали то, что познал Эдип: плоть неожи­ данно предстала бы как океан самоосквернения. В этом суть легенды о Папе Римском, Григории Великом, рожденном от инцеста и жившем в инцесте. В ужасе он бежит на скалу в море

итам раскаивается в самой своей жизни.

Дерево теперь становится крестом: Белый Юноша, вкуша­ ющий молоко, становится Распятым, глотающим желчь. Там, где ранее был расцвет весны, теперь расползается гниение. Однако за этим порогом, - ибо крест - это сам путь (солнечная дверь), а не конец пути, - лежит блаженство в Боге.

"Он отметил меня своей печатью, чтобы я не предпочла иной любви, кроме любви к Нему.

Зима минула; горлица поет; расцвели виноградники. Господь Иисус Христос обручил меня Своим кольцом, и как Свою не­ весту короновал меня венцом. Платье, в которое облачил меня Господь, - это золотом расшитое платье великолепия, а оже­ релье, которым он меня украсил, - бесценно"35.

8.

Уход героя

Последним актом в биографии героя является его смерть или уход. Здесь резюмируется весь смысл жизни. Нет необ­ ходимости говорить о том, что герой не был бы героем, если бы смерть вызывала у него какой-либо страх; первым условием героизма является примирение со смертью.

"Сидя под дубом Мамры, Авраам увидел вспышку света и услышал сладкий аромат; оглянувшись вокруг, он увидел Смерть, во всем великолепии и красоте приближающуюся к нему. И Смерть сказала Аврааму: ’Не думай, Авраам, что эта красота присуща мне, или что я в таком облике прихожу к каждому человеку. Нет, но если кто-либо так'же праведен, как ты, тогда

янадеваю эту корону и прихожу к нему, если же он грешник,

яприхожу в облике разложения, и из его грехов делаю корону для своей головы и потрясаю его великим страхом, так что он приходит в полное смятение’. Авраам сказал ей: ’Ты и есть та, что называют Смертью?’ Она же ответила: ’Я есть имя горь­ кое’. И Авраам ответил: ’Я не пойду с тобой’. И Авраам сказал Смерти: ’Яви нам свое разложение’. И Смерть открыла свое разложение, показав две головы, одна была с ликом змеи, вто­ рая была подобна мечу. Все слуги Авраама, взглянув на раст­ ленный облик Смерти, умерли, но Авраам обратился с молит­ вой к Богу, и он поднял их. Так как вид Смерти не смог заставить душу Авраама оставить его тело, Бог отделил его душу как во сне, и Архангел Михаил забрал ее на небо. После того как ан­ гелы, принесшие душу Авраама, восславили Господа, воздав ему великую хвалу, и после того как Авраам преклонился перед Ним, раздался тогда голос Господа, и сказал Господь: ’Отведите моего друга Авраама в Рай, туда, где жилища праведных Моих