книги / Тысячеликий герой

Третий удивительный момент мифа о Бодцхисаттве заключа­ ется в том, что первое чудо (а именно двуполая форма) симво­ лизирует второе (тождественность вечности и времени). Ибо на языке божественных образов мир времени является великим материнским лоном. Жизнь в нем, зачатая отцом, состоит из ее тьмы и его света. Мы были зачаты в матери и жили в ней отде­ ленные от отца, но когда мы покидаем лоно времени в момент нашей смерти (которая является нашим рождением в вечность), мы попадаем в его руки. Мудрые понимают, даже пребывая в этом лоне, что они пришли от отца и вернутся к нему; в то время как очень мудрые знают, что он и она по существу есть одно.

В этом заключается смысл тех тибетских образов соедине­ ния Будды и Бодцхисаттвы со своими собственными женскими аспектами, которые казались такими непристойными многим христианским критикам. Согласно одному из традиционных взглядов на эти вспомогательные средства медитации, женскую форму (тибетское: уит) следует рассматривать как время, а мужскую (yab) - как вечность. Объединение этой пары дает начало миру, в котором все вещи являются одновременно пре­ ходящими и вечными, созданными по образу этого самопознавшего себя полумужского-полуженского воплощения Бога. Пос­ вященный через медитацию подходит к воспоминанию этой Формы форм (yab-yum) внутри себя. Или же, с другой стороны, мужскую фигуру можно рассматривать как символизирующую инициирующий принцип и путь инициации; в этом случае жен­ ская представляет цель, к которой ведет инициация. Но этой целью является Нирвана (вечность). Таким образом, получает­ ся, что обе фигуры, мужскую и женскую, следует попеременно представлять себе и как время, и как бесконечность. То есть обе они суть одно и то же, каждая есть и то и другое, и двой­ ственная форма (yab-yum) является лишь следствием иллюзии, которая сама по себе, однако, ничем не отличается от просвет­ ления132.

Это высшее выражение великого парадокса, посредством ко­ торого раскалывается стена, образуемая парами противополож­ ностей, и инициант допускается к видению Бога, который, соз­ давая человека по своему подобию, сотворил его мужчиной и женщиной. В правой, мужской, руке он держит молнию, кото­ рая является наиболее полным соответствием его мужского образа, в то время как в своей левой руке он держит колокол, символизирующий богиню. Молния представляет одновремен­

но и путь и вечность, тогда как колокол - "просветленный дух"; звук этого колокола есть прекрасный голос вечности, который слышим для чистого ума во всем мироздании, а следовательно и в себе самом133.

Именно этот колокол звонит во время христианской мессы причастия в тот момент, когда Бог, благодаря силе слов освя­ щения, нисходит в хлеб и вино. Таково же и христианское тол­ кование смысла происходящего: Et Verbum саго factum est134 , или, иными словами, "Драгоценный камень - в Лотосе": От mani padme humm .

6.

Вознаграждение в конце пути

Принц Острова Одиночества шесть дней и ночей оставался на золотом ложе со спящей королевой Туббер Тинти. Ложе помещалось на золотых колесах, которые непрерывно вра­ щались. Ложе катилось по кругу, не останавливаясь ни днем, ни ночью. На седьмой день он сказал: "Пришло время оставить это место". И он сошел с ложа и наполнил три сосуда водой из огненного колодца. В золотой комнате стоял золотой стол, а на столе лежала баранья нога и хлеб; и если бы все люди Эрина на протяжении двенадцати месяцев ели со стола, эта баранья нога и этот хлеб не убавились бы.

"Принц сел за стол, вволю насытился бараниной с хлебом и оставил их такими, какими нашел. Затем он поднялся, взял сосу­ ды с водой, положил их в свою котомку и уже собирался выйти из комнаты, когда вдруг подумал: ’Жаль уходить, не оставив чегонибудь, чтобы королева могла узнать, кто здесь побывал, пока она спала’. И он написал письмо, сообщая, что сын Короля Эрина и Королевы Острова Одиночества провел шесть дней и ночей в зо­ лотой комнате Туббер Тинти, набрал воды из огненного колодца и поел с золотого стола. Положив письмо под подушку Королевы, он подошел к открытому окну, спрыгнул на спину своей худой и косматой лошаденки, и та целым и невредимым доставила его домой, миновав деревья и реку"136.

Легкость, с которой завершается здесь путешествие, означает, что герой выше простого человека, он королевской крови. Такая легкость характерна для многих сказок и всех легенд, в которых описываются свершения воплощенных богов. Там, где обычному герою предстояло бы испытание, избранный не встречает никаких препятствий и не делает никаких ошибок. Колодец - это Центр Мироздания, его огненная вода - это неразрушимая сущность бытия, кровать, безостановочно катящаяся по кругу, подразумева­ ет Ось Мира. Спящий замок - это пучина, в которую погружается сознание во сне, где индивидуальная жизнь находится на грани рас­ творения в огне однородной энергии: растворение в ней означало бы смерть; но отсутствие огня - это тоже смерть. Тема неиссякаю­ щей пищи (берущая свое начало в детской фантазии), символи­ зирующая вечно животворные, формообразующие силы вселенско­ го источника, является сказочным соответствием мифологического образа неистощимой щедрости пира богов. Сведение вместе двух великих символов - встречи с богиней и похищения огня -- с пре­ дельной ясностью и простотой раскрывает статус антропоморф­ ных сил в сфере мифа. Сами по себе они являются не конечной целью, а стражем, воплощением или носителем - живительным напитком, молоком, пищей, огнем - благодати нетленной жизни.

Такой образ можно легко интерпретировать как изначально (хотя, вероятно, и не всецело) психологический; на самых ранних стадиях развития ребенка можно наблюдать признаки зарождения "мифологии", отражающей состояние вне преврат­ ностей времени. Они появляются как реакция, как спонтанный эффект защитных механизмов против страшных фантазий о

‘разрушении тела, которые осаждают ребенка, когда его отлу­ чают от материнской груди137. "Ребенок реагирует вспышкой раздражения, и фантазия, которая сопровождает эти вспышки раздражения, состоит в том, чтобы вырвать все из тела матери...

После этого ребенок боится возмездия за эти свои побуждения, то есть боится, что у него самого все будет вырвано изнутри"138. Беспокойство за целостность своего тела, фантазии о ее вос­ полнении, безмолвная глубокая потребность в невредимости и защите от "злых" сил, грозящих нам изнутри и снаружи, начинают руководить развивающейся психикой; они сохраняются в качестве определяющих факторов и в последующей невроти­ ческой и даже нормальной жизненной деятельности, в духов­ ных стремлениях, религиозных верованиях и ритуальных обы­ чаях взрослого.

Практика, например, знахаря, этого центрального ядра всех примитивных обществ, "зарождается... на основе детских фан­ тазий разрушения тела с привлечением ряда защитных меха­ низмов"139. В Австралии основная концепция знахарства заклю­ чается в том, что духи изымают внутренности колдуна и заменяют их галькой, кристаллами кварца, чем-то вроде веревки, а иногда еще и небольшой змеей, наделяя их силой140. "Первая формула сводится к фантазии (мои внутренности уже уничтожены), за этим следует реакция (мои внутренности - это не что-то разла­ гающееся, полное фекалий, а нечто не подвластное разло­ жению, наполненное кристаллами кварца). Второй является проекция: ’Это не я пытаюсь проникнуть в тело, а чужие кол­ дуны, которые вводят субстанцию болезней в людей’. Третья фор­ мула - восстановление: ’Я пытаюсь не разрушать внутренности людей, я исцеляю их’. Однако в это же время элемент первона­ чальной фантазии, относительно ценного содержимого, вырван­ ного из тела матери, возвращается в виде техники врачевания: высосать, вытащить, стереть что-то с пациента"141.

Другой образ неподвластности разрушению представлен в народных представлениях о духовном "двойнике" - внешней душе, которую не затрагивают повреждения и утраты данного тела и которая пребывает в безопасности в некотором отдален­ ном месте142. "Моя смерть, - говорит один из таких устраша­ ющих персонажей, - далеко отсюда и отыскать ее нелегко, она в широком океане. В этом океане есть остров, а на острове растет зеленый дуб, а под дубом - железный сундук, а в сундуке - ма­ ленький ларец, а в ларце - заяц, а в зайце - утка, а в утке - яйцо; и тот, кто найдет яйцо и разобьет его, в тот же час убьет и меня".143 Сравните со сновидением современной преуспеваю­ щей деловой женщины: "Меня выбросило на берег пустынного острова. Там оказался также и католический священник. Он пытался что-то сделать, чтобы перебросить доски с одного острова на другой, так чтобы по ним можно было пройти. Мы перешли на другой остров и там спросили женщину, куда я ушла. Она ответила, что я ныряю с какими-то ныряльщиками. Затем я пошла куда-то вглубь острова, где было прекрасное озеро, полное драгоценностей и самоцветов, и другая ’я’ ныря­ ла там с аквалангом. Я стояла там, глядя вниз и наблюдая за самой собой"144. Существует прелестная индусская сказка о царской дочери, которая была согласна выйти Замуж только за того мужчину, который найдет и разбудит ее двойника в Стра­

не Солнечного Лотоса, на дне морском145. Прошедшего инициа­ цию австралийца после женитьбы его дед подводит к священ­ ной пещере и показывает там небольшой кусок дерева с выре­ занными на нем аллегорическими рисунками: "Это, - говорят ему, - твое тело; это и твое тело - одно и то же. Не переноси его в другое место, иначе тебе будет больно"146. Манихейцы и христианские гностики I ст. н. э. учили, что когда душа бла­ женного попадает на небеса, ее встречают святые и ангелы и преподносят ей ее "одеяние из света", которое сберегалось для нее.

Рис. 7. Исида дает душе хлеб и воду.

Высшим блаженством для Нетленного Тела является дляще­ еся беспрерывно пребывание в Неиссякаемом Молочном Раю: "Возвеселитесь с Иерусалимом и радуйтесь о нем, все любящие его! возрадуйтесь с ним радостью, все сетовавшие о нем, чтобы вам питаться и насыщаться от сосцев утешений его, упиваться и наслаждаться преизбытком славы его. Ибо так говорит Гос­ подь: вот, Я направляю к нему мир как реку, и богатство наро­ дов - как разливающийся поток для наслаждения вашего; на руках будут носить вас и на коленах ласкать"147. Даром "Все Исцеляющего", неистощимого соска является пища для души и тела, сердечный покой. Гора Олимп поднимается к небесам; боги и герои пируют там амброзией ( от греч.: а - не, рQох6ç - смертный). В зале Вотана в горах четыреста тридцать две тысячи героев вкушают неиссякаемую плоть Сахримнира,

Космического Вепря, 'и запивают ее молоком, что струится из вымени козы Хейдрун: она кормится листьями Иггдрасиля, Ясеня Мира. На сказочный холмах Эрина бессмертный Туатха Де Данаан питается самовозрождающимися свиньями Мананнан, вволю запивая их элем Гвибне. В Персии в саду на Горе Хара Березаити боги пьют дающую бессмертие хаома, приготовлен­ ную из дерева жизни Гаокерена. Японские боги пьют саке, полинезийские - аве, ацтекские боги пьют кровь мужчин и дев­ ственниц. И спасенным в горнем саду Яхве подают неиссякающее восхитительное мясо химерных созданий - Бегемота, Левиафана

иЗиза, и пьют они напитки четырех сладких рек Рая148. Очевидно, что детские фантазии, которые сохраняются в

нашем бессознательном, постоянно питают и миф, и сказку и учение церкви как символы нетленного существа. Это позитив­ ный фактор, потому что разум чувствует себя в своей стихии среди этих образов и как бы вспоминает что-то, уже известное ранее. Но это обстоятельство является к тому же и негативным фактором, ибо при этом чувства опираются на символы и ярос­ тно сопротивляются всякой попытке выйти за их пределы. Чудовищная пропасть между теми, по-детски блаженными мас­ сами, что наполняют мир набожностью, и тем, кто поистине свободен, открывается на границе, где символы отступают и остаются по ту сторону. "О вы, - пишет Данте, покидая Зем­ ной Рай, - которые в челне зыбучем, желая слушать, плыли по волнам вослед за кораблем моим певучим, поворотите к вашим берегам! Не доверяйтесь водному простору! Как бы, отстав, не потеряться вам! Здесь не бывал никто по эту пору: Минерва веет, правит Аполлон, Медведиц - Музы указуют взору"149. Здесь лежит линия, за которую мышление не выходит, за кото­ рой все чувства поистине мертвы: как последняя станция на горной железной дороге, откуда уходят альпинисты и куда они возвращаются, чтобы общаться с теми, кто любит горный воз­ дух, но боится высоты. Невыразимое понимание неописуемого блаженства приходит к нам непременно облаченное в образы, напоминающие воображаемое блаженство детства; отсюда обманчивая детскость сказок. Отсюда также и неадекватность любого чисто психологического толкования150.

Изощренный юмор детских представлений, подвергнутых искусной мифологической обработке метафизического учения, великолепно передает один из наиболее хорошо известных великих мифов восточного мира: индусское предание о великой

битве в начале времен между титанами и богами за напиток бессмертия. Прадавнее земное существо, Кашиапа, "Человек Черепаха", взял в жены тринадцать дочерей еще более древне­ го патриарха демиурга Дакши, "Бога Добродетели". Двое из этих дочерей, по имени Дити и Адити, родили соответственно титанов и богов. Однако в бесконечном ряде семейных распрей многие из этих сыновей Кашиапы были убиты. Но вот верхов­ ный жрец титанов великим аскетизмом и медитациями снискал благосклонность Шивы, Бога Вселенной. Шива наделил его способностью оживлять мертвых. Это обеспечило титанам преимущество над богами, что вскоре дало о себе знать в одной из последующих битвах. Боги в смятении отступили, и, устроив совет, обратились к верховным богам Брахме и Вишну151. И те посоветовали им заключить со своими братьями-врагами вре­ менное перемирие, во время которого они могли бы склонить титанов помочь им взбить Молочный Океан бессмертной жизни, чтобы добыть масло Амрита (Amrita: а - не, mrita - смертный) - "нектар бессмертия". Польщенные приглашением, которое они посчитали за признание своего превосходства, титаны с радостью согласились принять в этом участие; и таким образом началось эпохальное совместное приключение в начале четырех веков мирового цикла. В качестве "пестика" для взби­ вания была выбрана Гора Мандара. Васуки, Царь змей, сог­ ласился быть веревкой, с помощью которой нужно было крутить гору. Сам Вишну, в образе черепахи, нырнул в Молочный Океан для того, чтобы своей спиной поддерживать основание горы. После того как змею намотали на гору, боги ухватились за один ее конец, а титаны - за другой. И затем на протяжении тысячи лет вся чесная компания взбивала океан.

Первым с поверхности океана поднялся черный ядовитый дым, называющийся Калакута, "Черная Вершина", то есть вы­ сочайшая концентрация силы смерти. "Выпей меня", - сказала Калакута; и работу нельзя было продолжать до тех пор, пока не найдется кто-нибудь, способный выпить ее. Обратились к отстраненно сидящему в одиночестве Шиве. Величаво вышел он из глубоко сосредоточенной медитации и направился к месту взбивания Молочного Океана. Набрав настой смерти в кубок, он одним глотком осушил его и своей силой йога удерживал напиток в горле. Горло его посинело. Поэтому к Шиве обращаются как к "Синей Шее", Нилакантха.

Взбивание возобновилось, и вскоре из неистощимых глубин начали подниматься совершенные формы концентрированной силы. Появились Апсары (нимфы), богиня счастья Лакшми, мо­ лочно-белая лошадь по имени Уччайхшравас, "Громко Ржащая", жемчужина драгоценностей Каусиубха и другие замечательные вещи числом тринадцать. Последним появился искусный лекарь богов Дханвантари, держащий в руке луну, чашу нектара жизни.

И тут началась великая битва за обладание бесценным напит­ ком. Одному из титанов, Раху, удалось украсть глоток, но он был обезглавлен до того, как жидкость прошла по его горлу; его тело истлело, а голова осталась бессмертной. Эта голова и сейчас не­ престанно следует через небеса за луной, пытаясь снова схватить ее. Когда ей это удается, чаша луны легко проходит через рот и снова выходит из горла: вот почему бывают затмения луны.

Но Вишну, беспокоясь о том, чтобы боги не потеряли своего превосходства, превратился в прекрасную танцующую девуш­ ку. И пока титаны, которые были весьма похотливыми соз­ даниями, стояли, застыв без движения, очарованные прелес­ тями девушки, она схватила чашу-луну с напитком Амрита, немного подразнила их ею, а затем неожиданно передала чашу богам. Вишну тут же снова превратился в могущественного героя, встал на сторону богов против титанов и помог оттес­ нить врага к скалам и темным ущельям нижнего мира. Теперь боги вечно вкушают напиток Амрита в своих прекрасных двор­ цах на вершине горы Сумеру, в Центре мира152.

Юмор является критерием истинно мифологической тональ­ ности, в отличие от более буквальной и сентиментальной тео­ логической. Боги, как и иконы, сами по себе не являются ко­ нечной целью. Их занимательные мифы переносят разум и дух не куда-то наверх к ним, а по ту сторону их, в пустоту, отку­ да более тяжеловесные теологические догмы кажутся не более чем педагогическими уловками: их функция - увести недалекий интеллект прочь от нагромождения конкретных фактов и событий в сравнительно возвышенную область, где в качестве последнего воздаяния мы можем наконец узреть все Бытие - будь то небесное, земное или инфернальное - преобразованным в подобие готового в любой миг рассеятся, периодически пов­ торяющегося простого детского сна - блаженного и ужасного. "С одной точки зрения, все эти божества существуют, - ответил недавно тибетский лама на вопрос разумного западного гостя, - с другой - они нереальны"153. Ортодоксальное учение древних

Тантр гласит следующее: "Все эти мысленно представляемые божества являются лишь символами, отображающими различ­ ные явления, что встречаются на Пути"154; это же утверждает и доктрина современных психоаналитических школ155.

То же самое метатеологическое понимание, по-видимому, подразумевается в последних строках Данте, где просветлен­ ный путешественник наконец-то способен проникнуть своим бесстрашным взором за пеДелы блаженного видения Отца, Сына и Святого Духа к единому Вечному Свету156.

Таким образом, богов и богинь следует рассматривать как воплощения и хранителей эликсира Бессмертного Бытия, но не как что-то Предельное в его первичном состоянии. Следова­ тельно, то, что герой ищет в своей встрече с ними, это в конеч­ ном итоге не они сами, а их благосклонность, то есть сила их всеподпирающей субстанции. Эта и только эта чудесная энергия-субстанция и есть Нетленное; имена и образы богов, которые повсюду воплощают, распространяют и представляют ее, приходят и уходят. Это чудодейственная энергия молний Зевса, Яхве и Высшего Будды, плодородие дождя Виракоча, до­ бродетель, провозглашаемая колокольным звоном во время Мессы, когда вершится причастие157, это свет окончательного просветления святого и мудреца. Ее стражи осмеливаются до­ пустить к ней только должным образом проверенных.

Но боги могут быть слишком строгими, слишком осторож­ ными, в этом случае герой должен хитростью выманить у них их сокровище. Таковой была задача Прометея. В таком распо­ ложении духа даже высшие боги кажутся злобными, скрыва­ ющими жизнь страшными существами, и герой, который обма­ нывает, убивает или усмиряет их, чтится как спаситель мира.

Полинезийский Мауи отправился к Маху-ика, стражу огня, чтобы добыть у него его сокровище и отдать его человечеству. Мауи подошел прямо к гиганту Маху-ика и сказал ему: "Расчисть от кустарника это ровное поле, чтобы мы смогли помериться с тобой силами в честном соревновании". Мауи, следует сказать, был великим героем и мастером на всякие хитрости.

Маху-ика поинтересовался: "В какой же доблести и мастер­ стве мы будем с тобой соревноваться?"

"В мастерстве бросания", - ответил Мауи. Маху-ика согла­ сился; тогда Мауи спросил: "Кто начнет?" Маху-ика ответил: "Я начну". Мауи дал свое согласие, и Маху-ика схватил Мауи и подбросил его в воздух; Мауи взлетел высоко и упал прямо

-ÇzAjoJb e th w fy b i4 'S ‘

(D W b vp \* > w eb f& n OC"* too*