Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

книги из ГПНТБ / Азатьян, А. А. Основные географические проблемы Средней Азии в их динамике

.pdf
Скачиваний:
15
Добавлен:
19.10.2023
Размер:
6.89 Mб
Скачать

аридного режима в Средней Азии на протяжении четвертичного пе­ риода.

Однако некоторые авторы не разделяют этих взглядов к разви­ вают идею о сравнительной молодости пустынь Средней Азии (Б. Л. Личков, М. В. Культиасов, П. Н. Овчинников). В их трактов­ ке ледниковый период обусловил господство на территории Турана гумидных условий, а развитие пустынного режима представляет собой вторичное, более молодое явление.

Так, Б. Л. Личков полагает, что в четвертичный период клима­ тический режим Каракумов формировался под воздействием повы­ шенной водоносности ледникового времени. В его представлении че­ твертичные Каракумы обладали гумидным режимом, близким к По­ лесью, а эрозионная деятельность ледниковых потоков породила аллювиальный облик пустынь Турана. Аналогичные взгляды в от­ ношении Алакуль-Балхашской низменности высказывает Н. Н. Гор­ ностаев.

В целом же доказано и принимается большинством исследова­ телей, что за исторический период климат Средней Азии не пре­ терпел существенных сдвигов, и отвергается теория усыхания ее территории. В отношении пустынь Центральной Азии В. М. Сини­ цын высказал иную точку зрения, констатировав процесс постепен­ ного изменения климата, следствием чего явилось обмеление рек, гибель лесов, опустынивание оазисов. Но и эта концепция далеко не всеми исследователями разделяется и продолжает оставаться предметом острой полемики.

ПРОБЛЕМЫ Б И О ГЕО ГРА Ф И И С РЕД Н ЕЙ АЗИИ

Рассмотренные выше вопросы геолого-географического изуче­ ния Средней Азии оказали существенное влияние на характер и об­ щую результативность биогеографического познания ее территории, которое еще с прошлого столетия приняло широкую ландшафтно­ экологическую и палеогеографическую направленность. Эта весьма плодотворная традиция объясняется необычайным своеобразием и контрастностью природы Средней Азии, привлекавшей к себе вни­ мание крупнейших отечественных ученых, вооруженных комплек­ сной методикой полевых исследований.

Именно в трудах натуралистов впервые были поставлены и во многих случаях положительно решены вопросы палеогеографии равнин Турана, современного экологического режима пустынь, есте­ ственно-исторического положения Средней Азии на Евразийском материке и характерных особенностей ее климатического режима, воздействия четвертичного орогенеза на развитие ландшафтов и их последующей высотной дифференциации и т. д.

В этом, как нам кажется, — выдающаяся роль среднеазиатской биогеографической школы (зародившейся во второй половине XIX в.) в познании богатейшего и уникального по своему содержа­ нию природного комплекса Средней Азии. Отсюда глубокая связь

90

и взаимопроникновение процессов формирования биогеографических и ландшафтных представлений об этой стране.

В истории биогеографического изучения Средней Азии довольно четко наметилось два направления. Одно из них, нашедшее отраже­ ние в работах исследователей дореволюционного периода, исходило из традиционной со времен А. Гумбольдта идеи параллелизма об­ щих закономерностей, свойственных бореальной зоне Евразии с аналогичными явлениями в Средней Азии. Последнее побуждало исследователей искать в закономерностях распределения флоры и фауны черты, отражающие зональную биогеографическую структу­ ру европейских стран.

Однако эта исходная позиция стала рушиться с первых шагов биогеографических исследований Тянь-Шаня и Памира. Если се­ верные цепи Тянь-Шаня в какой-то мере воспроизводят зональные закономерности европейских стран, то дальнейшее развитие иссле­ дований в южных горных поднятиях со всей очевидностью показа­ ло неправомерность применения метода аналогий и параллелизмов в связи с нарастанием контрастности гидротермического режима и мозаичности в распределении природных явлений.

В ходе дальнейших исследований стали постепенно выявляться местные региональные черты, вызывающие контрастные смены ландшафтов и пестроту в их распределении. Было установлено, что высотная зональность не повторяет широтных особенностей терри­ тории в вертикальном профиле. Природная обстановка и экологи­ ческий режим горных поднятий формируются под воздействием факторов, зависящих от гипсометрического положения гор.

,В горных поднятиях возрастает контрастность гидротермическо­ го режима, обусловленная воздействием пересеченного и сложно­ устроенного рельефа на атмосферную циркуляцию, ориентацией горных хребтов на движение воздушных масс, экспозицией скло­ нов, интенсивностью солнечной радиации и рядом других факторов. Все это усложняет зональную картину в горах Средней Азии, вызы­ вая либо смещение, либо выпадение отдельных зон в некоторых поднятиях, либо, наконец, взаимопроникновение элементов сосед­ них зон. Но при всех случаях зональные рубежи в горах выражены гораздо резче, нежели на равнинах, где они, как правило, имеют переходный характер. Все это побудило исследователей применить методику зонально-регионального изучения природы, которая в со­

ветское время впервые

была воспринята С. С. Неуструевым и

Р. А. Аболиным.

развития регионального направления

Большое значение для

имела работа И. П. Герасимова о почвенно-климатических фациях равнин СССР и прилегающих стран. Развивая идеи С. С. Неуструева и Л. И. Прасолова автор сформулировал концепцию фациальности, на основе которой выделил Туранскую почвенно-климатическую провинцию.

Одновременно Е. П. Коровин выдвинул идею провинциализма применительно к растительности Средней Азии. По своей научной

91

значимости ее следует объединить с концепцией И. П. Герасимова под названием региональной концепции Герасимова-Коровина. Важ ­ ное научно-методическое значение указанной концепции для по­ следующего изучения природы Средней Азии заключается в пра­ вильном сочетании зонального и регионального методов исследова­ ния. В дальнейшем зонально-региональное направление становит­ ся ведущим как в географических исследованиях, так и в опытах комплексного природного районирования ее территории. Это на­ правление исходит из сложившейся традиции познания биогеографических явлений в закономерной сопряженности с внешней сре­ дой. Прав Е. П. Коровин, указывая, что в отечественной геобота­ нике всегда проявлялся повышенный интерес к геоботаническому методу.

Отсюда проистекает важное значение экологического метода, использование которого придает биогеографическим исследовани­ ям Средней Азии глубокое географическое содержание. Поэтому представляется вполне естественной связь биогеографического рай­ онирования с физико-географическим и выдающаяся роль биоэкологического критерия в практике и теории природного районирова­ ния.

Широкое применение экологического метода помогло проник­ нуть в закономерности сложения и развития биоценозов, их истори­ ческую и пространственную динамику, что в конечном итоге приве­ ло к синтезу эколого-биоценологического направления в биогеогра­ фии. Это новое направление было развито Д. Н. Кашкаровым в его эколого-фаунистических исследованиях Средней Азии и выра­ жено в виде теории о значительной роли биоценотических процес­ сов в генезисе и пространственном распределении биокомплексов. В последние годы она находит применение в работах Т. 3. Захидова, трактующих ее в свете взаимообусловленности воздействия эколо­ гических и биоценотических факторов на динамику биокомплексов, составляющих в своей совокупности арену жизни.

По этому поводу Д. Н. Кашкаров в «Экологическом обзоре фауны позвоночных Центральных Каракумов» писал, что «... воз­ никновение фауны любого места может быть понято лишь в связи с возникновением и сменой ландшафтов... Зная экологический ха­ рактер форм, населяющих тот или иной район, зная, к каким фаунистическим элементам принадлежат эти формы, зная, наконец, геологическую историю района, будучи, таким образом, в состоя­ нии нарисовать картину смены экологической обстановки, мы мо­ жем составить себе представление об истории этой фауны»8.

В этом интересном высказывании четко прозвучала идея сопря­ женности генезиса фауны с историей физико-географической сре­ ды. Поэтому при анализе исторических путей формирования фауны Каракумов автор акцентирует внимание на выявлении взаимосвя­

8 Д. К. К а ш к а р о в . Экологический обзор фауны позвоночных Центральных Каракумов, Ташкент, Труды САГУ, сер. 12, вып. 7, 1929.

92

зей между внешней средой и динамикой биоценозов. Последнее привело к модификации экологического метода в эколого-генетиче­ ское и биоценологическое направление, ставшее господствующим во всех новейших биогеографических исследованиях Средней Азии. В других работах Д. К- Кашкарова, написаных совместно с Е. П. Коровиным, раскрываются экологические предпосылки верти­ кального распределения флоры и фауны.

В более общем теоретическом аспекте указанные экологические идеи развиваются в «Основах экологии животных» Д. К. Кашкаро­ ва. С точки зрения дальнейшего развития экологического метода вызывает интерес «Эколого-географический очерк грызунов Сред­ ней Азии» Н. В. Минина, в котором автор аргументирует необходи­ мость комплексного эколого-исторического метода и недопусти­ мость противопоставления истории и экологии.

Аналогичную точку зрения высказывает орнитолог Б. К- Штегман, выдвигая идею о типах фауны, синтезирующих в себе экологи­ ческие условия и историю происхождения. Выделенные им типы фауны Средней Азии характеризуются единством генезиса и об­ щностью экологического облика. Эту идею развивает В. Г. Гекптнер.. Его ландшафтно-генетическая концепция легла в основу выделе­ ния типов пустынной фауны и обоснования центров их проис­ хождения.

Теория единства историко-экологических путей формирования фауны прослеживается также в работе И. В. Кожанчикова «Эколо­ гические предпосылки для зоогеографических делений Евразии». Следует, однако, отметить, что названные авторы недооценивал» значение биоценотических отношений и их воздействие на харак­ тер и распределение биоценезов

В свете изложенного весьма актуальным представляются идеи В. В. Стаичинского об эволюции биоценозов. Он считает, что для правильного анализа истории фауны необходимо установить зако­ номерности формирования биоценозов. Таким образом, фауна или флора определенной территории представляют собой совокупность видов и биоценозов, связанную с автотрофной частью последних.

Эколого-биоценотическая концепция разделяется ныне многими биогеографами. В этом отношении характерны замечательное ис­ следование А. Н. Формозова «Экология белки» и ряд экологичес­ ких очерков пустынной фауны Д. Н. Кашкарова. Следует согла­ ситься с мнением Е. П. Коровина и Т. 3. Захидова, что биоценотический метод синтезирует в себе главнейшие элементы биогеографического исследования. Однако его применение должно основы­ ваться на историческом базисе, а эколого-биоценотическое исследо­ вание необходимо подкрепить исторической концепцией. Последнее основано на изучении генетических отношений видов, слагающих биоценозы, в общем русле эволюционной экологии, исследующей: развитие органического мира в связи с изменением среды и биоце­ нотических отношений.

Плодотворное развитие экологического метода в геоботанике

93;

отразилось на трудах Р. И. Аболина, Е. П. Коровина, М. Г. Попова, Н. Ф. Гончарова и других. Опираясь на экологический метод, Е. П. Коровин дал комплексную экологическую характеристику пу­ стынь Средней Азии и разработал эколого-генетическую и флорис­ тическую дифференциацию их на северные пустыни умеренно-боре- ального типа и южные пустыни средиземноморского-субтропичес- кого типа.

Значение этого метода в ботанической географии и его органи­ ческую связь с биогеографией неоднократно подчеркивал Е. Е. Вульф, который считал, что при изучении экологии также не­ обходимо использовать данные географии, как при ботанико-геог­ рафическом анализе базироваться на изучении экологии.

Таким образом, позиции зоологов и ботаников в понимании ро­ ли экологического метода в биогеографии совершенно идентичны. Вполне закономерно поэтому преемственное и взаимосвязанное развитие экологии и биогеографии в истории среднеазиатского при­ родоведения. Экологический метод постепенно насыщался анали­ тико-систематическим содержанием и поднялся до уровня эколого­ генетического и биоценологического направления, лежащего в ос­ нове современной биогеографии. Благодаря такой эволюции эколо­ гический метод приобрел большое практическое значение, что видно из биоэкологических работ Д. Н. Кашкарова, Е. П. Коро­ вина, А. Н. Формозова, Е. П. Павловского, В. Н. Беклемишева

идругих.

Втесной связи с формированием экологического метода разви­ валась историческая концепция в биогеографии Средней Азии. Обо­ гащаясь в процессе познания природы этой страны, она приняла характер историко-экологического направления, рассматривающе­ го динамику флоры и фауны на фоне геологической истории страны

ив свете эволюции физико-географических условий, что можно подтвердить анализом современного состояния исторических про­ блем в биогеографии Средней Азии.

История формирования растительности этой страны еще со вре­ мен А. Н. Краснова рассматривается с двух позиций. Сторонники одной из них решающее значение придают автохтонному развитию, т. е. переработке флористического материала на месте под влия­ нием внешних и биотических факторов, сторонники другой — акцен­ тируют внимание на миграционных процессах, полагая, что они в основном породили современный флористический облик Средней Азии.

Наиболее ярким выразителем миграционного направления в на­ ше время следует считать М .Г. Попова, создавшего свою теорию происхождения ксерофильной флоры Средней Азии. В его пред­ ставлении история развития флоры земного шара обусловливается гигантскими миграционными перемещениями древней первичной флоры с последующим их скрещиванием и гибридизацией.

После образования единого Гондвано-Арктогейского мате­ рика южная ксерофильная флора Вельвичии мигрировала на се­

94

вер, где столкнулась с древней мезофильной флорой Гингко, в ре­ зультате чего произошло их взаимопроникновение и образование многочисленных гибридогенных систематических групп. Гибридизационные процессы на основе широких миграций М. Г. Попов рас­ сматривает в качестве генерального пути формо- и видообразова­ ния в растительном мире.

Обе концепции—миграционную и гибридизационную—М. Г. По­ пов развивает в свете эволюционного учения Ч. Дарвина и флорогенетических идей А. Энглера на основе глубокого ботанико-геогра­ фического исследования Средней Азии. Придавая столь большое значение миграциям, М. Г. Попов, вопреки мнению некоторых его критиков, вовсе не рассматривал их как механическое перемещениецелой флоры, а считал важнейшим фактором эволюционного процес­ са, вносящим в растительность новые формы и вызывающим актив­ ное видообразование. Однако ученому была свойственна некоторая увлеченность идеями, что порой приводило к недооценке некоторых важных аспектов в развитии растительного мира, в том числе к не­ дооценке Им роли аутохтонных процессов в эволюции флоры.

Выдающийся вклад в развитие миграционной концепции внес- Е. П. Коровин. На основе комплексного изучения ботанико-геогра­ фических особенностей Средней Азии и истории развития ее флоры он сформулировал свою историческую концепцию, получившую на­ иболее полное выражение в новом издании «Растительность Сред­ ней Азии и Южного Казахстана».

В разделе этой книги, посвященном спорным вопросам историиразвития растительности Средней Азии, автор проводит критический анализ взглядов противников миграционной теории, и, соглашаясь

воснове с миграционными воззрениями М. Г. Попова, развивает их

вновом аспекте до уровня стройной, аргументированной концеп­ ции. Стержень этой концепции — диалектическое понимание вза­

имообусловленности миграционного и

аутохтонного направлений

в развитии растительности.

 

недопустимость про­

Е. П. Коровин справедливо подчеркивает

тивопоставления этих процессов друг

другу,

поскольку они совер­

шаются в природе совокупно, как две противоположные, но и вме­ сте с тем диалектически единые формы развития растительности. Если аутохтонное направление обеспечивает генетическую целост­ ность и самобытность состава растительности, то миграции попол­ няют ее новыми формами, обогащая в эколого-систематическом от­ ношении.

Необходимо учитывать значительный размах миграционных пе­ ремещений флоры, поскольку она играет огромную роль в видообра­ зовании, и, вместе с тем, отвечает приспособительным возможно­ стям растений. В пользу большой разрешающей силы миграцион­ ной концепции говорит не только обилие пришлых элементов во флоре Средней Азии, но и само контактное географическое положе­ ние этой страны, испытывающей на себе влияние сопредельных тер-

95.

риторий (Средиземноморье, Сибирь, Центральная Азия). Это влия­ ние проявляется также в миграционных связях растительности ука­ занных стран.

Таким образом, позиция Е. П. Коровина наиболее обоснована в решении сложных проблем истории развития растительности Средней Азии. Ученый убедительно показывает выдающееся зна­ чение миграций в формировании аридной растительности Средней Азии на всех этапах ее генезиса.

Большой интерес представляет анализ взглядов представите­ лей аутохтонного направления. В этом аспекте важное значение имеют работы М. М. Ильина по истории пустынной флоры Средней Азии. В отношении формирования ксерофильной флоры Турана он исходит из признания самобытности, аутохтонности этого процесса, истоки которого восходят к столь же самобытной древнесредизем­ номорской флоре. Сложение флоры пустынь М. М. Ильин выводит из литоральных элементов, бурно развивающихся в ходе постепен­

ного исчезновения Тетиса.

аутохтонного

развития растительно­

Более резко

позиция

сти защищается

в работах

В.

Н. Васильева, который допускает

лишь возможность расселения

отдельных

видов или небольших

групп растений при условии возможности преодоления биотическо­ го сопротивления. По его мнению, формирование новой флоры так­ же происходит аутохтонно. Автор проводит грань между расселе­ нием и миграцией, понимая под первым неотъемлемую особенность всех живых организмов, а под вторым ■— расселение отдельных ви­ дов и небольших групп в несходных климатических условиях.

К числу сторонников аутохтонной концепции следует отнести также П. Н. Овчинникова, И. Н. Гранитова, К. 3. Закирова, Н. И. Рубцова, А. П. Федорова и других, что говорит о возрастаю­ щем значении ее в ходе оживленной полемики, развернувшейся в последние годы в геоботанической литературе.

Историческое направление наиболее ярко проявляется в рабо­ тах, посвященных генезису растительности Средней Азии и особен­ но характерно для обоснования генетических связей флоры Сред­ ней Азии с флорой Средиземноморья. Эта идея, одна из плодотвор­ нейших в современной биогеографии, приобрела широкое обще­ географическое значение. Среди ее авторов следует назвать прежде всего М. Г. Попова и Е. П. Коровина.

Историю ксерофильной флоры Турана М. Г. Попов рисует на широком фоне генезиса пустынной покрытосемянной флоры земно­ го шара. Один из важнейших центров ее 'находился в южном полу­ шарии, на древнем палеозойском материке Гондвана, где она, по мнению автора, могла возникнуть в меловой период. Разрушение Гондваны вызвало раздробление этой первичной флоры на ряд обо­ собленных флор, сохранившихся на осколках древнего материка, среди которых автор называет лемурийскую сушу, связавшую впо­ следствии Капскую область с Индостаном. Эту южно-африканскую

■96

флору он назвал «флорой Вельвичии» по имени реликта пустыни Калахари.

В дальнейшем начался процесс миграции флоры Вельвичии на север Африки, затем Америки и по другому пути — в страны Пе­ редней и Средней Азии, на берега Тетиса, где она послужила осно­ вой формирования новых ксерофильных очагов флоры, сохранив­ шей однако прознаки своего южно-африканского генезиса. Полное раздробление и угасание Лемурин привело к разрыву огромного ареала африканского флористического комплекса на южноафри­ канский пустынный центр и флористические сообщества Северной Африки, Передней и Средней Азии. Начавшееся в четвертичный пе­ риод сокращение восточного крыла Тетиса и осушение значитель­ ных территорий создало благоприятные экологические предпосыл­ ки для бурного развития и расселения элементов вельвичиевой флоры, столкнувшейся с инвазией арктотретичной флоры Гинкго.

Последовавшие затем гибридогенные процессы привели к фор­ мированию так называемой древнесредиземноморской флоры, дав­ шей исходный материал для возникновения пустынно-ксерофиль- ных циклов на территории Средней Азии.

Таким образом, в истории развития ксерофильной флоры Сред­ ней Азии М. Г. Попов выделяет два генетических комплекса — древ­ ний, приуроченный к влажно-теплому климатическому режиму и достигший расцвета еще до образования пустынных равнин Турана и горных сооружений Памиро-Тянь-Шаня, и более молодой, возник­ ший в новой природной обстановке четвертичного периода.

Концепция древнего Средиземья и эволюции ее флоры наиболее полно изложена в монографии М. Г. Попова «О роде «Эремостахис»», где приводится схема эколого-генетического расчленения земного шара в связи с проблемой эволюции покрытосемянных рас­ тений. В этой схеме выделяется восемь биогеографических облас­ тей. Особый интерес представляет область древнего Средиземья (собственно Средиземье, Иран, Средняя и Центральная Азия, ЮгоЗапад Африки).

М. Г. Попов подчеркивает, что Средняя Азия обладает наиболее богатой и своеобразной флорой, так как на территории Средиземья, в том числе и в Средней Азии, происходил колоссальный по разма­ ху процесс ксерофильного флорообразования.

Его идея о прогрессивном, поступательном характере процесса ксерофилизации флоры древнего Средиземья подтверждается эко­ лого-генетическим анализом флоры пестроцветных толщ Бухары, установившего ее сходство с флорой Средиземья, и ныне рассматри­ вается как основной фактор в ландшафтобразовании Средней Азии.

Концепция древнего Средиземья нашла крупного поборника в лице Е. П. Коровина, значительно продвинувшего решение пробле­ мы происхождения растительности Средней Азии, закономерностей ее расселения, типологии и связей с флорой сопредельных стран. Капитальные биогеографические исследования этого ученого соста­ вили эпоху в изучении растительного покоова Средней Азии, а его

97

последняя двухтомная монография во многом определяет современ­ ный уровень знаний о природе этой страны9.

Согласно взглядам Е. П. Коровина, в истории развития пустын­ ной флоры Средней Азии выделяется ряд основных этапов: пале­ огеновый период господства саваны и «каатинга» с периодически влажным, тропическим климатом; миоценовый период арктотретичных инвазий, внесший в растительность элементы мезофильной флоры; плиоценовый период средиземноморских инвазий, характе­ ризующийся новым формообразованием в связи с усилением аридности климата; плейстоценовый период арктобореальных инвазий, характерный появлением более молодых мезофильных типов и, на­ конец, современная эпоха голоцена, отличающаяся нарастающей аридностью экологического режима на равнинах Средней Азии и Казахстана.

В ходе поэтапного развития пустынная флора Срденей Азии формировалась за счет представителей, генетически связанных с миоценовыми лесными формациями, потомков ксерофильных каатингов и более поздних нагорноксерофильных типов, и, наконец, форм третичного мезофильного генезиса.

Подобная эколого-генетическая дифференциация объясняет присутствие в составе ксерофильно-пустынной флоры Средней Азии форм, биологический склад которых характерен для других, не пу­ стынных областей жизни. Подчеркивая это важное обстоятельство,

Е. П. Коровин пишет, что

аридный режим,

установившийся на

равнинах Средней Азии во

второй половине

третичного

периода,

не мог полностью нивелировать биологическую природу

растений,

исовременный биологический облик пустынной растительности

Средней Азии — итог совокупного воздействия истории развития и адаптации к специфическим условиям аридного климата. Указан­ ные причины обусловили формирование характернейших жизнен­ ных форм аридной зоны Средней Азии.

Истоки происхождения пустынной растительности страны дале­ ко не ясны, но некоторый свет проливают палеоботанические наход­ ки во впадине Ер-Ойлан-Дуз и в горах Бадхыз. Здесь была обна­ ружена флора эоценового возраста, представленная семействами миртовых, протейных, сухмаховых, крушиновых, лавровых и дру­ гих, т. е. форм, ныне широко распространенных в Средиземье и в тропическом поясе.

Е. П. Коровин рассматривает область развития этой флоры как вполне самобытную в ботанико-географическом отношении и выде­ ляет ее как Туркменскую палеоботаническую провинцию, расти­ тельность которой можно сравнить с саваннами, где травянистые пространства чередовались с ксерофильным редколесьем. Биологи­ ческий облик и состав этой растительности свидетельствует о гос­

9

Е.

П. К о р о в и н . Растительность Средней Азии и Южного Казахстана,

кн. I,

II,

Ташкент, изд-во «Наука» АН УзССР, 1961—1962.

98

подстве ксеротермических условий в южных районах Средней Азии в эоценовое время, причем предел их влияния доходил примерно до 43° северной широты, так как уже на этой широте были найдены растительные остатки совершенно иного, арктотретичного характе­ ра (тургайского, по А. Н. Криштофовичу). В этой связи Е. П. Ко­ ровин указывает, что северная часть Средней Азии уже в период олигоцена находилась в сфере влияния бореальной тургайской фло­ ры и обладала влажным и относительно теплым климатом. Таким образом, с третичного времени растительность северных и южных районов Средней Азии развивалась разными путями, и вся дальней­ шая история ее формирования проходила под воздействием тур­ гайской мезофильной и туркменской ксерофильной флор.

Расшифровывая летопись пустынной растительности Средней Азии, автор связывает ее с палеогеографическими данными. По со­ временным представлениям, значительная часть территории Сред­ ней Азии периода палеогена была занята средиземным морем Тетис, ограниченным на севере Ангарским материком, а на востоке доходившем до Таримской впадины. На западе и юге Тетис соеди­ нялся с Южно-русским морем.

Центральные районы Средней Азии представляли собой сушу, названную Д. В. Наливкиным материком Киргизия, отделенную широким проливом Тетиса от южного материка. Е. П. Коровин по­ лагал, что с начала третичного периода растительность Средней Азии развивалась на двух обособленных материках, имевших, од­ нако, определенные биогеографические связи.

К началу третичного периода эрозионные процессы значительно снизили горные поднятия, и их место заняли мелкосопочники, раз­ деленные широкими песчаными долинами с озерами и медленно те­ кущими реками. Но уже в олигоцене, по данным Д. В. Наливкина и других исследователей, активизируются горообразовательные процессы, и горные хребты, достигшие альпийских высот, образовы­ вают систему гигантских горных сооружений. По представлениям С. С. Шульца, наиболее мощные орогенетические движения отно­ сятся к концу третичного и началу четвертичного периодов. С этим заключением согласуются также материалы ботанико-географичес­ ких исследований.

На основании палеогеографических и ботанических данных Е. П. Коровин высказал важную мысль о двух генетических цент­ рах формирования растительности Средней Азии, выделяемых им в особые ботанико-географические провинции. Большая часть про­ винции материка Киргизии была занята мезофильными смешанны­ ми лесами. На южном материке, в Туркменской провинции были распространены саванны с ксерофильным редколесьем, возникшие за счет аутохтонного развития и миграции ксерофильных форм из южных стран.

Данная концепция согласуется со взглядами М. Г. Попова, до­ казавшего большую роль миграций из древних пустынных центров Африканского материка в формировании ксерофильной растительно­

99

Соседние файлы в папке книги из ГПНТБ