Арбитраж 22-23 учебный год / Арбитражная практика № 6, июнь 2017
.pdfпо мнению кассации, истцу самому следовало озаботиться проверкой физического состояния залога и его реальной стоимости (постановление АС Северо-Кавказского округа от 08.09.2016 по делу № А32-35877/2014).
Вопреки утверждениям истца, суды каких-либо заверений относительно предметов залога в тексте договора цессии не обнаружили, а, напротив, обнаружили дисклеймер, снимающий с банка ответственность за выполнение должниками их обязательств по кредитному договору.
9. Суд не согласился с заверением, которое не включено в договор. Дело, параллельное предыдущему. Истец считает, что предоставление ему банком текста договора предшествующей ипотеки, в котором говорится, что залоговая стоимость имущества составляет 3,5 млрд руб., фактически явилось заверением в подлинности рыночной стоимости имущества в данном размере. А поскольку дело было в 2011 году, то есть задолго до принятия ст. 431.2 ГК, истец добавляет: «с точки зрения de legе ferenda».
Кассация отклоняет довод истца со ссылкой на то, что если истец хотел знать действительную стоимость имущества, ему надо было затребовать у банка эту информацию (постановление АС Северо-Кавказского округа от 11.04.2016 по делу № А32-35875/2014).
Истец считает заверением об обстоятельствах факт, не включенный в договор, и даже не сообщавшийся ему устно, а лишь выведенный им самим логически из некоторых предоставленных контрагентом документов. Суды с этим не согласились.
10. Суды не допустили ретроактивного применения статьи о заверениях.
Истец поставил станок ответчику, а тот его не оплатил. Продавец предъявил покупателю иск о взыскании долга, а покупатель продавцу — встречный иск о расторжении договора. Покупатель ссылался на то, что продавец якобы предоставил ему недостоверные сведения о станке. Эти сведения содержались в исходном коммерческом предложении продавца, но не в тексте договора.
Суд отказал в удовлетворении встречного иска, ссылаясь на следующее: (1) договор явным образом объявлял ранее сделанное коммерческое предложение недействительным; (2) договор заключался и исполнялся до вступления в силу статьи ГК о заверениях об обстоятельствах. Решение в пользу продавца (постановление АС Московского округа от 19.07.2016 по делу № А41-85289/2015).
Суды не выдвигают принципиальных возражений против классификации внедоговорного коммерческого предложения как заверения об обстоятельствах в смысле соответствующей статьи ГК, но не допускают ретроактивного применения этой статьи.
11. Суд ошибочно назвал заверением пассивное обязательство. Ответчик продал истцу под склад нежилое помещение, вход и въезд в которое осуществлялись через соседнее помещение, также принадлежавшее ответчику. Через некоторое время ответчик продал и соседнее помещение, в результате чего истец остался без въезда в свой склад. Ему пришлось заходить на склад через второй этаж, а для въезда арендовать часть соседнего помещения с другой стороны склада.
Покупатель предъявил иск об уменьшении покупной цены и взыскании с продавца соответствующей суммы. Суды отказали в удовлетворении иска, ссылаясь на то, что в момент покупки истец знал об отсутствии у помещения отдельного въезда. Они пришли к выводу, что продавец не принимал на себя пассивного обязательства по неотчуждению соседнего помещения.
Это обязательство кассационный суд (ошибочно) именует заверением об обстоятельствах. Кассация отмечает, что покупателю имело смысл добиваться
установления сервитута на проезд через соседнее помещение, хотя тогда, можно предположить, покупная стоимость склада оказалась бы выше. Решение в пользу продавца (постановление АС Западно-Сибирского округа от 26.05.2016 по делу № А45-16394/2015).
12. Устное утверждение продавца следует считать гарантией. Учреждение заключило госконтракт с подрядчиком на реконструкцию светофорного объекта.
Однако техническая инспекция (ГАТИ) отказала подрядчику в выдаче ордера на проведение земляных работ. В результате заказчик предъявил подрядчику иск
о расторжении госконтракта, а подрядчик заказчику — встречный иск о взыскании понесенных расходов.
Суды двух инстанций приняли решение о расторжении контракта и частично удовлетворили встречный иск, но отказали в возмещении расходов подрядчика на оформление ордера ГАТИ (35 тыс. руб.). Эти деньги подрядчик заплатил посреднику, который занимался оформлением документов для получения ордера.
Подрядчик ссылался на то, что заказчик предоставил ему заверения о возможности получить ордер ГАТИ, в связи с чем заказчик имеет право на возмещение соответствующих затрат. Суд указал, что договор предусматривал самостоятельное получение ордера подрядчиком и не предусматривал возмещение оплаты услуг посредника. Кассация оставила акт апелляции без изменения (постановление АС Северо-Западного округа от 10.02.2016 по делу № А56-16076/2015).
Используя англо-американскую терминологию, можно сказать, что, по словам подрядчика, заказчик устно предоставил ему гарантию (warranty) того, что ГАТИ не откажет в выдаче ордера (это не заверение, поскольку речь шла о будущем факте). Суды, не исследуя вопроса о том, действительно ли было сделано (устно) подобное утверждение, отказали в соответствующей части иска со ссылкой на то, что в тексте письменного договора возмещение соответствующих затрат не предусмотрено.
13. Чтобы заверение работало, договор должен быть заключен в надлежащей форме. Продавец доли в ООО предъявил покупателю иск
овзыскании долга по договору. Однако в параллельном деле (№ А40-151409/2015) тот же продавец предъявил иск о признании того же договора недействительным. Параллельный иск был основан на дополнительном соглашении к договору куплипродажи, в котором покупатель предоставил некие гарантии и заверения — по мнению продавца, недостоверные. В основном деле апелляционный суд
приостановил рассмотрение дела до вступления в силу решения в параллельном деле. Однако кассация указала, что возбуждение отдельного производства по иску об оспаривании договора не означает невозможности рассмотрения иска
овзыскании по этому договору. В итоге иск о взыскании долга суд удовлетворил
(постановление АС Московского округа от 15.12.2015 по делу № А40-67692/2015).
В параллельном же иске апелляция отказала в признании договора недействительным из-за недостоверности заверений. Решение принято по ряду оснований: (1) составление дополнительного соглашения до вступления в силу статьи ГК о заверениях; (2) ничтожность дополнительного соглашения ввиду отсутствия его нотариального удостоверения; (3) поведение истца в параллельном деле о взыскании долга, свидетельствующее о намерении сохранить договор (эстопель).
Суды не возражают против классификации сформулированных в договоре заверений и гарантий как заверений об обстоятельствах в смысле соответствующей статьи ГК, но не допускают ретроактивного применения этой статьи, а также требуют заключения договора в надлежащей форме.
Дело 14 — «Модный континент»: добросовестность сторон имеет значение
Очевидно, в приведенных судебных актах кассационные суды не ставили перед собой цели всерьез исследовать правовую природу заверений об обстоятельствах.
Есть, однако, одно дело (известное как дело «Модного континента»), где некоторые шаги в этом направлении предпринял арбитражный суд первой инстанции (постановление 19ААС от 17.04.2017 по делу № А14-8248/2016).
В опционном соглашении на куплю-продажу акций крупной коммерческой компании продавец предоставил покупателю заверение об обстоятельствах, согласно которому список контролирующих лиц данной компании был приведен на ее интернет-сайте.
Впоследствии покупатель отказался от уплаты опционной премии, ссылаясь на недостоверность этого заверения. По словам покупателя, компанию контролировал тогдашний губернатор области, а в списке на сайте его не было (мажоритарный пакет акций держали члены семьи губернатора).
Продавец предъявил иск о взыскании опционной премии, а покупатель — встречный иск о взыскании неустойки.
Суд первой инстанции признал, что заверение и в самом деле было недостоверным (то есть губернатор контролировал компанию). Соответственно, суд отказал продавцу во взыскании премии.
Однако суд отказал и покупателю во взыскании неустойки, придя к выводу, что покупатель злоупотребил своим правом из договора. По мнению суда, покупатель изначально знал, что губернатор контролирует компанию, и заключил соглашение специально, с целью последующего взыскания неустойки с продавца.
Суд указал, что заверения об обстоятельствах являются институтом обязательственного права, а из этого вывел, что правами из полученных заверений надо пользоваться добросовестно.
Апелляция, однако, оставив в силе резолютивную часть решения (отказ в основном и встречном исках), полностью изменила мотивировку по требованию третьих лиц по делу: губернатора и его родственников.
Апелляционный суд признал опционное соглашение мнимым. По заключению апелляции, продавец и покупатель затеяли спор вокруг фиктивного опциона специально для того, чтобы навредить губернатору. А раз так, обе стороны недобросовестны и не заслуживают судебной защиты.
Фразеология суда первой инстанции наводит на мысль о том, что он склонен придерживаться теории о сделочной природе заверений об обстоятельствах. Однако поскольку его мотивировка была отвергнута апелляцией, прецедентная ценность этой позиции, мягко говоря, невелика*.
* Подробнее см.: Будылин С. Заверения об обстоятельствах: Модная норма для «Модного континента»: эл. версия, 28.04.2017.
Впрактике судов общей юрисдикции норма о заверениях применяется для возмещения морального вреда
Взаключение приведу для сравнения два дела из практики судов общей
юрисдикции, в которых упоминается норма о заверениях об обстоятельствах (ст. 431.2 ГК). Этот раздел имеет лишь иллюстративный характер и не является скольконибудь полным обзором практики судов общей юрисдикции.
15. Апелляционное определение СК по гражданским делам Краснодарского краевого суда от 06.12.2016 по делу № 33–32671/2016. Истицу пригласили в салон красоты на бесплатную косметическую процедуру. По словам клиентки, «во время процедуры ей чем-то брызнули в лицо, в результате чего она потеряла способность понимать происходящее». Затем ей дали подписать какие-то бумаги, прочитать которые она не смогла «в силу плохого зрения». Лишь дома она обнаружила, что заплатила салону 73 тыс. руб. за 60 последующих процедур, а деньги ей дал в кредит банк. Клиентка обратилась в суд с иском о признании сделки недействительной и взыскании с салона морального вреда.
Первая инстанция отклонила иск, не найдя никаких дефектов в договоре. Однако апелляция удовлетворила исковые требования. Основание: «салон предоставил истице недостоверные заверения об обстоятельствах, имеющих значение для заключения договора, введя ее таким образом в заблуждение». О каких конкретно утверждениях идет речь, в акте не поясняется.
16. Апелляционное определение СК по гражданским делам Ленинградского областного суда от 01.09.2016 по делу № 33–5047/2016. Продавщица в кафе продала 17-летнему подростку две банки пива. За это ее оштрафовали по статье КоАП РФ на 30 тыс. руб. Продавщица предъявила подростку гражданский иск, требуя возместить ее убытки в размере штрафа, а также моральный вред. Иск был основан на статье ГК о заверениях об обстоятельствах. По словам продавщицы, подросток предоставил ей недостоверные сведения о своем возрасте, что и стало причиной убытков.
Суды двух инстанций отказали в иске. По мнению апелляции, продавец обязан убедиться в возрасте лица, который намерен приобрести указанный товар, независимо от сообщаемых им сведений.
«…заявление [покупателем] недостоверных сведений о своем возрасте не освобождало истца от обязанности установить его возраст при наличии сомнений
всообщенных им сведениях, наличие у истца таких сомнений было установлено решением Ленинградского областного суда, которым была установлена вина истца
всовершении административного правонарушения, и что следует из установленных обстоятельств при рассмотрении дела об административном правонарушении, поэтому доводы жалобы истца являются необоснованными, не подлежат удовлетворению», — говорится в апелляционном определении.
Вычленить из этого текста какую-либо правовую позицию довольно затруднительно. Вряд ли можно всерьез относиться к тезису о невиновности подростка, намеренно солгавшего продавщице о своем возрасте при покупке пива. Возможно, суд пытается сказать, что вина самой продавщицы, не проверившей паспорт, была значительно больше вины подростка, и именно поэтому в иске надо отказать. Если так, суд, видимо, мыслит иск продавщицы как деликтный, в котором при наличии грубой неосторожности самого истца размер возмещения должен быть уменьшен или в возмещении может быть отказано (п. 2 ст. 1083 ГК).
Заметим, что продавщица, по-видимому, также придерживается теории о деликтной природе предоставления недостоверных заверений, судя хотя бы по тому, что она требует от ответчика компенсации морального вреда.
Заверение об обстоятельствах — это утверждение о фактах
Судя по этому обзору, никаких серьезных прозрений в отношении правовой природы заверений из обстоятельств у судов пока не случилось. Пока что участники оборота и суды бьются над тем, чтобы понять, что, собственно, имел в виду законодатель под заверением об обстоятельствах.
Во многих случаях участники оборота, видимо, вообще не придают этому термину какого-либо конкретного смысла. Когда сторона после заключения договора по каким-то причинам оказывается разочарована этим договором, она нередко требует признать его недействительным ввиду обмана со стороны контрагента. Заодно сюда же «пристегивается» и аргумент о предоставлении недостоверных заверений об обстоятельствах.
При этом зачастую сторона даже не пытается сформулировать, в чем же именно состояло якобы данное ей заверение. По-видимому, термин «заверение об обстоятельствах» мыслится такой стороной как некий идиоматический оборот,
ничего конкретно не означающий (дела 3–8). Ту же порочную технику используют и некоторые арбитражные суды (дело 5), а равно и суды общей юрисдикции (дело 15). Некоторые суды, впрочем, разумным образом отвергают подобные претензии истца со ссылкой на конкретный текст договора, не содержащий никаких ложных утверждений (дело 8).
Многие участники оборота и даже некоторые суды полагают, что заверение об обстоятельствах — это некое обязательство сделать что-либо или воздержаться
от чего-либо, принимаемое стороной в дополнение к исходному договору. Например, обещание погасить накопившийся долг по договору (дело 1); скомпенсировать возникшие у контрагента по договору дополнительные расходы (дело 2); воздержаться от продажи помещения, смежного с помещением контрагента (дело
11).
Это мнение представляется ошибочным. Как формулировки самой нормы, так и компаративно-правоведческий анализ наталкивают на вывод, что под заверением об обстоятельствах следует понимать не обещание совершить действие (или
воздержаться от его совершения), а некое утверждение о фактах, за достоверность которых сторона несет ответственность перед контрагентом.
Суды не возражают против квалификации утверждений о фактах, фигурирующих в договоре под стандартной шапкой «Заверения и гарантии» (или аналогичной), как заверений об обстоятельствах в смысле ГК (дела 13, 14). Более сложным представляется вопрос о квалификации утверждений, не содержащихся в тексте договора, в том числе сделанных устно.
Так, один из судов общей юрисдикции явно был поставлен в тупик вопросом о правовой природе и гражданско-правовых последствиях ложного заявления покупателя пива о своем возрасте (дело 16).
В ряде дел арбитражных судов затрагиваются вопросы о том, можно ли считать заверениями об обстоятельствах разного рода внедоговорные утверждения. Например, предшествующее договору коммерческое предложение, не ставшее, однако, частью текста договора (дело 10); устное заверение стороны договора в том, что госорган выдаст требуемое для исполнения договора разрешение (дело 12); факты, не сообщенные стороной явно, но подразумеваемые ее поведением (дело 9).
По-видимому, в некоторых случаях суды в принципе готовы признавать заверениями об обстоятельствах и утверждения, не содержащиеся в тексте основного договора (дело 10). Это вполне соответствует здравому смыслу и зарубежной практике. Но, к сожалению, в упомянутых делах не формулируется сколько-нибудь внятных правовых позиций по данному вопросу, так что вряд ли из них можно сделать более конкретные выводы.
Интересен вопрос о том, можно ли дать заверение об обстоятельствах (в смысле ГК) в отношении будущих фактов. По англо-американской классификации в отношении еще не совершившихся фактов можно дать лишь гарантию того, что они совершатся (warranty), но не заверение в том, что они имели место (representation). В одном
из рассмотренных дел фигурировало такое утверждение: «о том, что госорган выдаст необходимое разрешение на производство работ по договору» (дело 12). Суд, впрочем, так и не сформулировал внятной позиции в отношении того, действительно ли следует считать это утверждение заверением об обстоятельствах.
Пожалуй, более или менее четко суды формулируют свои позиции лишь по одному, самому простому вопросу — относительно действия статьи ГК о заверениях об обстоятельствах во времени. Ссылаясь на прямое указание закона, суды
признают, что статья не применяется, если договор заключался и исполнялся до 1 июня 2015 года (дела 3, 10, 13). В одном из дел суд признал, что даже если договор заключался до указанной даты, то после этой даты сторона может отказаться от его исполнения со ссылкой на недостоверность представленных заверений об обстоятельствах (дело 5).
Здесь, впрочем, стоит заметить, что даже когда статья ГК о заверениях об обстоятельствах неприменима, сторона не лишена возможности оспорить договор,
заключенный под влиянием недостоверных утверждений о фактах, со ссылкой на общие нормы закона (ст.ст. 178, 179 ГК РФ).
Суды испытывают трудности с пониманием замысла законодателя
Сегодня формирование судебной практики по новой статье ГК РФ находится на самом раннем этапе. Пока очевидно лишь одно: суды испытывают трудности с пониманием, что именно им хотел сказать законодатель.
Если у авторов нормы о заверениях об обстоятельствах была надежда на то, что суды самостоятельно решат те непростые теоретические вопросы, к которым не рискнул подступиться законодатель, то эта надежда не оправдалась. Скорее
наоборот, суды порой путаются даже в тех положениях, которые изложены авторами нормы относительно внятно.
Многие участники оборота и некоторые суды, по-видимому, даже не понимают, что заверение об обстоятельствах — это утверждение о фактах, за достоверность которых сторона несет ответственность, а не некое дополнительное к договору обещание (погасить долг и т. п.). Тем более дело пока что не дошло до серьезного судебного исследования вопроса о правовой природе заверений об обстоятельствах
(поступок или сделка), хотя в некоторых рассмотренных казусах именно от этой квалификации зависел исход дела. Будем надеяться, что еще через пару лет сформируется более внятная судебная практика по этому вопросу.
Думается, что ближайшая задача судов, правоведов и практикующих юристов состоит в том, чтобы преодолеть недостатки новой нормы, в том числе путем ее творческой интерпретации. Норму следует разобрать на компоненты и определить, какие из правил относятся к договорным утверждениям о фактах, а какие — к внедоговорным.
При определении последствий недостоверности утверждений о фактах следует исходить не только из буквы новой нормы, но и, прежде всего, из общих принципов договорного и деликтного права.
1 Сарбаш С. В. Исполнение обязательств. Как Пленум ВС толкует новеллы ГК // Арбитражная практика для юристов. 2017. № 1.
2 Обзор практики по ст. 431.2 ГК см.: Набережный А. Заверения об обстоятельствах. Как бороться с их недостоверностью // Юрист компании. 2017. № 4.
ГЛАВНАЯ ТЕМА
Контрагент предоставил ложное заверение об обстоятельствах. Какой режим ответственности следует применить
Олеся Алексеевна Емельянова
слушатель Уральского филиала РШЧП, советник юридической компании «Генезис»
•Какая ответственность применима к заверениям: договорная или деликтная
•Можно ли рассматривать заверения как частный случай преддоговорного поведения
•Когда заверение об обстоятельствах не сработает на практике
Формулировки ГК РФ не позволяют судить о характере ответственности за ложность заверений об обстоятельствах. Рассмотрим основные подходы к решению данного вопроса с точки зрения сущности различных режимов ответственности.
Не забудьте прочитать комментарий Артема Карапетова
Преддоговорное заверение и договорное утверждение необходимо различать
Современные европейские правопорядки подходят к решению вопроса о характере ответственности по заверению по-разному.
В системах общего права возможно существование одного и того же утверждения о фактах как в модели внедоговорного заверения (representation), так и в модели договорного условия (warranty/condition).
Изначально судебная практика шла по пути их разграничения по времени предоставления (по удаленности от момента заключения договора), по критерию наибольшей доступности информации для одной из сторон и т. п., но грань становилась все более и более условной. Например, сходные по своей сути утверждения о фактах (о годе выпуска и о пробеге автомобиля) в одном случае
квалифицировались как преддоговорное заверение (representation)1, в другом — как
условие договора (warranty)2. В настоящий момент режимы договорных утверждений и внедоговорных заверений по-прежнему различаются стандартом и сложностью доказывания, последствиями нарушения. Но, если одно и то же утверждение закреплено двояко, пострадавшая сторона делает выбор в пользу договорного или деликтного иска в зависимости от того, какие последствия ей выгодны, есть или нет стремление сохранять договорные отношения и т. д.
Многие европейские правопорядки рассматривают ложное заверение как один из случаев применения правила генерального деликта.
В то же время правоприменительная практика Германии не исключает варианта построения заверения через расширительное толкование понятия качества и оценку заверения в соответствии с доктриной culpa in contrahendo как случая преддоговорной ответственности, которая в Германии имеет договорную природу, так как между сторонами уже сложились фактические относительные правоотношения.
Проект общеевропейского гражданскогокодекса, охватывающего доктрину, правоприменительную практику и основы законодательного регулирования всех стран Европы по вопросам частного права (Draft Common Frame of Reference — DCFR), содержит ст. II.-7:204, предусматривающую деликтную ответственность за убытки в связи с тем, что лицо полагалось на ложную информацию.
В то же время по DCFR преддоговорное утверждение о фактах вполне может расцениваться как условие договора, а его нарушение (недостоверность) — влечь договорную ответственность, причем для этого не требуется обязательная фиксация утверждения в договоре-документе — достаточно, чтобы утверждение было частью
договорного правоотношения (II.-9:102: Certain pre-contractual statements regarded as contract terms).
Иными словами, деликтный режим заверения по DCFR предусмотрен на случай отсутствия соответствующего договорного средства.
Деликтная ответственность отличается от договорной порядком доказывания
Положение заверений об обстоятельствах в тексте ГК РФ само по себе еще не свидетельствует о договорной природе института. Например, авторы DCFR
отмечают, что ст. II.-7:204 служит конкретизацией принципа добросовестности
и вполне может рассматриваться как институт деликтного права, а ее закрепление среди положений о договоре объясняется близостью правового института к договорным отношениям.
Договорная ответственность, а также ответственность на общих основаниях в порядке ст. 393 ГК РФ предполагают отличный от деликтной ответственности
порядок доказывания: становятся очевидны причинно-следственная связь между правонарушением и наступившими негативными последствиями, вина нарушителя. Сама ответственность может наступать и в отсутствие убытков как таковых (неустойка) и носить штрафной характер с возможностью применения более строгих санкций, чем предусмотрено законом.
Не вызывает сомнений, что для пострадавшей стороны гораздо проще привлечь нарушителя к ответственности в порядке ст. 393 ГК РФ, в то время как последнему комфортнее в модели генерального деликта.
Деликтное право обоснованно представляет защиту должнику.
Специфика абсолютных правоотношений (по поводу защиты нематериальных благ, объектов права собственности и т. п.) состоит в том, что у обязанного лица (обязанного воздерживаться от нарушения чужого права собственности, например) нет права выбора контрагента, как и нет выбора, вступать в такие отношения или нет, когда правонарушение уже совершено. Количество пассивных обязанностей, пожалуй, любого субъекта не поддается подсчету. Нарушения нередко происходят случайно, без намерения причинить вред, когда должник незадолго до правонарушения даже не подозревал о наличии права у третьего лица.
Совсем иная природа у относительных правоотношений с активной ролью должника. Здесь от строгости и неминуемости ответственности зависит стабильность всего гражданского оборота.
Таким образом, было бы логически верно различать не договорную и деликтную ответственность, а ответственность за правонарушение в относительных правоотношениях и в абсолютных, так как первый вариант не позволяет соблюсти правило полноты деления.
В силу изложенного вопрос о характере ответственности за нарушение заверения является принципиальным.
Требование о качестве товара наиболее близко к заверению
В российском праве заверению об обстоятельствах в наибольшей степени соответствует режим договорной ответственности или ответственности на общих основаниях ст. 393 ГК РФ (названные режимы аналогичны, а выбор терминологии зависит от квалификации заверения, о чем было упомянуто в статье предыдущего номера)3.
Смежным с заверением об обстоятельствах и наиболее близким ему по правовой
природе институтом является позитивное требование о качестве4, которое может быть детализировано в договоре. Требования о качестве наряду с другими положениями закона (недопустимость эвикции и т. п.) устраняют потребность
в имплементации англо-американских warranties, conditions или impliedterms, восполняющих пробелы позитивного регулирования.
Понятие качества подробно раскрывается в ГК РФ для договора купли-продажи как наиболее детализированного на позитивном уровне; применяется в отношении вещи в самом узком понимании этого слова.
Однако имущественный оборот на современном этапе развития претерпевает различные метаморфозы и не сводится исключительно к обороту вещей, на что указывает А. С. Васильев: «Развитие современной цивилизации, основанное на отбирании у окружающего мира различного рода предметов, как представляется,
зашло в тупик. <…> В настоящее время самые ликвидные, самые дорогостоящие, самые полезные объекты присвоения, самые нужные объекты гражданских прав — это вымышленные, синтетические явления. Человек, по сути, стал творцом своего собственного мира. Деньги, ценные бумаги, различного рода имущественные права, результаты интеллектуальной деятельности — не имеют объективного отражения
в природе»5. Сказанное наводит на мысль о необходимости широкого понимания качества.
Например, становясь держателем опциона на заключение договора купли-продажи акций общества, лицо ориентируется, в первую очередь, на величину активов общества, инвестиционную привлекательность и прочие факторы, которые зависят от характеристик хозяйственного общества. Все эти критерии, в отличие от качества вещи, не имеют позитивного закрепления — их детализация зависит от творчества сторон договора. Однако они столь же (а, может быть, даже в большей степени)
важны для приобретателя, как качество вещи — для покупателя6.
Думается, было бы достаточно цинично квалифицировать ложное заверение как деликт и лишать сторон такого именно договорного инструмента (заверения как расширенного качества), порождающего соответствующую ответственность, по мотивам молчания закона или наличия в нем каких-то не совсем удобных формулировок.
Подход к пониманию заверения как «расширенного» качества оказался вполне эффективным на практике. ФАС Уральского округа рассмотрел спор в отношении обыкновенных именных акций общества, проданных по договору купли-продажи ценных бумаг (постановление от 06.05.2010 по делу № А60-48826/2009-СР). Покупная цена была установлена с опорой на рыночную стоимость акций, определенную на основании отчета независимого оценщика. Впоследствии выяснилось, что оценщик необоснованно учел в составе имущественного комплекса 13 объектов недвижимости, которых в действительности не было. Соответственно, рыночная стоимость в отчете была завышена.
Отчет, содержащий недостоверные сведения, вполне можно квалифицировать как ложное заверение об обстоятельствах. Суд в данном случае принял решение о соразмерном понижении цены по ст. 475 ГК РФ, что вполне актуально и для заверения об обстоятельствах с помощью взыскания убытков.
По пути расширительного (распространительного) толкования качества пошла и правоприменительная практика Германии. Выработано принципиальное условие: дефект должен касаться объекта договора в целом как такового для того, чтобы признаваться нарушением требований о качестве.
Деликтная модель ответственности влечет риск для кредитора
Довольно распространенным является мнение о деликтной природе ложного заверения об обстоятельствах.
Вполне разумно полагать, что заверение об обстоятельствах представляет собой частный случай преддоговорного или постдоговорного поведения. Преддоговорная ответственность, по мнению Верховного суда, строится на принципах генерального деликта (п.п. 19–21 постановления Пленума ВС РФ от 24.03.2016 № 7).
Аналогичных взглядов придерживается С. Л. Будылин с опорой на тот факт, что заверение об обстоятельствах не зависит от судьбы договора, и признание его недействительным не лишает сторону возможности взыскать убытки в связи с предоставлением ложного заверения, хотя автор не отрицает возможности конструирования заверения об обстоятельствах как договорного условия и,
соответственно, договорного обязательства7. Следует заметить, что подобная независимость заверения от судьбы договора достигается и иными средствами: построение заверения как отдельного договора, существование в модели договорного условия, которое «переживает» договор в случае его недействительности или расторжения по аналогии с арбитражной оговоркой.
А. Г. Карапетов разделяет заверения-обязательства и заверения-утверждения в отношении свершившихся фактов прошлого. Автор отрицает обязательственную природу последних и приходит к выводу, что в связи с их недостоверностью
наступает ответственность по общим правилам генерального деликта8.
Между тем заверения об обстоятельствах в деликтной модели раскрывают перед нарушителем многообещающие перспективы избежать ответственности за ложь: в первую очередь, отсутствие убытков в буквальном понимании ст. 1064 ГК РФ, а затем и отсутствие причинно-следственной связи (упущенная выгода вызвана
не ложным утверждением, а фактической ситуацией), отсутствие вины нарушителя (например, полагался на документы, в действительности которых не имел разумных оснований сомневаться), вина потерпевшего в порядке ст. 1083 ГК РФ как основание снижения или полного освобождения от ответственности (нарушитель может настаивать на том, что недостоверное заверение не лишало контрагента возможности провести проверку фактов самостоятельно) и т. п.
Сказанное иллюстрируется судебной практикой.
Покупатель доли в уставном капитале общества обратился к продавцу с иском о взыскании убытков, возникших в связи с наличием фактически большей кредиторской задолженности общества, чем это предусмотрено в приложении
к договору купли-продажи доли в уставном капитале. Суд первой инстанции отказал в удовлетворении иска, а апелляция поддержала такую позицию со ссылкой на отсутствие причинно-следственной связи между действиями ответчика и убытками истца. Апелляция согласилась, что истец при должной заботливости
и осмотрительности мог затребовать у ответчика все договоры, по которым имелась кредиторская задолженность, и проанализировать их (постановление 17ААС от 03.12.2015 по делу № А27-8600/2015).
Подобная оценка суда представляется не совсем обоснованной, так как в вышеприведенном примере лицо уже проявило должную заботливость
и осмотрительность, воспользовавшись заверением. Здесь действует все та же логика, как и с выполнением различного рода обязанностей. Например, связанных с несением бремени содержания вещи (допустим, собаки): собственник может делать все сам, а может привлечь специалиста по договору. Последний не освобождается от ответственности за неисполнение договорных обязанностей лишь на том основании, что собственник мог бы справиться и без посторонней помощи; и вообще, тот, кто любит собак, обычно так и делает, и т. п.
Эффективность заверения об обстоятельствах сводится к освобождению сторон от проведения экспертиз, due diligence, проникновения во «внутреннюю кухню» контрагента и прочих проверочных мероприятий, возложив ответственность путем заверения на другую сторону или третье лицо.
Таким образом, с точки зрения экономического анализа и политики права выбор договорной модели для регулирования заверений видится прокредиторским и обоснованным. Заверение об обстоятельствах в деликтной модели оказалось бы
не просто бесполезным, а вредоносным инструментом: оно бы создавало иллюзию выбора для участников оборота между самостоятельной проверкой и возложением рисков на контрагента, а при наступлении рискового случая отрицало эту возможность.