Зоны знаний интеграционных объединений государств ЕАЭС и ЕС

одним государством-членом в течение одного года на ротационной основе в порядке русского алфавита.

В силу многих причин русский язык и после распада Советского Союза все же удерживает позиции в «постсоветских» и «постсоциалистических» странах, является миноритарным языком в странах, в которых проживают носители русского языка. По сути, он является глобальным ресурсом, влиять в полной мере на развитие и использование которого не способен никакой из государственных органов или научных учреждений одной страны. Все более становится очевидной необходимость

вработе координационного центра, объединяющего усилия как государственных, так и научных и общественных структур разных стран, где распространен русский язык, по его изучению, использованию и продвижению, по пропаганде российской культуры и науки. Такое объединение усилий в немалой степени способствовало бы упрочнению позиций русскоязычия как действенного гуманитарного инструмента и укреплению позиций России в мировом сообществе.

Языковые отношения, подчиненные общим для всей совокупности культурных отношений тенденциям развития, в то же время обладают специфическими свойствами и отличаются определенной самостоятельностью. Анализ правового регулирования в этой сфере попрежнему представляет интерес, поскольку любая идея, облеченная

вправовую форму, как правило, не заканчивает свое существование при обновлении законодательства, смене политического курса или даже при сломе социально-экономической формации. Учитывая, что потенциал культурных, а вместе с ними и языковых, отношений неизмеримо глубок, следует предположить наличие не только позитивных, но и негативных тенденций в их развитии. Поэтому исследование языковых отношений как одного из значимых факторов, приведших к распаду советского федеративного государства, не теряет актуальности для современной России.

На протяжении десятилетий советского периода развития России вокруг правового регулирования языковых отношений создавалась атмосфера полной и окончательной решенности всех связанных с этим проблем. Отсутствие специального правового акта и необходимых конституционных норм, в совокупности формирующих правовой режим национальных языков, адекватно отражало состояние и не менявшуюся направленность культурной и языковой политики. Правовые акты затрагивали в основном вопросы школы и издательской деятельности, носили, как правило, характер мелочного регламентирования и не решали главной проблемы — создания устойчивого правового режима языков, обеспечивающего на территории России, как и каждого из субъектов союзного государства, а также в целом в рамках Союза ССР, равные возможности и гарантии сохранения и развития языков всех населявших страну народов. Стремительно нараставшие

52 «Зоны знаний» интеграционных объединений государств (ЕАЭС и ЕС)...

миграционные потоки в годы советского промышленного строительства способствовали развитию тенденции формирования преимущественно национально-русского двуязычия. Кроме того, понимание исторических перспектив развития национальных отношений как неизбежного слияния наций питало и представление о том, что число активно используемых национальных языков неизменно сокращается, а языки малочисленных народов вообще обречены на исчезновение

всамое ближайшее время. Подкрепленное идеологической установкой на формирование новой исторической общности — советского народа, отсутствие правового регулирования уже само по себе стало способом регулирования языковых отношений.

Изменения, произошедшие в сфере национальных отношений со времени апрельского Пленума ЦК КПСС (1985 г.) и до момента распада СССР, наиболее ярко сказались на развитии языковых отношений: здесь начался настоящий законодательный бум. В 11 союзных республиках в течение одного года (с января 1989 по январь 1990 г.), были приняты законы о языке (или о языках). И это произошло при укоренившейся тогда законодательной практике принимать правовые акты, сообразуясь с уже существующими общесоюзными (а на тот момент союзный закон о языках еще не существовал). Их появление было во многом предопределено тем, что языковые отношения воспринимались в названный период как единственный канал проведения собственных республиканских интересов. То обстоятельство, что названные республиканские законы появились до принятия общесоюзного акта, свидетельствовало о появлении первой глубокой трещины в монолитном законодательном основании советской федерации.

При анализе законодательства союзных республик о языках не следует упускать из вида два обстоятельства: первое — оно начало развиваться еще во время существования единого союзного государства и то, что с позиций сегодняшнего дня воспринимается как вполне приемлемые правовые нормы, в указанный период расценивалось как нечто ломающее сложившиеся устои. И второе — последствия этого законодательного процесса для современной России до сих пор остаются значимыми.

Принятые республиканские законы о языках «взорвали» всю систему государственных отношений, частью которой было и положение языков в сфере их официального использования. Если прежде сама возможность введения государственного языка в республиках расценивалась как явление негативного характера, противоречащее принципам взаимоотношений между социалистическими нациями, нарушающее их равноправное положение, то в этот период вместо безликого «языка союзной республики» в республиканском законодательстве появилось указание конкретных национальных языков

вкачестве государственных языков. Ими стали языки народов, дав-

ших название соответствующей республике. До этого времени государственный язык был закреплен в конституциях только трех союзных республик — Грузии, Азербайджана и Армении. Введение государственного языка в союзных республиках оформлялось по-разному. Порой этому предшествовало закрепление государственного языка

вреспубликанской конституции, но, как правило, конституционная норма появлялась одновременно или после принятия закона о языках. Форма конституционного закрепления государственного языка также

вразных республиках была различной: либо просто констатировался сам факт введения государственного языка, либо давалось развернутая формула о его введении, о сферах его использования, содержащая также гарантии прав иноязычных граждан.

При введении государственного языка в ряде союзных республик поступали предложения (порой многочисленные) одновременно придать аналогичный статус и русскому языку как языку-посреднику

вмногонациональном сообществе1. Однако за русским языком, как правило, закреплялось положение языка межнационального общения с совершенно неопределенным правовым режимом. Так, в Законе Украинской ССР «О языках в Украинской ССР» «языками межнационального общения в Украинской ССР» являлись украинский, русский и другие языки, кроме того, государство обеспечивало «свободное пользование русским языком как языком межнационального общения народов Союза ССР» (ст. 4 Закона)2, а, например, правовые акты Литвы и Эстонии вообще не использовали указанного понятия3.

Если a priori исходить из нерушимости советской федерации и слияния социалистических наций в единый советский народ, то термин «язык межнационального общения» должен был восприниматься как язык общегосударственный со всеми вытекающими последствиями материального и организационного характера. Но, если смотреть с точки зрения приобретения (или восстановления) национальной независимости от «советской империи» и принимать во внимание содержание республиканских правовых актов, можно с уверенностью констатировать обратное — русскому языку отводилась роль языка нежелательного для использования. Динамика развития законодатель-

1 Следует отметить, что в тот период все союзные республики представляли собой многонациональные сообщества, только Армения обладала тем уровнем национальной однородности, который позволял отнести ее к числу мононациональных государств — нация, давшая название республике, составляла более 90% населения;

востальных союзных республиках этот показатель колебался от 53 до 82% населения,

а в двух из них был менее 50%.

2 Ведомости Верховного Совета Украинской ССР. 1989. № 45. Ст. 631.

3 Ведомости Верховного Совета и Правительства Литовской ССР. 1989. № 4. Ст. 11; Ведомости Верховного Совета и Правительства Эстонской ССР. 1989. № 4. Ст. 60.

54 «Зоны знаний» интеграционных объединений государств (ЕАЭС и ЕС)...

ного регулирования в этом направлении весьма показательна на следующем примере. В марте 1992 г. в Закон Латвийской Республики о языках были внесены изменения. В соответствии с новой редакцией закона в государстве, где русские составляли на тот момент более 40% населения, общение в органах государственной власти и государственного управления могло производиться теперь на латышском, английском, немецком и русском языках (ч. 3 ст. 8 Закона)1 вместо прежних латышского и русского языков2.

Почти все республиканские законы о языках имели много общего по своему содержанию и структуре. Они включали разделы о рабочем языке государственных органов, организаций, учреждений и предприятий, о языке судопроизводства, о языке образования, науки и культуры, о языке информации, о государственной защите государственного языка, о праве граждан на свободный выбор языка общения в сфере официальных взаимоотношений.

Законы о языках вводили обязательное употребление государственного языка. Сроки, отпускавшиеся республиканским законодательством на его введение, колебались от двух-трех до пяти-восьми лет. Как правило, в качестве рабочего языка организаций, учреждений

ипредприятий, находящихся на территории республики, указывался один язык –государственный. Надо отметить, что если в функции определенного органа власти или учреждения, предприятия, организации входили функции обслуживания многонационального населения, то этот фактор все же принимался во внимание. Так, в Законе Эстонской ССР о языке в связи с тем, что в республике после эстонского «наиболее часто пользуются как родным» русским языком, частному лицу гарантировалась возможность ведения дел и общения на эстонском и русском языках (ст. 11 Закона)3. Однако требование об обязательном знании языка национального меньшинства при этом не вводилось.

Вквалификационные требования для занятия соответствующих должностей (или в перечень должностных обязанностей) включалось только знание государственного языка. Оно предъявлялось к гражданам вне зависимости от их национальной и языковой принадлежности

ипотому чрезвычайно остро стоял вопрос о том, с какого времени это требование становилось обязательным. Очевидно, что при резком переходе с одного рабочего языка на другой нарушались конституционные права иноязычного населения и, как следствие, возрастала

1Ведомости Верховного Совета и Правительства Латвийской Республики. 1992.

№7. Ст. 203.

2 Статья 8 Закона Латвийской ССР о языках // Ведомости Верховного Совета и Правительства Латвийской ССР. 1989. № 20. Ст. 255.

3 Ведомости Верховного Совета и Правительства Эстонской ССР. 1989. № 4. Ст. 60.

межнациональная напряженность в обществе. Может быть наиболее взвешенным подходом отличалось здесь законодательство Украинской ССР. Попытка закрепить принцип недопустимости дискриминации по языковому признаку была сделана в законе «О языках в Украинской ССР». В нем содержалось положение о том, что незнание гражданином украинского или русского языка не может являться основанием для отказа в приеме на работу, но после заключения трудового договора работник был обязан в установленный срок овладеть рабочим языком органа или организации (ст. 6 Закона)1. Сроки введения в действие положений статьи 6 Закона устанавливались от трех до пяти лет. К сожалению, последующий дрейф в сторону выдавливания русского языка из всех сфер использования, превратил эту правовую норму в фикцию.

Между тем практически в каждой союзной республике складывалась ситуация, когда значительной части населения предоставлялись минимальные сроки, за пределами которых граждане должны были быть готовы нести новые обязанности — использовать в качестве рабочего языка государственный язык. Законодательством республик не предусматривалась возможность изучения языка, например, на курсах с отрывом от производства или посредством аналогичных форм обучения. Переход на государственный язык не был подкреплен со стороны государства полноценным исполнением собственных обязательств по созданию условий для изучения языка инонациональным (или иноязычным) населением. Для осуществления программы перехода на государственный язык с соблюдением прав граждан, для которых он не являлся родным, необходима была большая предварительная работа по созданию учебников, словарей, подготовки преподавательских кадров. Однако ни финансовых, ни материальных, ни организационных ресурсов в республиках для этого не хватало. Реалистично подходя к данной проблеме, Закон «О государственном языке Киргизской ССР», принятый в сентябре 1989 г., отложил окончательный перевод делопроизводства на государственный язык до 1 января 1999 г.2 В прибалтийских же республиках основное внимание было уделено нормативно-правовой стороне этого перехода: разрабатывались и принимались постановления об установлении категорий владения государственным языком, порядка аттестации на знание государственного языка и т.д.

Введение государственного языка изменило отношение к организации образования на нем. Учитывая не совсем, а порой и совсем неблагополучное положение в последние десятилетия советского периода с национальными школами, средними специальными и высшими

1 Ведомости Верховного Совета УССР. 1989. № 45. Ст. 631.

2 Ведомости Верховного Совета Киргизской ССР. 1989. № 17. Ст. 141, 142.

56 «Зоны знаний» интеграционных объединений государств (ЕАЭС и ЕС)...

учебными заведениями с преподаванием на «языке союзной республики», очевидно, что все финансовые и материальные ресурсы были направлены в первую очередь на восстановление или организацию системы образования на государственном языке. Сосредоточенность главным образом на этих проблемах, стала отчасти причиной того, что не было уделено должного внимания созданию системы изучения государственного языка иноязычным населением. Тем самым, были проигнорированы конституционные права лиц, принадлежавших к этой категории населения, прежде всего их право на труд и на получение образования на родном языке. А между тем в республиканских законах о языках декларировалось, что статус государственного языка не затрагивает конституционных прав граждан других национальностей пользоваться своим родным языком1.

В законодательстве республик содержались гарантии граждан на получение образования на родном языке, а также сохранение и развитие культуры на языках народов, проживающих в республике2. В большинстве союзных республик государственный язык потеснил позиции русского языка в названных сферах. Но пока еще по-прежнему образование, в том числе среднее специальное и высшее, можно было получать и на русском языке3. Однако, как показывает анализ текстов республиканских законов, признание свободного выбора языка обучения неотъемлемым правом граждан толковалось преимущественно как право получения ими образования на государственном языке.

Государственный язык являлся приоритетным и сфере культуры. Весьма показательны статьи 19, 22, 24 Закона Эстонской ССР о языке4. Республика обязана была обеспечить получение образования на эстонском языке; а граждане имели право на получение профессионально-технического, среднего специального и высшего образования на эстонском языке, выпускникам русскоязычных школ возможность получения образования обеспечивалась в соответствии с потребностями и возможностями республики. Республика обеспечивала приоритет развития эстонско-язычной культуры, одновременно поддерживая культуру других национальных групп. Закон Украинской

1 См., например, Преамбула Закона Латвийской ССР о языках // Ведомости Верховного Совета и Правительства Латвийской ССР. 1989. № 20. Ст. 255; Преамбула Закона Белорусской ССР «О языках в Белорусской ССР» // Собрание законов БССР, Указов Президиума Верховного Совета, Постановлений Совета Министров БССР. 1990. № 4. Ст. 46.

2 См., например, ст. 28 Закона Белорусской ССР «О языках в Белорусской ССР» // Собрание законов БССР, Указов Президиума Верховного Совета, Постановлений Совета Министров БССР. 1990. № 4. Ст. 46.

3 См.: ст. 11, ст. 12 Закона Латвийской ССР о языках; ст. 19 Закона Казахской ССР «О языках в Казахской ССР»; ст. 25 Закона Узбекской ССР «О языках».

4 Ведомости Верховного Совета и Правительства Эстонской ССР. 1989. № 4. Ст. 60.

ССР «О языках в Украинской ССР» закреплял свободный выбор языка обучения в качестве неотъемлемого права граждан (ст. 25 Закона)1 и в то же время вводил украинский язык как обязательный для всей системы воспитания, обучения и образования. Использование иного национального языка было возможно только в местах компактного проживания граждан других национальностей (статьи 25, 26, 27, 28 Закона). В Законе Белорусской ССР содержались аналогичные нормы, но они были несколько смягчены: государство гарантировало право граждан на воспитание, обучение и образование на белорусском либо на русском языках (ст. 22 Закона)2.

Республиканские законы о языках называли языком, используемым в сфере культуры, прежде всего государственный язык. Без каких-либо оговорок только в Законе Казахской ССР «О языках в Казахской ССР» устанавливалось равноправное функционирование казахского и русского языков (ст. 21 Закона)3. Иногда норму о языке, используемом в сфере культуры, расширяли за счет введения языков национальных меньшинств. Так, например, в Латвийской ССР гарантировалось сохранение и развитие культуры ливов на ливском языке (ч. 2 ст. 15 Закона о языках)4.

Права национальных меньшинств в области языковых отношений в той или иной форме (с большей или меньшей полнотой) были урегулированы в республиканских законах о языках. Значение имело не только само существование инонационального населения, но желание законодателя отразить этот факт в правовых актах.

Так, в соответствии с законом Узбекской ССР русские не включались в число национальных меньшинств, а русский язык до определенного момента занимал место языка-посредника и, наряду с узбекским, являлся основным языком в сфере образования и культуры. Однако, как показало дальнейшее развитие национально-государственных отношений, подобные уточнения не стали реальной гарантией соблюдения прав национальных меньшинств в сфере национально-языковых отношений.

Между тем республиканское законодательство так и не разрешило одну из главных и, безусловно, острых проблем — о положении русского языка: являлся ли он языком межнационального общения, языком национального меньшинства или языком коренного населения? Если же он обладал всеми этими характеристиками сразу, то каковы

1 Ведомости Верховного Совета УССР. 1989. № 45. Ст. 631.

2 Собрание законов БССР, Указов Президиума Верховного Совета, Постановлений Совета Министров БССР. 1990. № 4. Ст. 46.

3 Ведомости Верховного Совета Казахской ССР. 1989. № 40–41. Ст. 239.

4 Ведомости Верховного Совета и Правительства Латвийской ССР. 1989. № 20. Ст. 255.

58 «Зоны знаний» интеграционных объединений государств (ЕАЭС и ЕС)...

должны были быть обязанности республик по созданию условий его развития и использования, а также по обеспечению реализации прав граждан, для которых этот язык был родным? Впоследствии, получив независимость, в бывших союзных республиках вместе с отказом от использования русского языка отказались и от полноценного учета прав русского и русскоязычного населения в области национальноязыковых отношений.

Принятие законов о языках расценивалось в союзных республиках, прежде всего как экстренные меры по созданию благоприятных условий для всестороннего функционирования того или иного национального языка на его исторической территории и противодействие языковой ассимиляции и потери национальной самобытности, то есть — независимости. Одним из направлений развития языковых отношений декларировавшимся в республиках было освоение национального языка, ставшего государственным, всеми жителями республики для достижения его функционирования во всех сферах государственной и общественной жизни1, фактически это означало полную смену приоритетов — замену русского языка государственным языком союзной республики.

Таким образом, накануне распада Союза русский язык был поставлен на территориях союзных республик в положение persona non grata. Даже в том случае, если за ним законодательно закреплялась роль языка межнационального общения, фактически он методично низводился до положения языка национального меньшинства, поскольку практически во всех союзных республиках русские составляли наиболее многочисленную национальную группу в среде иноязычного населения. И хотя республики несли провозглашенные в их конституциях обязательства по соблюдению равноправия граждан вне зависимости от их национальной и языковой принадлежности, защита прав этого национального меньшинства в сфере национально-языковых отношений воспринималась по большей части как защита языка центральной, федеральной администрации

исохранения преимущественно национально-русского типа двуязычия. Устойчивое противодействие повсеместному использованию русского языка стало отражением набиравшего силу центробежного процесса. Совершенно очевидно, что дело заключалось не только

ине столько в потребностях развития национальных языков, сколько в сложившейся системе национально-государственных отношений

иэтнополитической ситуации. Об этом свидетельствует и то, что в ряде республик существовали законодательные предположения

1 Постановление Верховного Совета Латвийской ССР «О мерах по радикальному улучшению изучения латышского языка населением республики» // Ведомости Верховного Совета и Правительства Латвийской ССР. 1989. № 20. Ст. 253.

о введении требования знания государственного языка как условия получения или сохранения гражданства, порой в сочетании с цензом оседлости (что, как известно, и было реализовано в ряде бывших союзных республик после распада Союза ССР). Как отметил в своей работе М. Н. Губогло, анализируя этот период, «этнополитический, или даже чисто политический момент заслоняет момент социолингвистический… В действительности языковые законы нередко обходят язык и глубоко вторгаются в политику»1.

С сожалением можно констатировать, что негативные тенденции по выдавливанию русского языка на постсоветском пространстве практически не ослабевают. Особенно интенсивно они проявляются в прибалтийских государствах — Литве, Латвии и Эстонии — членах Европейского союза. Так, на данный момент в соответствии с Законом Латвийской Республики «О государственном языке Латвийской Республики»2 государственный язык один — латышский, русский язык имеет статус иностранного, наравне с английским и др. языками, несмотря на то что является родным для 44% жителей республики3. Парламент Эстонии принял 23 февраля 2011 г. новый Закон о языке, усиленный надзорной составляющей. Эстонский язык — единственный государственный язык. Консультативный комитет Рамочной конвенции Совета Европы о защите нацменьшинств в апреле 2011 г. безрезультатно рекомендовал Эстонии смягчить языковую политику, призвал Эстонию отказаться от штрафов за нарушения закона о языке и рассмотреть возможность упразднения языковой инспекции. На Украине, намеревающейся вступить в ЕС, в соответствии с вновь принятым Закон Украины от 25 апреля 2019 г. «Об обеспечении функционирования украинского языка как государственного»4 единственным государственным (официальным) языком в Украине является украинский язык. Причем компьютерные программы должны будут иметь интерфейс на государственном языке и/или английском языке или на языках Евросоюза. Положение с русским языком в Казахстане меняется не в лучшую для русского языка сторону. Постепенно все более заметным становится противоречие между нормой Конституции Республики Казахстан, по которой в государственных организациях и органах местного самоуправления наравне с казахским официально употребляется русский язык (ст. 7), и аналогичной ст. 5 Закона Ре-

1 Губогло М. Н. Переломные годы. Том 1 // Мобилизованный лингвицизм. М.: 1993. С. 38.

2 Закон принят Сеймом 8 июля 1999 г., подписан Президентом 21 декабря 1999 г. http://www.vvk.lv/index.php?sadala=134&id=164

3 По данным Центра изучения рынка и общественного мнения SKDS (Uzskati par starpetniskajām attiecībām Latvijā) // http://www.dialogi.lv/pdfs/atskaite_082005_dialogi.pdf

4 http://www.golos.com.ua/article/317062

60 «Зоны знаний» интеграционных объединений государств (ЕАЭС и ЕС)...

спублики Казахстан от 11 июля 1997 г. № 151 «О языках в Республике Казахстан»1, и проводимой реформой казахского языка с переводом его к 2025 г. с кириллицы на латиницу.

Вотличие от других бывших союзных республик в Российской Федерации закон о языках был принят лишь в октябре 1991 г., что позволило учесть имевшийся опыт законодательной работы в союзных республиках и опыт принятия общесоюзного закона о языках — Закона СССР «О языках народов СССР»2. К моменту его принятия в России уже действовали о законы о языках в Калмыцкой ССР — Хальмг Тангч (январь 1991 г.), Тувинской АССР (декабрь 1990 г.), Чувашской ССР — Республики Чавашьен (октябрь 1990 г.), к тому же начался интенсивный процесс изменения государственно-правового статуса субъектов Российской Федерации, прежде всего ее автономных республик и автономных областей. Одним из следствий этих изменений стало принятие в большинстве республик законов о языке (языках).

Всоветский период, несмотря на первоначальные объективные достижения в языковом строительстве, потребности развития языков народов России не получили сколь ни будь целостного правового оформления. Конституционно-правовое закрепление получили лишь отдельные вопросы: использование языков при опубликовании законов и в судопроизводстве, право граждан на обучение в школе на родном языке, но какого-либо полновесного развития в нормах соответствующих законов не последовало. Если на начальном этапе политическая целесообразность учета языковых интересов народов России находила отражение в нормативных правовых актах, то в конце советского периода политическая доминанта — «формирование новой исторической общности — советского народа», взгляд на язык как на нечто второстепенное в жизни нации привели к игнорированию роли конституционно-правового регулирования использования языков в развитии национальных отношений.

Современный период позволяет говорить о преодолении подобного подхода в решении языковых проблем, которые должны рассматриваться, прежде всего, исходя из реальных потребностей развития национальных языков и интересов их носителей, сместить акцент

вправовом регулировании на охрану языков как национального, культурного достояния. Здесь очень важно сосредоточить внимание на дифференцированном подходе в правовом регулировании использования национальных языков, использовании культурного потенциала России, русского языка в интересах многостороннего международного сотрудничества, особенно на постсоветском пространстве

1 http://adilet.zan.kz/rus/docs/Z970000151_

2Ведомости Съезда народных депутатов СССР и Верховного Совета СССР. 1990.

№19. Ст. 327.