Ingushi

Башенный комплекс

Джейрахский район, с. Эрзи. XVI–XVIII вв.

Фото Р.А. Джалил-Ходжа, 2013 г.

Боевая башня

Разрез, планы 2-го и 5-го этажей, детали Рис. И.П. Щеблыкина, 1929 г.

Каменная летопись…, 1994. С. 17

построек, вполне надежных и устойчивых в смысле обороны. Боевая башня с пирамидальным венчанием как раз и представляет собой подобный тип, где учитывается вероятность подхода противника вплотную к стенам. Во-первых, вход оборонительного сооружения сравнительно высоко поднят над землей – в данном типе башен он всегда только один, на уровне второго

173

Свод боевой башни с гуртами. Вид изнутри

Джейрахский район, с. Эгикал. XVII в. Каменная летопись…, 1994. С. 84

этажа. Это, естественно, затрудняет проникновение вовнутрь. Для сравнения укажем, что в боевых плоскокровельных башнях, расположенных, как правило, в местах труднодоступных, один из дверных проемов устраивался в основании стен для удобства обитателей жилищ. Во-вторых, вторая камера имела как непременную конструктивную деталь каменное сводчатое перекрытие, в то время как все другие этажи

образованы балочными с деревянными настилами горизонтальными перегородками. Свода из камня нет в труднодоступных башнях с плоской кровлей. Думается,чтоэтонеслучайно.Сводизкамнейбылнеобходимдляукрепления обороны верхних этажей пирамидальной башни. Если противник, скажем, проникал внутрь постройки через дверной лаз второго этажа, то защитники ее могли продолжать сопротивление только при наличии свода из камня. При достаточном запасе боеприпасов и питания оборона могла быть продолжена. Если же перекрытие было деревянным, нападающим достаточно было развести большой костер, чтобы сжечь ближайшее перекрытие и заполнить все помещение дымом, в котором задохнулись бы находящиеся на верхних этажах люди. Основным оборонительным узлом пирамидальной башни является, как отмечалось, последний пятый этаж. Его боевая мощь заключалась

вчетырехсторонних бойницах, наполовину закрытых машикулями. Благодаря подобному устройству осажденные могли успешно контролировать все подступы, стенные отверстия (окна, лазы) и основания башни, находясь

вотносительной безопасности от огня противника за каменными навесными балкончиками.

Водном из боковых ущелий р. Ассы, на узком с крутыми склонами участке отрога горы Цей-Лоам, расположено средневековое башенное поселение Оздик. Оно образовано из боевой пирамидальной, двух полубоевых и нескольких жилых башен. По окраинам поселения разбит склеповый нек-

рополь (Мужухоев, 1977б. С. 32–38).

Центральным звеном поселения является боевая башня с пристройками – полубоевой и жилой башнями. Устанавливается, что именно с нее начиналась застройка склона. Вместе с поселением рос и склеповый могильник, наземные гробницы которого дали интересный погребальный инвентарь. По стратиграфии выявленных вещей и их аналогиям время функционирования некрополя, включающего в себя и башнеобразные гробницы, может быть определено XIV–XVIII вв. Сама датировка склепового могильника дает нам основание определить начало существования Оздикского поселения XIV в.

174

Башнеобразный склеп с пирамидально-ступенчатой кровлей

Джейрахский район, с. Эгикал. XV–XVII вв.

Каменная летопись…, 1994. С. 154

Округлый мавзолей и столпообразное святилище

Джейрахский район, с. Вовнушки

(Бирг). XVII–XVIII вв.

Каменная летопись…, 1994. С. 153

К этому же времени относится и возведение его первого и главного звена – боевой пирамидальной башни.

Распространение боевых пирамидальных башен повлекло за собой строительство нового, не известного ранее типа погребальных построек – башнеобразных склепов, которым по времени предшествуют надземные

175

Святилище Делите

Джейрахский район, с. Карт. XV–XVII вв. Каменная летопись…, 1994. С. 116

усыпальницы с вытянуто-пря- моугольным основанием и двускатным верхом. Это положение признается всеми исследователями ингушских средневековых архитектурных памятников. Башнеобразные склепы представляют собой как бы классическую башню в миниатюре: часто квадратное и близкое к квадрату основание, легкое сужение стен, прямоугольные или с округлым верхом лазы, ступенчато-пира-

мидальная кровля в четыре ската с замковым камнем конической формы. В одном случае впервые в горной Ингушетии близ средневекового с. Эгикал была открыта трехъярусная пирамидальная надземная гробница с каменным сводчатым перекрытием нижней погребальной камеры (подобно перекрытию второго этажа классической башни). Пирамидальные башни и склепы имеют много общих архитектурных форм. Вполне естественна постановка вопроса о некотором промежутке времени, необходимом для появления и начала функционирования наряду с надземными двускатными склепами пирамидальных усыпальниц, строящихся в подражание четырехскатным боевым ингушским башням. Последние должны были бы, бесспорно, получить повсеместное распространение, прежде чем этот архитектурный вид был положен в основу для сооружения новых и широко распространенных в горной зоне Ингушетии башнеобразных склепов. В этой связи укажем, что нижняя хронологическая

рамка пирамидальных гробниц Оздикского некрополя по погребальному инвентарю была опре-

делена XIV в. (Мужухоев, 1995. С. 33).

Появление ингушских пирамидальных башен может быть отнесено к первой половине XIV в. На сопредельной территории Кавказа, в частности в горной Грузии, появление боевых башен исследователи не относят ко времени позже XV в. Предлагаемая

Склеповый комплекс на Шоанском некрополе (Мохде)

Джейрахский район. XIII–XVIII вв. Каменная летопись…, 1994. С. 146

176

датировка классических пирамидальных башен основана не только на изучении Оздикского поселения и могильника, стационарно также были исследованы Кошкинский могильник (полуподземные и надземные пирамидальные склепы) и отдельные башнеобразные усыпальницы близ поселений Таргим и Вовнушки. Все они по погребальному инвентарю датируются тем же XIV в. (нижняя дата). При решении вопроса о первоначальном очаге зарождения пирамидальных башен важно определить ареал их территориального распространения. Как неоднократно отмечалось рядом исследователей Северного Кавказа, в Ингушетии были известные фамилии и мастера, славившиеся строительством башен не только у себя в крае, но и за его пределами. Так, в Джейраховском и Ассиновском ущельях хорошо были известны такие мастера, как Янда (Семенов, 1963. С. 71), Дуго Ахриев и Хазби Цуров, фамилия Барханоевых из с. Бархин и др. (Кокиев, 1933. С. 221). Существовало немало преданий об ингушах-мастерах, приглашавшихся для постройки башен к соседним народам. Л.П. Семенов называет Янды – тайп, побывавший с этой целью в Северной Осетии (Семенов, 1963. С. 71). К примеру, известная сегодня как «башня Мамсуровых» в с. Даргавс, даже по осетинским преданиям, была построена ингушами (Семенов, 1963. С. 28). И.П. Щеблыкин приводит рассказы старожилов селений Фуртоуг, Даргавс и Кобан (Северная Осетия – Алания) на этот счет (Щеблыкин, 1928. С. 281).

Г.А.Кокиев,занимавшийсяизучениемсредневековыхпамятниковСерной Осетии, также полагал, что имеющиеся упоминания в осетинских преданиях об ингушах как строителях некоторых местных башен не являются случайными и что только «с течением времени осетины… и сами могли научиться у ингушей этому искусству» (Кокиев, 1933). Аналогичной точки зрения придерживается ученый и в отношении надземных склепов горной Осетии, которые, по его мнению, могли возводится «по их (осетин) заказу ингушами соседних ущелий, славившимися в древности как отличные мастера по постройке каменных сооружений» (Кокиев, 1928). Все приведенные свидетельства о строительстве ингушами средневековых архитектурных сооружений в горных районах Осетии интересны тем, что нет данных обратного порядка – о возведении в Ингушетии, непосредственно граничащей с Осетией, башен, склепов и других каменных строений приглашенными извне мастерами. К ингушским боевым башням с пирамидальным покрытием близки по своим архитектурно-конструктивным деталям некоторые хевсурские и тушинские постройки горной Грузии, что позволяет говорить о влиянии на них ингушского архитектурного стиля. Это положение подкрепляется и рассказами самого местного населения, считающего, что строительное искусство было занесено к ним ингушами.

Для более точного установления очага зарождения классических боевых башен Кавказа привели данные об их локальной плотности, территориальном распространении с наблюдающимися видоизменениями в архитектурных деталях. Всеми исследователями ингушских боевых башен отмечалось их близкое сходство, но, все же, оставаясь в пределах одного типа, ингушские башни, находившиеся на востоке (современная Чечня) приобретали свои отличительныечерты.Так,онивбольшинствесвоемниже,аболеезначительная площадь основания ведет к смягчению уклона стен, в результате чего башни теряют свою «стройность». Важно отметить и следующее обстоятельство.

177

По мере движения на восток от Западной Чечни, непосредственно соприкасающейся с Ингушетией, все перечисленные отличительные признаки башен выступают все явственнее, и уже собственно горные районы края, граничащие с Дагестаном, не имеют ни боевых башен с пирамидальным перекрытием, ни каких-либо надземных склеповых построек. Нет данного типа боевых и погребальных сооружений и дальше на восток – в горном Дагестане. Здесь многочисленные средневековые каменные постройки жилого и оборонительного характера самобытны, характеризуются оригинальным архитектурным стилем. Ингушские боевые пирамидальные башни отмечены и в горных местностях Грузии, но только в единичных экземплярах. В основном они расположены на склонах Главного Кавказского хребта. Таким образом, есть основания констатировать, что горная Ингушетия может рассматриваться как центр зарождения и строительства оригинальных пирамидальных башен, являющихся высшим достижением каменного зодчества северокавказских народов.

сРеДНеВекОВые мастеРа-стРОИтелИ

Горная Ингушетия на фоне других областей и районов Северного Кавказа значительно выделяется насыщенностью различными памятниками истории

икультуры. Здесь, на сравнительно небольшой территории, очень густо сосредоточены в большинстве своем довольно хорошо сохранившиеся уникальные памятники старины, особенно каменного зодчества, часто не имеющие аналогов как по значимости, так по количественному и качественному разнообразию во всем мире. Прежде всего, это весьма обильные, разнотипные

иразновременные (начиная с эпохи бронзы и до первой половины XIX в.) крупные каменные фортификационные строения, древние селища, громадные мегалитические (циклопические) жилища, прочные 2–4-этажные жилые дома-крепости, стройные 3–5-ярусные полубоевые и изящные 4–6-этажные боевые башни (нередко достигающие 30-метровой высоты), мощные замковые комплексы, труднодоступные скальные убежища, приземистые сакли и придорожные «гостиницы», протяженные заградительные и оборонительные стены, оригинальные по конструкции подземные, полуподземные и наземные склепы, сложные мавзолеи, обширные каменноящичные и пещерные некрополи, пышно декорированные намогильные стелы – чурты, живописные храмы, святилища и культовые места, одинокие памятные стелы, благоустроенные торгово-транспортные, военные магистрали (в том числе пролегающие здесь вымощенные участки Великого Шелкового пути – «Дороги ингушей»)

иродники, различные хозяйственные и иные сооружения, а также многие другие достопримечательности. Все они наглядно свидетельствуют о богатстве и многогранности материальной и духовной культуры местного населения. В частности, не случайно этот край в Средневековье называли «страной башен», и талантливые потомственные ингушские зодчие заслуженно славились на всем Центральном Кавказе своим непревзойденным мастерством. Дошедшие до нас отрывочные исторические письменные источники особо подчеркивают, что ингуши хорошо «умеют строить из камня на извести и из них воздвигают дома, башни и укрепления» (Вахушти, 1904. С. 152). Память

178

Мавзолей зодчего Янда (родоначальника Яндиевых)

Джейрахский район, с. Эрзи. XVIII в. Каменная летопись…, 1994. С. 170

народа – фольклор – сохранила имена и фамилии только наиболее искусных местных средневековых мастеров-строителей – Дуго Ахриев, Дяци Льянов и Хазби Цуров из с. Фуртоуг, Янд и Эсмурза Яндиевы из Эрзи, Итар из Ольгеты, Тэк-Батыг Эльдиев из Таргима, Берд Евлоев из Старого Евлоя, Ханой Хинг из Хяни, Арсмак из Ляляха, Албаковы из Тумгоя и др. Н.Ф. Яковлев писал: «Теперешняя Ингушетия почти не знает ремесленников и мастеровых ингушей, но в старое время в горах имелись целые

роды, занимавшиеся, например, постройкой башен из камня. Таковы фамилия Баркинхоевых, жители селения Бархин в горной Ингушетии, которые из поколения в поколение были мастерами-каменщиками, или «искусниками камня»; как выражаются ингуши, тоны гоудзыж. Их руками строились широкие 2–3-этажные «галы», т.е. башни-дома, в которых и сейчас еще живут кое-где в горах, или высокие десятисаженные, 4–5-ярусные стройные боевые башни (воу), которые служили надежным убежищем всему роду при нападениях враждебных фамилий, наконец, маленькие «солнечные могильникисклепы» – малх-каш, в которых ингуши хоронили предков, и многочисленные храмы (цуу, элгац и др.). Из всех этих сооружений особой тщательности и искусства требовала постройка боевых башен» (Яковлев, 1925а. С. 88). В частности, только в горной Ингушетии с каменщиками последней фамилии предания связывают сооружение 16 боевых башен, среди которых можно отметить великолепные постройки с пирамидальным венчанием и искусно выложенными на стенах, путем выборки камней, большими крестами – «Голгофами» в сел. Таргим, Средний Оздик, Верхний Лейми, Пялинг, Ний, Меллер,

Ляжги (Чахкиев, 1987в. С. 97–100 и сл.; 2009. С. 37, 40 и сл.).

Строительным мастерством выделялся Ерда Дударов, воздвигнувший, например, храм-святилище Зодцах-Ерда и целый замок близ с. Хули. Башенные фортификационные постройки Дударовых отличались высокими оборонительными качествами (например, Ляжги, Харпе и т.д.). По материалам Л.П. Семенова и И.П. Щеблыкина, некоторые жилые башни в ингушском поселке Фуртоуг были возведены зодчими из Лейлага, Хяни и Хули (Семенов, 1963. С. 71 и сл.). В Джейрахо-Мецхальском районе Ингушетии «искусниками камня» были Янд – родоначальник ингушской фамилии Яндиевых и представители фамилии Котиевых, специализировавшиеся на создании преимущественно боевых башен особой прочности и долговечности. Фольк-

179

лорные материалы подчеркивают, что Янд в основном возводил высотные боевые постройки с пирамидальным венчанием, а Котиевы – плоскокровельные. О высоком строительном искусстве Янда при кладке боевой башни в с. Джейрах и самом процессе строительства сложена даже содержательная героико-историческая песня «Илли» (Илли, 1979. С. 226–233). Работал Янд обычно вместе со своим старшим сыном Эсмурзой Яндиевым, которому передавал секреты строительного ремесла. Интересно, что самому Янду в многобашенном с. Эрзи, где он проживал со своей большой семьей в жилой башне и построил «по заказу общества красивое общесельское святилище Эрдзели», соседями-первопоселенцами было запрещено возведение боевой постройки, так как он только недавно переселился сюда на определенных кабальных условиях из горной Ассинской котловины. Это удалось осуществить уже после смерти именитого отца, примерно в конце XVIII в., разбогатевшему на поприще строительного дела Эсмурзе Яндиеву, который воздвиг здесь (несмотря на чинимые препятствия) одну из высочайших красивших боевых башен (Чахкиев, 1987в. С. 99–100; 2003. С. 52–54).

Интересное фамильное предание о выдающихся потомственных мастерах каменного оборонительного зодчества из горного с. Хяни, специализировавшихся на строительстве прежде всего модифицированных боевых строений громадной высоты, было сообщено нам в 1977 г. местным старожилом А.А. Ханиевым: «Здесь в прошлом жили мои прямые предки – Ханиевы, занимавшиеся строительством боевых и жилых башен. Других видов строений они не делали. Последнюю высокую 4-этажную жилую башню в Хяни они сложили ровно 203 года тому назад. Среди фамилии Ханиевых было много умелых мастеров-башенников, но особенно прославились своим искусством отец и его старший сын, которых приглашали для выгодной работы соседние народы. Они работали вместе и складывали боевые башни 2-х сортов: “прочные” – из очень крупных камней, но без крыши (т.е. без ступенчато-пирами- дального завершения) и “красивые” – из камней меньших размеров, но лучше обработанных, с красивой крышей и специальным завершающим “благословенным” камнем на ней. На возведение “красивой” башни уходило больше сил и времени, требовалось большего мастерства и умения. Однако за ее постройку и платили больше. Повзрослев и переняв основные сложные навыки и секреты строительного ремесла у отца, сын постепенно стал преуспевать в этом деле и захотел уже самостоятельно возводить башни. Узнав об этом, его отец, после недолгих раздумий, поставил перед ним одно условие: “Если ты в состязании со мной быстрее построишь более красивую и прочную боевую башню, то я согласен!”. И отец начал класть боевую башню в самом Хяни, а сына тем временем пригласили для этого в Ляжги. Избранные по обоюдному согласию судьи из почетных старцев и местного жреца пристально следили за состязанием и должны были определить победителя. В результате сын на 2 дня раньше закончил строительство своей боевой башни. Но узнав, что отец немного отстал в работе, он приостановил установку последнего, завершающего крышу специального белоснежного конусовидного камня постройки. Из-за уважения к отцу сын прождал 2 дня, не слезая с башни, и установил верхний камень крыши лишь на миг раньше. От радости он даже станцевал здесь же. Однако в итоге долгих споров судьи объявили победителем не сына, а его отца, так как сложенная им боевая башня отличалась своим силуэтом и

180

прочностью, особой завершенностью конструкции и изяществом всех своих деталей, в особенности пирамидального венчания. Эта башня была первой, не похожей на прежде существовавшие во всей Ингушетии постройки, хотя и боевая башня сына отличалась удивительной красотой исполнения и прочностью. Но, все же, сам отец не согласился с решением судей и позволил сыну вести в дальнейшем самостоятельную работу, в ходе которой он также приобрел большое мастерство, известность и богатство». И до настоящего времени величественно высятся над сел. Хяни и Ляжги две 6-этажные боевые башни 30-метровой высоты, построенные отцом и сыном, мастерски сумевшими воплотить в них свои гениальные замыслы и фантазии. Конечно, располагая богатым опытом и практическими навыками, отец был искуснее сына и видел уже новые модифицированные конструкции башен, более совершенные, прочные и изящные. Однако заботясь о будущем молодого сына, он уступает ему дорогу. Вполне возможно, что все это «громкое» состязание преднамеренно, специально было устроено уже состарившимся отцом для создания сыну своеобразной «рекламы» и еще большей популярности, для получения

вдальнейшем наиболее выгодных заказов. К тому же отец знал успехи сына

встроительном деле, на обучение которого он затратил многие годы, заранее был уверен, что сын не подведет. Здесь же наглядно виден наследственный характер профессии зодчего.Ингушские зодчие, обладая всеми необходимыми навыками и секретами своего ремесла, унаследованных от прежних поколений, при возведении разнообразных построек непосредственно выполняли основные функции и осуществляли руководство всем процессом строительства.

Обычно работали отец и его старший сын, который проходил обучение и перенималопытремесла.Остальныежечленысемьизодчегозанималисьдругими видами хозяйственной деятельности. Иногда строительным ремеслом была занята вся мужская часть той или иной семьи и даже фамилии. Секреты и навыки строительного дела мастер всегда держал в тайне и передавал только своему наследнику. Активное участие в возведении постройки принимали и все члены семьи заказчика, а также его ближайшие родственники (причем и со стороны хозяйки) и друзья, помогаякто чем может: строительным материалом, рабочим скотом, пищей, деньгами, что «должно было свидетельствовать о родовой сплоченности и мощи». Высоко ценилась помощь, выраженная принесением в дар больших угловых камней для основания башни (каждый из которых часто приравнивался к стоимости одного быка) и извести. Так, во время возведения одной из башен в горной Ингушетии приятель хозяина привез в подарок большого жирного барана, по поводу чего последний заметил: «Лучше бы ты подарил мне угловой камень!». А в небольшом замковом с. Белхан и сейчас местные жители показывают большой арочный камень дверного проема жилой башни, некогда принесенный женихом в составе калыма за невесту. По обычаю, при строительстве башни массивные и дорогие угловые камни должны были приносить племянники хозяина, а арочные монолитные камни дверных и оконных проемов дарили зятья. Если же они по разным причинам не в состоянии были этого сделать, то взамен каждый из них давал одного хорошо откормленного барана или даже быка. В с. Лялах, например, некоторые жилые и боевые башни, а также оборонительные стены сложены из огромных (особенно в основании) камней-монолитов, привезен-

181

ных состоятельными родственниками из Ассинскогоущелья, вследствие чего эти постройки, по многочисленным преданиям, обладали солидной прочностью и были неприступны при осаде. Следует добавить, что обычно каждая женщина, идущая за водой, должна была захватить по дороге камень и принести к строящейся башне.

Известь также ценилась, часто ее преподносили в качестве подарка. Нередко при рождении девочки отец с близкими родственниками рыл яму, которую заполнял известью и для прочности вместо воды заливал ее кислым молоком. Затем яму засыпали. Когда же девочка вырастала и, став невестой, должна была покинуть родную башню, то в качестве приданого отец давал ей и известь, чтобы та башенная постройка, которую воздвигнут молодые, была такой же крепкой, как родительская.

Вместном обществе на протяжении многих веков строителям отводили особо значимую роль. Так, убийство его считалось тягчайшим преступлением против всего общества. Хозяин-заказчик нес полную ответственность за жизнь и здоровье зодчего, всячески его обхаживал, и это вполне понятно, ведь не имевшие башню или склеп в прошлом считались неполноценными членами общества. О таких людях с усмешкой и презрением говорили: «У них нет ни башни, ни склепа!». О наличии последних обязательно справлялись при сватовстве. Но особенно важным было, что именно от зодчих и их мастерства во многом зависела жизнь, свобода и безопасность всего народа, так как воздвигаемые ими прочные крепости надежно защищали своих владельцев и край в целом от частых нападений захватчиков.

Возведение боевой башни, требовавшее колоссальных средств и сил, было жестко регламентировано (по-видимому, уже в XVI в.) по времени: строительство должно было быть полностью завершено в течение одного года (365 дней и ни дня больше!). В противном случае башня так и оставалась недостроенной, она пустовала, как это произошло в горных сел. Лялах, Тарш, Морч, Эрзи. Раньше же сроки возведения боевой башни у ингушей не были ограничены. Так, основатели с. Ляжги из фамилии Хутиевых в течение 6 лет строили здесь свою боевую башню с плоской крышей. Однако для других фамилий, представители которых позже подселились сюда (например, Курскиевы), срок строительства был уже строго ограничен одним годом.

Вновых условиях не всякому это было под силу, и не каждый мастерстроитель мог уложиться в этот срок. К тому же, учитывая престижность наличия боевой башни, распространение огнестрельного оружия, представители новой нарождающейся богатой прослойки общества уже заказывали зодчим более прочные боевые постройки, отличавшиеся своей значительной высотой, внешней красотой и изяществом, новизной пропорцийпо сравнению со строениями старой знати. Эти же требования были в силе и при строительстве жилых и полубоевых башен, погребальных и культовых строений. Поиск ингушскими зодчими новых форм и конструкций каменных сооружений привел в итоге к появлению ранее неизвестных, изящных и модифицированных построек, как, например, боевые башни в горных сел. Цори, Эгикал, Хяни, Лялах, резко выделяющихся среди других строений подобного рода. Нередко фасадные части жилых и боевых башен на всю длину специально красочно расписывались различными орнаментами красной охристой краской, как это

182