2. Самосохранение знанием как ценность жизни

Чтобы быть разумным, надо знать. Знать реалии своей жизни, чтобы не навредить ей ложной благодатью (например, курением), реалии общества, чтобы жить в нём триумфально, и реалии природного окружения, чтобы вписаться в него с триумфом для жизни. Что значит, знать? Это значит, удостоверять, что с помощью имеющихся информационных констатаций о наличном благоприятствование жизни возможно. Добыча таких констатаций есть познание. Отсюда сразу же выявляется ценность знания: для жизни в любой ситуации благоприятно иметь дело, прежде всего, с познанными информационными констатациями о наличном, а уж потом с ним самим. Потому, что такой констатацией не отравишься, потому, что отношение к ней обратимо, а к наличности – не всегда, потому, что отношение к констатации малоэнергозатратно, и т. д. Благоприятно в любой фазе отношения к наличному: в прошлом, настоящем и будущем. Осуществимо практически в любом нормальном жизненном состоянии. И т. д. Но всё это при условии, что информационные констатации о наличном соответствуют ему самому.

Варкалось, хливкие шорьки

Пынялись по мове

И хрюкотали зевлюки,

Как мюмзики в наве. (Л. Кэррол. Стихотворение абсурда).

Что это и о чем это? Стоит ли искать соответствия этого подбора букв некоей наличности жизни? Доподлинно известно, что не стоит, ибо последней не существует (а, значит, и данный подбор букв не имеет статуса констатации).

Чем полнее констатация соответствует наличности, тем она благоприятнее для жизни. Поскольку качество информационных констатаций может быть различным, то желательны лишь констатации наивысшего качества. Таковыми могут быть констатации, полностью соответствующие наличному. Они называются истинными. Что значит «полностью»? Поскольку любая жизнезначимая констатация есть информационная фиксация результата опыта, то истинной окажется такая констатация, для которой найдется достоверный опыт по любой ее характеристике. Чья констатация, в каком состоянии констатирующего, с кем, когда и т. д.? Всё это для истинной констатации не важно. И это признак ее высшей ценности, ибо истинные констатации могут успешно использоваться всеми, в любом состоянии, в любой группе пользователей, в любое время и т. д. Истинная констатация, полностью свободная от человеческих особенностей, называется объективно истинной. А вот современное заблуждение. «Истина – это знания, выражающие получаемый в процессах взаимодействия специфический ответ объекта, в его диалоге с субъектом, обусловленный его свойствами и соответствующий совокупности исследовательских процедур, производимых с объектом на эмпирическом и теоретическом уровнях познания» (В. В. Казютинский 12. С. 86). «Современное понимание научной истины оказывается плюралистическим, и выбор между разными теориями истины и различными смыслами этого понятия в рамках каждой теории оказывается в значительной мере делом интуитивного выбора…Современная культура выявляет не только многочисленные модификации понятия истины в науке, но и крайнее разнообразие типов истин (религиозные, философские, научные, художественные, истины обыденного сознания и т. д.). Таким образом, на смену идее двойственной истины приходит идея множественности истин, вызванная к жизни растущим многообразием типов познавательной деятельности…Соответствующее понятие истины еще только предстоит построить» (Там же. С. 87). Почему всё только что процитированное есть заблуждение? Потому, что оно антропологизирует истину, а это равносильно ее уничтожению (житейское «истина у каждого своя», субъективизм, агностицизм – тому закономерный и неизбежный исход). Таким образом, поскольку объективно истинное знание оказывается наиболее ценным, жизнеутверждаться следует именно с его помощью.

В обыденности накапливались и сохранялись крупицы истинного знания, их становилось всё больше. И родилась новая ценность: оказалось, что новые констатации плодотворнее формировать, если опереться не только на опыт, но и на совокупность уже сформированных констатаций; что при этом возрастает полнота их содержания и точность смысла. И т. д. Эта ценность – понимание. Понимание это констатация того, что, если связать задействуемую истинную констатацию с другими, тоже истинными, то полученная новая будет соответствовать осваиваемой наличности ожидаемым образом. Присоединившись к знанию, понимание радикально возвысило его ценность. И однажды человек взглянул на окружающую обыденность новым взглядом, взыскующим понимания. И перед ним предстали уже не горы, реки, раки и собаки, а информационная констатация под названием мир. И появилась с ним новая выдающаяся познавательная ценность, а именно, постижение. Ее суть – понять существование искомой наличности как мирового феномена. И, значит, постижением добывается знание предельной, вершинной, исчерпывающей ценности. Но это окажется возможным только, если будет понят сам мир. Пока фантазирующие головы изобретали мифологическое «понимание» мира, усложняющаяся, углубляющаяся и расширяющаяся трудовая практика жизни вскрыла, что: 1) попавшие в ее обиход природные наличности не возникают внезапно и не исчезают бесследно; и 2) любая, попавшая в ее обиход, природная наличность может взаимодействовать с любой другой, находящейся в этом обиходе. И поскольку этим открылось, что мир един, материален, и что, вследствие этого, он вечен, бесконечен, несотворим, неуничтожим и неисчерпаем (этим открытием, как первым криком новорожденного, заявила о своём рождении философия), то человеку стало надо знать всё, что он хочет знать, не иначе, как в этом статусе мира, чтобы, реализовав такое знание, вследствие этого, самому стать вечным, бесконечным, несотворимым, неуничтожимым, неисчерпаемым, обретая трансцендирующе вершинный триумф жизни. Так постижение стало вершинным, философским, профессионально аккумулировав в себе такое предфилософское глубокое, но не профессиональное постижение, как мудрость.