10070

правилами» [43, c. 138]. Если машина нуждается в ремонте, ее ремонтируют, чтобы исправить ее функционирование, если она не поддается ремонту, ее отправляют на слом. Человек, «каждый», должен сломаться, чтобы стать как машина – частью «социомеханизма». Иначе он будет отторгнут технологией как нашей новой средой обитания. В том, что касается социальных отношений, общение людей становится отвлеченным, как если бы речь шла о чужих внутренних мирах.

Поэтому сторонник познавательно-созерцательной науки назвал бы такую информационную систему дезинформационной, хотя не существует инструкций, прямо формулирующих правила дезинформации. Соответствующие черты «встроены» в технические аспекты инструкции по обработке информации, содержащие указания цели и правил этой обработки. Например, такая система не может существовать без того, чтобы не утверждать принцип равных возможностей. Этот принцип не означает, что все люди начинают жизнь с некоего нулевого отсчета, подобно бегунам на старте. Принцип утверждает, что все имеют равное право использовать преимущества своего положения (уже во времена перестройки) и рождения. Если воспользоваться метафорой стадиона, то получается, что свой бег люди начинают из разных мест; бегут по различным дорогам, одни – по ровным и облагороженным, другим достаются ухабы, выбоины; люди бегут в разных направлениях и т.д., что позволяет утверждать действие такого принципа всегда и в любом обществе. В таком случае его можно распространить даже на «детей королей и детей рабов» [15, c. 64].

Подобные принципы имеют характер формальной правильности, но они лишены реального содержания, и это говорит об их софистическом характере. Софистически бессодержателен, например, «категорический императив» религии, провозглашающей как норму: «Не желай другому того, чего не желаешь себе сам»17. Он имеет реальное содержание лишь в тех пределах, в каких люди – как социальные существа – имеют одинаковые, общие, объединяющие их интересы и желания. Но уже Л. Фейербах заметил, что в хижинах думают совершенно иначе, чем во дворцах. На самом деле «в хижинах и во дворцах» не только думают «по- разному». На самом деле их обитатели «по-разному» пьют, едят, спят, любят, болеют и т.д. и т.п. Поскольку же между ними нет, быть может, ничего общего, постольку это свидетельствует о софистике религии и ее «категорического императива», работающего на «форму», обслуживающего «механизм» бытия человека, обслуживающего Его, этот Механизм, как новое «божество». «Поэтому тот, кто раньше сам был субстанцией целого и его смыслом, – человек теперь становится средством. Видимость человечности допускается, даже требуется, на словах она даже объявляется главным, но как только цель этого требует, ее самым решительным образом отодвигают на второй план» [43, c. 138]. Например, ни для кого не секрет, что в современном бизнесе вряд ли далеко продвинешься, если будешь соблюдать нормы нравственности, в чем наивно признаются бизнесмены.

17 Сравните с исходным тезисом софизма «Рогатый» («То, что ты не (по)терял, ты имеешь»), реальная содержательность в котором возникает только при условии, что «рога» «Ты» имел изначально, а если нет, то это рассуждение превращается в обман недалекого «Ты».

80

Люди вторглись в механизм социальной эволюции человечества. И это вторжение произошло и происходит в условиях сохраняющейся борьбы враждующих социальных сил. Поэтому механизм оказывается нередко перекошенным в сторону, в пользу одних, «победивших», и во вред другим, «побежденным», не считаясь с последствиями в будущем. Следовательно, то, что эволюция направляется по нисходящей ветви, имеет свои социальные причины и корни – классовые, этнические, религиозные и т.п. Поляризация социальных сил происходит на современной стадии человеческого существования при выборе между восходящей и нисходящей ветвями эволюции, между прогрессом и регрессом, культурой и антикультурой, гуманизмом и антигуманизмом. Видимо, человечество до сих пор не осмыслило и не учло в должной мере гуманистических уроков истории XX столетия, сути и результатов происшедших событий, связанных с обеими мировыми войнами, как и последующие события конца XX и начала XXI века.

Стоит вспомнить слова А. Камю из его Нобелевской речи 10.12.1957 г. о том, какой мир получило в наследство тогдашнее поколение людей на Земле:

«Это поколение, получившее в наследство изуродованную историю – смесь разгромленных революций, обезумевшей техники, умерших богов и выдохшихся идеологий, где нынешние правители, уже не умея убеждать, способны все разрушить, где разум опустился до прислуживания ненависти и угнетению… ». Наша страна в то время отгородилась от всего этого так называемым «железным занавесом». Вместе с падением этого «занавеса» (его падение, как правило, оценивается сегодня однозначно положительно, хотя, согласно диалектике, все в мире противоречиво), т.е. вместе с радикальными изменениями в 1985-1993 гг., к нам пришли отмеченные А. Камю «прелести» и мы оказались живущими в мире, возвратившем нас во времена после Второй мировой войны. Советский «мавр сделал свое дело» и стал не нужным18. Дело «советского мавра» – это «дело», о котором писал В.И. Ленин. Чтобы преодолеть основной недостаток царской России, ведущие социальные силы которой не выполня(и)ли своей исторической «миссии», как их выполня(и)ли аналогичные социальные силы западноевропейских государств, В.И. Ленин поставил задачу завоевания диктатуры пролетариата для того, чтобы под его водительством осуществить «экономический и технологический поворот» и на этой основе перестроить всю жизнь людей.

Сказанное подтверждается многочисленными фактами на постсоветском пространстве, фактами нашей современной жизни, происходящими в Прибалтике, в Украине и т.д., включая Россию, о которых постоянно сообщают СМИ. Они нуждаются во внимании и осмыслении. Речь идет о просматривающейся тенденции пересмотра итогов Второй мировой войны. Стремления этого рода стали почти повсеместными и постоянными. Они происходят не только на постсоветском пространстве, но выходят и за пределы всего западного мира, свидетельствуя, что все мы живем в кризисных условиях пересмотра итогов

18 Напрашивается аналогия с историей с Е. Примаковым, назначенным «на время Х» премьер- министром, чтобы спасти ситуацию.

81

Второй мировой войны и, видимо, характера и итогов развития страны и мира всего ХХ века, борьбы «левых» и «правых»; в России – «красных» и «белых»; в пользу «правых» и «белых», а не «левых» и «красных» как было в Советской России.

Более того современная ситуация возвращает нас во времена революций 1917 года, во времена Первой мировой войны и Гражданской войны в России. Именно этот масштабный пересмотр событий начала и середины XX столетия в стране и в мире становится отправной точкой современной истории, в которую встраивается «новая Россия». Так, СМИ постоянно сообщают о фактах переоценки деятельности фашистов и коммунистов в Прибалтике, в Польше, в Украине и т.д. Их стремятся «поменять местами». Известны события вокруг памятника погибшим в Прибалтике советским солдатам, которых теперь часто называют не освободителями, а оккупантами, тогда как воевавших на стороне фашистов официальные власти признают и чествуют как национальных героев. В Украине предпринимаются шаги сделать то же самое в отношении Петлюры и Бендеры. Факты того же рода происходят и в современной России. Например, можно упомянуть попытки переоценить жизнь и деятельность воевавшего в гражданской войне против Советской России казачьего генерала П. Краснова, несмотря даже на его «деятельность» в составе войск фашистской Германии, лидеры которой были осуждены за преступления против человечности. Как известно, генерал Краснов вполне сознательно принял участие в этих преступлениях «против человечности», будучи ярым противником коммунистов, пришедших к власти в своей стране, против которой он поднял мятеж в начале прошлого столетия и стал одним из творцов Гражданской войны в России.

Гражданская война, как и предвидел Г.В. Плеханов, породила страх перед коммунизмом на Западе, побудив его к «мутации» в посткоммунистическую цивилизацию, по Е. Гайдару, или в «вонюче-поствонючую эпоху», как назвал ее А.А. Зиновьев. Гражданская война и победа большевиков, при наличии жизненного пространства за пределами СССР, позволяла им выдворить противников за пределы страны. Видимо, В.И. Ленин в качестве лидера страны делал это достаточно осознанно. Запад не имел возможности сделать того же по отношению к фашистам ни в ходе, ни после второй мировой войны. Он был вынужден «мутировать», выбрав и вобрав в себя социалистическое начало, например, в виде социального государства, но подчинив его «матрице» капитализма, видоизменив его сущность и название.

Нельзя забывать, что после войны США пригласили к сотрудничеству специалистов из бывших фашистов, развернули борьбу против коммунизма, против СССР, приняли активнейшее участие в его устранении, усилив натиск накануне и в ходе «перестройки», внесли свой вклад в ее результаты, когда в 80-х гг. цены на углеводороды «в момент» «упали в два раза»; это было умело инспирировано ими. По распространенной версии, ЦРУ договорилось об этом с королевской семьей Саудовской Аравии – одним из основных поставщиков нефти. Американцы убедили арабов, что вторжение СССР в Афганистан – начало крупномасштабного похода на Восток. «Они предложили шейхам поставку

82

современного оружия в обмен на снижение цен за баррель. И те согласились. Для

СССР, который в тот момент затеял ряд строек века и особенно остро нуждался в средствах, это стало ударом под дых. Параллельно случилась чернобыльская катастрофа, ликвидация которой во всех смыслах обошлась очень дорого» [3, c.

16].

Можно согласиться с А.А. Зиновьевым, указывающим на смену объекта при анализе и описании исторической реальности, что объективный процесс глобализации, – являющийся онтологическим основанием возможности реализации гуманистических ценностей, без чего гуманизм превратился бы в благое, но чисто субъективное, а потому не реализуемое утопическое пожелание,

– сегодня пытаются «оседлать» в своих корыстных интересах США, навязывая всему миру Pax Americana и т.п. «новые порядки» жизни. А.А. Зиновьев связывает это «уклонение» с возникновением виртуального «сверхобщества». Сторонники виртуалистики настаивают на возникновении существующей актуально, т.е. только «здесь и теперь» (и пока активна порождающая реальность) виртуальной реальности, внешней и надстраивающейся над порождающей ее «константной», с которой виртуальная реальность взаимодействует. В виртуальной реальности существует «свое» время, пространство и «свои» законы существования. Для человека, в ней находящегося, нет внеположного ей прошлого и будущего. Виртуальная реальность может взаимодействовать со всеми другими реальностями, включая и порождающую ее «константную» реальность; примечательно, что взаимодействует она как онтологически независимая реальность19.

Н.А. Носов, разработавший виртуальный подход, основанный на признании такой реальности, подчеркивает, что «виртуальность» в виртуалистике противопоставляется не субстанциальности20, а «константности», причем, что

19Для прояснения могут быть использованы и представления о симуляции и симулякрах, которые выводят «по ту сторону» бытия, так сказать, в «открытое» и похожее на полионтичное «существование», где появляется возможность говорить о виртуальной реальности технологизации в духе неомеханицизма. Процесс симуляции Ж. Бодрийяр интерпретирует как «порождение, при помощи моделей, реального без истока и реальности», как «гиперреальное». Если выход к симуляции интерпретировать как проникновение человека «в» механизм социальной эволюции, ради воздействия на нее, для управления реальностью, то симулятивно реальное «более реально, чем само реальное», оно – «операционально», т.е. «технологично» и не имеет иной формы бытия. Термин «симулякр» восходит к «копии копии… » Платона, утрачивающей характер «иметь отношение» к бытию, при наличии которого она могла (или не могла) бы его отражать, как это делают собственно «копия» или «образ». Симулякр тогда означает, согласно Джеймисону, «точную копию, оригинал которой никогда не существовал», что говорит о суверенности такого техно(гено)логического существования. При интерпретации этого неомеханицизма можно вспомнить Клоссовски: «мы вынуждены» «раскрыть понятия по ту сторону их самих». Согласно Клоссовски, «симулякр совсем не псевдопонятие: последнее еще могло бы стать точкой опоры, поскольку может быть изобличено как ложное», симулякр предполагает «сообщничество, мотивы которого не только не поддаются определению, но и не пытаются самоопределяться», «симулякр пробуждает в том, кто испытывает его, особое движение, которое того и гляди исчезнет», а человек, когда он «выговаривает симулякр», «избавляется от себя как от субъекта, обращающегося к другим субъектам» (Можейко М.А. Симулякр//Постмодернизм. Энциклопедия. – Мн.,2001. – С. 727-729).

20Что выводило бы к основному вопросу философии, следовательно, к противоположности материализма и идеализма.

83

принципиально важно, онтологический статус категорий «виртуальный» и «константный» признается (со)относительным. Это значит, что виртуальная реальность может породить виртуальную реальность следующего уровня, выступив, застыв относительно нее константной реальностью. «В обратную сторону» виртуальная реальность может «умереть» (и воскреснуть, возродиться, вновь родиться, ожить) в своей константной реальности, т.е. свернувшись в элемент «своей» константной реальности, которая имеет статус виртуальной по отношению к «своей» константной реальности (тем более, что онтологически нет ограничений на количество уровней иерархии реальности).

Можно утверждать, например, что появление Советской России было связано с выделением из всего общества «трудящихся», которым передавалась власть, что превращало их и новое сообщество в реальность нового типа; в свою очередь, из массы трудящихся возникла большевистская партия, отношение которой к «трудящимся» было аналогичным отношению «трудящихся» ко всему «народонаселению». Наконец, нужно учесть и аналогичное положение между партией и ее вождями. С учетом этой полионтичности реальности в истории требуется конкретизация понимания субъективного и объективного, как и взаимоотношения между ними. Обычное противопоставление «субъективного» и «объективного» недостаточно или исторически устаревает. Согласно обычному понимаю, субъективное есть нечто такое, что есть результат воли и произвола людей, что не подвержено действию объективных законов. Объективное – то, что не зависит от воли и сознания людей, происходит в силу закономерностей. Но в истории действуют люди как сознательные существа, и объективные законы есть законы их сознательной деятельности. В соответствии с ними происходят множества сознательных и волевых поступков людей, их объединений. Так, для В.И. Ленина как вождя большевиков и всех трудящихся объективным фактором истории была, прежде всего, совокупность сознательных и волевых действий трудящихся, других социальных объединений и «выраставших» из них партий, историю которых он взялся направлять. В своих субъективных действиях люди, учитывал В.И. Ленин, не только подвержены действию той же массы объективных социальных законов, но и руководствуются сознанием, определяемым не только этими законами, что открывает возможности для управления и направления событий в определенное русло. Причем, как вождь пролетариата, он считал действия трудящихся, включая в них и крестьян, более объективными, более подверженными действию объективных законов, чем иных классов, что заставляло его ориентироваться в первую очередь при выстраивании курса партии на данное обстоятельство.

Лидеры белогвардейцев, стремившихся силой вернуть «трудящихся» к прежним порядкам, судя по Гражданской войне, считали мысли и дела трудящихся не обусловленными объективными социальными законами, но выражением их воли и произвола. Кстати, это заметит всякий читатель работ А.И. Солженицына, описывающего революционные события в России: он игнорирует объективную тяжесть положения трудящихся. При чтении работ А.И. Солженицына возникает впечатление, что люди то ли играют в какие-то игры, то

84

ли «с жиру бесятся», но вовсе действуют не потому, что оказались на черте сошедшихся для них крайностей «быть» или вообще уже «не быть»21, в «пограничной ситуации» на грани смерти, небытия, уничтожения личности, когда и где в полную меру, если верить произведениям Ф.М. Достоевского, человек выходит из «своей» окружающей среды на простор «бытия» в целом, во всей его неисчерпаемости, где эта неисчерпаемость сходится с исчерпанием жизненных ресурсов, предоставляемых «окружающей средой». Тогда по-настоящему бытию людей угрожает небытие, тогда приходится делать выбор между прогрессом и регрессом, между восходящей и нисходящей ветвями эволюции, тогда онтологические проблемы бытия непосредственно сходятся и расходятся, совмещаются и разделяются, сталкиваясь с экзистенциальными проблемами гуманизма. Поэтому, читая А.И. Солженицына, я всегда испытывал острое чувство исторической неправды его произведений о революции в этом аспекте. Возникало чувство того, что им, как и лидерами белогвардейцев, наследником которых он выступает, – и таких или иных наследников в современной России много, – было утеряно различение субъективных и объективных факторов, неясны критерии такого различения.

Представляется ошибочным и утверждение А.А. Зиновьева, «что различение субъективных и объективных факторов является» только «относительным», что оно «в большинстве случаев вообще потеряло смысл» [17, c. 275]. Такое утверждение о потере смысла есть продукт абсолютизации полионтичности реальности. Верно указывая на нарастание относительности противоположности субъективности и объективности в условиях полионтичной реальности, А.А. Зиновьев игнорирует то положение диалектики, согласно которому в отличие от субъективизма (скептицизма, софистики и т.п.) диалектика признает также относительным, релятивным само различие между относительным

иабсолютным. Для нее в относительном есть абсолютное, тогда как для субъективизма и софистики относительное только относительно, исключает абсолютное; концепция полионтичной реальности не позволяет говорить уже о бытии в целом, которому только и соразмерен, по учению самых первых мыслителей, человек как универсальное существо, в отличие от животного, живущего в той или иной экологической нише. Человека пытаются заключить в темницу той или иной виртуальной реальности или всей их совокупности как в тюрьму, узилище. Получается в итоге, что есть полионтичная реальность, а бытия в целом во всей его неисчерпаемости нет. С философской точки зрения, последнее абсолютно, первая(ые) – относительна(ы).

Аналогичным образом А.А. Зиновьев рассматривает проблему стихийности

исознательности: «Стихийным считается то, что никем не сознается, не планируется заранее, происходит помимо воли и желания. Сознательным и преднамеренным считается то, что планируется заранее и делается в соответствии с планами. Теперь история не происходит по своему капризу, стихийно. Она теперь делается сознательно, можно сказать – по заказу сильных мира сего. Это не

21 Ясно, что в той же исторической ситуации в аналогичном состоянии оказывались их противники, для которых «быть» означало сохранить свой социальный статус «господ».

85

субъективный идеализм. Это объективная реальность» [17, c. 275]. Если все так просто, упрощено, то вряд ли возможно и мыслимо преодоление нисходящей ветви эволюции, к чему, как известно, призывает А.А. Зиновьев. Такая «история» для того будет «объективной реальностью» кто признает себя существом лишь «снятым», «в себе ничтожным», как убеждает человека и религия, помещая его внутрь «божественной» реальности, а ее «кусочек», в виде духа, внутрь самого человека, изображая его полем борьбы между богом и дьяволом, в результате которой человек становится средством, либо того, либо другого, перестающим быть поставщиком целей, субъектом. Нам этот процесс виртуализации представляется иначе: как процесс гипостазирования идей сильных мира сего и их команд, не представляющий собой, вопреки А.А. Зиновьеву [33, c. 106-135], всего содержания истории. Виртуализация есть видоизменение, трансформирование того, что прежде называлось «отчуждением», продукты которого сегодня, разрастаясь и продолжая нарастать, называют виртуальной реальностью.

Впрочем, об этом же пишет далее сам А.А. Зиновьев, подчеркивая, что теперь в эволюционный процесс вовлекаются гигантские массы людей и гигантские ресурсы, а все субъективные факторы эволюции человечества приобрели большее значение, чем раньше. При этом он не учитывает потенциал собственно восходящей ветви эволюции, который существует, хотя и в «оседланном» представителями нисходящей ветви виде. «Возросла степень запланированности, изученности и осознанности социальных явлений и поведения людей, возросла степень контроля за ходом процессов и следования планам. Неимоверно усилились средства манипулирования массами людей и коммуникации, а также средства решения проблем большого масштаба» [17, c. 275]. С другой же стороны, «возникли бесчисленные проблемы, которые в принципе не могут быть решены сами по себе, без участия огромных интеллектуальных сил и без использования огромных материальных средств (экологические и демографические проблемы, например). Все это в совокупности дает новое качество в самом характере эволюции человечества» [17, c. 275].

К сожалению, говоря о новом качестве, А.А. Зиновьев скрадывает участие в истории потенциала представителей восходящей ветви эволюции, увлекаясь описанием того, что он присутствует, так сказать, в «снятом» виде, представляется «в себе ничтожным». Будучи подчинен «новым лидерам», командующими представителями нисходящей ветви эволюции, регресса, он, по всем правилам виртуальной реальности, в их, – т.е. представителей нисходящей ветви эволюции и заботящихся исключительно об устойчивом развитии этой ветви, – «понятии как для себя сущей идеальности объект положен как в себе ничтожный» [8, c. 397]. Значит, тут скрывается возможность, возможный росток обновления бытия. Разве вне этой реальности как продукте гипостазирования идей и замыслов командиров нисходящей ветви эволюции, в себе и для себя, itself, они ничтожны? Несомненно нет, и заявляют об этом они сами (например, М. Кононов, С. Говорухин [11, c. 3], А Градский [12, c. 3] и другие).

Если уже во время Советской власти не все достижения делались под ее руководством, хотя это руководство зачисляло все достижения на счет своего

86

мудрого управления во главе с КПСС, то это еще в большей мере нужно сказать о нашем времени, ибо без дел «талантливого и трудолюбивого многолюдья» нынешняя власть не просуществовала бы и нескольких лет. Во многом страна сохранила себя и эволюционирует не благодаря новому порядку и руководству «новых лидеров», но вопреки им. Достаточно вспомнить пресловутые «зурабовские» реформы в здравоохранении, реформы в образовании. Эти и другие сферы человеческой деятельности существуют во многом благодаря самоотверженности профессионалов, их усилиям, вопреки проводимым реформам. Нынешняя «партия власти», повторяя худшие ошибки КПСС, продолжает записывать на свой счет дела и достижения народа22, а люди не хотят существовать и видеть себя существами «снятыми», «в себе ничтожными».

Относительно конкретного человека, подчеркивает Н.А. Носов, актуально функционируют только две реальности n-ого уровня: одна – константная и одна – виртуальная. Человек при этом может полагать существование обеих реальностей как предельных. Он может полагать и существование лишь одной реальности, считая вторую просто производной от первой. Мыслящие практически субъекты как поставщики целей могут относить себя к разным иерархическим уровням. Ведь только отсутствие или отрицание парадигмы полионтичности приводит к стремлению выстраивать единую модель мироздания, в котором все было бы связано со всем. Парадокс ситуации Н.А. Носов видит в том, что тот, кто выстраивает такую мировоззренческую модель, отрицающую полионтичность реальности, вынужден выходить из этой модели мира и претендовать на то, чтобы обладать божественным разумом, что противоречит, по его мнению, научной картине мира, поскольку, если бы такой разум существовал, то его тоже надо было бы включить в картину мира, и поэтому возникает необходимость обладать еще более сложным умом, который бы знал законы божественного разума, т.е. разума Творца его сотворившего как разума первого уровня; и так далее до бесконечности.

Представляется, что для религиозного мировоззрения парадокса не возникает. Он «решается» религией, поскольку Бог, разум есть, согласно мировым религиям, начало трансцендентное и творец всякой реальности. Парадокс возникает, когда отрицается сверхъестественный, потусторонний, трансцендентный характер Бога, Высшего Разума и возникает желание включить разум, и его носитель, также в мироздание. В связи с этим представляется важным другое, а именно то, что религия обнаружила этот парадокс и давно уже эксплуатирует его в своих целях, впрочем, вступая в противоречие с вероучением о сверхъестественности, потусторонности, трансцендентности Творца. Ведь полагание существования промежуточных уровней реальности дает возможность строить «непредельные» модели, не сводящие сущность события к конечным законам природы или божественным законам, что нужно, по мнению Н.А. Носова, при выстраивании теории развивающихся, уникальных объектов и гуманитарных

22 Эта тенденция нарастает вместе с нарастанием и разрастанием вертикали власти со времен В.В. Путина, времен, заимствующих многие технологические приемы и решения периода Советского Союза в обновленном и обновляемом социомеханическом бытии современной России.

87

теорий [28, c. 29]. Это, во-первых. Во-вторых, вряд ли здесь сохраняется, вопреки Н.А. Носову, понятие «развития», ибо над ним надстраиваются, в строгом соответствии с положениями технологии и виртуалистики, процессы второго, виртуального уровня, которые характеризуются иной природой, а именно: началом творения. Наконец, нельзя пройти мимо того, что истоком виртуалистики Н.А. Носов называет религиозные вероучения, как представляется, технологически помещающие людей в различные слои полионтичной реальности. То, что люди помещаются именно технологически, об этом свидетельствуют фактически приводимые и анализируемые Н.А. Носовым варианты вероучений В. Великого, И. Сирина, Н. Кузанского, С. Брабантского, Д. Скота и др. [28, c. 7-53]

Анализ виртуалистики как онтологического подхода, который «не является наукой» и «который может быть использован в любой научной дисциплине» [28, c. 33], позволяет согласиться не с Н.А. Носовым относительно выстраивания теории развивающихся, уникальных объектов и гуманитарных теорий, а с А.А. Зиновьевым, согласно которому появление виртуального «сверхобщества» есть появление сообщества, ведущего войну против социальной эволюции, когда над государственностью возникает сверхгосударственность, над экономикой – сверхэкономика и т.п. При чем «надстройки» стремятся доминировать над «базисными образованиями» с намерениями подчинить себе сам эволюционный процесс, спроектировать и управлять всем историческим процессом. Об этом же пишет и А.А. Зиновьев, указывая на его финансово-ресурсно-идеологическо– технологическую (перечень аспектов можно расширить) подоплеку: «Ресурсы, контролируемые сверхбогатством, настолько огромны, что позволяют даже эволюционные процессы осуществлять так, как раньше осуществлялись частичные (выделено мной – М.П.) операции вроде (технологического – М.П.) строительства аэропортов, кораблей, каналов и т.п.». Манипулирующими человеческой историей субъектами выступают разного рода «олигархические» кланы, захватывающие власть, а «жертвой этой планируемой и управляемой истории становятся целые страны и народы» [18, c. 457].

Сказанное свидетельствует об обострении борьбы «вокруг гуманизма и объективности» в современном мире. Причем очевидно, что мысли и действия противников гуманизма и объективной реальности основывается на отрицании объективности и нравственности, что «началом» безнравственности является само отрицание объективности, ибо безнравственность начинается как раз с отрицания объективности, ибо это открывает дорогу субъективизации и технологизации. Поэтому сторонникам гуманизма следует выступать за союз объективного и нравственного подходов – как в мышлении, так и в деятельности.

С учетом этого вернемся к событиям вокруг генерала П. Краснова. Будучи последовательным в своем выборе, он предпочел действовать на стороне фашистов как наиболее радикальных сторонников нисходящей ветви эволюции, тогда как демократический Запад стал балансировать на границе нисходящей и восходящей ветвей эволюции, ставя/подчиняя потенциал восхождения на службу «нисходящих общественных сил». Это выражает специфику, характеризует природу западной «демократии», сделалось ее основным противоречием.

88

Разумеется, здесь нельзя не указать на паразитический характер жизнедеятельности представителей нисходящей ветви эволюции. Они дотягиваются до потенциала, характеризующего силы восходящей ветви эволюции, и подчиняют их задачам представителей нисходящей ветви эволюции, сдерживая, благодаря этому, наступление «конца истории» и пролонгируя тренд существования самой нисходящей ветви эволюции.

Впрочем, это достаточно типично для истории как свидетельствует, например, автор концепции осевого времени К. Ясперс, анализируя происхождение современной науки: «Жадность и авантюризм способствовали открытию различных областей земного шара; лишь в более позднее время исследователи стали предпринимать путешествия в чисто научных целях. Миссионерская деятельность церкви помогла понять душу далеких народов и культур, углубиться в их духовную жизнь, в результате чего (но и вопреки чему! – М.П.) проповедники христианства подчас превращались в проповедников китайской или индийской духовной культуры в Европе» [43, c. 106]. Получается, что жадность «участвует в деле достижения по существу неведомой им цели познания», а при «истолковании современного знания следует различать два момента: 1) сознание силы, которое находит свое выражение в технической воле,

впокорении вещей (и людей – М.П.), направленное на цели практического созидания; 2) воля к познанию, стремящаяся проникнуть в то, что совершается в природе (и в обществе – М.П.). Исследователь – это человек, выслушивающий свидетелей (Кант). Чистая воля к познанию существует и без технической цели» [43, c. 106-107], ибо она определяется неисчерпаемым в своей богатстве бытием, которое мыслится и которое мыслит, хотя и в лице человека.

К. Ясперс отрицает «агрессивность» в составе воли к познанию, «исходя хотя бы из взглядов и душевной направленности великих исследователей природы: им свойственно осознание необходимого… И это отнюдь не агрессивность, не воля к власти, а нечто совсем иное представляет собой это стремление к знанию, это свобода знающего, который не слепо, а все видя, страдает, терпит и живет… может полностью постигнуть действительность как подлинный шифр бытия». Другое дело, что «то, что совершает современная наука, может быть неправильно понято и использовано во вред людям», что «воля к власти и разрушению, неисторичная по своему существу и всегда готовая к действию, овладела наукой, принуждая ее к агрессивности в словах, в действиях и

вприменении своих выводов, – однако таким образом, что наука при этом исчезает» [43, c. 107-108]. То есть она «снимается» и представляется как «в себе ничтожное» в сравнении с этим слоем полионтичной реальности, центром которого выступает «воля к власти», которую религия, как известно, освящает и возводит к Богу.

Подобным же образом К. Ясперс представляет противоречия между логосом и т.е. иррациональным «алогоном», приходя к выводу, что «чисто исследовательское познание составляет в наше время лишь узкую полоску в лабиринте искажений», будучи «знамением нашей эпохи, но в таком облике, в котором она перестает быть наукой» [43, c. 111]. Внедрением сознательного

89