10070

материальных благ оказывается важнейшей целью каждого человека, не может не возникнуть общественного отношения, закрепляющего результат подобного присвоения. Можно с уверенностью утверждать, что экономическое общество возникло там и тогда, где и когда человек стал не только выделять себя из среды себе подобных, но и относиться к одной совокупности объектов внешнего мира как к своим, принадлежащим ему, а к остальным — как к чужим, принадлежащим другим людям. Частная собственность выступает поэтому одной из естественных форм проявления принципов экономического

тем становления системы личной собственности, предполагающей возможность индивидуального владения всеми его условиями. С формированием постиндустриального общества, в котором основными производственными ресурсами выступают информация и знания, а средства их создания и передачи становятся вполне доступными множеству людей, возникает ситуация, в которой, с одной стороны, каждый желающий обладать современными средствами производства может приобрести их в личное владение, а с другой стороны, эффективное присвоение информационных благ людьми, не способными использовать их в соответствии с их социальным предназначением, становится невозможным. Возникающая система рассматривается нами как основанная не на частной, а на личной собственности как на условия производства, так и на рабочую силу.

Третья особенность экономического сообщества воплощается в его организации на основе принципов рынка. Рыночное хозяйство является одним из видов товарного производства, при котором, как известно, обмен и распределение материальных благ осуществляются на основе их соизмерения с неким эквивалентом. Вне зависимости от природы такового обмениваемые в рамках рыночной экономики блага являются воспроизводимыми, и их производство может быть увеличено в любой пропорции. Постэкономическая трансформация, разумеется, не отрицает обмена продуктами и деятельностью между людьми, поскольку таковой составляет само содержание общественной жизни. Однако при насыщении материальных потребностей приобретаемые человеком товары и услуги становятся скорее средством выражения его личной индивидуальности, чем инструментом выживания. Как следствие, в современ- ных условиях все более широкий спектр благ характеризуется субъективной (субъектной – М.П.), или знаковой ценностью, не определяемой с помощью рыночного эквивалента. Обмен деятельностью и товарами регулируется уже не столько общественными пропорциями производства, сколько индивидуальными представлениями о ценности того или иного

блага. Стоимостные характеристики перестают быть основой меновых отно шений и, следовательно, законы рынка, определявшие уклад экономической эпохи, утрачивают свою системообразующую роль.

Анализ в свете изложенных позиций социально-экономических процессов, развертывающихся в странах, достигших постиндустриальной

130

стадии развития, позволяет утверждать, что предпосылки перехода к постэкономическому обществу, которые формируются уже сегодня, имеют как

открывает возможность быстрого развития сферы услуг и информационного сектора, что требует от людей высочайшей квалификации; развитие человеческих способностей становится в такой ситуации абсолютно необходимым с точки зрения хозяйственного прогресса. С другой стороны, когда удовлетворены материальные потребности людей, а их социальный статус зависит от личностного потенциала (субъекта – М.П.), цели самосовершенствования естественным образом выходят на первые позиции в иерархии мотивов деятельности работника. С изменением мотивационной структуры начинает формироваться тип личности, ориентированной не на максимизацию материального потребления, а на достижение внутренней гармонии и совершенства. В этих условиях развитие человека оказывается тождественным развитию производства знаний — глав- ной составляющей богатства современного общества. Круг замыкается: новая система воспроизводства общественного достояния становится самодостаточной и самоподдерживающейся.

Становление постэкономического общества представляет собой гигантскую социальную трансформацию, сравнимую лишь с переходом от доэкономической эпохи к экономической, и поэтому не может не быть процессом крайне сложным и противоречивым. На первый взгляд, постиндустриальная трансформация закладывает основы сбалансированного и самодостаточного развития западного мира. Однако уже сегодня дают о себе знать новые противоречия, пока не слишком заметные, но способные уже в ближайшем будущем предстать перед обществом во всей их остроте.

Впределах развитых постиндустриальных стран формируется новое социальное расслоение, возникают барьеры, разделяющие работников интеллектуальной сферы и тех, кто не может включиться в информационно- и наукоемкое производство ввиду отсутствия необходимых способностей усваивать информацию и превращать ее в новые знания. В отличие от традиционного имущественного неравенства, порождавшего классовые конфликты на протяжении всей истории экономического общества, новый тип социальной разделенности имеет качественно иную природу. Современное неравенство проистекает из коренного различия базовых ценностей и несопоставимости интеллектуальных способностей членов общества, предопределенной генетически и социально.

Вто же время постиндустриальный мир продолжает развиваться как самодостаточная и замкнутая хозяйственная структура. Сокращение потребностей в сырье и материалах, активное привлечение интеллектуальных ресурсов всего мира, беспрецедентное доминирование в технологическом секторе и все более тесное переплетение хозяйственных, политических и социальных процессов, происходящих в рамках сообщества развитых стран, —

131

все это объективно снижает заинтересованность этой части человечества во взаимодействии с остальными регионами планеты. Напротив, отстающие (backward) страны оказываются все более несамодостаточными; для развития своих национальных экономик они нуждаются во внешних инвестициях и импорте технологий, а конечный продукт их хозяйственных систем не может быть эффективно реализован на их внутренних рынках во все возрастающих масштабах. Таким образом, на внешних границах постиндустриального мира нарастает напряженность, создающая реальные предпосылки раскола современной цивилизации. Характерно, что в мировом масштабе первые последствия постэкономичсской трансформации проявляются гораздо более зримо, чем на уровне отдельных стран. Последнее обусловлено тем, что социальная сфера постиндустриальных держав находится под пристальным вниманием национальных правительств, а процессы, развертывающиеся в мировом масштабе, отличаются большей стихийностью и неуправляемостью. Вместе с тем, учитывая объективный характер нынешних тенденций, можно утверждать, что события, происходящие на международной арене, проливают свет на то, что в ближайшие десятилетия может произойти и в пределах внешне стабильных и процветающих стран — лидеров нынешнего постиндустриального сообщества.

Является ли информационное общество выходом за пределы экономики и экономического общества? По нашему мнению, логичным будет предположение, что прежде чем реализуется постиндустриальное, информационное и общество знаний, с диктатом науки и техники, как и представляющих их социальных слоев-субъектов, должна быть реализована диктатура пролетарита, иначе буржуазия будет сохранять свою диктатуру, которая будет сдерживать преодоление экономического общества. Без этого предпосылки нового общества будут сохранять утопический характер, что демонстрирует «Компьютотопия» Е. Масуды и концепция сетевого общества Кастельса27. В.Л. Иноземцев, характеризуя концепции информационного общества, называет изданную им в 2000 году книгу «За пределами экономического общества. Постиндустриальные теории и постэкономические тенденции в современном мире» [5]. Давая такое название книге, он полагает, что даннная в названии характеристика современного информационного общества отделяет нас от того времени, когда понимание надвигающихся перемен как качественно нового этапа общественного прогресса стало фактически общепринятым среди социологов большинства развитых стран.

27 По словам В.Л. Иноземцева, «в XX веке человечество столкнулось с таким же количеством вопросов о путях и формах развития социального организма, какое поставил перед ним век XIX в области естественных наук. Однако если дискуссии по проблемам "исчезновения" материи, взаимоотношений между массой и энергией, вопросам теории внутриядерных взаимодействий, споры вокруг волновой и корпускулярной концепций света при всей их интенсивности не изменяли и не могли изменить объекта исследования, каковым являлась сама природа, то социальные теории и тем более социальное экспериментаторство нынешнего века серьезно отразились на человечестве, создавшем и опробовавшем на себе самые разнообразные утопии» (Иноземцев в.л. К теории постэкономической общественной формации: Научное издание. - М.: Таурус, Век, 1995. С. 1.).

132

Причем прошедшие годы лишь подчеркнули два фундаментальных недостатка, еще тогда унаследованных в подходах к оценке перспектив развития общества. Первый из них проистекает из чрезмерной сосредоточенности исследователей на отдельных хозяйственных, а иногда даже технологических процессах, что не способствует созданию комплексной картины развития социальной структуры. В.Л. Иноземцев признает, что самые впечатляющие новации последних лет, связанные с развертыванием информационной революции, не могут стать основой не только периодизации общественного развития, но даже осмысления его нынешнего состояния, если их оценка не дополняется анализом множества иных процессов, которые не следует считать ни сопутствующими, ни второстепенными. Второй недостаток видится ему в том, что преувеличение роли подобных изменений объективно порождает иллюзию относительно устойчивости возникающих в последнее время тенденций. Предположения, а порой и чрезмерная уверенность обществоведов, что в ближайшие годы социальное целое не претерпит радикальных сдвигов, не перейдет в новое качество, не приобретет иной характер развития, искусственно сужают возможности исследования и представляются важным препятствием на пути построения современных футурологических теорий. Предлагаемое название призвано преодолеть эти недостатки. Он надеется, что представил убедительные доказательства того, что зародившиеся несколько десятилетий назад тренды реально знаменуют рубеж истории, пролегающий между «до» и «после»: ни определение действительного значения переживаемых человечеством трансформаций, ни оценка перспектив развития общества сегодня невозможны вне рамок глобальной концепции, способной непротиворечиво поместить изучаемый период в общую картину эволюции цивилизации, которую он предлагает в книге с указанным названием.

В книге выделяются четыре части. В первой рассмотрен процесс формирования теорий исторического прогресса, показаны закономерности их становления, отражающие в конечном счете законы движения самого общества. Проанализированы наиболее заметные теорий, принимающие деление исторического прогресса на три эпохи. Трактовка формирующегося сегодня общества как постэкономического обосновывается во второй части, где значительное внимание уделено терминологическим вопросам, которые, наряду с методологическими проблемами, представляются как одно из главных препятствий на пути адекватного осмысления характера современной эпохи и будущего общества. По убеждению автора книги, теория общественного развития, объясняющая основы грядущего социального устройства, должна базироваться на глубоком и всестороннем анализе системы человеческих интересов как движущей силы прогресса. Поэтому центральное место в этой части работы занимает исследование перехода от трудовой деятельности к творческой, рассматриваемого как главная движущая сила процесса становления постэкономического общества. Третья часть книги посвящена анализу основных хозяйственных, социальных и политических изменений, порожденных глобальной трансформацией современного общества. Наиболее

133

подробно автором рассмотрены три процесса — деструкция рыночного хозяйства как главная экономическая проблема; модификации отношений собственности как источник наиболее принципиальных изменений в социальной сфере; преодоление эксплуатации и сопряженные с ним возможные политические конфликты грядущей эпохи. Рассмотрение каждой из этих проблем должно убедить не только в масштабности сегодняшних перемен, но и в том, что постэкономическое состояние общества отнюдь не будет свободно от самых различных конфликтов и противоречий, а его достижение вряд ли явится перспективой ближайших лет и даже десятилетий. Наконец, в заключительной, четвертой части предпринята попытка исходя из предложенных методологических подходов оценить потенциал стабильности и возможности развития постэкономической системы на ее сегодняшнем этапе, проанализировать направления и формы ее взаимодействия с остальными регионами мира, исследовать в новом контексте стоящие перед человечеством глобальные проблемы.

Нам представляется, что выделение «трех процессов», ведущих, по мнению автора книги, за пределы экономического общества может быть интепретировано иначе, путем введения различий в понятия «экономика» и «экономизм», который подлежит преодолению при сохранении в обществе экономики. Такой анализ будет дан во второй главе этой части.

В.Л. Иноземцев обращается к формированию «трех процессов», обращая внимание на связанные с ними противоречия, выявленные экономистами. Например, было подмечено, что гоcудаpcтво учpеждено для защиты cобcтвенноcти, для защиты теx, кто имеет какую-либо cобcтвенноcть, от теx, котоpые cовcем ее не имеют, для обеcпечения безопаcноcти cобcтвенноcти и защиты богатыx от бедныx, что возникновение cобcтвенноcти и имущеcтвенного неpавенcтва философы и иcтоpики конца XVIII века считали источником появления влаcти и упpавления, что уже на первых этапах становления социального антагонизма возникает общество, допуcкающее большое неpавенcтво cоcтояний, что излишки благ не только привели к образованию классов, но и вызвали к жизни положение, заставлявшее часть людей смириться со своим жалким существованием. Наpяду c объективноcтью возникновения имущеcтвенного неpавенcтва, клаccовой cтpуктуpы и иных противоречивых явлений в жизни людей А.-P.Ж.Тюpго и А.Cмит подчеpкивают, что пpиведшее к этим, безуcловно негативным c точки зpения нpавcтвенности, явлениям pазделение тpуда cыгpало огpомную позитивную pоль в иcтоpии человечеcтва, обеcпечив экономичеcкий пpогpеcc, позволивший общеcтву доcтичь его нынешнего состояния. В частности, отмечается, что люди, занятые пpоизводcтвенной деятельноcтью, пpевpащаютcя в подобие машин, а способности маcтеpа pазвиваютcя наpяду c тем отупением, от котоpого cтpадает чеpноpабочий.

Таковы характеристики индустриального, формирующегося промышленного производства, на смену которому ныне приходит постэкономическое, постиндустриальное общество или информационное

134

общество. Термин постиндустриальное указывает, что это общество приходит «после» индустриального, тогда как термин «информационное общество» и «общество знаний» дает ему содержательную характеристику, указывая на его системообразующие факторы. По мнению его сторонников, рост накопления знания и информации в ХХ веке, носящий экспоненциальный характер, темпы развития информационных и телекоммуникационных технологий, свидетельстьвуют о переходе постиндустриального общества в новое качественное состояние или стадию информационного общества. В начале 60-х годов ХХ столетия фоактически одновременно в Японии и США в научный оборот был введен термин «информационное общество», вскоре заменивший термин «постиндустриальное общество», положив начало новой теории. Термин «информационное общество» раскрывает, согласно его сторонникам, объективный процесс постепенного осознания обществом значимости информации, знания, науки как некоторых самостоятельных фундаментальных сущностей (наряду с энергией и материей) и превращения их в реальную произвоительную силу. Информационные технологии и телекоммуникации делают общедоступными знания и информацию, выступая технологической базой развития информационной модели общественного устройства. В 70-е годы идея информационного общества становится популярной в США и странах Западной Европы и приобретает характер универсальной идеологии. Отмечается конвергенция идеологий постиндустриализма и информационного общества, что находит отражение в книге Д. Бэлла «Социальные рамки информационного общества» (1980). По словам И.Ю. Алексеевой, выражение «информационное общество» у Д. Бэлла есть новое название постиндустриального общества, подчеркивающее не его положение в последовательности ступеней общественного развития (после индустриального общества), но информацию как основу определения его социальной структуры

[2, c. 32].

И.А. Журавлева констатирует, что в информационном обществе не теряют своего значения базовые тезисы индустриальной доктрины: информация и знания выступают не только главной ценностью, но и особым товаром со всеми его производственно-экономическим характеристиками. Если серьезно отнестись к данному обстоятельству, то возникает сомнение в том, что с переходом к информационному обществу мы имеем дело с выходом за пределы экономического общества, на чем настаивает В.Л. Иноземцев. Можно говорить о модификации этого общества и необходимости ее раскрытия. Она связана с доминированием сектора услуг, сосредоточением большей части занятых в сфере услуг и информации, с развитием новой интеллектуальной технологии. Специфику информационного общества И.А. Журавлева видит в том, что здесь происходит интеграция процессов обработки информации и ее передачи (электронная почта, информационный обмен в режиме он-лайн и др.), выступающая основой развития так называемых конвергентных и вообще высоких технологий. На первый план выходит коммуникативная технология и этика совместного использования информации. В индустриальном обществе

135

наиболее прогрессивной формой правления была представительная демократия, то в информационном обществе демократия участия. Это позволяет говорить о становлении информационной экономики и информационного общества [4, c. 19-20]. В таком случае сомнительны утверждения, что информационное общество есть выход за пределами экономического общества, что речь идет о постэкономических трендах в современном западном мире.

Японский профессор Е. Масуда в книге «Информационное общество как постиндустриальное общество» (1983) указывает на преемственность концепций постиндустриального и информационного общества, которая состоит в единых методах и в приемах техницизма и сциентизма, утверждающих возвышение разума и науки. Он рассматривал новый тип общественного устройства преимущественно в экономическом и технологическом контекстах, согласно которым новые технологии должны привести к серьезным положительным преобразованиям. Речь идет о формировании «новой среды» жизни людей, городов с такими «информационными системами» как кабельное телевидение, онлайновые информационные услуги, компьюторные системы здравоохранения и обусения, автоматический контроль за загрязнением окружающей среды, центры научной, управленческой информации. Он выдвигает также концепцию о бесконфликтности данного вида общественного устройства – это будет «общество согласия, с небольшим правительством и государственным аппаратом» [7]. Его основным активно действующим субъектом станет «свободное сообщество», обепечивающее свободу решений и равенство возможностей для всех граждан. Поэтому политическая система будет выстраиваться как «демократия участия» на основе совместного использования информации: управление будет осуществляться самими гражданами.

Несмотря на разработку концепции информационного общества в 70-90 годы прошлого века единой устоявшейся концепции создано не было. Существует множество дефиниций информационного общества, каждая из них страдает ограниченностью, обусловленной методологической уязвимостью критериев идентификации этого общества. Интерпретации иноформационного общества страдают от фрагментарности видения проблемы, от плюрализма подходов и мнений, использованием большого числа терминов и понятий, которые зачастую лишены конструктивности.

§ 2. Революционные изменения и их трудности в современном мире

Информатизацию, компьютеризацию и гуманизацию можно характеризовать как начало революционных преобразований в развитии современного мира социальной материи на базе появления электронно- вычислительных машин28. К настоящему времени цифровая, как ее называют,

28 При написании это параграфа использован доклад академика С.А. Глазьева. См. [11]: Глазьев С.А. Великая цифровая революц§ия: вызовы и перспективы для экономики XXI века. 14.09.2017. Код

доступа: https://glazev.ru/articles/6-jekonomika/54923-velikaja-tsifrovaja-revoljutsija-vyzovy-i-perspektivy- dlja-jekonomiki-i-veka

136

революция охватила практически все виды деятельности и вовлекла в свою орбиту большую часть человечества, дополняя естественный интеллект искусственным, что ведет к перестройке всей системы человеческого производства. Эти изменения происходят после кризиса капитализма и социализма в ХХ столетии, по мере того как вместо конфронтации обеих систем общественного устройства стали проявляться признаки комплексности, конвергентности современного общества, объединившего бочку дегтя капитализма и ложку меда информатизации, компьютеризации и гуманизации современного мира социальной материи. По иронии истории информационная, компьютерная революция, как и гуманизация разворачивается, во-первых, после кризиса капитализма, возможной его гибели, когда он был вынужден пойти на заимствование ряда цивилизационных черт социализма, которые стали привлекательными для многих народов мира, во- вторых, после кризиса и обрушения мировой системы социализма, начавшегоя с перестройки СССР, которому она могла бы обеспечить качественный скачок в эффективности системы народнохозяйственного планирования и принести колоссальные конкурентные преимущества в соревновании с капиталистическими странами. В СССР с НТП связывали возможности роста народного благосостояния и увеличении доли свободного времени в жизненном цикле человека. В послевоенный период она последовательно увеличивалась одновременно с расширением рекреационной сферы. Хотя многие жители заливали свободное время алкоголем, идеология строительства коммунизма заполняла свободное время самосовершенствованием личности, созидательной творческой работой, образованием, участием в общественной работе, включая управление государством. Неслучайно СССР стал самой читающей страной в мире с лучшей системой массового образования.

Эти события стали прологом к конвергенции капитализма и социализма, возникновении неонэпа. Расходы на освоение нанотехнологий и масштаб их применения растут по экспоненте. Исследователи говорит о неготовности социально-экономической среды к их широкому применению. Явно отстает система государственно-правового регулирования, наиболее коррупциогенной сферой остается информатизация систем управления, поглощающая растущую часть бюджетов органов управления без сколько-нибудь заметной отдачи.

Революция угрожает Государственной безопасности: кибертерроризм и кибершпионаж, ведущиеся против России США, их союзниками, а также другими странами и иностранными террористическими и преступными организациями, а также отдельными лицами и группами лиц; аналогичные угрозы со стороны внутренних преступных сообществ, террористических организаций, радикальных религиозных, нацистских и прочих экстремистских группировок и антигосударственных сил; уход от налогообложения, незаконный вывоз капитала, отмывание преступно полученных доходов с использованием криптовалют; наконец, осуществление незаконной

137

предпринимательской деятельности посредством использования сети Интернет, включая электронную торговлю и финансовые услуги.

Преодоление этих угроз наталкивается на многие трудности социально- экономического характера, требующие отсутствующих в современном обществе социалистических преобразований. Капиталистическая система ориентирует бизнес на максимизацию прибыли любой ценой, что создает неразрешимые проблемы на пути революционных изменений. С одной стороны, рост производительности труда обеспечивает увеличение прибавочной стоимости. С другой стороны, высвобождение занятых производственной деятельностью людей означает соответствующее снижение спроса, что ставит предел наращиванию производства и расширенному воспроизводству капитала. Растет социальное неравенство, общество раскалывается на всемогущих обладателей ключей к применению цифровых технологий и непричастных к производственной деятельности потребителей. Для заполнения их досуга работает индустрия развлечений, стараются шоумены, наркодиллеры, пиарщики. Переход к безлюдным производственным технологиям сопровождается перетоком капитала в финансовый сектор, информационная революция в котором породила бесконечные финансовые пузыри и пирамиды.

Происходящие перемены разрушают привычные стереотипы хозяйствования. Если в традиционных сферах чем больше тратится ресурсов, тем дороже стоит продукт, то в цифровой экономике все наоборот. Чем больше накоплено данных, тем дешевле производство продукции. Накопление данных позволяет генерировать новые данные с уменьшающейся стоимостью дополнительно получаемой информации. По мере расширения сферы деятельности и охвата рынка предельная эффективность инвестиций растет, а не снижается как в сфере материального производства. Интернет-экономика и информационная революция в финансовом секторе поставила реальный сектор в положение донора. Даже в условиях проводимой в западных странах накачки экономики не обеспеченными товарами фиатными деньгами; большая часть их эмиссии втягивается финансовым сектором, в то время как производственные инвестиции стагнируют. Институциональная система США, Великобритании и других капиталистических стран следует за потребностью воротил цифровой экономики, не пытаясь смягчить связанные с ее расширением диспропорции и нейтрализовать перечисленные выше угрозы.

Советский социализм рухнул потому, что сложившаяся в нем институциональная система оказалась недостаточно гибкой, чтобы обеспечить своевременное перераспределение ресурсов из устаревших производственно- технических систем в новые, более эффективные. Она восприняла цифровую революцию в сугубо технологическом плане для автоматизации рутинных производственных процессов, создав такие шедевры массового производства, как автоматические роторные линии. Но институты планирования работали «от достигнутого уровня», обслуживая бесконечное воспроизводство одних и тех же технологий. В результате народное хозяйство стало технологически

138

многоукладным, в котором устаревшие производства поглощали все больше ресурсов, критически не хватавших для освоения новых технологий. Высоко иерархическая жесткая система управления отвергала новые возможности планирования, возникшие вместе с цифровой революцией, продолжая работать по сложившейся еще в годы первых пятилеток процедуре перманентного наращивания объемов производства. Печально знаменитый вал, в конце концов, накрыл систему централизованного планирования – предельная эффективность капиталовложений в базовых отраслях промышленности устремилась к нулю.

Китайские коммунисты сумели сделать правильные выводы из краха жестко централизованной системы управления социалистической экономикой, используя рыночные механизмы самоорганизации. Централизованное управление сохранили в финансовой сфере, в инфраструктурных и базовых отраслях, обеспечивавших общие условия для роста предпринимательского сектора. Это придало экономике динамизм. Высвободившиеся из рутинных процедур планирования управленческие ресурсы были сосредоточены на стратегическом управлении и гармонизации разнообразных социально- экономических интересов, обеспечивающих воспроизводство экономики социальных групп. В отличие от советской, китайская система управления экономикой научилась ее технологически и институционально перестраивать, вовремя сворачивать устаревающие производства, отсекая от ресурсов неэффективные предприятия и помогая передовикам осваивать новейшие технологии.

Созданный в КНР новый мирохозяйственный уклад, напоминающий опыт НЭПа в России, продемонстрировал намного большую эффективность по сравнению и с советским социализмом, так и с западным капитализмом. Об этом свидетельствует и достигнутые в КНР результаты в применении цифровых технологий. Китай не только вышел на первое место в мире по производству вычислительной техники, но и создал свои социальные сети, огородив свое информационное пространство от подрывных действий извне. В Китае развернулось широкое применение цифровых технологий в хозяйственном обороте. Несмотря на кажущийся избыток рабочей силы, Китай вышел на первое место в мире по количеству устанавливаемых и производимых роботов.

КНР не пугают рассмотренные выше угрозы цифровой экономики, включая заполнение свободного времени высвобождаемых из производственной сферы людей и поддержание их потребительского спроса. Внедряемая в настоящее время в КНР концепция рейтингования граждан лучше всякого партийного контроля будет стимулировать их созидательную творческую активность. Люди, положительно проявляющие себя на производстве, в деловых отношениях, в исполнении коммерческих и социальных обязательств, добросовестно ведущие дела и соблюдающие этические нормы автоматически высоко оцениваются и пользуются поддержкой системы государственного регулирования и продвигаются по

139