5 «Установленная нами здесь связь отнюдь ие является чем-то «новым»..., рази­тельно обратное, а именно: совершенно необоснованные сомнения в правильности этого тезиса».

Каким же образом Вебер вообще пришел к такой постановке вопроса? Какие исторические факты заставили его и его предшественников обратить внимание именно на религиозные элемен­ты той идеологии, которая впоследствии стала так характерна для капи­талистической буржуазии нового времени? С анализа этих фактов Вебер начинает свою работу. В ходе дальнейшего изложения мы последуем за ним, передавая его мысли и его аргументацию в том порядке, которого он сам придерживается.

Как показывает профессиональная статистика европейских стран со смешанным в отношении вероисповедания населением, капиталисты и предприниматели, а также квалифицированные рабочие большей частью являются протестантами, а не католиками. Этот, на первый взгляд, по­разительный факт, по-видимому, легко поддается объяснению: достаточно указать лишь на то, что как раз самые богатые города Центральной Европы были в XVI в. на стороне Реформации; потомки их зажиточных обитателей, принявших протестантизм, унаследовали их привилегирован­ное экономическое положение. Из их рядов вышла значительная часть современных предпринимателей, которые и оказались, таким образом, по своему вероисповеданию протестантами. Однако это простое объяснение отнюдь не исчерпывает вопроса. Ибо остается все-таки непонятным, по­чему же как раз экономически наиболее прогрессивные области Европы и самые богатые ее города оказались столь восприимчивыми к протестан­тизму и так сильно предрасположенными к Реформации?

Ведь Реформация означала не уничтожение господства церкви в об­щественной жизни, а лишь замену одной его формы другой, и притом замену чисто формального, а потому очень удобного и практически мало заметного господства церкви радикальной и очень тягостной церковной регламентацией всего жизненного поведения. «Как же случилось,— спра­шивает Вебер,— что как раз в экономически наиболее развитых странах буржуазное среднее сословие, находившееся тогда в состоянии экономи­ческого подъема, не только терпело ранее неизвестную ему пуританскую тиранию, но даже защищало ее с таким геройством, которое буржуазные классы как таковые редко проявляли до этого и никогда более не про­явили впоследствии?» (RS, I, Б. 20—21).

И почему в настоящее время в Германии католики редко являются не только крупными предпринимателями, но и фабричными рабочими? Последние рекрутируются в подавляющем большинстве из рядов проте­стантов, между тем как католики обычно избирают себе какое-либо ремесло.

Мало того, по отношению к католикам в Германии не оправдывает­ся даже то эмпирическое наблюдение, что религиозные и национальные меньшинства, лишенные возможности участвовать в политической жизни, обычно обращаются к приобретательской деятельности. И не только в Германии, но и в Англии, и в Голландии, где католиков одно время преследовали, они не проявили склонности к капиталистической и инду­стриальной деятельности. Протестанты — и как господствующий, и как подчиненный слой населении, и как большинство, и как меньшинство — везде и всюду обнаруживали и обнаруживают тяготение к экономиче­скому рационализму, в то время как католики пе проявили его ни в ка­честве большинства, ни в качестве меньшинства (RS, I. в. 23).

Уже испанцы XVI столетия знали, что «ересь, т. е. нидерландский кальвинизм, способствует развитию торгового духа». И немецкий ученый нового времени Готейн был прав, когда солидаризировался с иими и на­звал кальвинистскую диаспору «школой капиталистического хозяйства». Во французских гугенотских церквях основное число прозелитов состав­ляли монахи, купцы и ремесленники. Протестанты были носителями ка­питалистической идеологии и в католических странах (например во Фран­ции). Во всех течениях протестантизма выступает одна и та же специфи­ческая особенность: «персональное совпадение виртуозной капиталисти­ческой деловитости с самыми интенсивными формами набожности, пропитывающей и регулирующей всю жизнь данных лиц и групп» (S. 26). Это совпадение особенно характерно для кальвинизма и как раз для тех направлений англо-американского пуританизма и немецкого протестан­тизма, которые отличались повышенно отрицательным отношением к ра­достям жизни, т. е. для квакеров, пиетистов, меннонитов. Из этого явст­вует, что объяснение родства капиталистических черт протестантской идеологии с ее религиозными особенностями следует искать именно в самом содержании протестантской набожности, причем нужно исследо­вать не только ее религиозный идеал, но и то практическое влияние, которое этот идеал оказывал на жизненное поведение его адептов. Еще Монтескье сказал об англичанах, что они «превосходят все остальные народы мира в трех весьма существенных отношениях: в набожности, торговле и свободе».

«Не стояло ли их превосходство в области приобретательской дея­тельности в какой-нибудь связи с тем рекордом набожности, который признает за ними Монтескье?» — спрашивает Вебер, указывая тем самым то направление, в котором он будет искать решение ранее поставленного вопроса о причалах восприимчивости буржуазии к протестантизму. «Стоит только поставить вопрос именно так,— продолжает Вебер,— в перед ними

встанет целый ряд возможных отношений, пока еще не вполне осознан­ных, а лишь смутно воспринятых. Наша задача и будет теперь заклю­чаться в том, чтобы то, что сейчас проносится перед нашим умственным взором в неясных очертаниях, формулировать с такой отчетливостью, какая вообще достижима при анализе неисчерпаемого многообразия, за­ключающегося в каждом историческом явлении» (S. 29—30), Итак, пред­стоит вскрыть родство религиозного учении протестантизма с капитали­стической идеологией. А для этого необходимо уяснить ее содержание, дать себе отчет в том, что такое «капиталистический дух».

Но «капиталистический дух» представляет собой «исторический инди­видуум», т. е. «комплекс связей, которые существуют в исторической действительности н которые мы в понятии соединяем в одно целое, под углом зрения их культурного значения» (RS, I, S. 30), Такое историче­ское понятие Вебер считает невозможным дефилировать по схеме genua proximnm, differentia specifica и предпочитает уяснить его содер­жание в ходе исследования. Но для предварительной иллюстрации того, о чем будет идти речь, он приводят выписки из двух сочинении Вениа­мина Франклина: «Необходимые предостережения для тех, кто хотел бы разбогатеть» (1736) и «Советы молодым купцам» (1748) ⁶. Так как эти цитаты необходимы для понимания самого предмета исследования, то и мы воспользуемся ими как исходным пунктом наложения дальнейшего хода мыслей Макса Вебера.

«Помни, что время — деньги,— говорит Франклин,— тот, кто мог бы ежедневно зарабатывать по 10 шиллингов и тем не менее полдня гуляет или лентяйничает у себя в комнате, должен, если он расходует на себя всего только 6 пенсов, учесть не только этот расход, но считать, что он истратил, или, вернее, выбросил сверх того еще 5 шиллингов. Помни, что кредит — деньги. Если кто-нибудь оставляет у меня еще на некоторое время деньги, после того как я должен был заплатить их ему, то он дарит мне свои проценты или дарит мне столько, сколько я могу зара­ботать при их помощи за это время. А это может составить значительную сумму, если у человека хороший и обширный кредит и если он умеет хорошо пользоваться им. Помни, что деньги по природе своей плодоносны и способны порождать новое. Деньги могут родить деньги, и их отпрыски могут породить еще больше и так далее. 5 шиллингов, пущенные в оборот, дают 6, а если эти последние опять пустить в оборот, будит 7 шиллингов 3 пенса и т. д., пока не получится 100 фунтов стерлингов. Чем больше у тебя имеется денег, тем больше денег порождают они в обороте, так что выго­да растет все быстрее я быстрее. Кто убивает супоросую свинью, тот уничтожает все ее потомство, вплоть до тысячного ее члена. Кто изводит одну монету в 5 шиллингов, тот убивает (!) все, что она могла бы про­извести: целые колонны фунтов стерлингов. Помни, что, по пословице, хороший плательщик — господин кошелька каждого человека. Тот, о ком известно, что он всегда аккуратно