Глава 14

¹ По наблюдениям советского монголиста Н. Л. Жуковской, в последние три десятилетия в европейской науке происходит явный отказ от этого чермина и переход к этнорегиональным обозначениям разновидностей буддизма — «тибетский буддизм», «монгольский буддизм» и др. Причина этого, объясняет Н. Л. Жуковская, кроется в политическом конфликте между далай-ламой и правительством КНР. Последнее после эмиграции далай-ламы из Тибета объяснило санкционированный правительством разгром тибетских монастырей тем, что тибетский ламаизм якобы не настоящий буддизм, а его деградированная форма. В ответ далай-лама призвал своих последователей на Востоке и на Западе отказаться от термина «ламаизм», вернувшись к изначальному обозначению религии — буддизм.

² Вольный перевод на русский язык был сделан по второму изданию )862 г. [38].

³ Автор благодарит Е. Д. Огневу за это существенное дополнение.

⁴ Оригинал книги С. Ч. Даса был опубликован в 1902 г. [243]. Детальный анализ института прорицателей дает австрийский тибетолог Рене де Небески-Войковиц [356].

⁵ «Перерожденцы», или «живые будды» (тиб. «тулку», «трулку», монг. «хубилган»),— воплощение живых существ, достигших нирваны. К середине XX в. в Тибете насчитывалось около 1 тыс. «перерожденцев». К ним принадлежало все высшее духовенство; настоятели монастырей всегда входили в это! разряд «живых богов» [126, с. 233, 248; 79, с. 29; 52, с. 197].

⁶ Хадак — узкий и длинный платок, даримый как символ почтения, дружбы и благопожелания. Платки делались из шелковой и бумажной ткани, были желтого, черного, белого, сиреневого цветов, в середине могли быть вытканы изображения божеств [127, с. 78]. По наблюдениям Н. Л. Жуковской, в Монголии хадаки чаще всего бывают голубого цвета.

⁷ Упоминания о масляных картинах, их краткие описания встречаются у следующих авторов (фамилии даются в хронологическом порядке появления работ): Лу-хуа-чжу, 1828 [85, с. 126]; Юк, 1850 [290, т. 2, с. 98—99]; Потанин, 1893 [132, т. 1, с. 390]; Рокхилл, 1891 [391, с. 69—71]. 1901 [139, с. 51-52]; Цыбиков [189, с. 198—199]; Козлов, 1923 [66, с. 291]; Мак-Го-верн, 1924 [346], 1929 [86, с. 202-203]; Шэфер [402, с. 182—183]; Тхубтен Норбу, 1961 [441, с. 136—139, 190]; Штейн, 1962 [432, с. 179, 182]; Экволл, 1964 [249. с. 174—175]; Огнева, 1985 [ПО, с. 217—218].

⁸ Г. Н. Потанин пересказывает сюжет одной из картин,, слышанный им от местного жителя: «Наш приятель Сэрэн... однажды видел представленной на одном щите историю женщины Барма. Это была злая старуха, поедавшая детей. Один бурхан взял у нее одного маленького сына и заключил в чашу. Старуха Барма стала рыдать и просить бурхана возвратить ей ребенка. Бурхан сказал: „Вот я взял у тебя одного ребенка, и ты жалеешь и плачешь. Как же ты не думаешь, что и другим матерям также жалко своих детей, и ешь их?" Барма почувствовала стыд, и бурхан возвратил ей ребенка, после чего Барма больше не ела детей» [132, т. 1, с. 390]. Другой пример содержания встречается у Тхубтэна Норбу. В своей книге он рассказывает, как однажды сам предложил сюжет для масляной рельефной картины, которая была выполнена по его плану одним из лучших мастеров монастыря Гумбум. Картина изображала вид Лхасы

285

со всеми наиболее значительными постройками города и с дворцом далай-лам, Поталой, в центре. Во дворец въезжал далай-лама (младший брат Тхубтэна). Он сидел в своем роскошном паланкине, за ним тянулась длинная торжественная процессия [441, с. 136—139].

⁹ В монастырях Тибета и Монголии сложилась многоступенчатая ие-' рархия монастырских чинов, в которой художники занимали далеко не последнее место: русский монголист А. М. Позднеев называет до 30 чинов; в этой монастырской табели о рангах художникам отводится восемнадцатое место [126. с. 156—168].

¹⁰ О пятицветье масляных жертв упоминает Лу-хуа-чжу [85, с. 126]. " В 1980 г. доктор Л. Дагъяб был в Москве, ответил на некоторые

вопросы автора, связанные с тибетским масляным театром, нарисовал эскиз театрика, который неоднократно видел в детстве. Эскиз воспроизведен в одной из статей автора [161, с. 122].

¹² По замечанию Н. Л. Жуковской, более близким к звучанию монгольского слова «цветок» было бы написание его как «цзцэг».