§ 17. Две стороны исследования сознания и его коррелятивная проблематика. Направления описания. Синтез как изначальная форма сознания.

Если же начало и то направление, в котором будут ставиться задачи, уже стали ясными для нас, то мы бла­годаря нашей трансцендентальной установке открываем для себя важные идеи, играющие главную роль в дальнейшей проблематике. Соотношение двух сто­рон изучения сознания (вопрос о тождественном Я мы пока оставим без внимания) следует дескриптив­но охарактеризовать, как неразрывную взаимосвязь, а способ связывания, соединяющий одно сознание с другим, — как одному лишь сознанию свойственный синтез. Если я, к примеру, выбираю в качестве темы описания восприятие этой игральной кости, то в чис­той рефлексии я вижу, что эта кость как предметное единство непрерывно дана в сложном и изменчивом многообразии способов явления, которые определен­ным образом принадлежат этому восприятию. После­дние в своем протекании не представляют собой лишь бессвязную последовательность переживаний. Они протекают, скорее, в единстве некого синтеза, благо­даря которому нечто тождественное осознается в них, как являющееся. Одна и та же игральная кость являет­ся то вблизи, то вдали, в модусах «тут» и «там», ме­няющихся по отношению к хотя и не принимаемо­му во внимание, но постоянно осознаваемому при этом абсолютному «здесь» (которое соотнесено с моим собственным, также выступающим в явлении телом). Однако каждый удерживаемый в одном из таких модусов способ явления, — например, кость, находящаяся здесь, в ближней сфере, — сам, в свою очередь, оказывается синтетическим единством мно­гообразия тех способов явления, которые принадле­жат этому модусу. А именно, в явлении одной и той же находящейся вблизи вещи выступает то одна, то другая ее сторона, меняются визуальные перспекти­вы, а также, — что можно наблюдать при соответству­ющей направленности внимания, — тактильные, аку­стические и прочие способы явления. Если мы далее рассмотрим в отдельности какой-либо отличитель­ный признак этой игральной кости, обнаруживаемый в ее восприятии, например, форму или расцветку ко­сти, одну из ее граней саму по себе или квадратнуюформу той грани, ее цвет сам по себе и т. п., — то по­вторится то же самое. Соответствующий признак мы всегда находим, как единство текущих многообразий. При прямом рассмотрении мы имеем будто бы одну неизменную форму или цвет, в рефлективной же ус­тановке — свойственные им способы явления, непре­рывно следующие друг за другом при изменении ори­ентации, перспективы и т. д. При этом каждый из таких способов сам по себе, например, сами по себе форма или цвет, скрытые тенью, есть представление этой формы, этого цвета и т. д. Таким образом, то или иное cogito осознает свое cogtatum не в лишенной разли­чий пустоте, а в структуре подлежащих описанию многообразий, которой обладает вполне определен­ное ноэмато-ноэтическое строение, существенным образом принадлежащее именно этому тождествен­ному себе cogitatum.

Параллельные и, как выясняется в ходе дела, чрез­вычайно обширные описания мы можем провести не только для чувственного восприятия, но и для всех созерцаний, а следовательно, и для созерцаний, отно­сящихся к другим модусам [к воспоминанию как со-зерцанию-после (nachveranschaulichenden) и к ожида­нию как созерцанию-до (vorveranschaulichenden)]; ведь и в воспоминании вещь является с разных сто­рон, в меняющихся перспективах и т. д. Однако, что­бы соблюсти различия между модусами созерцания, учесть, например, то, чем данность в воспоминании отличается от данности в восприятии, потребовалось бы обсудить новые измерения описания. Общим же для всякого сознания вообще, как для сознания о чем-то, остается тот факт, что это «нечто», некий ин-тенционалъный предмет как таковой, осознается в нем, как тождественное единство меняющихся ноэтических и ноэматических способов осознания, как доступных созерцанию, так и недоступных ему.

Если мы принимаемся за выполнение феномено­логической задачи по конкретному описанию сознания, то перед нами открывается поистине бескрайнее поле никогда еще, до появления феноменологии, не подвергавшихся исследованию фактов, которые мож­но также охарактеризовать как факты, образующие синтетическую структуру и придающие ноэто-ноэматическое единство отдельным cogitationes как конк­ретным синтетическим целостностям, а также связи их между собой. Только выяснив, в чем состоит своеобра­зие синтеза, можно ожидать плодов от определения cogito, интенционального переживания, как «сознания-о», а следовательно, и от выдающегося открытия Фран­ца Брентано, согласно которому интенциональность является основной дескриптивной характеристикой психических феноменов, — и действительно открыть доступ к методу дескриптивного учения о сознании как трансцендентально-философского, так, разуме­ется, и психологического.