§ 10. Отступление. Трансцендентальный поворот как упущение Декарта

Кажется, так легко, следуя Декарту, постичь чистое Я и его cogitationes. И все же здесь мы стоим как бы над крутым горным склоном, и от того, сможем ли мы спокойно и уверенно двигаться дальше, зависят наши жизнь и смерть в философии. Декарт был всерьез на­строен на радикальное избавление от предрассудков. Однако благодаря новым исследованиям, и в особен­ности благодаря прекрасным и основательным рабо­там r-д Жильсона и Койре, мы знаем, в сколь значитель­ной степени схоластика скрыто и как непроясненный предрассудок присутствует в декартовых «Размышле­ниях». Но дело не только в этом; прежде всего мы дол­жны освободиться от уже упомянутого выше пред­рассудка, проистекающего из преклонения перед математическим естествознанием, — который, как давнее наследство, тяготеет и над нами самими, — буд­то бы в случае ego cogito речь идет об аподиктической аксиоме, которая в соединении с другими аксиомами и, возможно, индуктивно обоснованными гипотеза­ми, которые надлежит указать, должна создать фун­дамент дедуктивно-объясняющей науки о мире, — помологической науки, науки ordine geometrico, по­добной математическому естествознанию. В связи с этим нельзя также считать чем-то само собой разуме­ющимся, что в нашем аподиктическом чистом ego мы спасли некий маленький уголок мира, как нечто един­ственно бесспорное для философствующего Я, и что задача теперь состоит в том, чтобы посредством пра­вильно сделанных выводов в соответствии с врожденными ego принципами раскрыть постепенно и осталь­ной мир.

К сожалению, именно так обстоит дело у Декарта, когда он совершает незаметный, но роковой пово­рот, превращающий ego в substantia cogitans, в отдель­ный человеческий menssive animus и в исходное зве­но умозаключений по принципу каузальности, короче говоря, тот поворот, благодаря которому он стал отцом абсурдного трансцендентального реа­лизма (хотя абсурдность эта отсюда еще не различи­ма). Все это минует нас, если мы остаемся верны ра­дикализму самоосмысления и, тем самым, принципу чистой интуиции или очевидности, т. е. не придаем здесь значимости ничему, что не дано нам действи­тельно и, главное, совершенно непосредственно в открытом благодаря эпохе поле ego cogito, не выска­зываемся, следовательно, ни о чем, чего сами не ви­дим. В этом Декарт ошибся, и получается, что подой­дя к величайшему из всех открытий, некоторым образом уже совершив его, он все же не постиг его подлинного смысла, смысла трансцендентальной субъективности, и, таким образом, не переступил порог подлинной трансцендентальной философии.

§11. Психологическое и трансцендентальное я. Трансцендентность мира

Поскольку я сохраняю в чистоте то, что благода­ря свободному έποχή представляется моему взгляду, взгляду размышляющего, в отношении бытия данно­го в опыте мира, важное значение имеет тот факт, что я и моя жизнь остаемся незатронутыми в своей бы­тийной значимости, как бы ни обстояло дело с бы­тием или небытием мира, и какое бы решение я ни принял по этому поводу. Это Я, с необходимостью остающееся для меня в силу такого έποχή, и жизнь это­го Я не являются частью мира, и если оно говорит: «Я есть, ego cogito», то это не означает более: Я, этот че­ловек, есть. Я уже не являюсь тем человеком, который в естественном опыте самопознания предняходит себя как человека, а при абстрактном ограничении чистыми компонентами внутреннего, чисто психо­логического опыта самопознания преднаходит свой собственный чистый mens sive animus sive intellectus, не являюсь душой, постигаемой сама по себе. Воспри­нятые таким естественным образом, я и все остальные люди суть темы объективных или позитивных наук в обычном смысле слова — биологии, антропологии, а среди них также и психологии. Ведь душевная жизнь, о которой говорит психология, всегда полагалась и до сих пор полагается как душевная жизнь в мире. Это относится, очевидно, и к собственной душевной жиз­ни, которая схватывается и рассматривается в чисто внутреннем опыте. Но феноменологическое έποχή, которого требует от философствующего ход очи­щенных картезианских размышлений, сдерживает признание бытийной значимости объективного мира и тем самым целиком и полностью исключает его из поля суждения, а вместе с ним также и бытий­ную значимость как всех объективно воспринимае­мых фактов, так и фактов внутреннего опыта. Для меня, для размышляющего Я, которое, пребывая в состоянии έποχή, исключительно себя полагает осно­ванием значимости всех объективных значимос-тей и оснований, нет, таким образом, никакого пси­хологического Я, никаких психических феноменов в смысле психологии, т. е. понимаемых как составля­ющие психофизического человека.

Посредством феноменологического έποχή я редуци­рую свое естественное человеческое Я и свою душевную жизнь — царство моего опыта психологического самопознания — к моему трансцендентально-фено­менологическому Я, к царству опыта трансценден­тально-феноменологического самопознания. Объективный мир, который есть для меня, который когда-либо для меня был и будет, сможет когда-либо быть, со всеми своими объектами, черпает, как уже было ска­зано, весь свой смысл и бытийную значимость, которой он для меня обладает, из меня самого, из меня, как транс­цендентального Я, впервые выступающего с началом трансцендентально-феноменологического έποχή.

Это понятие трансцендентального и его коррелят, понятие трансцендентного, должны быть почерпну­ты исключительно из ситуации наших философских размышлений. При этом следует иметь в виду: как редуцированное Я не является частью мира, так и, напротив, мир и любой объект мира не являются ча­стью моего Я, не могут быть реально преднайдены в жизни моего сознания как ее реальная часть, как ком­плекс чувственных данных или актов. К собственно­му смыслу всего, что относится к миру, принадлежит его трансцендентность¹, хотя это может получить и получает весь определяющий смысл, равно как и бы­тийную значимость, только из моего опыта, из тех или иных моих представлений, мыслей, оценок, дей­ствий, — а возможный смысл бытия, значимого с оче­видностью — только из моих собственных очевид-ностей, из осуществляемых мной актов обоснования. Если к собственному смыслу мира принадлежит эта трансцендентность, состоящая в его ирреальной включенности в Я, то само Я, которое несет в себе мир как значимый смысл и, в свою очередь, с необ­ходимостью этим смыслом предполагается, называ­ется в феноменологии трансцендентальным, а про­израстающие из этого соотношения философские проблемы — трансцендентально-философскими.

См.: Ингарден, 8.