книги / Тысячеликий герой

Рис. 1. Силены и Менады.

рые требовали изменения характера не только сознательной, но и бессознательной жизни. Так называемые обряды перехода, занимающие видное место в жизни примитивного общества (ритуалы рождения, присвоения имени, вступления в зрелый возраст, бракосочетания, погребения и т.д.), отличаются обяза­ тельными и обычно очень жесткими актами разрыва, посредст­ вом которых разум радикально отсекается от установок, привя­ занностей и образа жизни той стадии, что остается позади9. Затем следует период более или менее длительного уединения, на протяжении которого исполняются обряды, нацеленные на то, чтобы ознакомить нашего путешественника по жизни с ха­

рактером и должными ощущениями его нового положения, чтобы, когда наконец наступит время для возвращения в нор­ мальный мир, посвященный по существу оказался заново родившимся10.

Самым удивительным является тот факт, что большое число ритуальных испытаний и символов соответствуют образам, не­ произвольно появляющимся в сновидениях в тот момент, когда пациент, проходящий курс психоанализа, начинает отказывать­ ся от своих детских фиксаций и делает шаг в будущее. У аборигенов Австралии, к примеру, одним из основных моментов испытаний инициации (когда юноша с наступлением зрелости отдаляется от своей матери, официально вводится в общество мужчин и знакомится с их тайными знаниями) является обряд обрезания. "Когда приходит время обрезания, мальчикам из племени мурнгин отцы и старики говорят: ’Большой Змей Отец слышит запах твоей крайней плоти; он требует ее’. Мальчики принимают сказанное за чистую правду, это чрезвычайно пуга­ ет их. Обычно они находят убежище у матери, бабушки или у какой-либо другой любимой родственницы, так как знают, что мужчины собираются отвести их в мужское место, где ревет великий змей. Женщины ритуально оплакивают мальчиков; это делается для того, чтобы не дать великому змею проглотить их"11. - Теперь давайте посмотрим на соответствие этому из бессознательного. "Одному из моих пациентов, - пишет доктор К.Г.Юнг, - приснилось, что из пещеры на него бросилась змея и укусила в область гениталиев. Это сновидение имело место в тот момент, когда пациент убедился в правильности психоанализа и начал освобождаться от уз своего комплекса матери”12.

Основная функция мифологии и ритуала всегда заключалась

всимволике, увлекающей человеческий дух вперед, в противо­ действии тем другим низменным человеческим фантазиям, ко­ торые привязывают нас к прошлому. В действительности, впол­ не может быть, что высокий уровень невротических расстройств

внаше время обусловлен упадком институций - носителей такой действенной духовной помощи. Мы остаемся привязаны к неизгнанным образам нашего детства и потому оказываемся не готовы к необходимому переходу в зрелость. В Соединенных Штатах существует даже тенденция к совершенно противопол­ ожному: цель заключается не в том, чтобы взрослеть, а в сох­ ранении вечной юности; не в отдалении с наступлением зрелости от Матери, а в том, чтобы оставаться верным ей. И поэтому в то

время как мужья, став юристами, коммерсантами или руководи­ телями, как того желали их родители, поклоняются своим мальчи­ шеским святыням, их жены даже после четырнадцати лет заму­ жества, родив и воспитав прекрасных детей, все еще ищут любви - которая может прийти к ним только с кентаврами, силенами, сатирами и другими похотливыми демонами из свиты Пана, либо - как в наших популярных, глазированных ванилью храмах сладос­ трастия - под личиной последних героев экрана. В конце концов должен был прийти психоаналитик, чтобы снова утвердить испы­ танную мудрость древних, дальновидных доктрин, облаченных в маски пляшущих целителей и колдунов, свершающих обрезание; вследствие чего мы обнаруживаем, как в сновидении с укусом змеи, что неподвластный времени символизм инициации спонтан­ но создается самим пациентом в момент поворота к исцелению. Очевидно, в этих образах инициации есть что-то настолько необ­ ходимое психике, что если они не привносятся извне, посредс­ твом мифа и обряда, то должны заявить о себе изнутри, посред­ ством сновидения - чтобы наши энергии не оставались запертыми в давно изжившей себя детской, в сундуке на дне моря.

Зигмунд Фрейд подчеркивает в своих работах трудности переходных периодов первой половины человеческой жизни - кризисов младенчества и юности, когда наше солнце поднима­ ется к своему зениту. К.Г.Юнг, с другой стороны, подчеркивает переломные моменты второй половины - когда для дальнейшего продвижения лучезарное светило должно опускаться и, наконец, исчезнуть в темном лоне могилы. В этот полдень нашего жизнен­ ного пути обычные символы наших желаний и страхов превраща­ ются в свои противоположности; ибо в это время уже не жизнь, а смерть бросает нам вызов. В это время сложно покинуть не лоно, а фаллос - если, конечно же, сердце еще не охватила уста­ лость от жизни, когда смерть зовет к себе обещанием блаженства вместо предшествовавших этому соблазнов любви. Мы проходим полный цикл, от могилы лона к лону могилы: неясное, загадоч­ ное вторжение в мир физической материи, которая скоро сойдет с нас, рассеявшись как субстанция сновидения. И, оглядываясь на то, что обещало быть нашим неповторимым, непредсказуемым и опасным приключением, мы видим: все, чем мы будем обладать к концу пути, - это ряд стандартных метаморфозов, таких же, через которые прошли все мужчины и женщины, во всех уголках мира, во все известные времена и под любой самой невероятной маской цивилизации.

Так, например, существует история о великом Миносе, царе острова-империи Крит в период расцвета его торговли. В ней говорится, что Минос нанял известного искусного мастера Де­ дала, чтобы тот придумал и построил для него лабиринт, где можно было бы спрятать что-то, чего весь его двор одновремен­ но и стыдился и боялся. Ибо в его дворце находился монстр, родившийся у Пасифаи, царицы. Говорится, что царь Минос, защищая торговые маршруты, был занят важными сражениями; а тем временем Пасифаю совратил великолепный, снежно-белый, рожденный морем бык. В действительности ничего хуже того, что совершила собственная мать Миноса, не произошло: матерью Миноса была Европа, и хорошо известно, что на Крит ее перенес бык. Этот бык был богом, Зевсом, а благородным сыном этого свя­ щенного союза стал сам Минос - которого теперь повсюду ува­ жали и которому с готовностью служили. Как же в таком случае Пасифая могла предположить, что плодом ее собственной неос­ торожности будет чудовище: этот маленький сын с человеческим телом, но головой и хвостом быка?

Люди винили во всем царицу; но царь чувствовал и свою долю вины. Очень давно бык этот был послан богом Посейдоном, когда Минос еще соперничал со своими братьями за престол. Минос заявил, что трон принадлежит ему по праву, данному богом, и обратился к богу с молитвой, чтобы тот в качестве знака прислал из моря быка; свою молитву он скрепил клятвой немед­ ленно принести животное в жертву в качестве подношения и символа своего служения. Бык появился, и Минос взошел на престол; но когда он увидел великолепие посланного зверя и представил какие выгоды ему сулит владение таким животным, то решил рискнуть на соответствующую замену - сочтя, что бог не обратит на это особого внимания. И, возложив на алтарь По­ сейдона своего лучшего белого быка, он присоединил другого к своему стаду.

Критская империя достигла процветания в условиях благо­ разумного правления этого прославленного законодателя и образца общественных добродетелей. Столица Крита, город Кнос стал роскошным, изысканным центром главной торговой империи во всем цивилизованном мире. Корабли критского флота отпра­ влялись ко всем островам и портам Средиземноморья; критские товары ценились в Вавилонии и Египте. Отважные суденышки пробивались даже через Геркулесовы Столбы в открытый океан, направляясь затем на север за золотом Ирландии или оловом

Корнуэлла13, а также на юг, огибая выдающийся в море Сене­ гал, к далекой стране Йоруба и удаленным рынкам слоновой кости, золота и рабов14.

Тем временем на родине Посейдон вдохнул в царицу неук­ ротимую страсть к быку. И она уговорила искусного царского мастера, несравненного Дедала, изготовить для нее деревян­ ную корову, которая ввела бы быка в заблужение - и в которую она с нетерпением вошла; и бык был обманут. Царица родила чудовище, которое со временем стало опасным. Й снова был призван Дедал, на этот раз царем, для того чтобы возвести огромный лабиринт с тупиками, в котором можно было бы ук­ рыть это существо. Настолько искусным было это сооружение, что, закончив его, Дедал сам едва нашел обратный путь к вы­ ходу. Туда и поместили Минотавра: и впоследствии посылали к нему на съедение юношей и девушек, доставляемых из критских владений в качестве дани с завоеванных народов15.

Таким образом, согласно древней легенде, первичная вина лежала не на царице, а на царе; и он действительно не мог ни в чем ее винить, ибо понимал, что совершил. Он обратил госу­ дарственное событие в личное обретение, тогда как весь смысл его возведения на трон заключался в том, что он больше не являлся частным лицом. Жертвоприношение быка должно было символизировать его самоотверженное подчинение свое­ му долгу. Присвоение же его, напротив, представляло стрем­ ление к эгоцентричному самовозвелйчиванию. И таким обра­ зом царь "божьей милостью" превратился в опасного тирана Хвата - помышляющего о собственной выгоде. Точно так же, как традиционные обряды перехода учат человека умирать по отношению к своему прошлому и возрождаться к будущему, так и великие церемонии формального введения сан лишают его приватного интереса и облачают в мантию его профессии. Таков был идеал, будь человек ремесленником или царем. Однако святотатством несоблюдения обряда индивид отрезал себя как единицу от большого единого, от всего сообщества: и таким образом Единое разбивалась на множество единиц, и здесь начиналась борьба, в которой каждая единица выступала сама за себя и могла подчиниться только силе.

Образ тирана-монстра встречается в мифологии, в народных преданиях, легендах и даже кошмарах по всему миру; и повсю­ ду его характерные черты по существу одинаковы. Он является стяжателем общих благ. Он - это чудовище, алчно заявляющее

о своем праве: "мое и мне". Опустошение, вызываемое им, в мифологии и сказке описывается как всеобщее разорение всех его владений. Это может быть не более чем его семья, его соб­ ственная извращенная психика или каждая жизнь, которую он разбивает прикосновением своей дружбы и покровительства; это опустошение может охватывать и всю его цивилизацию. Раздутое эго тирана является проклятием для него самого и его мира - независимо от того, насколько преуспевающими могут представляться его дела. Ужасающий самого себя, терзаемый страхом, готовый во всеоружии встретить и дать отпор ожида­ емым нападкам со стороны своего окружения (которые глав­ ным образом являются отражением его внутреннего, неподдающегося контролю стремления к обладанию), этот гигант самодостаточной независимости является всемирным пред­ вестником несчастья, даже вопреки тому, что сам он может верить, что его намерения исполнены человеколюбия. Куда бы он ни приложил свою руку, там раздаются стенания (если не во всеуслышание, то в каждом сердце - еще более печальные); вздымается мольба о герое-избавителе со сверкающим мечом в руке, удар которого, прикосновение которого, само появление которого освободит землю.

Здесь никто не может ни встать, ни сесть, ни лечь, Здесь нет даже безмолвия в горах,

Алишь сухой, бесплодный гром без дождя. Здесь нет даже уединения в горах,

Алишь красные угрюмые лица, ухмыляющиеся и брюзжащие Из дверей своих домов с потрескавшейся глиной16.

Герой - это человек, самостоятельно пришедший к смирению. Но смирению с чем? Именно это и является той загадкой, что мы должны разрешить сегодня, и основной миссией, историческим подвигом героя. Как указывает профессор Арнольд Д.Тойнби в своем шеститомном исследовании законов подъема и гибели цивилизаций17, раскол души, раскол общества не может быть разрешен никакой схемой возврата к добрым старым временам (архаизм) или программами, обещающими построение идеаль­ ного предполагаемого будущего (футуризм), ни даже самой реалистичной, практической работой, направленной на то, чтобы снова сплотить воедино распадающиеся элементы. Толь­ ко рождение может победить смерть - рождение, но не возро­

ждение старого, а именно рождение нового. В самой душе, в самом обществе - чтобы продлить наше существование - долж­ но длиться "постоянное рождение" (палингенез), сводящее к нулю непрерывное повторение смерти. Ибо если мы не возро­ ждаемся, то именно наши победы вершат работу Немезиды: роковой исход вырывается из-под личины нашей собственной добродетели. Значит мир - это западня; война - западня; пере­ мены - западня; постоянство - западня. Когда приходит день победы нашей смерти, она настигает нас; и мы ничего не можем сделать, кроме как принять распятие - и воскреснуть; быть расчлененными, а затем возродиться.

Тесей - герой, сразивший Минотавра, попал на Крит извне как символ и орудие поднимающейся греческой цивилизации. Это было явление живое и новое. Но принцип возрождения можно поискать и найти и в пределах империи самого тирана. Профессор Тойнби использует термины detachment (отрешен­ ность) и transfiguration (преображение) для характеристики кризиса, результатом которого является достижение более вы­ сокого духовного уровня, делающего возможным возобнов­ ление сознательной работы. Первый шаг - отрешенность, или уход, заключается в радикальном переносе ударения с внешне­ го на внутренний мир, с макрона микрокосм, в отступлении от безрассудств мирской пустоши к спокойствию вечного внут­ реннего царства. Но, как нам известно из психоанализа, именно это царство является детским бессознательным. Это то царст­ во, в которое мы вступаем во время сна. Мы вечно носим его в самих себе. В нем находятся все великаны-людоеды и таинст­ венные помощники из нашей детской, вся магия нашего детст­ ва. И что более важно, все потенциальные возможности жизни, которые мы так и не смогли реализовать, став взрослыми, все эти наши другие "я" тоже находятся там; ибо подобные золотые семена не погибают. И если бы лишь часть от общей суммы всего утерянного можно было вынести на свет дня, то мы бы почувствовали удивительный прилив сил, яркое обновление жизни. Мы бы возвысились в наших достоинствах. Более того, если бы нам удалось вынести на свет нечто забытое не только нами самими, а всем нашим поколением или даже всей нашей цивилизацией, то мы действительно могли бы стать благодете­ лями, героями культуры настоящего - фигурами не только ло­ кального, но и всемирного исторического момента. Короче го­ воря, первая задача героя состоит в удалении с мировой сцены

вторичных следствий в те каузальные зоны психики, в которых действительно скрыты все проблемы; в прояснении имеющихся там проблем, в разрешении их для самого себя (то есть в том, чтобы сразиться с демонами детской его собственной культуры) и в прорыве к неискаженному, непосредственному восприятию и ассимиляции того, что К.Г.Юнг назвал "архетипными образами"18. Этот процесс известен в индуизме и буддизме как viveka, "уста­ новление различия".

Архетипы, которые обнаруживаются и ассимилируются таким образом, полностью соответствуют тем, что в ходе развития че­ ловеческой культуры инспирировали основные образы ритуала, мифологии и сновидения. Это "вечные, являющиеся в сновиде­ ниях"19, которых не следует путать с индивидуально модифи­ цированными символическими фигурами, которые являются че­ ловеку в мучительных кошмарах и в бреду сумасшедствия. Сновидение - это персонифицированный миф, а миф - это деперсонифицированное сновидение; как миф, так и сновидение символически в целом одинаково выражают динамику психики. Но в сновидении образы искажены специфическими пробле­ мами сновидца, в то время как в мифе их разрешения представ­ лены в виде, прямо однозначном для всего человечества.

Следовательно, герой - это мужчина или женщина, которым удалось подняться над своими собственными и локальными историческими ограничениями к общезначимым, нормальным человеческим формам. Такие видения, идеи и вдохновения че­ ловека приходят нетронутыми из первоистоков человеческой жизни и мысли. И поэтому они отражают не современное переживающее распад общество и психику, а извечный неисся­ каемый источник, благодаря которому общество может возро­ ждаться. Герой как человек настоящего умирает; но как человек вечности - совершенный, ничем не ограниченный, универсаль­ ный - он возрождается. Поэтому его вторая задача и героическое деяние заключаются в том, чтобы вернуться к нам преображен­ ным и научить нас тому, что он узнал об обновленной жизни20.

"Я бродила в одиночестве по предместью большого города, среди глухих грязных улочек, вдоль которых располагались мрачные приземистые дома, - рассказывает современная женщи­ на, описывая свой сон. - Я не знала, где нахожусь, но мне нравилось обследовать место куда я попала. Я выбрала ужасно грязную улицу, которую пересекала открытая сточная канава, и пошла по ней между рядами лачуг. Вскоре я увидела неболь­

шую речушку, отделявшую меня от более возвышенной и сухой местности, где была мощеная улица. Река была славная, абсо­ лютно чистая, бегущая по травянистому руслу. Я могла видеть колышащуюся под водой траву. Не видно было ни одного места, где можно было перебраться на другую сторону, поэтому я зашла в небольшой домик и попросила лодку. Мужчина, кото­ рого я там нашла, сказал, что, конечно же, поможет мне переб­ раться через реку. Он вынес небольшой деревянный ящик и поставил его у самой кромки реки, и я сразу же увидела, что с помощью этого ящика смогу легко перебраться на другой берег. Я почувствовала, что все опасности остались позади, и мне хотелось хорошо вознаградить этого человека.

Размышляя об этом сне, я отчетливо чувствую, что не было никакой необходимости отправляться туда, где я оказалась, и что я могла выбрать приятную прогулку по мощеным улицам. Я отправилась в это грязное предместье потому, что предпочла приключение и, начав, должна была идти дальше... Когда я думаю о том, как упорно я шла вперед во сне, то кажется будто я знала, что впереди меня ждет что-то прекрасное, вроде этой чу­ десной реки с чистой травой вдоль берега и твердой мощеной до­ рогой за ней. Если размышлять в таком ключе, то это стремление вперед оказывается похожим на решимость родиться - или, ско­ рее, заново родиться - в духовном смысле. Наверное, некоторые из нас должны пройти по мрачным, окольным дорогам, прежде чем найти реку покоя или прямой путь к своей духовной цели"21.

Женщина, видевшая этот сон, - выдающаяся оперная актриса, и, подобно всем, кто предпочел идти не по проторенным дорогам современности, а последовать особому, едва слышимому зову приключений, который улавливают лишь те, кто прислушивается не только к тому, что извне, но и к тому, что внутри, ей пришлось идти своим собственным путем в одиночку, преодолевая необы­ чайные трудности, "через запустение грязных улиц"; она познала темную ночь души, тот темный лес в середине нашего жизненно­ го пути, о котором писал Данте, и все круги ада:

Яувожу к отверженным селеньям,

Яувожу сквозь вековечный стон,

Яувожу к погибшим поколеньям22.

Удивительно, что в этом сновидении детально воспроизво­ дится основная схема универсальной мифологической формулы

приключений героя. Эти имеющие глубокое значение лейт­ мотивы - препятствия, опасности и счастливый случай в пути - мы найдем на последующих страницах видоизмененными в сотни форм. Вначале на пути сновидца возникает открытая сточная канава23, затем абсолютно чистая река, бегущая по траве24, затем появление добровольного помощника в крити­ ческий момент25 и высокий берег за последним потоком (Зем­ ной Рай, Земля за Иорданом)26 - вот вечно повторяющиеся темы чудесной песни возвышенного путешествия души. И каждый, кто отважился прислушаться и последовать тайному зову, поз­ нал опасности рискованного одинокого перехода:

Остер, как лезвие бритвы, неодолим, недоступен этот путь - говорят мудрецы21.

В данном случае спящей удается перебраться через реку с помощью подаренного ей небольшого деревянного ящика, кото­ рый в этом сновидении занимает место более привычных челна или моста. Это символ ее собственного особого таланта и силы, с помощью которых она была перенесена через воды мира. Женщина, видевшая этот сон, ничего не рассказала нам о своих ассоциациях, поэтому мы не знаем, какое особое содержимое мог скрывать в себе этот ящик; но это, конечно же, разновидность ящика Пандоры - этого небесного дара богов прекрасной женщи­ не, наполн шного семенами всех благ и тревог бытия и несущего в себе силу, обещающую заступничество и дарующую надежду. С его помощью спящая перебирается на другой берег. С помощью подобного чуда через океан жизни будет перенесен каждый, чьей трудной и опасной задачей станет раскрытие и совешенствование самого себя.

Множество мужчин и женщин выбирают менее рискован­ ный путь, следуя сравнительно бессознательным требованиям гражданских и родовых установлений. Но эти искатели также спасаются благодаря унаследованным обществом символи­ ческим формам поддержки индивида, обрядам перехода, несущим благодать таинств, дарованных древнему человечеству спасите­ лями и дошедших до нас через тысячелетия. В этом лабиринте человеческих влечений и полагаемым им извне ограничений действительно отчаянной оказывается участь тех, кто не знает ни внутреннего зова, ни внешней доктрины; то есть сегодня большинства из нас. Где же наш проводник, где наша нежная