Как Генка чуть было не стал Героем Соцтруда

Вот его история. Бобров Геннадий Николаевич, 1936 года рождения, «довоенного выпуска». Вятский. Война не захватила его деревню пожаром, не дошла до этих краев. Но и тут в тылу бабы, старики, старухи, ребятишки настрадались на всю оставшуюся жизнь. 32-й, 33-й годы рождения - те были постарше, покрепче, легче перенесли лихолетье. А он, которому и десяти лет тогда не минуло, рос хилым, рахитичным ребенком. Но вырос, выжил.

Отец его до войны был председателем колхоза, один на всю окру­гу имел химический карандаш - это была гордость. А потом за удар­ный коллективный труд получил премию: велосипед, бостоновый костюм и баян.

Геннадий впитал с молоком матери, естественно, идеалы своего круга, своего поколения – первого поколения детей советских руководителей из глубинки. Стремление к знаниям стояло на одном из первых мест в этом общественном идеале. Он был отличником учебы. Потом семья жила в Городце - городе древнем, славном своими памятниками, с Волгой, с дыханием русской истории, тут князем еще был сын Александра Невского. Все наложило отпечаток на формирующееся мировоз­зрение. Он поступил учиться в Горьковский инженерно-строительный институт. А по окончании его, получив специальность инженера-гидротехника, поработав немного на Волге, когда во время первой практики вошли в каждодневный быт понятия коллектор, кессон, расчет бал­ки моста, подводное цементирование, махнул на Саянскую ГРЭС. Из срединной России в Сибирь.

На дворе стояли романтические 60-е – «время с улыбкой Гагарина и со скулами Шукшина», как сказал потом один поэт. Романтик Генка поехал на Саянскую ГРЭС в хрущевском пирожке и ботинках «прощай, молодость». Он там трудился с сотнями таких же энтузиастов-роман­тиков, комсомольцев. И когда приезжали корреспонденты «Комсомолки», «Правды», «Советской России», начальник их треста с гордостью говорил: «Посмотрите на. этих людей. У них еще нет семьи, дома, крепко­го тыла. Есть только трудовой фронт и их золотые руки». Это было правдой. Хотя у него семья уже была. Там он, мастер, получал 100 рублей, 50 отсылал жене-студентке, которая еще училась, тоже на гидростроителя. А на 50, оставленных себе, покупал на месяц мешок картошки, ведро кислой капусты, чаю, комбижиру и пятерку еще оставлял вахтерше в общежитии, тете Тосе - она покупала хлеб. Жена к нему на Саянскую ГРЭС не поехала. Саяны - это все же была не только романтика. Это была тайга, глушь, бездорожье, усталость, отсутствие цивилизации. Это и послужило одной из причин разлада в семье. Вскоре Геннадий с женой развелся, оставив ее с двумя детьми. Он стал хорошим, классным специалистом, но бродягой, кочующим по всему Союзу.

Он работал на Кольском полуострове. Строил Нурекскую ГРЭС, каскад гидроэлектростанций на Вахше, Каракумский канал имени Ленина. Каракумский канал - это его золотое времечко, любимые воспоминания. Когда мертвую туркменскую степь напоили водой, там появились горо­да, там появилась жизнь. Это был подвиг, казалось, то, чего ради стоило жить и трудиться. Вот тут-то Генка, может быть, придумывает, привирает, рассказывая о том, как его, старшего прораба «Каракумгидроспецстроя», представили к званию Героя Социалистического Труда. Героя Генке не дали потому, что у него было не в порядке с семейной жизнью - разведен, не состоял он и в партии, так никогда в нее и не вступил - в общем, не подходил для цельного, положите­льного образа советского человека.

Так или не так, однако Геннадий Бобров был все же близок к тому, чтобы называться героем. Из Средней Азии потом судьба забросила на Иртыш, на Обь. Там он строил Нефтеюганск. Тогда еще не хватало техники, трактора без кабин, это русское чудо - бабы с кувалдами... Возводил гидростанции на Иртыше... В середине 90-х Геннадия Бобро­ва выдавили, вышвырнули из Казахстана, как и тысячи других русских.

Он в возрасте уже за 60 приехал в Серов и стал человеком из ночлежки, дедом в заштопанном пальто, и уже никто никогда не будет интересоваться, почему он не смог стать Героем Соцтруда.