Средневековая философия / Вульф Морис де. Средневековая философия и цивилизация
..pdfВЕЛИКОЕ ПРОБУЖДЕНИЕ ФИЛОСОФИИ В XIII ВЕКЕ
ко видеть, что это изучение регрессивное и синтетическое, что оно общее, так сказать, философское, вследствие обще го характера исследуемого материала (материального объ екта) и обобщения точки зрения, с которой задается вопрос (формальный объект). Но через все свои перемены и транс формации тела сохраняют общее свойство, первичное свой ство тела — количество, так что изучение количества застав ляет нас еще дальше проникать в реальность. Математика, которая изучает количество в отношении его причастности к логике, была для древних философской и, следовательно, общей наукой, и в наши дни многие ученые склонны вер нуться к этому Аристотелеву понятию. Метафизика глубже всего проникает в реальность и имеет дело с тем, что лежит за гранью движения и количества, — ради единственной цели рассмотрения общего определения бытия.
Но практическая философия не менее обща по характе ру, хотя она не имеет отношения к универсальному поряд ку в своей объективной реальности, но изучает деятельность сознательной жизни, посредством которой мы вступаем в отношения с той реальностью (considerat faciendo).
Следовательно, как объясняет Фома Аквинский, прак тическая философия занимается порядком вещей, в ко тором человек является одновременно наблюдателем (по скольку он рассматривает его, примеряя на себя) и деятелем (поскольку он образует его посредством функции своего сознания, то есть познания и желания). Практическая фило софия состоит из логики, этики и политики. Логика пред лагает схему всего того, что мы знаем, способ создания наук, и в ней нет ничего, чего бы человеческий разум не мог знать в несовершенном виде. Этика изучает сферу на ших поступков, и нет ничего в человеческой жизни, что не могло бы стать должным материалом. Политика связа на с областью общественных учреждений, и нет ничего, что не имело бы социальной стороны, поскольку человек создан, чтобы жить в обществе (animale sociale). Углубля ясь далее в анализ практической философии, можно про
81
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
демонстрировать, что логика вовлекает в себя спекулятивную грамматику, так как она захватывает области граммати ки и риторики, первая присоединяется к тривиуму, чтобы брать оттуда материал для полемики. Кроме того, Париж видел рождение некоторых настоящих философов языка в спекулятивной грамматике Сигера из Куртрэ и Дунса Ско та1; а лексикографические коды Доната и Присциана, ко торые удовлетворяли XII век, были в конце концов с пре зрением отвергнуты.
Логика, этика и политика — все претендует на то, что бы быть в соприкосновении с необъятностью реальности, с которой человек входит в отношения.
То же самое качество универсальности должно быть свойственно третьей группе философских наук — поэти ческим наукам, которые изучают порядок, достигаемый человеком извне под руководством разума. Человек од новременно наблюдатель и деятель порядка, который сам создает. Но этот порядок вне его, в материи12. Эта третья группа наименее развита из всех остальных. Может по казаться, что, поскольку продукт деятельности человека par excellence, произведение искусства, наделенное красо той, должен здесь занимать важное место. Но мыслители XIII века рассматривали продуктивную деятельность ре месленника — изготовителя мебели или строителя до мов — на одном уровне с созидательным трудом человека, который вдохновляет на эпическое произведение и кото рый заставляет соборы возвышаться, витражи пылать, а гранитные статуи оживать. У Данте нет особых размыш лений о красоте, когда он говорит о произведении искус ства как о «внуке Бог»3. Профессиональные философы прячут свои размышления о красоте в метафизические ис
1 Подлинность Grammatica speculativa, приписываемая Дунсу Скоту, ставится под сомнение. Тем не менее, как бы то ни было, это выда ющееся произведение.
2 Ср.: Thomas Aquinas. In Ethic. Nicom. I, 1. 5 The Inferno. XI, 103. «...a Dio quasi nepote».
82
ВЕЛИКОЕ ПРОБУЖДЕНИЕ ФИЛОСОФИИ В XIII ВЕКЕ
следования, отсюда фрагментарный характер их мысли в этой сфере. Возможно, такое упущение в отношении эсте тической теории объясняется корпоративным характером их труда.
Ремесленник предан своему призванию, и эта предан ность была такова, что ремесленник никогда не был или не мог стать художником. Разница между artes liberales (сво бодными искусствами) и artes mechanicae (механическими искусствами) не основывается на каком-либо превосход стве творческой деятельности как таковой, но на различии в использованных процессах; оба подводятся под ratio artis (понятие искусства) в сходной манере1. Более того, мы должны иметь в виду, что современники творческого апо гея не осознавали важности эволюции, свидетелями ко торого они были; теории всегда появляются позднее, чем факты, которые они должны объяснять. В любом случае нам следует отметить, как велика и человечна была фило софская концепция искусства в Средние века; нет ни од ной работы человека, которую она не могла бы облечь в королевскую мантию красоты.
Осталось только упомянуть последний порядок иссле дований, который помещен над философией и который соответствует в сравнении, которое мы делали, наивысшей части конструкции, вершине пирамиды. Это теология, док тринальная и мистическая. Часть, относящаяся к доктри нам, есть устройство догм, основанных на христианском откровении, и мы увидим позднее12, что она приобретает двойственную форму, будучи как библейской, так и апо логетической.
Помимо теологии, эта классификация человеческих зна ний Аристотелева по происхождению.
Аристотелев дух проявляется не только в самом поня тии «науки», которое нацелено на единство, но также во
1 «Nec oportet, si liberales artes sunt nobiliores, quod magis eis conveniat ratio artis» (Summa Theologica, la 2ae. Q. LVII. Art. 3, в конце).
2 См. гл. 7.
83
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
взаимоотношениях между определенными науками и фи лософией. Поскольку последнее опирается на первое, оно остается в постоянном контакте с фактами; действитель но, оно стоит на якоре у самых скал реальности. Щедрый урожай фактов, предоставленный греками и арабами, был обогащен свежими наблюдениями в физике (в современ ном смысле этого слова), химии (элементарной), ботанике, зоологии и физиологии человека. Более того, Фома Ак винский, Годфри Фонтейн и другие заимствовали матери ал из специальных наук, которые преподавались на других университетских факультетах, особенно из медицины и из права (гражданского и канонического). Факты о приро де и о физическом и общественном в человеке — поис тине наблюдения изо всех источников — призваны предо ставлять материал для синтетического взгляда философии. Они все заявляют вместе с Домиником Гундиссалинусом, что нет такой науки, которая не может внести свой взгляд в философию. Nulla est scientia quae non sit aliqua philo sophiae pars1. Схоластическая философия есть, следова тельно, философия, основанная на науке, и, возможно, нелишне будет заметить, что мы теперь больше, чем когдалибо, возвращаемся к этим концепциям.
Но чтобы оценить истинную ценность заявлений, сде ланных схоластиками, мы должны сделать две оговорки.
Во-первых, факты изучались скорее с целью снабжения философии материалом, чем ради них самих, следователь но, Средневековье никогда не признавало различие между обычным опытом и научным экспериментом, который так привычен для нас. Во-вторых, этот материал получен из наблюдений и опыта, представлял собой смесь — смеше ние фактов, искусственно полученных, и фактов точного наблюдения, первое обязательно ведет к ошибочным за ключениям, примеры которым мы увидим позже12. Однако
1 De divisione Philosophiae, Prologus. P. 5. Ed. Baur (Baumker’s Beitrage. IV, 3-3).
2 См. гл. 5.
84
ВЕЛИКОЕ ПРОБУЖДЕНИЕ ФИЛОСОФИИ В XIII ВЕКЕ
последние были адекватны для того, чтобы сделать пра вильные выводы.
Наконец, Аристотелев дух проявляется также во внутрен нем построении самой философии. На протяжении первых столетий Средних веков было в моде платоновское деление философии на физику, логику и этику; и оно сохранялось долгое время. XIII век решительно отвергает его или скорее вкладывает его в новую классификацию. По сравнению с Аристотелем — самым блестящим учителем, какого только знало человечество, Платон всего лишь поэт, деклариру ющий красоту без какого-либо порядка или метода. Данте был прав, когда называл Аристотеля «учителем тех, „кто знает “». Но знать — это, прежде всего, упорядочивать; sa pientis est ordinare — миссия мудрого человека упорядочить свои знания. Даже те, кто не принимает идей Стагирита, признает его величие, когда дело касается порядка или яс ности.
«Три четверти человечества, — пишет Тэн1, — овладева ют общими понятиями для праздных размышлений. Тем хуже для них. Ради чего живет нация или век, если не для того, чтобы создавать их? Лишь через них человек становит ся человеком. Если бы какой-то обитатель другой планеты спустился сюда, чтобы узнать, насколько далеко продвину лась земная раса, мы бы продемонстрировали ему наши пять-шесть самых важных идей относительно разума и Все ленной. Это одно дало бы ему представление о мере нашего интеллекта». На такой вопрос ученые Средневековья отве тили бы демонстрацией своей классификации науки, и та ким образом они бы завоевали славу. Действительно, она составляет внушительную главу в научной методологии, не что вроде «введения в философию», пользуясь современным выражением. Каким бы ни было суждение относительно ценности этой знаменитой классификации, нужно почти тельно поклониться перед великим идеалом, который она1
1 Le positivisme anglais. Paris, 1864. P. 11, 12.
85
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
стремится поддерживать. Она отвечает необходимости, ко торая периодически неотступно преследует человечество и которая появляется во всех великих веках: необходимость унификации знаний. XIII век мечтал об этом, как Аристо тель и Платон в древние времена и как Огюст Конт и Гер берт Спенсер в наши дни. Это великолепный продукт вели чия и силы, и мы увидим в последующих главах, как тесно связан он с цивилизацией, к которой он принадлежал.
Глава пятая
ТЕНДЕНЦИИ К УНИФИКАЦИИ И КОСМОПОЛИТИЧЕСКИЕ ТЕНДЕНЦИИ
I
Необходимость универсальности; «закон экономии»
Мы видели, что есть два выдающихся следствия различ ных причин, которые способствовали стремительному раз витию философии в XIII веке. С одной стороны, это вели кая классификация человеческих знаний, в которой каждая наука имеет собственное отдельное место, — трехступенча тая пирамида; или, если предпочитаете, фигура, использо ванная Боэцием1, — лестница для восхождения на стены обучения. С другой стороны, среди всех дисгармонирующих систем, которые опираются на эту классификацию, суще ствует одна система, где превалирует мысль, то есть схола стика; и она завоевывает широчайшее одобрение, потому что преуспела в сведении к единому гармоничному целому всех проблем и их решений.
Держа в уме эти два замечательных факта, теперь мы продолжим демонстрировать тот факт, что они обладают характеристиками, которые обнаруживаются в каждой сфе ре жизни того времени, и, несомненно, как это окажется, они находятся в органической связи со всеми другими фак торами средневековой цивилизации.
Существует одна основополагающая характеристика, по являющаяся в научной классификации и в схоластической1
1 Boethius. De Consolatione Philosophiae. Lib. I, 1.
87
ГЛАВА ПЯТАЯ
философии, которая обнаруживается повсюду; я имею в виду тенденцию к универсальности. Необходимость все упо рядочить в соответствии с принципами единства и посто янства, поиск систем, которые простираются на обширные сферы, есть одна из бросающихся в глаза примет века, ко торая видится в общем и целом и которая действует по сво бодному замыслу. Куда бы мы ни обратились, мы находим громадные амбиции инициаторов, каждый из которых меч тал о вселенской гармонии.
Этим стремлением была наполнена политика королей. Ведь в то время чувство единения стало воодушевлять ве ликие государства, такие как Франция и Англия, Германия и Испания. И вот это единение не могло быть реализовано по-иному, кроме как введением принципов порядка, кото рый подчинил бы общему режиму социальные классы, раз бросанные на обширных территориях и ранее подчиняв шиеся местным и враждебным властям. XIII век был веком королей, которые все были организаторами, администрато рами, законодателями; они были строителями стабильно сти, которые формировали свои страны и свои народы: Фи липп Август и Людовик IX во Франции; Эдуард I в Англии; Фридрих II в Германии; Фердинанд III и Альфонсо X в Ис пании — все они имели эти общие черты.
Во Франции местный и централизованный феодализм начинает слабеть все больше и больше, а монархическое сре доточие неуклонно крепнет. Это средоточие, которое впер вые появляется при Филиппе Августе, становится все более очевидным при Людовике IX, который отдавал предпочтение труду унификатора, начатому его дедом. Сторонник спра ведливости, уважающий права других и ревниво оберега ющий собственные, он не делал попытки подавить феодаль ных землевладельцев или большие города. В его правлении не было деспотизма, и он предоставил возможность всем видам социальных сил развиваться самим по себе1. Его прав-1
1 Luchaire A. Louis VII, Philippe Auguste, Louis VIII. P. 203.
88
ТЕНДЕНЦИИ «УНИФИКАЦИИ И КОСМОПОЛИТИЧЕСКИЕ ТЕНДЕНЦИИ
ление можно сравнить с дубом, под которым он творил суд, ведь дуб, властелин леса, точно так же старается не подав лять рост более слабых растений, которые ищут защиты в его тени.
Не делая попытки провести параллель между политикой и социальными условиями Франции и соседних стран, долж но признать, что стабильность, осуществленная Людови ком IX, повторяется mutatis mutandis (с необходимыми по правками) в Англии. Когда Иоанн Безземельный оказал Англии «неоценимую услугу потери ее французских владе н и й 1», страна сплотилась изнутри. Великая хартия вольно стей 1215 года учредила свободу в пользу духовенства и дво рянства, она создала равновесие между силами короля и представителями нации. Возник парламент.
Здравомыслящие принцы, такие как Эдуард I (1272— 1307), завершили завоевание острова и усовершенствовали национальные институты.
Почти то же самое происходило в нормандском Коро левстве обеих Сицилий и в католических королевствах Ис пании, которые стали могущественными за счет арабских государств на юге полуострова и в которых позднее Кортес ограничил королевскую власть. Как его родственник Лю довик IX, Фердинанд III, король Кастилии, лелеял идею централизации. Он организовал централизованное прав ление государством, и лишь его смерть не дала ему достичь законного союза, который консолидировал бы мозаику на родов, живущих в расширяющихся границах Кастилии12.
Но в то время как во Франции, Англии, в католических королевствах Испании и в Нормандском королевстве на юге Италии королевская власть обретала влияние, германский император терял свою власть. Результатом стало то, что два типа правления на Западе, феодальный партикуляризм и германская централизованная власть, неуклонно прибли
1 См.: Harrison F. The Meaning of History, etc. 1916. P. 161.
2Altamira. Historia de Espana у de la civilisacion espagnola. Madrid, 1913. I. P. 385.
89
ГЛАВА ПЯТАЯ
жаются друг к другу, и разные европейские государства ста новятся все более похожими на единую семью. Германские бароны, епископы и аббаты больше не были «слугами» им ператора; феодальное дворянство добивалось все больше не зависимости; города начали демонстрировать свою силу.
Даже в Италии, которую германские императоры так долго объявляли своей собственностью, Фридрих II, сын Фридриха Барбароссы, был вынужден считаться с ломбард скими городами, которые были могущественными княже ствами, стремящимися сбросить его ярмо. В его лице дина стия Гогенштауфенов потерпела поражение от руки папы.
Над всем этим процессом становления национализации государств, которые стремились к национальной автоно мии, стояло папство, которое обрело в лице Иннокентия III свое самое совершенное средневековое выражение. Его мис сия была прежде всего регуляторной, папство следовало религиозной и международной политике, эффект которой на весь век будет определен позднее в этой главе1. Именно Иннокентий III упрочил унитарную роль папства в полити ческой жизни своего века: он первым учредил право, кото рым его предшественники фактически применяли на прак тике, а именно назначение императора12.
Но политика, будь она королевская или папская, состав ляет только тело цивилизации. Ее внутренняя жизнь цир кулирует в религиозных и этических чувствах, в социаль ных, художественных, философских и научных доктринах.
Христианский догматизм и христианская этика пропи тывали всю человеческую структуру, никакая деятельность не освобождена от их влияния.
Они пронизывали некой сверхъестественной санкцией жизни отдельных людей, семей и народов, которые все на ходились в странствии (in via) к дому небесному (in patriam). Христианство придавало дух жертвенности рабочим в гиль-
1 См. III.
2 См. the Bull Venerabilem: «Jus et auctoritas examinandi personam elec tam in regem et promovendum ad imperium ad nos spectat».
90