pancov-100let-kpk

рального журнала «Азия», малотиражном издании, финансируемом другом Сноу Ричардом Валшем15. В конце того же года автобиогра! фия коммунистического вождя, чуть!чуть сокращенная (из нее был исключен заключительный абзац о борьбе компартии за единый фронт), вошла в книгу Сноу «Красная звезда над Китаем», где поме! щена в виде главы с характерным названием «Генезис коммуниста». Книга вышла в Лондоне в издательстве Виктора Голланца16 и вскоре приобрела широчайшую известность.

По словам Сноу, в своей работе он не пытался достичь «какой бы то ни было литературной изысканности»17, но, разумеется, придал со! чинению определенную художественную форму. При этом явно под! ражал «Тысячи и одной ночи»: некоторые разделы автобиографии на! чинаются примерно так: «Наступила следующая ночь, и Мао продол! жил свои речи».

В начале ноября 1937 г. «Автобиография Мао Цзэдуна», опубли! кованная Сноу в журнале «Азия», была издана в самом Китае, на ки! тайском языке в переводе заведующего отделом авторских прав изда! тельства «Гоцзя» («Государство») Ван Хэна (1914—1993). В приложе! ние к книге вошли интервью Мао Эдгару Сноу о японо!китайской войне и краткая биография жены вождя, Хэ Цзычжэнь. Издание име! ло успех: книгу раскупили менее чем за 20 дней. После чего вышел второй тираж18.

Мао остался очень доволен. И когда Сноу в сентябре 1939 г. во второй раз посетил его в Северной Шэньси, сказал, что «Красная звезда над Китаем» «правильно отразила политику партии и его соб! ственные взгляды». После этого на массовом митинге, созванном

в честь приезда Сноу, представил его как автора «правдивой книги о нас»19.

Продолжал он использовать этого американского журналиста и впоследствии, когда у него возникало желание передать через него что!либо миру. Последний раз они встречались 10 декабря 1970 г. Че! рез год с небольшим (15 февраля 1972 г. в 2 часа 20 минут ночи) ста! рый друг Мао скончался от рака поджелудочной железы в своем доме

вШвейцарских Альпах. За три недели до его кончины премьер Госсо! вета КНР Чжоу Эньлай, возможно, по распоряжению Мао прислал к нему бригаду китайских врачей, которые должны были перевести его

вПекин на лечение. Среди них находился старый друг Сноу Джордж Хэйтем. Но Сноу отказался ехать.

Согласно его воле, часть его праха была захоронена в Китае. Его вторая жена, актриса Луис Уилер (Сноу развелся с Пегги в мае 1949 г.,

после чего сразу же женился на Луис Уилер) выбрала место — берег небольшого озера Вэйминху (Безымянное) на территории нового кампуса Пекинского университета. Давным!давно на месте этого кампуса располагался основанный американскими миссионерами Яньцзинский университет, где Сноу когда!то преподавал. На могиль! ном памятнике была воспроизведена надпись, сделанная рукой Чжоу Эньлая: «В память Эдгара Сноу, американского друга китайского на! рода, 1905—1972». Другая часть его праха, также по его просьбе, была похоронена в Нью!Йорке, на западном берегу реки Гудзон. «Река Гудзон, — писал Сноу незадолго до смерти, — втекает в Атлантиче! ский океан, который соприкасается с Европой и всеми берегами че! ловечества, частью которого я себя ощущал, ибо знал хороших людей почти во всех землях»20. Мао направил его вдове соболезнование.

Сразу же после начала публикации в журнале «Азия» «Автобио! графия Мао» привлекла внимание кремлевского руководства. В кон! це 30!х гг. в СССР по воле Сталина насаждался героический облик Мао Цзэдуна, так что не удивительно, что перевод интервью из жур! нала «Азия» сразу же опубликовали в московском журнале «Интерна! циональная литература» — в ноябрьском и декабрьском номерах за 1937 год21. Из текста, правда, изъяли все самокритические замечания Мао, а сам материал сильно урезали и отполировали. Вслед за тем, в 1938 г., издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия» подготовило и издало свой перевод всей книги Сноу, также сокращенный и пригла! женный с тем, чтобы яснее оттенить главную мысль американского корреспондента: Мао Цзэдун — «законченный ученый классического Китая, глубокий знаток философии и истории, блестящий оратор, че! ловек с необыкновенной памятью и необычайной способностью со! средоточения... Интересно, что даже японцы рассматривают его как самого блестящего китайского стратега... Он совершенно свободен от мании величия, но в нем сильно развито чувство собственного досто! инства и твердой воли»22. В 1939 г. Объединение государственных книжно!журнальных издательств (ОГИЗ) выпустило и канонический биографический очерк Мао, основанный на заново отредактирован! ной и также урезанной записи Сноу, которая была частично дополне! на собственной информацией Исполкома Коммунистического Ин! тернационала23.

Никогда более никакому интервьюеру Мао Цзэдун не рассказы! вал о своей личной жизни настолько подробно. Не оставил он и пись! менных мемуаров. Так что запись Сноу по существу уникальна.

* * *

Детство

Я родился в деревне Шаошань[чун]24 уезда Сянтань провинции Хунань в 1893 г. Моего отца звали Мао Жэньшэн [Мао Шуньшэн, 1870—1920], а мою мать — Вэнь Цимэй [1867—1919].

Мой отец был бедным крестьянином, и в молодости из!за боль! ших долгов ему пришлось служить в армии. Много лет он оставался солдатом. Затем вернулся в деревню, где я родился, и на скопленные за счет мелкой торговли и иного предпринимательства небольшие средства смог выкупить свою землю.

После этого члены моей семьи, считавшиеся уже середняками, стали владеть пятнадцатью му земли25. С этого они могли собирать шестьдесят даней [1 дань равняется 50 кг] зерна в год. Пять членов се! мьи в целом потребляли тридцать пять даней, то есть примерно по семь каждый, что оставляло сверх того ежегодно двадцать пять даней. За счет этого излишка отец скопил небольшой капитал и как!то ку! пил семь му земли, что дало семье статус «богатых» крестьян. Мы могли теперь собирать в год восемьдесят четыре даня риса.

Когда мне было десять лет, моя семья владела всего пятнадцатью му земли. Семья состояла из моего отца, матери, деда [Мао Эньпу, 1846—1904], младшего брата [Цзэминя, 1896—1943] и меня. Вскоре после того, как мы приобрели дополнительные семь му, мой дед умер, но родился еще один младший брат [Цзэтань, 1905—1935]. Тем не ме! нее у нас по!прежнему оставался излишек в сорок девять даней риса каждый год, и на этом мой отец быстро разбогател.

В то время, когда отец был крестьянином!середняком, он начал заниматься транспортировкой и продажей зерна, на чем немного подзаработал. Став «богатым» крестьянином, большую часть времени отдавал этому бизнесу. Он нанял постоянного батрака, а также за! ставлял работать в поле своих детей и жену. Я начал работать в поле, когда мне было шесть лет. У моего отца не было деловой конторы. Он просто скупал рис у бедных крестьян, а затем доставлял его в город купцам, от которых получал более высокую плату. Зимой, во время посадки риса, он нанимал еще одного батрака для работы в поле, так что в то время у нас было семь ртов. Моя семья питалась умеренно, но еды всегда хватало.

Я начал учиться в местной начальной школе, когда мне исполни! лось восемь лет, и пробыл там до тринадцати. Рано утром и по вечерам

я работал в поле. Днем же читал «Лунь юй» Конфуция и другие книги, относящиеся к четырем классическим26. Мой учитель применял суро! вые методы воспитания. Он был груб и жесток и часто бил учеников. Поэтому, когда мне было лет десять, я убежал из школы. Я боялся идти домой, опасаясь побоев, а потому отправился по направлению к городу. По моим предположениям, он должен был находиться где!то в долине. Я проблуждал три дня, прежде чем мое семейство наконец на! шло меня. Тогда я узнал, что все время ходил кругами и в результате ушел от дома всего на восемь ли [1 ли равняется 0,576 км].

Вернувшись домой, я с удивлением обнаружил, что обстановка в какой!то мере изменилась к лучшему. Отец стал немного вниматель! нее, а учитель — терпеливее. Такой результат моего протеста произ! вел на меня сильное впечатление. Это была успешная «забастовка».

Как только я выучил несколько иероглифов, отец захотел, чтобы я начал вести семейные бухгалтерские книги. Он потребовал, чтобы я научился считать на счетах и так настаивал на этом, что я стал зани! маться бухгалтерией по ночам. Он был суровым надзирателем, кото! рый не любил видеть меня без дела. Так что если не было никакой бух! галтерской работы, он отправлял меня работать в поле. Отец был вспыльчивым человеком и часто бил меня и братьев. Денег он нам ни! когда не давал и кормил весьма скудно. В пятнадцатый день каждого месяца он делал послабление своим батракам, угощая их яйцами с ри! сом, но мясом не кормил никогда. Мне же он не давал ни яиц, ни мяса.

Моя мать была доброй женщиной, щедрой и полной сочувствия [к людям]. Она всегда была готова поделиться всем, что имела. Она жалела бедных и часто давала им рис, когда те приходили просить ми! лостыню во время голода. Но она не могла этого делать, если в доме находился отец. Он не одобрял благотворительности. У нас в доме по этому вопросу было много споров.

В семье было две «партии». Одну представлял отец, «Правящая сила». Оппозиция состояла из меня, моей матери, брата [имеется в виду средний брат Цзэминь; в то время, о котором вспоминает Мао Цзэдун, младший брат Цзэтань еще не родился] и иногда даже наем! ного работника. В «Объединенной оппозиции», однако, существова! ли разногласия. Мать рекомендовала политику непрямой атаки. Она была против любого неприкрытого выражения чувств и попыток от! крытого восстания против «Правящей силы». Она говорила, что это не китайский путь.

Но когда мне исполнилось тринадцать лет, я нашел мощный ар! гумент в моих спорах с отцом: я стал действовать по его правилам,

И он, и она происходили из крестьянских семей. Я был в нашей семье «ученым». Я знал классику, но не любил ее. Что мне нравилось, так это старинные китайские романы, в особенности рассказы о восста! ниях. Еще в ранней молодости я прочел «Юэ Фэй чжуань» («Цзин! чжун [баого Юэ Фэй] чжуань») [«Биографию исключительно предан! ного Родине Юэ Фэя»], «Шуйху чжуань» [«Речные заводи»], «Суй Тан [яньи]» [«Романтическую историю династий Суй и Тан»], «Саньго [яньи]» [«Троецарствие»] и «Си ю цзи» [«Путешествие на Запад»]27. Обычно я читал их в школе, закрывая какой!нибудь классической книгой, когда мимо проходил учитель. Я делал это, несмотря на бди! тельность моего старого учителя, который ненавидел эти запрещен! ные книги, называя их «безнравственными». То же самое делали и большинство моих одноклассников. Многие рассказы мы заучивали почти наизусть и пересказывали без конца. Мы знали больше исто! рий, чем старики в нашей деревне, которые тоже их любили и, быва! ло, обменивались ими с нами. Я думаю, что именно эти книги, про! читанные мной в том возрасте, когда мы особенно впечатлительны, сильно повлияли на меня.

В тринадцать лет я наконец ушел из школы и начал с утра до вече! ра работать в поле, днем помогая батраку и полностью выполняя ра! боту взрослого человека, а ночью ведя бухгалтерские книги для отца. Тем не менее читать я продолжал, жадно проглатывая все, что попа! далось под руку, за исключением классических трактатов. Это раздра! жало отца, который хотел, чтобы я в совершенстве знал классику, особенно после того, как он проиграл в суде тяжбу из!за того только, что его противник [вовремя] ввернул подходящую классическую ци! тату. По ночам я занавешивал окно своей комнаты, чтобы отец не мог видеть света. Так я прочел книгу «Предупреждение об опасностях, [угрожающих в цветущее время]» («Шэн ши вэй янь»), которая мне очень понравилась. Авторы — группа старых ученых!реформато! ров28 — думали, что слабость Китая проистекает из!за недостатка за! падной техники — железных дорог, телефонов, телеграфов и парохо! дов — и хотели, чтобы все это было введено в Китае. Отец считал чте! ние таких книг пустой тратой времени. Он хотел, чтобы я читал что!нибудь имеющее такую же практическую ценность, как класси! ческие каноны, которые могли помочь выиграть тяжбу.

Я продолжал читать старые китайские романы и рассказы. И од! нажды мне пришло в голову, что во всех этих книгах была одна стран! ность: в них совершенно не говорилось о крестьянах, обрабатываю! щих землю. Все герои были военными, чиновниками или учеными и

никогда крестьянами. Я удивлялся этому два года, а затем проанали! зировал содержание рассказов и обнаружил, что во всех них прослав! лялись воины, правители народа, которым не надо было работать на земле потому, что они владели и управляли ею и, очевидно, заставля! ли крестьян работать на себя.

Мой отец, Мао Жэньшэн [Мао Шуньшэн], в молодости и в зре! лые годы был скептиком, но моя мать ревностно молилась Будде. Она привила своим детям религиозное чувство, и все мы скорбели о том, что наш отец неверующий. В девятилетнем возрасте я всерьез обсуж! дал с матерью вопрос о недостатке благочестия у отца. Много раз мы старались обратить его в веру, но безуспешно. Он только ругал нас, и под его натиском мы отступали — для того только, чтобы вынашивать новые планы. Но ему Боги были не к чему.

Между тем мое чтение постепенно начало оказывать на меня влияние; я и сам становился все более и более скептиком. Мать нача! ла волноваться обо мне и то и дело бранила за мое безразличие к тре! бованиям веры, однако отец не делал мне замечаний. Но вот однаж! ды, отправившись в путь, чтобы заработать немного денег, он на до! роге встретил тигра. Тигр удивился незнакомцу и сразу же убежал, но отец поразился еще более и впоследствии часто вспоминал о чудес! ном спасении. Он стал задумываться, не обидел ли он Богов, и с тех пор выказывал больше уважения к буддизму, то и дело куря фимиам. И все же, когда мое вероотступничество стало совсем явным, старик не стал вмешиваться. Он молился Богам только тогда, когда ему бы! вало трудно.

«Предупреждение об опасностях» вызвало во мне желание возоб! новить занятия. К тому же мне начало надоедать работать в поле. Отец, понятно, выступил против этого. Мы разругались, и в конце концов я убежал из дома. Я отправился к одному безработному сту! денту!юристу и полгода занимался у него. После этого я снова, на этот раз более углубленно, изучал классические каноны под руково! дством старого китайского ученого, а также прочел много современ! ных статей и несколько книг.

Вэто время в Хунани произошел инцидент, который оказал влия! ние на всю мою жизнь. Рядом с небольшой китайской школой, в ко! торой я учился, мы, студенты, увидели много торговцев бобами, кото! рые шли из Чанша. Мы спросили их, почему они покинули [столицу]. Они рассказали нам о большом восстании в городе.

Втот год был жестокий голод, и тысячи людей в Чанша не имели еды. Голодающие послали делегацию к городскому губернатору, умо!

ляя его о помощи, но он высокомерно ответил: «Почему у вас нет еды? В городе сколько угодно еды. У меня ее всегда достаточно». Ус! лышав его ответ, народ страшно возмутился. Были созваны массовые митинги и организована демонстрация. Народ атаковал маньчжур! ский ямэнь [присутственное место], сломал флагшток, символ власти, и изгнал губернатора. Вслед за этим уполномоченный министерства внутренних дел по имени Чжан выехал на лошади и объявил народу, что правительство примет меры, чтобы помочь им. Чжан был явно искренен в своем обещании, но императору он не понравился. Тот обвинил его в тайных связях с «чернью» и сместил. Прибыл новый гу! бернатор, который немедленно издал приказ об аресте главарей вос! стания. Многие из них были обезглавлены, и их головы выставлены на шестах в назидание будущим «бунтарям».

Вмоей школе этот инцидент обсуждали много дней. На меня он произвел глубокое впечатление. Большинство других учащихся [тоже] симпатизировали «восставшим», но как!то отстраненно. Они не по! нимали, что это событие имело какое!либо отношение к ним самим. Оно интересовало их только как захватывающий инцидент. Я же ни! как не мог забыть о нем. Я чувствовал, что наряду с бунтарями в вос! стании принимали участие простые люди, такие же, как члены моей семьи, и я глубоко негодовал, что с ними поступили несправедливо.

Вскоре после этого в Шаошани произошел конфликт между чле!

нами Гэлаохуэй, тайного [мафиозного] общества [старших братьев], и местным землевладельцем [дичжу29]. Последний подал на них в суд, а так как он был влиятельным человеком, легко купил благоприятное для себя решение. Члены Гэлаохуэй проиграли. Но вместо того, что! бы покориться, восстали против землевладельца и правительства и, уйдя на гору Люшань, закрепились на ней. Против них были броше! ны войска, а землевладелец распространил слух, что, подняв знамя восстания, они принесли в жертву младенца. Вождем восставших был человек по имени Пан!каменщик. В конце концов их разбили, и Пану пришлось бежать. Впоследствии его поймали и обезглавили. Однако в глазах студентов он оставался героем, так как все [мы] со! чувствовали восстанию.

Вследующем году, когда новый урожай риса еще не был собран, а зимний рис уже весь вышел, в нашем районе оказался недостаток зерна. Бедняки потребовали помощи у богатых крестьян и начали движение под лозунгом «ешьте рис бесплатно». Мой отец был торгов! цем рисом и, несмотря на его недостаток в нашем районе, вывозил в город много зерна. Однажды отправленный им рис был захвачен бед!

ными крестьянами, и гнев его не имел границ. Я не сочувствовал ему. Но в то же время считал, что действия крестьян также были непра! вильными.

Еще одним фактором, оказавшим на меня в то время влияние, было присутствие в местной начальной школе учителя!«радикала». Он был «радикалом» потому, что выступал против буддизма и хотел выкинуть на свалку всех Богов. Он убеждал народ превратить храмы в школы. О нем много говорили, и я восхищался им и разделял его взгляды.

Все это, и инциденты, и знакомство с учителем, почти совпали по времени, оказав на мое юное сознание, уже бунтарское, долговремен! ное воздействие. В тот период я начал проявлять и определенную долю политической сознательности, особенно после того, как прочел брошюру о расчленении Китая. Я помню даже сейчас, что эта брошю! ра начиналась словами: «Увы! Китай будет покорен!». Речь в ней шла о японской оккупации Кореи и Формозы [Тайваня], потери контроля над Индокитаем, Бирмой и другими странами30. После того, как я прочитал это, я почувствовал волнение за будущее моей страны и на! чал осознавать, что долг всего народа помочь спасти страну.

Отец решил отдать меня подмастерьем в лавку, торговавшую ри! сом в уездном городе Сянтани. С ее владельцем у него имелись тес! ные отношения. Вначале я не противился, думая, что это может быть интересно. Но примерно в то же время я услышал о необычной новой школе и решил поступить туда, несмотря на возражения отца. Эта школа находилась в уезде Сянсян, где жили родные моей матери. Мой двоюродный брат [Вэнь Юньчан, 1884—1961] уже учился в ней и рассказал мне о новой школе и об изменениях в «современном обра! зовании». В этой школе меньше внимания уделяли классическим ка! нонам, делая упор на преподавание «новых наук», пришедших с Запа! да. Методы обучения тоже были «радикальными».

Я отправился в эту школу с двоюродным братом и зарегистриро! вался, назвавшись выходцем из уезда Сянсян. Ведь я считал, что в школу принимали только уроженцев Сянсяна. Позже, узнав, что это место открыто для всех, я признался, что родился в Сянтани. Я запла! тил 1400 медных монет за пять месяцев обучения, питание и общежи! тие. Отец в конце концов согласился с моим зачислением, после того как друзья убедили его, что «передовое» образование даст мне воз! можность больше зарабатывать. В первый раз я оказался вдали от дома за более чем 50 ли. Мне было тогда шестнадцать лет.

В новой школе я имел возможность изучать естественные науки и новые предметы, которые учили на Западе. Еще одной достопримеча! тельностью было то, что одним из учителей оказался студент, учив! шийся в Японии и носивший поддельную косу31. Все смеялись над ним, называя его «Фальшивый заморский дьявол».

Никогда прежде я не видел так много детей вместе. Большинство из них являлись сынками дичжу, носившими дорогие одежды; лишь очень немногие крестьяне могли позволить себе послать сыновей в такую школу. Я был одет беднее других. У меня был только один при! личным костюм: куртка и штаны. Халатов студенты не носили, их на! девали только преподаватели. И никто, кроме «заморских дьяволов», не носил западную одежду. Многие богатые учащиеся презирали меня за то, что я обычно ходил в рваных штанах и куртке. Однако сре! ди них у меня нашлись и друзья, а двое стали особенно хорошими то! варищами: один из них теперь писатель, живет в Советской России32.

Меня особенно не любили за то, что я не являлся уроженцем уез! да Сянсян. Быть выходцем из Сянсяна было очень важно. Более того, требовалось родиться в определенном районе Сянсяна. В уезде име! лись верхний, нижний и средний районы, и нижний и верхний все время враждовали на чисто земляческой почве. Они не могли терпеть друг друга. Я занимал нейтральную позицию в этой войне, поскольку вообще был не из этого уезда. В результате члены всех трех фракций презирали меня. Морально я чувствовал себя очень подавленным.

Я хорошо учился в этой школе. Педагоги, особенно те, кто препо! давал классику, любили меня, так как я писал хорошие сочинения в классической манере. Но моя голова была забита не классическими канонами. Я читал два издания о реформаторском движении Кан Ювэя, с которыми познакомил меня двоюродный брат. Одним из них был номер журнала «Синьминь цунбао» («Обновление народа»), ре! дактировавшийся Лян Цичао33. Я читал и перечитывал их до тех пор, пока не выучил наизусть. Я молился на Кан Ювэя и Лян Цичао и был очень благодарен двоюродному брату, о котором с тех пор стал думать как о большом прогрессисте, и который позднее стал контрреволю! ционером, сельским интеллигентом, поддержавшим реакционеров в период великой революции 1925—1927 гг.34

Многие ученики не любили «Фальшивого заморского дьявола» за его поддельную косу, но мне нравилось слушать его рассказы о Япо! нии. Он преподавал музыку и английский язык. Одна из его песен была японской и называлась «Бой в Желтом море». Я до сих пор пом! ню некоторые чудесные слова из нее: