2.4 Демонологические образы в произведениях русских писателей XIX века

Демонологические образы в русской литературе присутствовали всегда (В.А. Жуковский «Светлана», Н.В. Гоголь «Вий», М.А. Булгаков «Мастер и Маргарита» и др.). Правда литература затронула лишь самую небольшую часть нечеловеческого мира. Писателей пленил этот необъяснимый, неизвестный, устрашающий мир фантастических существ. Не обошёл стороной этот таинственный мир, полный разной «нечисти» и А. С. Пушкин в своих рассказах «Пиковая дама» и «Гробовщик».

В «Пиковой даме» (1832) мы встречаем мотив карточной игры, который пронизывает весь рассказ. Страсть главного героя – карточная игра, которая доводит его до безумия. Интересен такой факт, что карточная игра считается проделками самого дьявола. Так, Е.А. Грушко и Ю. Медведев отмечают, что «самое любимое занятие, превратившееся у чертей в неутолимую страсть,– это игра в карты и кости. В игре для чертей нет удержу и не установлено законов: проигрывают всё, что есть за душой (а душа им полагается настоящая, почти такая же, как у людей). Нечистая игра в карты с передержкой и подтасовкой отнесена прямо к бесовским же вымыслам» [20: 315].

В «Пиковой даме» в кульминации рассказа мы встречаем образ покойницы-старухи, который является Герману: «вошла женщина в белом платье. Германн принял ее за свою старую кормилицу и удивился, что могло привести ее в такую пору. Но белая женщина, скользнув, очутилась вдруг перед ним,– и Германн узнал графиню!» [51:100]. Она является к нему после своей смерти, виновником которой послужил Германн, чтобы рассказать секрет ему трёх карт. Удача или действительно эти три карты действуют, но два раза Германну удаётся выиграть. На третий раз Германн проигрывает всё своё состояние и сходит с ума, повторяя слова: «Тройка, семёрка, туз! Тройка, семёрка, дама!». А.С. Пушкин не раскрывает нам тайн, почему Германн сходит с ума. Возможно, это связано с проигрышем, а возможно, старуха-покойница мстит ему, сводя с ума.

Повесть А.С. Пушкина «Гробовщик» (1830) о московском ремесленнике Адрияне Прохорове. В сновидении Адрияна «люди, погребённые его стараниями», не питают злобы к старому гробовщику. Все они охотно поддались на его приглашение, окружают Прохорова с поклонами и приветствиями. «Комната полна была мертвецами. Луна сквозь окна освещала их желтые и синие лица, ввалившиеся рты, мутные, полузакрытые глаза и высунувшиеся носы, <…> одеты были благопристойно: покойницы в чепцах и лентах, мертвецы чиновные в мундирах, но с бородами небритыми, купцы в праздничных кафтанах. <…> Маленький скелет продрался сквозь толпу и приближился к Адриану. Череп его ласково улыбался гробовщику. Клочки светло-зеленого и красного сукна и ветхой холстины кой-где висели на нем, как на шесте, а кости ног бились в больших ботфортах, как пестики в ступах» [51: 56]. Пережитое во сне потрясение открывает Андрияну, что живому место среди живых. Ещё недавно героя удручало состояние его «дела», беспокоила мысль об удалённости нового его дома от Разгуляя, где ожидался хороший подряд. Оскорбленный и рассерженный новыми соседями, гробовщик готов был предпочесть обществу обидчиков общество мертвецов. Ночной кошмар заставил героя оценить и солнечный свет, и дружелюбие соседей. Ужас сна побудил Адрияна воздать должное живой жизни и весело отозваться на радости простого земного бытия, которые были скрыты от него за деловой суетой, расчетами выгоды, мелкими дрязгами и заботами.

Во многих произведениях Н.В. Гоголя или упоминаются демонологические образы, или играют в них главную роль.

В «Сорочинской ярмарке» (1829) тема беса является второстепенной. Вообще, речь идёт о ярмарке, на которую едут главные герои (Солопий Черевик, его дочь Парска и жена Хафронья Никифоровна). В Параску влюбляется юноша и хочет жениться на ней. Между тем на ярмарке рассказывают страшную историю о чёрте, искавшем свою красную свитку. Гоголь иронизирует над тем, что чёрт пропивал своё состояние вместе с людьми в шинках. Образ чёрта похож на образ человека, вот только рога и копыта никуда не исчезают. Иногда упоминается, что у чёрта ещё есть и свиное рыло. В основном, Гоголь придерживается традиционного описания образа чёрта.

«Майская ночь, или утопленница» (1829-1830) знакомит нас ещё с одним персонажем. Русалка у Гоголя – девушка-утопленница, над которой издевалась её мачеха ведьма. Два этих образа даны в фольклорных традициях. Ведьма была красивой женщиной средних лет, имела способность к оборотничеству (превращалась в кошку). Традиционен также сюжет: падчерица отрубает кошке руку, а на утро видит, что у ведьмы перебинтована рука.

«Вечер накануне Ивана Купала» (1830) – страшная повесть о злом чёрте Басаврюке и о том, как он околдовал своими дьявольскими чарами отчаянного юношу Петро, который ради денег и своей любимой девушки смог убить ребёнка. Великий писатель, глубоко знавший сокровища украинского народного творчества и своеобразный быт народа, не придумал своего Басаврюка. Образ и имя Басаврюка имеют параллели в мифологии других народов. «Венгры верят в существование ведьм, которых называют босоркань (boszorkany) или босорка (boszorka). Они также вредят людям, а в Иванов день особенно активно. Венгерское название ведьмы позаимствовали словаки и карпатские украинцы, ср. словацкие слова bosorka «колдунья, ведьма», bosorak «колдун» и бoсурканя, борсукaня, пошуркaня «ведьма», «ворожея» в бойковских говорах украинского языка. Украинские босорка «ворожея, ведьма, колдунья» и босоркун «упырь» являются существами, которые объединяют в себе два естества – человеческое и демоническое. Такие двоедушные существа характерны для представлений карпатских народов (украинцев, словаков и поляков) и южных славян» [66].

В «Пропавшей грамоте» (1831) дед встречает в лесу нечистую силу: «Черти с собачьими мордами, на немецких ножках, вертя хвостами, увивались около ведьм, будто парни около красных девушек <…> Свиные, собачьи, козлиные, дрофиные, лошадиные рыла – все повытягивались и вот так и лезут целоваться» [18: 110]. В данной повести Гоголь отходит от русских традиций и изображает чертей, пользуясь только своей фантазией.

Образ страшного колдуна мы встречаем в «Страшной мести» (1831): «Когда ж есаул поднял иконы, вдруг всё лицо его переменилось: нос вырос и наклонился на сторону, вместо карих, запрыгали зелёные очи, губы засинели, подбородок задрожал и заострился, как копьё, изо рта выбежал клык, из-за головы поднялся горб, и стал козак – старик» [18: 177]. Колдун обладал огромной силой, был способен к оборотничеству. Как и в фольклоре, колдун предпочитал уединение и редко выходил на люди. В повести упоминаются и мертвецы, встающие из могилы и наводящие ужас на местных жителей.

«Ночь перед Рождеством» (1830-1831) – одно из самых известных произведений Гоголя. Как и положено, накануне Рождества вылезает отовсюду нечисть: ведьмы, черти. Ведьма здесь представлена в образе красивой, зрелой женщины Солохи. Чёрта автор нам описал в самой традиционной форме: копыта, рога, хвост, свиное рыло. По сути, чёрт и Солоха являются ведущими героями в этом произведении. Именно они, как и полагается нечисти, делают людям разные неприятности: чёрт «водит» пьяниц в метель, насаждает Вакуле; Солоха соблазняет в округе всех мужчин, устраивает игрища с чёртом, летает на метле. Эти персонажи здесь больше играют комедийную роль, не представляя для людей особой угрозы. Гоголь использовал традиционные образы чёрта и ведьмы из фольклора, не приписывая им выдуманных свойств.

Повесть «Вий» (1833) наполнена разнообразными образами. Один из самых интересных – вий. В русской литературе у Гоголя этот мифологический персонаж упоминается впервые, т.к. пришёл к нам из Украины. Автор описывает его, как «приземистого, дюжего, косолапого человека. Весь он был в чёрной земле. Как жилистые, крепкие корни выдавались его засыпанные землёю ноги и руки. Тяжело ступал он, поминутно оступаясь. Длинные веки опущены были до самой земли» [18: 488]. Существует два предположения о происхождении имени «Вий»: первое — украинское слово «вія» (укр.), что в переводе с современного украинского языка — «ресница». И второе — со словом «виться», так как образ Вия напоминает какое-то растение: ноги его овиты корнями и весь он покрыт засохшими кусками земли. Судя по гоголевскому описанию, он придерживался сразу двух предположений. Как и в поверьях, так и в этом произведении Вия считают повелителем нечистой силы, который взглядом может убить человека.

Гоголь упоминает и нечистую силу, которая наполнила всю церковь в последнюю ночь отпевания ведьмы. Но чёткого их описания не даёт. В деталях описывается ведьма – зачинщица всего происходящего. Именно она выбрала Хому для отпевания, считая его виновником своей скорой гибели. Сначала она описывается нам как обычная старуха, но потом глаза её начинают сверкать, и она прыгает на спину Хомы. Когда тот пересиливает чары ведьмы и начинает избивать её, то видит перед собой красивую панночку. В «Вие» ведьма не успокаивается после смерти и мстит главному герою. Она встаёт из гроба, даже летает на нём, всеми способами хочет найти его в церкви, чтобы убить. Но, начертив магический круг, Хома тем самым защищает себя от её колдовства. Как и в русском фольклоре, вся нечисть исчезает после крика петуха.

В.И. Даль в «Сказке о похождениях чёрта-послушника, Сидора Поликарповича…» (?) изображает чёрта: «Один из чертей-послушников праздновал именины свои, а звали того чёрта Сидором, и Сидором Поликарповичем» [22: 410]. Автор здесь иронизирует, описывая чёрта, его характер, нравы, как человеческие, вот только внешность у него остаётся бесовская: рыло, копыта, хвост.

У О.М. Сомова проявлялся интерес ко всему чудесному и мистическому. На страницах его «небылиц» присутствуют демонологические образы, взятые из народных поверий – русалки, колдуны, оборотни и т.п.

В «Русалке. Малороссийской были» (1825) О.М. Сомов следует традициям в описании русалки, её характера, поведения, окружения. Русалка у него – это незамужняя девушка Горпинка, которая утопилась, оставив мать одну. Та, в свою очередь, не хотела верить в смерть своей дочери и пошла за помощью к одному старому колдуну: «Она увидела старика, скрюченного, сморщенного, словно выходца с того света: в жаркий майский полдень лежал он на голой земле под шубами, против солнца и, казалось, не мог согреться. Около него был очерчен круг, в ногах у колдуна сидела огромная черная жаба, выпуча большие зеленые глаза; а за кругом кипел и вился клубами всякий гад: и ужи, и змеи, и ящерицы» [61: 140]. Он подсказал ей, как заманить дочь домой. Мать нашла свою дочь среди русалок в лесу: «быстро как вихрь помчалась через поляну несчетная вереница молодых девушек; все они были в легкой, сквозящей одежде, и на всех были большие венки, покрывавшие все волосы и даже спускавшиеся на плеча. На одних венки сии были из осоки, на других из древесных ветвей, так что казалось, будто бы у них зеленые волосы» [61: 141]. Когда дочь оказалась дома, то тут же превратилась в мёртвое неподвижное тело. Ровно через год дочь оживилась и со смехом убежала в лес. Автор в этом рассказе придерживался русского фольклора, так как, в соответствии с поверьями, в Русальную неделю русалки выходили резвиться и водить хороводы, а в последний день своего праздника они покидают землю, возвращаясь на тот свет [14: 448].

Рассказ о колдуне и его приёмном сыне О.М. Сомов назвал «Оборотень. Народная сказка» (1825). По народным поверьям у колдунов есть способность к оборотничеству. Они могут превращаться в любых зверей. В данном случае колдун превращался в волка и пугал людей своей деревни, ел их скот. Решив обезопасить местных жителей, сын колдуна последовал за ним в лес. Он увидел, как отец обратился в волка и сделал тоже самое. Став волком, он остался таким же добрым, и люди в деревне поняли, кто скрывается за этой шкурой. В конце произведения, в эпилоге, О.М. Сомов делает аллегорический вывод: «Тот, у кого нет волчьей повадки, не должен наряжаться волком» [61: 155].

Ещё к одному демонологическому образу обращается О.М. Сомов. В «Кикиморе» (1825) крестьянин повествует своему хозяину о том, что когда был ещё мальчишкой, в доме у самых порядочных и верующих людей поселилась кикимора: «То посуду столкнет с полок, то навалится на кого в ночи и давит, то лапти все соберет в кучу и приплетет их одни к другим бичевками так плотно, что их сам бес не распутает; то хлебное зерно перетаскает из сушила на ледник, а лед из ледника на сушило» [61: 226]. Соблюдая традиции, Сомов наделяет кикимору её главным качеством: она помогает хозяйке прясть, либо наоборот путает ей пряжу. Выгнали кикимору её с помощью нищей старухи, которая подсказала, каким способом можно выгнать кикимору.

Цикл повестей «Двойник, или мои вечера в Малороссии» (1828) А. Погорельского о том, как автору является его двойник, и они начинают друг другу рассказывать фантастические истории. Одна из самых страшных историй – «Лафертовская маковница», где речь идёт о старухе, которую в народе все прозвали ведьмой. И когда пришло её время умирать, она захотела оставить всё своё богатство и силу племяннице Маше. Но при условии, если та выйдет замуж за её кота - оборотня, который служил ведьме много лет: «После меня обладать будешь моими сокровищами; тебя я всегда любила и охотно уступаю тебе место! Но выслушай меня со вниманием: придет жених, назначенный тебе тою силою, которая управляет большею частию браков... Я для тебя выпросила этого жениха; будь послушна и выдь за него. Он научит тебя той науке, которая помогла мне накопить себе клад; общими вашими силами он нарастет еще вдвое, - и прах мой будет покоен» [44: 208]. После своей смерти ведьма часто являлась к Маше и её родственникам, так как племянница не собиралась исполнять волю старухи: «Она оглянулась... за нею стояла покойница в том самом платье, в котором ее похоронили!.. Лицо ее было сердито; она подняла руку и грозила ей пальцем» [44: 230]. В итоге, Маша выкинула ведьмин ключ в колодец, который должен был привести её к сокровищам, так как не смогла пересилить себя и выйти замуж за оборотня. После этого вся семья зажила счастливо. Здесь автор нам показывает, что человек может победить нечистую силу, соблюдая морально-нравственные догмы, не поддаваясь таким соблазнам, как легкодоступное богатство. Здесь Маша выбирает обычного человека, несмотря на его финансовое состояние.

У А.А. Бестужева-Марлинского есть повесть «Страшное гаданье» (1830), герой которой, добиваясь своей возлюбленной, сталкивается с бесом и переживает страшное потрясение. Здесь бес предстаёт в облике человека, который только в конце повести раскрывает дьявольскую сущность своими действиями. Для нагнетания мистической обстановки в этой же повести автор упоминает и русалку: «здесь мой дядя видел русалку: слышь ты, сидит на суку, да и покачивается, а сама волосы чешет, косица такая, что страсть; а собой такая смазливая – загляденье, да и только. И вся нагая, как моя ладонь» [6: 141]. Далее в «Страшном гадании» один за другим идут фантастические истории о потустороннем мире. Собравшись в одной избе, гости в разговоре упоминают несколько демонологических образов: «Уж на што у нас храбрый парод девки: погадать ли о суженом – не боятся бегать за овины, в поле слушать колокольного свадебного звону, либо в старую баню, чтоб погладил домовой мохнатой лапою на богачество, да и то сегодня хвостики прижали... Ведь канун-то Нового года чертям сенокос, <…> едут, свищут, гаркают... словно живьем воочью совершаются. Она говорит, один бесенок оборотился горенским Старостиным сыном Афонькой да одно знай пристает: сядь да сядь в сани. Из круга, знать, выманивает» [6: 145]. Другой мужик стал рассказывать о покойнике-колдуне, которого пробудили парни, отобрав саван для забавы. «Мертвец пришел за саваном! Услышав это, молодец, окрученный в него, снял с себя гробовую пелену да венец и выкинул их за окошко. «Не принимаю! – закричал колдун, скрипя зубами. – Пускай где взял, там и отдает мне» [6: 147]. После этих страшных рассказов мы невольно начинаем верить в то, что главный герой действительно встречается с бесом на кладбище.

Сатирический образ чёрта мы находим и у О.И. Сенковского в произведении «Большой выход у Сатаны» (1832). Описание злого духа даётся с огромной иронией: «Представьте себе чертёнка – ведь вы чертей видали? – представьте себе чертёнка ростом с обыкновенного губернского секретаря, 2 аршина и 1/2 вершка, с петушиным носом, с собачьим челом, с торчащими ушами, с рогами, с когтями и с длинным хвостом; одетого – как всегда одеваются черти! – одетого по-немецки» [54: 233]. Всё произведение Сенковского – аллегория на современность писателя. Наделяя своих мистических персонажей человеческими качествами, он показывает государство чертей, раскрывает социальные и нравственные проблемы того времени.

«Записки домового» (1835) О.И. Сенковского – это рассказ домового, жившего за печкой в доме вдовы, хранящей верность своему умершему супругу. Как-то ночью к домовому по прозванию Чурка явился гость: Петр Петрович – бывший обитатель дома, мертвец. Они ведут диалог между собой, рассуждая о преимуществах людской жизни и т.п. «Конечно, – сказал мертвец, – люди в этом отношении счастливее духов. Но вы, господа домовые, пользуетесь тоже одним бесценным преимуществом: вы можете пролезть во всякую замочную скважину и вытащить в нее все, что хотите, все, что вам нужно; вы пользуетесь без труда чужим добром, не ломая дверей и не портя замков, за что у людей строжайше наказывается» [54: 446]. Автор не даёт конкретного описания своих главных героев. Об их внешности и способностях мы узнаём из диалогов. Домовой – хозяин в доме, он добр к людям, у которых живёт, помогает им в беде, не делает зла.

Рассмотрим мистическое произведение А.К. Толстого «Семья вурдалака» (1839). Главный герой – маркиз д’Юрфе – рассказывает о том, как влюбился в прекрасную девушку, отец которой превратился в вампира, а потом и превратил всю семью в кровопийцев. Интересно то, что в названии фигурирует слово «вурдалак», а в тексте повести «вампир». Толстой описывает типичного упыря, страшного, холодного, обладающего огромной скоростью передвижения: «Тысячи безумных и ужасных образов, кривляющихся личин преследовали меня. Сперва Георгий и брат его Петр неслись по краям дороги и пытались перерезать мне путь. Это им не удавалось, и я уже готов был возрадоваться, как вдруг, обернувшись, увидел старика Горчу, который, опираясь на свой кол, делал прыжки, подобно тирольцам, что у себя в горах таким путем переносятся через пропасти» [64: 411]. Автор запугивает читателя страшными описаниями вурдалаков: «Старик приблизил ко мне свое мертвенно-бледное лицо и так низко наклонился надо мною, что я словно ощущал его трупное дыхание. Тогда я сделал сверхъестественное усилие и проснулся весь в поту. В комнате не было никого, но, бросив взгляд на окно, я ясно увидел старика Горчу, который снаружи прильнул лицом к стеклу и не сводил с меня своих страшных глаз» [63: 403]. Описания вампиров у Толстого очень схожи с фольклорными образами.

Ещё одно произведение Толстого «Встреча через триста лет» (1840), которое повествует нам о встрече молодой девушки Урсулы с привидениями: рыцарем Бертраном д’Обербуа и его приятельницей Жанной де Рошегю. Грешник Бертран, погубивший немало жизней, на пиру произнёс речь: «Погибелью души моей клянусь! Жизни вечной не бывать и в жизнь оную не верю нисколько, а коли она есть, так я, хоть бы и душу за то отдать сатане, ворочусь через триста лет с сего дня в замок мой, дабы веселиться и пировать, и в том поклясться и побожиться готов!» [63: 430]. Именно спустя триста лет, как сказано в письме рыцаря и как гласит название произведения, Урсула по некоторым обстоятельствам попадает в замок к Бертрану, где видит их умершие души. Сначала она их спутала с обычными людьми, но потом заметила, что они очень быстро движутся, лица их мертвенно-бледны, а в глазах невыразимая жестокость. Эти качества свойственны для фольклорного образа привидения.

А.К. Толстой в произведении «Упырь» (1841) писал: «Вы их, Бог знает почему, называете вампирами, но я могу вас уверить, что им настоящее русское название: упырь, а так как они происхождения чисто славянского, хотя встречаются во всей Европе и даже в Азии, то и неосновательно придерживаться имени, исковерканного венгерскими монахами, которые вздумали было все переворачивать на латинский лад и из упыря сделали вампира» [64: 335]. Темы «упыря», «вурдалака», первоначально почерпнуты писателями из фольклора, народных легенд и суеверий. Молодой писатель следует литературной, преимущественно романтической традиции. В произведении изображается двоемирие: главные персонажи произведения, в основном, находятся в доме госпожи Зориной и одновременно в мистическом мире, мире упырей, о котором другие люди не догадываются. Сам образ упыря совершенно отходит от русской традиции и сближается с образом западного вампира.

Цикл рассказов М.Н. Загоскина «Вечер на Хопре» (1834) о том, как несколько приятелей собираются в гостях у богатого помещика Ивана Алексеевича Асанова и рассказывают друг другу таинственные, мистические истории, тем более, что и хозяин дома до таких историй большой охотник, да и сам дом его слывёт в округе странным местом. Хопра – место, где жил Иван Алексеевич. Жители это место и этот дом называли проклятым, так как до него там жил злой помещик, убивавший невинных людей. Первая история, рассказанная одним из гостей, «Пан Твардосвкий», о встрече с привидениями во главе с мёртвой душой пана Твардосвкого, которые пытались напугать гостя: «Бритые головы с хохлами, отвислые подбородки, нахмуренные брови, усы, как у сибирских котов, – ну, словом, что портрет, то рожа, и одна другой отвратительнее. Ай да красавцы, – подумал я. – Ну, если домовые, которые изволят здесь пошаливать, не красивее их, так признаюсь!» [26: 559]. В фольклоре привидения могут принимать любой образ, их цель – напугать человека для развлечения.

В рассказе «Нежданные гости» Загоскина говорится о том, как мужчине явились бесы на ужин проучить его за то, что тот не дочитал библию: «Вместо четырех, хотя и не красивых, но обыкновенных людей, стояли вокруг него четыре пугала такого огромного роста, что когда они вытягивались, то от их голов трещал потолок в комнате» [26: 578]. Автор иронизирует над тем, что не ангелы, а бесы пришли его корить в том, что он предпочёл чтению библии обеденный сон. Также как и в предыдущем рассказе, проснувшись, главный герой подумал, что всё это ему приснилось. Автор как бы делает двойную развязку, но и показывает нам некоторые детали, доказывающие, что это не сон. Например, проснувшись главный герой оказывается в неположенном месте. Интересен факт, что заснул он ровно в десять часов вечера, ровно во столько же умер и его слуга. Но во сне только умерший обслуживал гостей, остальных слуг как раз и не было.

В цикл рассказов «Вечер на Хопре» входит и произведение «Концерт бесов», повествующее о том, как молодой мужчина Зорин попадает на концерт мертвецов, устроенный его возлюбленной, которая, как оказалась, умерла ещё у себя на родине в Италии. Здесь Загоскин дал волю своей фантазии при описании бесов: «Журавлиные шеи с собачьими мордами; туловища быков с воробьиными ногами; петухи с козлиными ногами; козлы с человеческими руками – одним словом, никакое беспутное воображение, никакая сумасшедшая фантазия не только не создаст, но даже не представит себе по описанию таких гнусных и безобразных чудовищ. Особенно же казались мне отвратительными те, у которых были человеческие лица, если можно так назвать хари, в которых все черты были так исковерканы, что, кроме главных признаков человеческого лица, все прочее ни на что не походило» [26: 592]. Необходимо отметить, что Загоскин в описании бесов не следует фольклорным традициям и показывает нам совершенно другие образы, являющиеся плодом его воображения.

В рассказе Загоскина «Ночной поезд» к простым людям в дом стали ломится мертвецы, умершие души. Автор описывает их так: «кто с перерезанным горлом, кто с размозжённой головой, и при свете кровавого зарева не видно было и конца этому ужасному поезду» [26: 617]. Автор придерживается народных поверий и изображает покойников в той же одежде, которой их похоронили. Мертвецы у Загоскина, также как и в народе – это убийцы, самоубийцы и люди, умершие не по своей воле.

Таким образом, мы видим, что в русской литературе XIX века демонологические образы упоминались часто. Возможно, это связано с тем, что 1/3 века выпала на долю романтизма. А одна из особенностей русского романтизма – это широта, масштабность художественного мышления. Для воплощения идей общечеловеческого значения они используют христианские легенды, библейские сказания, античную мифологию, народные предания. Писатели романтического направления прибегают к фантастике, к символике и другим условным приемам художественной изобразительности, что дает им возможность показывать действительность в таком широком развороте, какой был совершенно немыслим в реалистическом искусстве. Мир в восприятии романтиков противоречив и дисгармоничен: с одной стороны – реальность, гнетущая, серая, обрекающая на скуку и унылое существование, лишённое свободы, одухотворённости и радости; с другой – мечта, прекрасная, притягательная. Несоответствие идеала и реальности называется романтическим двоемирием: реальный мир словно «проверяется» идеальным, гармоничным миром, созданным в воображении. Между этими двумя мирами – непроходимая пропасть [67].

Мы увидели незначительное количество отступлений от внешности и качеств демонологических образов. Так, М.Н. Загоскин отступает от фольклорных традиций при изображении бесов. Тоже самое можно встретить и у Н.В. Гоголя в «Пропавшей грамоте». Нельзя не отметить О.М. Сомова, который чётко следовал фольклорным традициям при описании демонологических образов: русалка, оборотень, кикимора. Также в изображении мифических персонажей старались не отступать от традиций и А. С. Пушкин, А. Погорельский и А.А. Бестужев - Марлинский. В. И. Даль и О.И. Сенковский демонстрируют нам сатирический образ чёрта. Нельзя не заметить, что у А.К. Толстой наиболее часто фигурирует, по сравнению с другими авторами, образ упыря. Проанализировав произведения, мы выяснили, что чёрт является самым популярным персонажем в русской литературе XIX века. Возможно, это связано с тем, что он обладает практически функциями практически всех демонологических образов вместе взятых.