2.3 Демонологические образы в произведениях восточнославянского фольклора

«Поэзия народная, – разумеется, чисто народная, а не испорченная фабричными и лакейскими переделками, во всех отношениях хороша, потому что она естественна; потому что, будучи выражением творческого духа всего народа, свободно выливалась она из уст целых поколений» [11: 192].

Всем известно, что черты древних суеверий, утраченных верований сплошь и рядом сохраняются в фольклоре. В нём отразились различные комплексы верований – земледельческие, промысловые, скотоводческие, семейно-родовые, эротические и т.п. [46]. К сожалению, русский фольклор не создал «полных божеств, подобно греческому, финскому или скандинавскому эпосу, но всё же он тесно связан с мифическими верованиями и существами: «это не крупные, величавые личности греческого Зевса, финского Вейнемейнена, скандинавского Тора или Одина, с определённым нравственным характером, развитым во множестве подвигов и похождений, - но ряд существ не самостоятельного, не отдельного бытия: это целые толпы вил, русалок, дивов, полудниц и т.п» [9: 35].

Демонологические образы мы можем найти в обрядовом фольклоре. Например, в календарных обрядах за каждым днём крепятся приметы: 22 августа – день Агафона-огуменника, когда по языческим представлениям когда леший якобы из лесу в поле выходит раскидывать снопы по гумнам, праздник Русалий (обрядовый праздник духов умерших) – русалки выходят веселиться и водить хороводы. Троицкую неделю иногда называли Русальной. По народным поверьям, в воде и на деревьях появлялись русалки – обычно девушки, умершие до брака. Принадлежа к миру мёртвых, русалки как опасные духи, которые преследуют людей и даже могут погубить их. Женщины и девушки оставляли на деревьях свои сорочки, так как русалки якобы просили одежду.

К календарным обрядам также относятся и новогодние обряды – колядование, гадание и т.п. Колядование проходило на стыке старого и нового года. Считалось, что в эту ночь вся «нечисть» разгуливает. Колядующие люди, ходившие по дворам, пели хозяевам, открывшим им двери, песни, а иногда и угрозы тем, кто осмелился им не дать вознаграждения. Считалось, что колядовщики символически изображали умерших родственников, приходивших в гости с того света, и которые могли повлиять на урожайность полей, благополучие в хозяйстве и на счастливый приплод скота. В новогоднюю обрядность входят многочисленные гадания, которыми занимались исключительно девушки. Связана эта обрядность с периодом, когда активизируются силы зла, поэтому гадания – это не просто забава, это контакт с нечистой силой. Например, гадание в бане: раздевшись, девушки вбегают в баню, если их потрогала мохнатая рука домового, то богато жить будут, а если ледяная скользкая рука чёрта – бедно.

В семейных обрядах нас интересует похоронный обряд, т.к. он тесно связан с одним из главных образов, рассмотренных нами, – образом покойника. Загробная жизнь представлялась народом такой же, как и его жизнь до смерти, то есть все человеческие потребности (есть, пить, спать и т.п.) сохранялись. Скорбь о покойном демонстрировалась публично, поэтому на похороны специально приглашали плакальщиц. В их обязанность входило громко плакать, причитать, вскрикивать, говорить о заслугах покойника и т.п. Покойному оказывали знаки уважения, но в тоже время его боялись. Считали, что если человек умер, то его душа обязана отправиться к предкам, а не бродить по земле, поэтому выносили покойника ногами вперёд, чтобы он не смог потом найти обратной дороги. И зеркала закрывали, чтобы он не остался на себя посмотреть. Возможно, что именно страх перед умершим объясняет поразительную устойчивость похоронного обряда в течение многих веков. Особенно была распространена вера в мстительных покойников – упырей, встающих из могил и пьющих кровь других.

В необрядовом фольклоре демонологические образы можно встретить в:

– сказочной прозе (ещё А.С. Кайсаров в своей книге «Славянская и российская мифология» указывал на то, что сказки – «сокровище для нашей мифологии» [28: 2];

– несказочной прозе, в основном это былички и бывальщины («Рассказы о существах и людях, наделённых сверхъестественными способностями, называются быличками» [30: 141]. Мир быличек таинственен и страшен, обращаясь к нему, мы погружаемся в мир леших и водяных, полудниц и русалок, домовых и баенников, овинников и гуменников, ведьм и оживших мертвецов. Рассказы о них зовутся также демонологическими. Единого фонда быличек нет в русском фольклоре. В одной области знают водяного, но не слышали о русалках, а в другой – наоборот. Но часто персонажи быличек наделены устойчивыми характеристиками.

Рассмотрим самые популярные демонологические образы в русском фольклоре.

Из духов природы наиболее распространены рассказы о лешем. Представляют его маленьким голым старичком с мохнатыми руками. Иногда ростом он выше леса, а иногда является человеком. Сюжеты с ним однообразны: рассказчик встречает лешего, тот его пугает, «водит» по лесу. Например, в сказке «Леший» охотник встречает лешего в образе человека. Он распознаёт в мужике лешего и стреляет в него, тот убегает от охотника и приводит его к своему дому, где находится в подчинение у него девушка, которая пропала три года назад. Часто утаскивает детей, девушек [42]. В быличке «В няньках у лешего» леший тоже предстаёт в образе обычного мужика, который забирает старуху себе в дом путём обмана для своей также украденный жены [53]. Происхождение лешего часто связывают со страхом перед дремучим лесом.

В воде жил водяной. Он любил топить людей, был очень жесток. Ездил на соме, поэтому в некоторых селеньях сомятину в пищу не употребляли. Чтобы задобрить водяного, люди кидали в воду конские черепа, дохлых животных, хлебные крошки. Быличек о водяном немного, но зато много бывальщин. Их основные сюжеты следующие: мельник ловит водяного в облике рыбы, последний откупается от него; музыкант играет водяному; девушки призывают водяного на беседу; солдат бьёт водяного и т.п.

С водой связаны и русалки. Образ их неточен: где-то их представляют страшными женщинами с большими обвислыми грудями, а где-то наоборот – красавицами с длинными зелёными волосами, которые прельщают мужчин.

Из домашних духов на первом месте стоит домовой. Персонаж этот часто представляется добрым мужичком небольшого роста, который живёт под печкой, на чердаке, в чулане, под порогом. К обитателям дома он относился хорошо, иногда правда бывал недоволен: мог пошуметь или душить хозяев во сне, поэтому его часто старались задобрить (оставляли для него кашу, табак). В рассказах о домовом нет священного трепета, который так ощутим в быличках и бывальщинах о духах природы.

Также к демонологическим образам мы относим чертей, кикимор, лихорадок и т.п. Основным злым духом, конечно, является чёрт. Диапазон действий чёрта достаточно широк – от мелких пакостей до тяжких преступлений. Только в анекдотических сказках чёрт может оказаться одураченным. Например, в сказке «Солдат и чёрт» или в быличке «Чёрт» мужик убивает его веслом [53].

Много рассказывалось не только о духах и демонах, но и о людях, наделённых сверхъестественными способностями – колдунах и ведьмах. Отношение к ним было неоднозначное, так как они могли находиться на службе у нечистой силы. Колдуны – носители злого начала. Обычно это угрюмый и неразговорчивый старик. Живёт обычно на краю села. Его колдовских проделок было множество. Но наибольший вред он приносил во время свадеб. В сказке «Рассказы о мертвецах» говорится о мёртвом колдуне, который явился на свадьбу и убил жениха и невесту [42].

Женской ипостасью колдуна была ведьма. Образ ведьмы, также как и образ русалки, разнообразен. Кто-то говорит о ней, как о страшной старухе, кто-то – как о женщине неведомой красоты. В отличие от любящего одиночество колдуна, ведьмы устраивали шабаши, полные распутства и безобразия. Славяне терпимо относились к ведьмам и казнили их только в чрезвычайных обстоятельствах. Так, в 1879 году в Тихвинском уезде крестьяне сожгли в избе старуху, заподозренную в колдовстве. В сказке «Ведьма и Солнцева сестра» ведьма поедала людей [42].

Особое место в народной демонологии занимали покойники. Мёртвых лучше не приглашать в гости. Существует много рассказов о том, как девки зовут мёртвых на вечеринку, те являются в облике парней и расправляются с ними. В сказке «Рассказы о мертвецах» говорится о мёртвой женщине, которая приходила кормить своего выжившего грудного ребёнка мёртвым молоком. Увидев её, люди превратились в камень, а ребёнок умер [42].

Из покойников наиболее ужасны упыри [30]. В сборнике «Русские народные сказки в обработке» исследователя народного творчества А.Н. Афанасьева есть сказка под названием «Упырь», где даётся образ «кровососа»: «Немного погодя входит в избу такой молодец – что на́ поди! Кровь с молоком! Одет богато, чисто. «Здравствуйте, – говорит, – красные девицы!» – «Здравствуй, добрый молодец!» – «Гулянье вам!» – «Милости просим гулять к нам!» Сейчас вынул он кошель полон золота, послал за вином, за орехами, пряниками – разом все готово; начал угощать и девок и ребят, всех оделил. А пошел плясать – любо-дорого посмотреть!» [42: 70]. Упырь здесь предстаёт в облике красивого юноши, который поедает своих жертв: «Названый жених стоит у гроба да у покойника ест; в церкви тогда ночевало мертвое тело» [42: 71].

В повествовании, записанном в окрестностях Дербента, упырь – «знавшаяся с нечистой силой старуха». Её считали виновницей всех смертей в деревне. Тогда могилу покойницы решили разрыть в сопровождении священника и знахаря. «Глядим все: лежит наша старуха лицом вниз и весь-то саван у неё в крови, – ну, оправились мы маленько от страха, батюшка-то, значится, спустился сам в могилу, осмотрел старуху и говорит: нет, она вся холодная, мёртвая, её тревожить нечего… А знахарь-то показывает нам кровь да потихоньку и говорит: « Ну что, видите, вот и кровь у неё на саване детская, это она умертвила ребят. <…> Одно средство,– говорит,– избавиться от неё, вбить её между плеч осиновый кол!» [14: 500].

В центральной России чаще всего упыря называют еретиком. По поверьям Сургутского края, люди, которые становились еретиками, порою не отличались при жизни ничем особенным и лишь перед смертью предупреждали домашних, чтобы их опасались. Всех «сомнительных покойников» оставляли на несколько дней в церкви, без погребения. «Были три мушшыны и три невестки... Оны ушли промышлять, эти мужья-то. Промышляли ходили – зашли в избушку; избушку истопили и угорели до смерти. И, значит, пришли еретики к ним, свои платья сняли, ихно платье на себя надели. К жонам и пришли ихним, вроде как мужья пришли...» (Архангельск). На Русском Севере были популярны такие рассказы о женихах и мужьях-еретиках [14: 170]. В упырей свято верили все народы из разных уголков России.

Итак, восточнославянский фольклор полон различных демонологических образов. Как видим, в каждом районе России персонажу дают своё истолкование, отсюда некоторые качества, признаки его меняются. В основном, о демонологических образах мы узнаём из бывальщин и быличек. В подавляющем большинстве случаев портрет демонологических образов нарочито неопределен и построен на каком-то одном признаке: рассказчик не называет того, кто ему встретился, он упоминает только, что кто-то захохотал, загремел, застучал, мелькнул над рекой. Поскольку рассказы воспринимались слушателями, которые знали о существовании лешего, домового, водяного, то для всех было ясно, о ком идет речь. Некоторую роль играл в данном случае и запрет называть нечистого по имени, боясь тем самым призвать злого духа.