Ванин Ю.В. История Кореи. Избранные cтатьи - 2016

численность жандармерии, полиции, сеть агентов и осведомителей. Изданный в Японии в апреле 1925 г. «Закон о поддержании общественного спокойствия» вскоре был распространен и на Корею. Главное его предназначение – подавление малейших проявлений протеста со стороны угнетенных.

С начала 1930-х гг. Япония усилила экономическую эксплуатацию Кореи. Прежде всего, она стремилась решить за ее счет свои продовольственные проблемы. Как известно, нехватка продуктов питания стала одной из основных причин «рисовых бунтов», сотрясавших Японию в 1918 г. Выход из создавшегося положения японские власти видели, в частности, в наращивании вывоза риса из Кореи. Если среднегодовое производство риса в 1922–1926 гг. увеличилось там менее чем на 3 % по сравнению с предшествующим пятилетием, то экспорт его в Японию за этот же период вырос почти в 2 раза. Естественно, что это делалось в ущерб внутреннему потреблению. В результате душевое потребление риса у корейцев было в 3 раза меньше, чем у японцев, и голод постоянно преследовал большинство населения Кореи604.

Тяжкий налоговый пресс, многочисленные поборы и повинности разоряли корейскую деревню. Не случайно в 1924 г. около 45% крестьянских хозяйств находилось за чертой бедности. Хуже всею было то, что ускорился процесс обезземеливания крестьянства. Все больше земель, причем лучшего качества, переходило в руки государственного Восточно-колонизационного общества и частных землевладельцев, преимущественно японских. В то же время за период с 1919 до конца 1920-х гг. с 31,6 до 46,5% увеличилась доля бедняков-арендаторов в сельском населении Кореи. Почти втрое возросла численность хваджонминов – самых нищих и бесправных крестьян, добывавших пропитание подсечным земледелием в горной глуши. Ежегодно тысячи корейцев были вынуждены переселяться в соседние страны605.

Не лучше было положение городского населения. Корейцы – предприниматели и торговцы, в большинстве своем мелкие, подвергались дискриминации и разного рода ограничениям. На пред-

604Ли Ги Бэк. История Кореи: новая трактовка. М., 2000. С. 363.

605Ли Ги Бэк. История Кореи: новая трактовка. М., 2000. С. 370, 371.

261

приятиях рабочий день длился, как правило, 12 часов. Корейский рабочий за тот же труд получал вдвое меньше японского. Широко применялся низкооплачиваемый женский и детский труд. В кризисных случаях корейских рабочих первыми выбрасывали за ворота предприятий. Их уделом было нищенское существование, полная беззащитность перед произволом и вымогательством хозяев, мастеров, надсмотрщиков.

В еще больших масштабах, чем прежде, Япония выкачивала из Кореи ее природные ресурсы: золото, металлы, разного рода сырье, морепродукты и пр. Одновременно Корея становилась крупным рынком сбыта продукции японской промышленности, что препятствовало нормальному индустриальному развитию самой страны. Огромные средства, изъятые у корейского народа, тратились на далекие от его насущных потребностей цели: создание тяжелой промышленности, в особенности химической, строительство электростанций, железных и шоссейных дорог, обустройство портов и т. д. Тем самым закладывался базис для последующего превращения Кореи в военно-стратегический плацдарм для реализации агрессивных планов японского империализма.

Говоря о последствиях Первомартовского народного движения, не следует, однако, ограничиваться лишь фактами усиления грабительской политики Японии в Корее. Колониальные власти, надо признать, сумели извлечь определенные уроки из критической для них ситуации 1919 г. Конкретным выводом из них стало провозглашение «эры культурного управления» Кореей. Хотя проведенные в ее рамках реформы были, как принято считать в литературе о них, поверхностными, куцыми, в значительной степени демагогическими, нельзя не видеть, вместе с тем, их определенного воздействия на важные аспекты дальнейшего развития Кореи.

Прежде всего, японские власти несколько расширили доступ корейского капитала в сферу промышленности, торговли и финансов. Отменив действовавший с 1910 г. «Закон о компаниях», они ослабили прежние ограничения для корейцев создавать фирмы, тор- гово-промышленные общества, банки. Основной упор был сделан на вовлечение корейского капитала в смешанные предприятия и компании, где преобладающие позиции занимал японский капитал. К концу 1920-х гг. в Корее было уже 165 смешанных японо-

262

корейских компаний606. Наряду с ними возникали и собственно корейские фирмы и предприятия. Так, основанная братьями Ким Сон Су и Ким Ён Су акционерная компания стада одной из ведущих в текстильной промышленности Кореи.

Экономическая реформа, предоставив некоторые возможности для роста корейского национального капитала (их масштабы и значение не стоит переоценивать), никоим образом не поколебала господства в этой сфере Японии, которое только продолжало усиливаться. Но она произвела серьезный социально-политический эффект, вызвав размежевание национально-патриотических сил Кореи.

Крупная буржуазия, которой преимущественно достались плоды реформ, смыкалась с японской, врастала в колониальную систему и связывала с ней перспективы своего процветания. Не отказываясь совершенно от стремления к независимости своей страны, пути ее достижения она видела в постепенном преобразовании существующих порядков на основе сотрудничества и компромисса с японскими властями, в подъеме экономического, культурного, нравственного уровня корейского народа, что позволит ему когданибудь избавиться от колониальной неволи. Негативно оценивая ход и итоги Первомартовского народного движения, она была категорически против насильственных методов борьбы за независимость. Национал-реформизм, как нарекла наша литература правое крыло корейского национализма, довольно быстро укреплял свои позиции и впоследствии занял лидирующее положение в националистическом секторе общественно-политической жизни Кореи.

Мелкая буржуазия города и деревни, городская и сельская беднота, т.е. подавляющее большинство населения Кореи, ничего не получили от реформы и в возрастающей степени подвергались эксплуатации. Выразителями их протеста являлись нарождавшаяся корейская интеллигенция, низшее чиновничество, учащаяся молодежь, сами страдавшие от социального и национального гнета. Они составляли левое крыло корейского национализма, выступавшее за радикальные методы борьбы с целью скорейшего свержения

606 История Кореи (с древнейших времен до наших дней). М., 1974. Т. 2. С. 57.

263

японского колониального режима. Левые националисты действовали в контакте с Временным правительством Кореи в изгнании и с зарубежными корейскими патриотическими организациями, поддерживали возникавшие в стране и за ее пределами партизанские отряды и террористические группы. Не уклонялись они и от сотрудничества с коммунистами, с которыми у них было немало общего.

Под воздействием процессов, происходивших с начала 1920-х гг. в экономике Кореи, к национальным противоречиям все активнее присоединялись социальные. Увеличившийся численно молодой корейский рабочий класс втягивался в борьбу за свои права. В 1925 г. он провел 55 забастовок, в 1926 – 81607. Забастовки устраивались не только на японских, но и на корейских предприятиях. Преобладали, конечно, экономические требования, но выдвигались и политические (свобода слова, организаций и т.д.). Наряду с забастовками начали практиковаться также политические акции: митинги и демонстрации. Рабочий класс, таким образом, превращался во влиятельную и боевую политическую силу. Усиливалось и крестьянское движение. В разных провинциях Кореи ежегодно случались сотни арендных конфликтов, стычек крестьян с полицией, нередко принимавших острые формы. Корейская интеллигенция, особенно молодежь, устраивала свои акции протеста. Все сказанное свидетельствовало о том, что через некоторое время после кровавого подавления колонизаторами Первомартовского народного движения в Корее вновь нарастала социально-политическая напряженность.

Еще одна реформа, проведенная после 1919 г., – разрешение корейцам создавать свои общественные организации. Разумеется, японские власти меньше всего исходили при этом из заботы об интересах корейского народа. У них была своя двоякая цель: с одной стороны, уменьшить такой уступкой накал протестной борьбы в колонизуемом обществе, переключить накопившуюся в нем энергию на сравнительно безопасную для властей деятельность в профессиональных, просветительских, спортивных и прочих такого рода организациях; с другой стороны, поскольку усиление политической активности корейского населения все равно невозможно остановить, намеревались ввести ее в установленные законом органи-

607 История Кореи (с древнейших времен до наших дней). М., 1974, т. 2, с. 79.

264

зационные рамки, позволяющие властям осуществлять необходимый контроль над мыслями и действиями подданных.

Независимо от воли и желаний японских колонизаторов, разрешение корейцам иметь свои организации сыграло весьма положительную роль. При всех ограничениях, умышленно чинимых властями, корейская общественность получила хоть какую-то легальную возможность внести в освободительное движение организованное начало, через создаваемые ею организационные структуры втягивать массы в борьбу, крепить единство и солидарность патриотических сил. Насколько это назрело, можно судить по тому, как быстро росло количество разных по численности, характеру и направленности корейских организаций. На этот счет существуют разноречивые сведения. Американский ученый Э. Нам, например, сообщает, что к 1925 г. в Корее имелось около 180 политических обществ, 128 рабочих, 44 молодежных, 300 молодежных религиозных организаций и т.д.608 Если прибавить к ним подпольные организации, учесть которые не всегда возможно, цифры будут еще более внушительными.

Значительная часть корейских организаций вливалась в два общественно-политических потока: социалистический и националистический. В первом самой крупной была Коммунистическая партия Кореи (лидер Ким Джэ Бон). Созданная нелегально в апреле 1925 г. на базе нескольких коммунистических ячеек, она действовала под руководством Коминтерна, который дважды, в сентябре 1925 и марте 1926 г., принимал посвященные ей резолюции, нацеленные на укрепление связи партии с массами, устранение

вней групповых междоусобиц и пр. Во втором наиболее представительным было «Чхондогё» (Общество учения небесного пути). Сыграв значительную роль в Первомартовском движении, оно и

впоследующий период сохраняло авторитет, особенно среди крестьянства. К середине 1920-х гг. верхушка общества склонялась к национал-реформизму, но все же преобладала в нем радикальная часть (лидер Чхве Рин). Эта часть «Чхондогё» находилась в контакте с СССР, с Крестьянским интернационалом. Поэтому в Со-

608 Nahm А. С. Korea. Tradition and Transformation. A History of the Korean People. New Jersey, 1988. P. 278.

265

ветском Союзе тогда даже называли «Чхондогё» «революционной крестьянской партией».

Из тех же соображений, что и в вопросе о корейских общественных организациях, колониальные власти пошли еще на одну реформу – разрешили с 1920 г. издание корейских газет. Первыми и самыми популярными были «Тона ильбо», «Чосон ильбо», «Сидэ ильбо». Выходили они в условиях строжайшей цензуры, издатели и редакторы то и дело подвергались штрафам, судебным преследованиям. Тем не менее, через все преграды и гонений, газеты старались донести до народа слово правды, будили в нем патриотический дух.

Характеристика ситуации в Корее в середине 1920-х гг. будет неполной, если не отметить два важнейших, с нашей точки зрения, внешних фактора. Первый – это революция в Китае, начавшаяся

в1925 г. Силой обстоятельств в нее была втянута часть находившейся там корейской эмиграции. Это делало события в Китае вдвойне привлекательными для корейской общественности. Борьба китайского народа против иностранного гнета, полуфеодальных порядков и реакционной военщины находила живой отклик в Корее, вдохновляя ее патриотов на сопротивление колонизаторам.

Второй фактор – это воздействие Советского Союза на патриотов Кореи. В январе 1925 г. СССР и Япония нормализовали взаимоотношения, остававшиеся сложными после изгнания в 1922 г. японских интервентов с советского Дальнего Востока. Период «потепления» был сравнительно недолгим (до агрессии Японии

вМаньчжурии в 1931 г.), но он открыл некоторые возможности для непосредственных советско-корейских связей. В том же 1925 г.

вСеуле возобновило деятельность Генеральное консульство СССР,

установившее контакты с организациями корейских коммунистов и левых националистов. Японские власти вынуждены были разрешать корейским организациям проведение мероприятий по случаю международных и советских революционных празднеств и памятных дней, расширить доступ в Корею советской литературы и прессы. Естественно, что все это происходило под неусыпным надзором японской полиции, которая часто конфисковывала «подрывные» издания, пресекала подозрительные связи корейцев с советскими представителями, вылавливала прибывавших из СССР

агентов Коминтерна.

266

Корейская печать со времени своего появления уделяла повышенное внимание тому, что происходило в 1920-e гг. в СССР. Газета «Тона ильбо», например, ввела специальную рубрику «О Российском государстве», имела в Москве собственного корреспондента. Эта в другие корейские газеты регулярно публиковали материалы о В.И. Ленине, Октябрьской революции, коммунистических идеях (разумеется, в своей их трактовке), о проводимых в СССР преобразованиях в сфере социальных и национальных отношений. В январе 1926 г. в Корее довольно широко отметили День памяти В.И. Ленина: о нем и его заслугах перед угнетенными народами России и всего мира печатались уважительные статьи, устраивались лекции и собрания. С большим интересом воспринимались сведения о позитивных сдвигах в положении советских корейцев. Газета «Сидэ ильбо» опубликовала на эту тему в 1926 г. серию небольших статей. Материалы о жизни трудящихся СССР резко контрастировали с тем, что корейцы видели и переживали у себя на родине, что усиливало их протест против колониального порабощения.

Такой, в общих чертах, была ситуация в Корее к середине 1920-х гг., когда произошли события, которым посвящена данная статья. Главное, что надлежит подчеркнуть: после тяжелейших потерь 1919 г. корейское освободительное движение в указанный период вновь набирало силу, разнообразило состав участников, формы и методы борьбы. Своими реформами, репрессивными контрмерами японские власти сумели несколько ослабить накал сопротивления, не допустить взрыва, аналогичного первомартовскому. Но те же самые реформы, сочетавшиеся с усилением в Корее социального и национального гнета, делали неизбежными новые крупные столкновения корейских патриотов с японскими колонизаторами, что и произошло в 1926 г.

Надо сказать, что своей неопытностью, а подчас и непростительным легкомыслием, корейские патриоты иногда сами способствовали борьбе с ними японской полиции. Весьма показателен в этом отношении известный инцидент в Синыйджу, имевший серьезные последствия. В этом пограничном с Китаем городе в ноябре 1925 г. были арестованы два человека, в чем-то не подчинившиеся полиции. При них обнаружили письмо от одного из руководителей компартии и комсомола Кореи Пак Хон Ёна (Пак

267

Хен Ена) к видному левому националисту Ё Ун Хёну, находившемуся тогда в эмиграции в Китае. В ходе проведенных затем обысков на квартирах задержанных в руки полиции попали списки и некоторые другие секретные документы компартии и комсомола. Все их руководство, включая Ким Джэ Бона и Пак Хон Ёна, тут же оказалось в тюрьме. В ответственный период подготовки к крупному антияпонскому выступлению компартия и комсомол были, таким образом, обезглавлены, их руководящие органы пришлось спешно воссоздавать заново.609

Несмотря не постигшую ее неудачу, компартия продолжала готовиться к выступлению, наметив политическую демонстрацию в Сеуле на 1 мая 1926 г. Чтобы придать ей массовость и следуя установкам Коминтерна того времени на создание объединенного фронта патриотических сил, новое руководство партии во главе с Кан Даль Ёном решило провести демонстрацию совместно с националистическими организациями. Это решение не было единодушным: его не поддержала одна из влиятельных коммунистических фракций (так называемая Сеульская группа). Среди националистических деятелей также нашлось немало противников сотрудничества с коммунистами в этой политической акции, в том числе даже такой, как Чхве Рин. Тем не менее, 10 марта 1926 г. состоялось секретное совещание Кан Даль Ёна с группой националистических деятелей радикального направления. На нем был образован Комитет действия, в который вошли представители компартии и других социалистических групп, «Чхондогё» и нескольких христианских организаций.610

Комитет действия возглавил связанную с майской демонстрацией организационную и политическую работу. Однако незадолго до ее проведения произошло событие, заставившее устроителей демонстрации изменить свои планы.

26 апреля скончался последний корейский император Ли Чхок. Японские власти, сначала не возражавшие против первомайской демонстрации в Сеуле, сразу же отменили это разрешение на том

609Усова Л. А. Корейское коммунистическое движение 1918–1945 гг. М., 1997. С. 60.

610Там же, с. 64.

268

основании, что проведение ее в период траура по императору неэтично. Но Комитет действия решил не отменять демонстрацию, а приурочить ее ко дню похорон.

Ли Чхок (тронное имя Сунджон) – сын и преемник императора Коджона, насильно смещенного в 1907 г. за попытку протестовать перед мировым общественным мнением против захвата Кореи Японией. В отличие от отца. Ли Чхок покорно смирился с утратой в 1910 г. и престола, и независимости своей страны, перейдя целиком на попечение колонизаторов. Из-за этого он как человек не пользовался авторитетом и симпатиями у большинства корейцев. Не случайно поэтому в Декларации независимости, провозглашенной 1 марта 1919 г., в других программных документах корейских патриотов не ставился вопрос о возрождении в Корее монархии. Однако, при всем том, Ли Чхок оставался в глазах многих высшим представителем, в известном смысле даже символом, корейской государственности, имевшей многовековую историю и нагло растоптанной японскими захватчиками. Его кончина, предстоящее прощание с ним не могли не взволновать всю Корею, чем и решили воспользоваться организаторы акции антиколониального протеста.

Свои планы в связи со смертью Ли Чхока имели и японские власти. Зная о непопулярности покойного в народе, они рассчитывали на то, что его похороны пройдут относительно спокойно, без тех эксцессов, которые произошли на похоронах Коджона 1 марта 1919 г. и вылились тогда в массовое восстание. Устройством пышной траурной церемонии они надеялись произвести благоприятное впечатление на корейский народ, примирить его с колониальным режимом, а заодно представить последний в выгодном свете перед всем миром.

Между тем Комитет действия и связанные с ним легальные и подпольные организации, насколько было возможно, активизировали свою деятельность. Войдя в контакт с корейской эмиграцией в Китае, получили от нее необходимую финансовую помощь. Оттуда же поступила часть пропагандистской литературы и прокламаций антияпонского содержания. Остальное (более 100 тыс. экземпляров) тайно отпечатали в одной из частных типографий Сеула, связанной с «Чхондогё».

269

Как только весть о кончине Ли Чхока распространилась в Корее, в Сеул начали стекаться из разных мест страны тысячи людей. Многие уже находились там по случаю открытия торговопромышленной выставки. Среди этого скопления народа велась соответствующая политическая работа, в том числе с использованием некоторых корейских национальных традиций. По старинному обычаю у дворца скончавшегося императора и на улицах столицы постоянно, сменяя друг друга, находилось огромное множество групп «плакальщиков». Имеются сведения, что в общей сложности

вних входили до 200 тыс. человек.611 Иногда насылают даже цифру

в400 тыс. человек.612

«Плакальщики» оплакивали не столько умершего императора, сколько горькую, трагическую участь своей родины. Вместе с участниками других траурных обрядов они создавали в Сеуле тревожную, предгрозовую атмосферу. Их действия явно направлялись из одного подпольного центра.

О растущей напряженности в городе свидетельствовали случаи нападение жителей на японцев. Когда японский журналист хотел сфотографировать обряд общественного «плача», толпа корейцев избила его и уничтожила фотоаппарат. Некий террорист по имени Сон Хак Сен пытался убить японского генерал-губернатора Кореи, но по ошибке пристрелил руководителя корейского отделения одной из японских профашистских организаций. В ответ члены этой организации при поддержке полиции устроили в Сеуле вооруженную демонстрацию.613

Японские власти, заранее проведав с готовящихся выступлениях корейских патриотов, стягивали к Сеулу дополнительные силы армии и полиции. В порт Инчхон, неподалеку от столицы, якобы для отдания почестей умершему императору прибыли 4 японских военных корабля, команды которых с оружием высадились на берег. Все собрания жителей Сеула были запрещены. Обряд «плача»

611Ким Сонтаги, Цой-шену. Июньские события в 1926 г. в Корее // Революционный Восток. 1927. № 1, с. 80.

612Шабшина Ф.И. История корейского коммунистического движения (1918–1945 гг.). М., 1988, с. 115.

613Ким Сонтаги, Цой-шену. Июньские события в 1926 г. в Корее, с. 80.

270