Ванин Ю.В. История Кореи. Избранные cтатьи - 2016

разрешили проводить только в дневное время. Полиция арестовала ряд организаторов и активистов политической работы среди населения Сеула, конфисковала часть тиража пропагандистских материалов. Однако полностью сорвать подготовку антияпонской демонстрации в Сеуле она была не в состоянии.

Похороны корейского экс-императора состоялись 10 июня 1926 г. Несмотря на все ограничительные меры властей, в них приняли участке многие десятки тысяч человек. Со всех сторон траурную процессию окружали вооруженные солдаты и полиция. Едва процессия двинулась в путь, как по сигналу кого-то из руководителей демонстрации часть колонны замедлила движение. Над ней взметнулись красные знамена и корейские национальные флаги. Студенты и учащиеся, которые были особенно активны в тот день, разбрасывали в толпе листовки, распространяли пропагандистские издания. В разных местах поднятые на реках ораторы произносили страстные речи, требуя изгнания японских колонизаторов и предоставления Корее независимости. Звучали призывы к усилению освободительной борьбы, к солидарности с китайской революцией. Все выступления собравшиеся вокруг ораторов толпы людей сопровождали мощными возгласами «Мансе!» («Да здравствует!»). Вот почему демонстрация 1926 г. вошла в историю Кореи как демонстрация «Мансе!».

С первых же минут превращения похоронной процессии в политическую акцию на ее участников набросились солдаты и полиция. Главными мишенями для нападавших были организаторы демонстрации, действовавшие в толпе агитаторы и ораторы. Их отчаянно защищали находившиеся поблизости люди, окружившие каждого из них плотной стеной в несколько рядов. Полиции и солдатам пришлось пробивать себе дорогу к ним с помощью дубинок и даже оружия. Завязалась массовая потасовка. Среди демонстрантов шныряли переодетые полицейские агенты, помечая мелом тех, кто проявлял наибольшую активность. Их затем вылавливала полиция.

Схватка безоружных демонстрантов с войсками и полицией закончилась, как и следовало ожидать, разгоном мирной манифестации. Та же участь постигла локальные демонстрации и митинги, состоявшиеся 10 июня в некоторых районах Сеула. О жестокости расправы карателей с корейскими патриотами, осмелившимися

271

открыто выступить с протестом против колониального рабства, свидетельствует то, что свыше 160 из них были ранены, белее 200 арестованы только в лень демонстрации.614 Аресты происходили и впоследствии.

Логические продолжением Июньской демонстрации 1926 г. стали начавшиеся вскоре судебные процессы над ее участниками. В числе первых в декабре того же года судили 11 корейских рабочих и учащихся за организацию митингов 10 июня, выступление на них с речами, распространение листовок. Как описывала газета «Тона ильбо», всех их доставили в зал суда под усиленным конвоем, с надвинутыми на головы до самых плеч корзинами (так принято было в Японии водить преступников). На вопрос об их «виновности» все без исключения ответили утвердительно. Один из подсудимых добавил, что даже дети в Корее ненавидят японцев и знают, что такое «Мансе!». Все подсудимые были приговорены к различным срокам тюремного заключения.615

Самый крупный судебный процесс в Корее того времени длился с сентября 1927 по февраль 1928 г. Японские власти долго готовились к нему, надеясь пытками добиться признания и раскаяния арестованных. К суду привлекли руководителей компартии и комсомола, схваченных еще в 1925 г., после инцидента в Синыйджу, а также ряд организаторов и активистов Июньской демонстрации. Первоначально их было в общей сложности 101 человек, но двое, не выдержав истязаний, умерли в тюрьме, трое тяжело заболели психически. В результате перед судом предстали 96 человек. Их защищали 26 корейских и японских юристов, выделенных для этой цели Ассоциацией либеральных адвокатов.616

Судебный процесс над видными деятелями корейского освободительного движения сразу же стал политическим и получил широкий резонанс в стране. Помещение, где он проходил, постоянно охраняли многочисленные наряды полиции. Суд проводился в закрытом режиме, но корейская общественность все равно быстро узнавала о том, что там происходило. Не допуская в зал всех желающих

614Чосон тхонса (Общая история Кореи). Пхеньян, 1958. Т. 2. С. 259.

615Правда. 1926, 8 дек.

616Правда. 1927, 17 сент.

272

и прессу, японские власти разместили там в качестве «публики» 150 полицейских. Защитники выразили протест и отказались участвовать в процессе, пока полицейские не будут удалены из зала. Их подержали подсудимые, заявившие, что не станут отвечать на вопросы суда, если их лишат защитников. Суду пришлось уступить требованиям защиты.617

На одном из последующих заседаний адвокат Хусси от имени всей защиты представил суду заявление, подробно описавшее пытки и истязания, которым на предварительном следствии подверглись обвиняемые. Он потребовал предать за это суду начальника сеульской полиции Мицуву, его помощников Йосино и Ким Нен Гю, ряд полицейских агентов.618 Никто, конечно, делать этого не стал, тем более что судьи сами не упускали возможности поиздеваться над своими жертвами.

Измученные морально и физически, подсудимые с большим достоинством и мужеством держали себя на суде. Вот как излагала газета «Правда» обращенные к судьям слова Пак Хон Ёна на начальной стадии процесса: «Мы – представители корейского пролетариата, борющегося насмерть против вас. Какой же может быть суд между борющимися? Мы заранее знаем исход суда. Это будет беспощадная классовая месть. Так для чего же эта судебная комедия после того, как вы мстили достаточно, избивая нас в темницах бамбуковыми палками и пытая иголками? Долой судебное лицемерие!»619 Суд весьма сурово расправился с обвиняемыми: 84 человека были приговорены к заключению в каторжной тюрьме на срок от 8 месяцев до 6 лет. 12 человек пришлось оправдать.620

Июньская демонстрация 1926 г. и последовавшие за ней судебные гонения на корейских патриотов, в особенности процесс 1927– 1928 гг., вызвали широкий отклик в мире, в том числе в Советском Союзе. Газеты и журналы многократно сообщали читателям об этой демонстрации и расправе над ее участниками, о страданиях заключенных в полицейских застенках и их стойкости в условиях жестокого

617Правда. 1927, 5 окт.

618Путь МОПРа. 1928, 16 февр.

619Правда. 1928, 16 февр.

620Правда. 1928, 14 февр.

273

колониального судопроизводства. Делались даже попытки в художественной форме рассказать о событиях 1926 г.621

В Москву, в адрес международных и советских организаций, поступали письма из Китая, Японии и других стран, в которых высказывалось возмущение японскими репрессиями в Корее. Приходили такие послания и из самой Кореи. В одном из них, присланном группой представителей корейской интеллигенции накануне судебного процесса 1927–1928 гг., говорилось: «Мы призываем вас поддержать корейский народ в борьбе против японской оккупации, против зверского порабощения нашей родины и превращения ее в колонию японского империализма. Мы призываем вас выступить против готовящейся в Сеуле судебной расправы».622

Разумеется, острее всех происходившее в Корее воспринимали советские корейцы. В клубе корейских рабочих Москвы 17 сентября 1926 г. состоялся многолюдный митинг протеста против устроенного японскими властями судебного процесса. С докладом выступил видный деятель международного революционного движения Катаяма Сэн, разоблачивший истинную сущность того, что творилось в сеульском суде. Участники митинга направили телеграммы руководящим органам рабочих и крестьянских организаций Японии, в которых просили их приложить все усилия к освобождению заключенных и присоединили свой голос к протестам населения Кореи.623 Корейское население участвовало в деятельности МОПР [Международной Организации Помощи Борцам Революции) и через эту организацию отправляло в тюрьмы Кореи письма солидарности и скромные денежные средства в помощь заключенным и их семьям.624

На первый взгляд, ситуация в Корее 1926 г. очень похожа на ту, что была в марте 1919 г. Действительно, схема событий примерно та же: рост народного недовольства, смерть императора и вызванный ею подъем общественного протеста против национального и

621См.: Март В. Последняя мечта Чон-Чу-Чина // Путь МОПРа. 1927, № 2, с. 6–7.

622Правда. 1927, 24 сент.

623Правда. 1927, 21 сент.

624СССР и Корея. М., 1988, с. 73–36.

274

социального угнетения, его перерастание в решительное выступление патриотических сил против японских колонизаторов. Не исключено, что, когда стало известно о кончине Ли Чхока, именно надежда повторить повстанческий путь марта 1919 г., только на более организованной и сплоченной основе, побудила инициаторов политический демонстрации перенести ее на день похорон корейского экс-императора.

Однако сходство между событиями 1926 и 1919 гг. преимущественно внешнее. За те 7 лет, что прошли после 1919 г., в Корее многое изменилось: японский колониальный режим, с одной стороны, усилил репрессивный аппарат, а с другой – пошел на частичную свою либерализацию; началось сращивание корейского капитала с японским, чем снижался градус напряженности в обществе; в протестном движении трудящихся увеличивалась доля социальных проблем; патриотические силы были раздроблены на множество организаций, не имели политического опыта и широкой массовой базы; сказалась и умелая «профилактическая» работа японской полиции. Все это вместе взятое привело к тому, что июнь 1926 г. по накалу борьбы и масштабам значительно уступал марту 1919 г. Помимо Сеула, демонстрации произошли 10 июня 1926 г. в Пхеньяне и еще нескольких городах, деревню они практически не затронули. Вот почему можно лишь отчасти согласиться с Э. Намом, который назвал Июньскую демонстрацию 1926 г. «Вторым Первомартовским движением».625

Тем не менее, сказанное выше никак не умаляет исторического значения Июньской демонстрации 1926 г. и заслуг ее участников, вступивших в неравную схватку с японской военщиной во имя свободы и независимости своей родины. Сама демонстрация, последовавшие за ней судебные процессы наглядно показали всему миру, что корейский народ не смирился с колониальной неволей, что после тяжелейших потерь 1919 г. вновь оживает и набирает силу его решимость бороться за свои национальные и социальные права, против ненавистных поработителей. В жестоких расправах над демонстрантами проявилась истинная сущность провозглашенной японскими властями «эры культурного управления» Кореей, бес-

625 Nahm A. Korea. P. 278.

275

почвенность их расчетов достичь таким путем примирения с ними корейского народа, его покорности колонизаторам.

Но значение Июньской демонстрации 1926 г. не только и, может быть, не столько в этом. Она занимает особое место в истории национально-освободительного движения в Корее тем, что впервые социалистические и националистические организации (к сожалению, не все) сообща подготовили и провели крупное антияпонское выступление. Отбросив в сторону идейные разногласия, их активисты встали в ряды демонстрантов с одними знаменами и лозунгами, плечом к плечу противостояли озверевшей японской полиции и солдатне, совместно отстаивали жизненные интересы и достоинство корейской нации на судебных процессах. В самой Корее и у ее искренних друзей за рубежом зародилась тогда надежда на то, что начинался процесс объединения и сплочения корейских патриотических сил, без чего борьбы за освобождение от колониального гнета не могла быть успешной.

Вот что писала газета «Правда» под свежим впечатлением от Июньской демонстрации 1926 г., оценивая ее значение: «После революционных событий марта 1919 г. и последовавшего после поражения глубокого кризиса корейского национального движения эта демонстрация 10 июня является первым открытым политическим выступлением организованного ядра будущей национальной партии перед лицом огромных масс корейцев, собравшихся из всей страны для участия в похоронах. Все данные говорят за то, что эта демонстрация является переломным моментом в корейском национальном движении».626

Можно с полным основанием утверждать, что Июньская демонстрация 1926 г. явилась «зародышем» единого национального фронта в Корее, необходимость которого диктовалась самой жизнью. Первым реальным шагом к нему стало «Синганхве» (Общество обновления), явно выросшее из этого «зародыша». Созданное в феврале 1927 г., оно включало в себя членов и социалистических, и националистических организаций. От первых в руководство входили Хон Мён Хи и Хо Хон, от вторых – Ли Сан Дже, Ан Джэ Хон, Син Сок У, Квон Тон Джин. Уже через несколько месяцев общество

626 Правда. 1926, 10 авг.

276

насчитывало 22 тыс. членов и имело 140 местных отделений. Деятельность «Синганхве» – предмет особого исследования, которого у нас пока нет. Отметим лишь, что оно, в частности, активно проявило себя в 1929 г. во время Вонсанской всеобщей забастовки и волнений учащейся молодежи в Кванджу. Весной 1927 г. представители «Синганхве» Чхве Рин, Хо Хон и др. участвовали в антиимпериалистических и антиколониальных международных конференциях в Брюсселе и Кёльне.627 Один из лидеров «Чхондогё», Чхве Рин, в 1928 г. посетил Москву.

Для тех условий, в которых находилась колониальная Корея, «Синганхве» продержалось довольно долго – 4 года. Оно прекратило свое существование в 1931 г. в результате внутренних распрей и полицейских репрессий. С тех пор между коммунистами и националистами не было единства, от чего, конечно же, корейское нацио- нально-освободительное движение многое теряло. С новой силой противоречия между ними возникли и обострились после освобождения Кореи в августе 1945 г., став одним из важных факторов длящегося по сей день раскола страны.

В настоящее время, когда вырисовываются перспективы объединения Кореи, Июньская демонстрация 1926 г. и деятельность «Синганхве» могут стать для корейских политиков примером того, что патриоты разных взглядов и убеждений способны бороться и трудиться сообща, если превыше всего они поставят коренные национальные интересы.

627 Nahm A. Korea. P. 279.

277

МЕМУАРЫ КИМ ИР СЕНА КАК ИСТОЧНИК ПО НОВЕЙШЕЙ ИСТОРИИ КОРЕИ

Корееведение в той его части, которая занимается проблемами новейшей истории Кореи, получило существенное пополнение. В КНДР в 19921–1996 гг. изданы на русском языке в 6 томах мемуары Ким Ир Сена «В водовороте века». Уже после кончины автора вышел в свет 7–9 том, подготовленный по его прижизненным планам и заметкам. Насколько известно, предполагается выпуск еще нескольких томов. Московское издательство «Палея» к 1997 г. опубликовало на русском языке все 7 томов мемуаров Ким Ир Сена.

Автор мемуаров не нуждается в пространном представлении. Почти 70 лет он был на политической арене: активно участвовал в борьбе корейского народа на свободу, независимость и социальный прогресс, возглавлял многие годы созданную под его руководством Корейскую Народно-Демократическую Республику, являлся лидером Трудовой Партии Кореи и видным деятелем международного коммунистического движения. Можно как угодно оценивать личность и деятельность Ким Ир Сена, но нельзя отрицать того, что это была одна из крупных и ярких фигур не только корейской, но и мировой истории ХХ века. Его рассказ о времени и о себе, суждения по вопросам теории и конкретной исторической действительности Кореи 1920–1930-х годов, безусловно, важны для всех, кто интересуется этим периодом жизни и борьбы корейского народа.

Столь грандиозный по масштабам труд, конечно, не под силу одному человеку, тем более, если он глава государства, да еще преклонного возраста. В книге огромное количество эпизодов, фактов, конкретных деталей биографического плана, о которых мог поведать только сам автор. Но одновременно в ней большое количество сведений общеисторического характера по актуальным для своего времени международным и внутрикорейским проблемам, ощущается проработка обширного массива источников и литературы. Ясно,

278

что в работе над мемуарами автору помогал некий коллектив историков. Из этого следует, что рецензируемая книга – не просто личные воспоминания Ким Ир Сена, но и произведение историографии КНДР, отражающее ее нынешние представления о мире и Корее 1920–30-х годов.

Между тем складывается впечатление, что мемуары Ким Ир Сена еще не привлекли к себе должного внимания, в том числе и со стороны корееведов. Именно это послужило стимулом для написания данной статьи. В ее задачу не входит пересказ, а тем более оценка тех или иных положений книги. У статьи более скромная цель: показать некоторые интересные, с точки зрения автора, аспекты книги, особенно по тем вопросам, которые в недавнем прошлом заканчивались или, мягко говоря, не совсем адекватно освещались историографией КНДР. За основу ванты те шесть томов, которые были подготовлены к печати при жизни Ким Ир Сена628.

** *

Всвоих мемуарах Кир Ир Сен нередко обращается к истории Кореи, главным образом к тому периоду, когда Япония пошла по пути колониальной экспансии и в 1910 г. аннексировала Корею, а корейский народ развернул национально-освободительное движение. Рассказывается о крупнейших выступлениях против захватчиков: крестьянской войне 1893–1895 гг. под знаменами национальной религии тонхак, Первомартовском восстании 1919 г., июньской демонстрации 1926 г., а также о видных патриотических деятелях (Ким Ок Кюне, Ан Джун Гыне и др.). Историческим событиям даются оценки, принятые в историографии КНДР. Так, например, из-

вестный эпизод: бегство корейского короля Коджона вместе с наследником престола в русскую миссию, где они в 1896–1897 гг. спасались от японцев, незадолго перед тем убивших королеву Мин Мен Сон, излагается следующим образом: «...Так называемый король был заточен на целый год в иностранном представительстве («укрытие короля в русском консульстве» в 1896 году)» (1,6).

628 В тексте статьи в скобках указаны номера томов и страниц. При цитировании сохранен стиль осуществленного в КНДР перевода мемуаров на русский язык.

279

Иногда встречаются удивительные сообщения. Вот одно из них: порох изобрел кореец Чхве Му Сон в период существования государства Коре (918–1392). Отрицается, что его изготовлению он «научился у чужестранцев»629. Более того, оказывается, «историческая запись свидетельствовала о том, что в период троецарствия630 в государстве Силла применяли пороховое оружие» (3,333). К сожалению, источник такой интересной информации не указан.

Книга Ким Ир Сена содержит много ярких, впечатляющих картин жизни и быта корейцев в самой Корее и в Маньчжурии, их унижения и бесправия, бедственного положения под гнетом «своих» и чужеземных эксплуататоров. Она наполнена глубоким состраданием и уважением к корейскому народу, верой в его безграничные возможности, желанием добиться для него лучшего будущего. В ряде трогательных эпизодов показана доброта простых людей, их бескорыстие, готовность в трудный час прийти на помощь герою книги и его семье. Слова благодарности автора обращены и к корейцам, и к китайцам, среди которых ему довелось жить и бороться.

Борьба за свободу и независимость Кореи составляла смысл жизни Ким Ир Сена в описываемое им время. Вполне понятно поэтому, что она является стержнем его книги. В ней подробно описана ситуация в Маньчжурии, где в основном проходила партизанская деятельность автора, рассказывается об освободительном движении ее населения и участвовавших в нем местных политических силах, о китайских воинских формированиях и партизанских отрядах, сражавшихся против японских захватчиков и их пособников, о многих видных деятелях Северо-Восточного Китая того периода. Это делает мемуары Ким Ир Сена полезными не только для корееведов, но и для специалистов по новейшей истории Китая.

Естественно, что в центре повествования – корейское нацио- нально-освободительное движение. Главное внимание уделено тем

629В «Истории Кореи (с древнейших времен до наших дней)» (М, 1974) говорится, что Чхве Му Cон во второй половине XIV в. наладил в Корее производство пороха, узнав способ его изготовления у китайских купцов (T 1. C. 164).

630Имеются в виду существовавшие на Корейском полуострове в начале нашей эры (до VII в.) три государства: Когуре, Пэкче, Силла.

280