65176307

100Научное знание и мифотворчество...

Вэтой связи несомненный интерес вызывает экологический аспект процесса этногенеза и этнизации культуры. Так, например, ибн-Батута сообщает о кочевниках Дашт-и Кыпчака: «Дешт... на

тюркском языке значит степь. Степь эта зеленая, цветущая, [но]

нет на ней ни дерева, ни горы, ни холма, ни подъема. Нет на ней и дров, а жгут они [жители ея] только [сухой] помет... Видишь, как

[даж е] старейшины их подбирают его и кладут в полы одежды своей.

ставшая идеологической доктриной всех кочевников Евразии, за­ прещала переход номадов к оседлости.

После «монгольского» нашествия, в котором участвовали как тюркские (основное ядро), так и монгольские кочевники-ско­ товоды, продолжается накопление однородных признаков на базе общего процесса нивелирования их особенностей в Казахстанском ареале, т. е. наступает третий этап развития процесса этноге­ неза. Если в древнетюркско-кыпчакское время (V I—XIII вв.) происходило накопление специфических этнодифференцирующих свойств и черт, так сказать, от своего истока, то к началу XIII в. различные этнокультурные группы и этносы приходят с нахо­ дящимся в завершающей фазе генеза комплексом социокультур­ ных признаков.

Так, в частности, в Восточном Дашт-и Кыпчаке кыпчакская народность достигла, несомненно, большой степени однород­ ности. Мигрировавшие сюда тюрко-монгольские общности, также достигнув этнокультурного единства на территории Монголии и Джунгарии в иной экологической и историко-культурной ситуа­ ции, значительно отличались как друг от друга, так и от кыпчаков. Иначе говоря, процесс этногенеза кочевых народов Евразии является своего рода зеркальным отражением процесса эволюции кочевого хозяйственно-культурного типа. Этногенез приспосаб­ ливался к специфическим условиям среды обитания в каждой конкретной экологической нише. Эта глубоко прослеживаю­ щаяся сопряженность социокультурных и экономических про­ цессов обусловливала прямую зависимость этнокультурных явле­ ний от социально-хозяйственных и, прежде всего, от образа жиз­

ни, наиболее сильно воздействующего фактора на формирование этнической общности.

Вэтой связи принципиальное значение имеет анализ природы

ихарактера процессов социокультурного взаимодействия мест­ ного, аборигенного населения и пришлых мигрантов, поскольку Казахстан с древнейших времен и вплоть до нового времени пос­ тоянно являлся объектом экспансии со стороны многочисленных племен с территории Джунгарии и Монголии. Несмотря на об­ щность основных принципов системы материального производства кочевников Казахстана, Внутренней Азии и Понто-Каспийского региона, мы должны учитывать базирующуюся на натуральнопотребительской автаркии специфику производственного процесса в казахстанском ареале. Эта специфика обусловливала направ­ ленность параметров этнокультурного взаимодействия пришлых и аборигенных групп населения.

Поскольку система материального производства местного субстрата была в наибольшей степени приспособлена к природ­ но-климатическим условиям данной экологической ниши, то она,

аследовательно, и материальная культура, весь образ и уклад жизни, как и способ производства, практически не были под­ вержены воздействию извне и являлись сильнейшим доминант­ ным и устойчивым фактором, способствующим ассимиляции им­ мигрантов в доиндустриальную эпоху.

Вследствие этого местный субстрат постоянно как бы вбирал, поглощал, ассимилировал мигрантов из Внутренней Азии. Так, например, Ал-Омари сообщает, что «в древности это государство

было страной кыпчаков. Но когда им завладели татары, то кыпчаки сделались их подданными. Потом татары смешались и породни­ лись с ними [кыпчаками], и земля одержала верх над природными и расовыми качествами их [татар], и все они стали точно кыпчаки, как будто бы одного с ними рода, от того, что монголы [и татары]

поселились на земле кыпчаков, вступили в брак с ними и оставались жить в земле их [кыпчаков]» [79].

В свою очередь, такие малоадаптированные к условиям жиз­ недеятельности и среде обитания элементы культуры, как язык

идуховная культура, в наибольшей степени были подвержены проникновению инноваций и аккультурации. Собственно, на этом

ибазируются исторические процессы ассимиляции и интеграции.

102 Научное знание и мифотворчество...

Достаточно вспомнить интенсивно протекавшие в I тысячелетии н. э. процессы утраты иранских языков и постепенной тюркизации местного населения мигрантами, исламизации и т. п.

Отсюда — заданность параметров этнокультурного взаимо­ действия в доиндустриальную эпоху. Отсюда и огромная роль местного субстрата в этногенетической истории рассматриваемого ареала как носителя жизненно наиболее важного слоя адаптивного механизма культуры в хозяйственно-экономической сфере и стра­ тегии природопользования, тогда как в сфере языка и духовной культуры ассимиляционно-интеграционные процессы регулирова­ лись в не меньшей мере потестарно-политическими факторами.

Таким образом, в середине II тысячелетия н. э. на карте Евразии в пустынно-степных районах континента появилась новая хозяйствен­ но-культурная общность — казахи — с четко выраженным группо­ вым самосознанием и групповым самоназванием (казак). Термин казах, свидетельствующий о приоритетах хозяйственно-культурно­ го оппозиционирования, становится самоназванием народа только в X V I столетии. На протяжении более чем трех с половиной столе­ тий историческими свидетельствами однозначно фиксируется нали­ чие хозяйственно-культурной общности казахов, когда основным

способом и механизмом ее интеграции и консолидации являлась идентификация по признаку принадлежности к кочевому тип} хозяйства и номадному образу жизни. Поэтому первый и самый главный вопрос, который задавался казахами при встрече друг с другом звучал в адекватной форме: «Как поживает Ваш скот?»

Одним из самых популярных объектов исторической мифоло­ гизации, как уже упоминалось, является сфера истории культуры казахов-кочевников и их вклада в мировую историю и культуру.

В советское время была в ходу определенная иерархия и ранжированность приоритетов. Существовали некие цивилизационные, потом государственные, общесоветские, общероссийские и прочие приоритеты. Образно говоря, их можно сравнить с принципом известной «матрешки», поскольку внутри них, как внутри каждой «матрешки», имеется маленькая «матрешка», в которую помещали и нашу историю и культуру. Но они представлялись только как часть общего всемирно-исторического процесса.

Что же происходит в настоящее время? Мы выбрасываем все «матрешки», в которых прежде находилась наша история и куль­

тура, и пытаемся раздуть нашу «матрешку» до вселенско-глобаль­ ных размеров, говоря о том, что вот она — наша особая уникаль­ ная и великая «матрешка». Это наш вклад в мировую цивилиза­ цию и т. д. Человечество, по-видимому, запамятовало об этом, а поэтому надо напомнить ему. И мифотворцы с энтузиазмом вос­ полняют этот пробел. Так, уже упоминавшийся выше Е. Омаров

встатье «О журнале «Казахская цивилизация» в первом номере одноименного журнала пишет: «Если перечислять вклад наших предков в мировую цивилизацию, не хватит одной статьи, тем не менее, если вкратце, то получится следующее (далее мы приведем только некоторые сентенции автора. — Н. М.): «...Вклад предков

всоздание орудий труда и предметов повседневной жизни: кос­ метика, украшения, ...водопроводы, канализация, ирригационные системы, обожженный кирпич, ковры, текеметы, сапоги, каблук, курганы-захоронения, первые и лучшие ковроткачи, караванные поезда, бани, колыбель, деревянные дома, металлургия стали, чу­ гуна и золота... Вклад в науку и искусство: шумерская и орхоноенисейская письменность, шумерские цифры-кратные 6, 60, 3600,

Думается, что автор здесь все же поскупился. Этот список можно было пополнить буквально всеми достижениями челове­ ческой Ойкумены, если, конечно, исходить при этом из «револю­ ционного» открытия А. Байбатши, что территория Казахстана — одна из праматерей человечества, а «народы, населяющие все кон­ тиненты и страны мира, являются потомками гоминидов...», в том числе и «казахантропов», кои «пустились в разное время на путь миграции... переселившись на территории разных регионов и кон­ тинентов».

Безусловно, вклад, причем действительно крупный, был. Но вклад — именно в сфере кочевничества и сфере скотоводства, но не в науке, технике, образовании, медицине, индустрии, информа­ ции и тому подобных сферах культуры. Только в советское время у нас стал формироваться профессиональный подход к делу в этих сферах.

Если же мы хотим выяснить некие уникальные неповторимые черты казахской номадной культуры, то их надо искать только в первых двух сферах. Но сначала четко определимся в трех аспек­

104 Научное знание и мифотворчество...

тах проблемы: что такое быть кочевником, что такое быть ско­ товодом, что такое быть казахом? Это значит: во-первых, иметь квалификацию номада и, во-вторых, иметь квалификацию ското­ вода. Кто такой скотовод? Это человек, который знает, как вы­ ращивать, выкармливать, лечить и пасти свой скот. Тут, несом­ ненно, присутствовало высочайшее искусство, была высочайшая культура. Как кормить, как поить, где выпасать; определить, где и когда будут осадки, какой будет травостой, как найти воду под землей и т. д. Кто такой номад? Это уникальная ориентация в пространстве: погода, климат, пути кочевок, знание особенностей почвы, мест водопоев и т. д. И, наконец, следует ответить на третий вопрос, кто такой казах? Мы должны четко понимать од­ ну важную специфику, а именно то, что в Центральной Азии и Казахстане, как уже писалось выше, существовала двухполюсная хозяйственно-культурная система. На одном полюсе находились номады, или кочевники; на другом — оседло-земледельческое население. Последнее разделялось между собой по языковому признаку: ираноязычные — таты, тазики, таджики; тюркоязыч­ ные — это сарты. Групповая принадлежность человека опреде­ лялась не его происхождением, а только образом жизни и типом хозяйства. Если тот или иной индивидуум родился хоть за триде­ вять земель, но кочует среди казахов, он — кочевник, он — казах. Если же его родители казахи, но он живет в городе Испиджабе, он — сарт. Он — не казах. Казахом был только кочевник-номад. В Казахстане в дореволюционный период доминировала именно хозяйственно-культурная идентификация общества.

В советское время она сменилась. Можно условно сказать, что казахский кочевой этнос, родившийся в X V I в., умер в 30-х гг. X X века. На этом этапе его история завершилась. На месте бы­ лого кочевого этноса родилась казахская этническая общность, когда казахом стал считаться человек не по типу хозяйства, обра­ зу жизни, а по происхождению. Современные казахи — казахи по происхождению, но с точки зрения былых «традиционных» каза­ хов мы представлялись бы им как просто сарты.

Исходя из хозяйственно-культурной идентичности предков нынешних казахов именно как номадов и скотоводов, можно утверждать, что в этих двух сферах они обладали наивысшими практическими знаниями, которые накапливались на протяжении

тысячелетий. И не просто накапливались, а оттачивались, совер­ шенствовались и передавались по наследству. Здесь традицион­ ные казахи были непревзойденными мастерами.

Что же касается их вклада в другие культурно-деятельност­ ные сферы, то о каких-то якобы беспрецендентных достижениях до X X в. нельзя говорить, когда мы рассматриваем номадов. В определенном смысле у них, естественно, развивались те или иные традиции и тенденции в образовании, искусстве и культу­ ре, но все это не было специально выделено в особый род заня­ тий, т. е. не носило профессионального характера. Ковроткачество, ювелирное дело и т. п. были своего рода «хобби» номадов, но не являлись профессиональным делом в прямом смысле этого слова. Если в условиях городской цивилизации существует разделение труда, то в условиях номадного типа хозяйства такого явления никогда не существовало. В силу коллективного характера паст­ бищно-кочевого скотоводческого производства и специфики хозяй­ ственной кооперации все кочевники вместе и каждый из них в от­ дельности были озабочены прежде всего тем, как обеспечить свой скот кормами и водой и как самим получить средства к сущест­ вованию. Все внехозяйственные дела у них были одним из многих способов утилизации ресурсов среды обитания, но при этом носили дополнительный характер. Они никогда не были приоритетными, дифференцированными, независимыми от основной и трудоемкой жизнедеятельности скотовода и номада. Характер развития этой культуры определялся не самими культурными тенденциями, а образом жизни номада, кочевым типом хозяйства. Иначе говоря, если у номада оставалось полчаса времени заняться каким-нибудь ремеслом, промыслами или еще чем-либо в этом роде, он ими за­ нимался. Но занимался только тогда, когда оставалось свободное время. В подавляющем же большинстве случаев свободного вре­ мени у него не оставалось. Поэтому культура Степи существовала только как производное от номадного образа жизни явление. Она никогда не была самостоятельным и в известном смысле уникаль­ ным явлением. И не стоит ее гипертрофировать. Если возникает желание сказать о каких-то особых достижениях бывших нома­ дов в какой-нибудь другой (нескотоводческой) сфере, писать или говорить об этом можно и, конечно, нужно. Но в таком случае следует реально сравнить их с достижениями, сделанными другими

странами, и после этого сделать адекватные выводы. Сейчас же рождается масса мифов. Происходит гипостазирование того, что было маленьким, но теперь кажется объемным и огромным, чуть ли не приоритетным. Это детская болезнь, болезнь роста, бо­ лезнь нашего комплекса неполноценности, болезнь заимствован­ ных чужих идеалов, штампов и стереотипов. Просто мы должны переболеть этой болезнью, преодолеть комплекс собственной не­ полноценности, комплекс надуманной зависти, комплекс чужих стереотипов. Мы должны вернуться к своим истокам, которых не должны ложно стыдиться, а именно к этому нас и призывают мифотворцы.

Для них «цивилизация» — это обязательно города, государ­ ства, армии, «пирамиды Хеопса», алгебра, оседло-земледельче­ ские оазисы и т. д. А задумывались ли они, благодаря чему и кому сегодня на политической карте мира и в его полихромной эт­ нической мозаике существует и наш Казахстан, казахи? Если, как пишут они, «казахская цивилизация» — это «земледельческие оа­ зисы» и территория, «которая заполнена городами» (Е. Омаров), то сегодняшняя наша территория была бы, как минимум, на 80% меньше. Ведь именно благодаря тому, что наши предки-кочев- ники сумели выработать уникальный номадный способ производ­ ства, им удалось социально адаптировать и хозяйственно ути­ лизовать сложнейшее в природно-климатическом отношении об­ ширное аридное пространство, т. е., собственно, большую часть Казахстана. Кочевники зародили здесь жизнь и дали жизнь всем своим потомкам, живущим на этой земле.

Цивилизация — это не только и не столько города и государ­ ства. Учитывая, что судьба человечества зависит от умения нахо­ дить разумный баланс интересов в информационной системе «об­ щество-природа», можно утверждать, что только те человеческие коллективы могут претендовать на действительно «цивилизацион­ ный статус», которые гармонично сосуществуют с природной сре­ дой. В противном случае она уничтожит их вместе с их городами и гегемонами-государствами. Казахи-кочевники и их предки смогли выжить и создать свою не менее значимую, чем другие цивилиза­ ции, номадную культуру, потому что сумели не только адаптиро­ вать аридные ландшафты, но и гармонизовать свою историю с их данностью. И надо только гордиться своими предками, которые

дали миру величайшие цивилизационные образцы хозяйственнокультурного освоения природно-экстремальных ареалов человече­ ской Ойкумены, чем способствовали их вовлечению в динамичный ход развития всемирно-исторической эволюции. Умерли, канули в Лету города прошлого, остались лишь их артефакты. Но Степь, как и тысячи лет назад продолжает жить, ибо наши предки сохра­ нили ее для нас, завещая передать ее жизнь следующим поколени­ ям. Отказ же от этого исторического наследия (пускай и завуали­ рованный под лозунги «ультра-патриотизма» с его претензиями на более «великую историю» и «вселенские исторические масштабы») и есть в действительности «манкуртизм», в котором историки-ми- фотворцы так любят обвинять своих оппонентов. Переживающие комплекс неполноценности, они стремятся «перегенетировать» на­ шу коллективную историческую память, вытравить из нее «но­ мадные ассоциации» и «вживить» иную, «великую» историческую идентичность, где должны мощно доминировать государства-им­ перии и города-легенды, проекции на великие деяния, достойные восхищения всего человечества. Вот как понимает, например, «ка­ захскую цивилизацию» все тот же Е. Омаров, который, кстати, без ложной скромности, ангажирует себя «отцом-основателем» этого «научного направления»: «...Предки казахов жили на обширной территории: от западных стен Китая до Карпат и от тундры — до Ирана, которая заполнена городами... Значит, наша история и территория древняя, знаменитая и большая, и вовсе не кочев­ ники мы! (выделено нами. — Я. М.). Или, точнее, не в чистом виде кочевники, а скотоводы, — с постоянными стойбищами и развитым земледелием. Скорее всего, в зимнее время наши пред­ ки жили в городах (а тысячные стада скота куда девали на этот период и где выпасали, на городских огородах как подсобную скотину, что ли? Вот оно, — полное незнание специфики организа­ ции пастбищно-кочевого хозяйства! — Я. М.), поселках, ауылах в капитальных домах, а летом пасли скот в своем родовом жайляу (т. е. скотоводство было для них летнее хобби, так, для души. — Я. М.), и ни в коем случае не «тащились» за скотом в поиске новых пастбищ» [81]. Примерно также иллюзорно характеризуют социально-культурную природу традиционного общества казахов псевдоноваторы от истории А. Кузембайулы и Е. Абиль, говоря о том, что «Казахстан в средние века был одним из регионов с

108 Научное знание и мифотворчество...

развитой городской цивилизацией, высокой культурой городской жизни, развивающейся под влиянием Согда и Мавераннахра, с одной стороны, и культуры кочевников — с другой» [82].

Итак, все то же стыдливое отрицание номадной идентификации, стремление во что бы ни стало «приобщить предков» к оседло-зем- ледельческой культуре. Можно представить, о чем заговорили бы все эти отрицатели «номадной доминанты», если вдруг судьба за­ ставила бы их заниматься «развитым земледелием» где-нибудь в Прибалхашье, Мангистау или в каких-нибудь других районах обшир­ ного аридного пространства Казахстана? Мы искренне не желали бы им этого, ибо у них, кроме разве что ковыля и типчака, ничего бы не выросло. Как известно, Сталин пытался создать «развитое земледе­ лие» в Центральном Казахстане, где находился печально известный Карлаг. С этой целью сюда были посажены отбывать срок многие известные ученые страны в области агронауки. Но ни их знания, ни подневольный труд тысяч заключенных не смогли победить законов природы, ибо аридная Степь поддавалась только адекватному ей пас­ тбищно-кочевому скотоводческому способу производства. И его тех­ нологиями идеально владели наши предки. Уже только в этом они велики, а сегодня их аруахи, вероятно, негодуют по поводу того, как некоторые усиленно навязывают им образ «земледельцев», «горожан» и «государственников», т. е. все те статусы, которые они считали ниже своего достоинства и гордой самоидентификации — кочевник.

За годы Советской власти из казахов была вытравлена истори­ ческая память о прошлом. Казахскому народу все время внушали, что номадизм — это исторически и цивилизационно непрестижно, что наше прошлое прозаично и безлико, и казахи в это поверили. Сейчас сами казахи не понимают и не хотят ценить свою собс­ твенную историю и уникальную культуру. Они все время хотят «вписаться» в чужую славу, чужую историю, чужую культуру. В наших школьных учебниках истории и мифотворениях пишут, что у кочевников были «великие» города. Да, действительно, го­ рода на территории нашей страны существовали, но в них никогда не жили казахи. В этом случае всем рекомендую открыть Первую всеобщую перепись населения Российской империи 1897 г. и пос­ мотреть, сколько было тогда городов в Казахстане, какова была численность городского населения и сколько процентов в нем со­ ставляли казахи. Мизерный процент!

Тем не менее мифологизаторы истории подают все таким об­ разом, что будто именно оседло-городская традиция формировала важнейшие тенденции истории Казахстана, а кочевнические соци­ ально-экономические и общественно-культурные комплексы нахо­ дились чуть ли не на задворках. Однако все было с точностью до наоборот: историческая динамика территории определялась как разтаки факторами номадизма, более того, последние во многом опре­ деляли функциональную структуру периферийных по отношению к кочевническому пространству земледельческо-городских ареалов.

Многие известные исследователи, с которыми солидарны и мы, считают, что именно перманентные инвазии кочевников в гео­ политически сопредельные миры сообщали различного рода им­ пульсы, обусловливавшие определенные исторические коррекции в социально-политическую организацию соседей. Во всяком случае, многие историки, если, конечно, анализировать их труды без уже a priori заданных схем, свидетельствуют о достаточно заметном присутствии в устройстве евразийских потестарных образований политико-административных традиций номадов, их опыта струк­ турной организации территории и т. д.

В марте 2005 г. в университете «Кайнар» была проведена конференция, где с докладом «И з истории казахской государс­ твенности и этимологии этнонима «^азац» выступил ректор этого университета уже упоминавшийся кандидат физико-математичес­ ких наук Е. С. Омаров. Мы невольно очень часто цитируем этого автора, ибо он, в смысле обилия публикаций, наиболее плодо­ витый из всех пишущих в жанре так называемой «альтернатив­ ной истории». Свой доклад он завершил следующим выводом: «Итак, к числу государств, созданных предками казахов, можно отнести следующие, которые располагаются в порядке создания (слово-то какое подобрано — «создание». — Н. М .): Государство Шумеров (VIII—I тысячелетие до н. э.); Туран (III—II тыс. до

н. э.); Государство массагетов и других сакских (в том числе кассаки) племен и союзов (VII—IV вв. до н. э.); Древнехорезмийское царство (конец III—I тыс. до н. э.); Скифское царство (раз их

правителей мы обозначаем термином «царь», то значит «царст­ во» — это тоже из новаций Е. Омарова. — Н. М .); Парфянская империя (245 г. до н. э. — 226 г. н. э.); Государство Великих Кушан (130 г. до н. э. — III в. н. э.); Государство Усуней и