книги / Собачий бог

Когда огонь занялся, начав лизать дверь, опричники выбежали на улицу.

— Антйхрист здесь поселился! Жечь! Всех запереть по избам — и жечь! — кричал Коромыслов, размахи­ вая руками.

Штаден не отдавал приказов — молчал. В глазах все еще стоял образ зверинообразной «млекопитательницы» с мохнатым детенышем на руках и распятая, в колючем ошейнике, с пробитыми лапами псоглавая человечья фигура.

* * *

Деревня запылала. В треске огня потонули вопли лю­ дей. Опричные, оседлав коней, выстроились на берегу, глядя, как быстро и жадно огонь, подгоняемый прон­ зительным ветром, с оглушительным воем пожирал де­ ревню.

Огонь был такой, что Штадену стало жарко. Он при­ крывал лицо рукавицей, что-то бормотал по-немецки. Когда сквозь треск и вой из пожарища доносились воп­ ли, опричники торопливо обкладывали себя крестным знамением и бормотали молитвы.

—Вот они где, настоящие-то еретики! — вопил Коро­ мыслов. — Вот оно, богомерзкое семя!

—Нет, — угрюмо сказал Штадену Неклюд. — Это не стригольники, не жидовствующие.

—А кто? — спросил Штаден.

—Уж дьявол-то точно знает, — ответил Неклюд.

Когда избы стали догорать, и черный дым стал сме­ няться белым, и раскаленные уголья начал заливать ра­ стаявший до земли снег, Штаден велел, наконец, пово­ рачивать в обратный путь.

— Волчье время. И волчье логово, — сказал Штаден.

Внезапно раздался крик сразу нескольких голосов. Штаден остановил коня, оглянулся. И волосы зашеве­ лились у него на голове.

Из-под черных дымящихся развалин того самого дома медленно выбирались какие-то существа. Одно — высо­ кое, со взрослого человека. Оно медленно, покачиваясь, поднялось на ноги, обгоревшие до костей. Черное без­ губое лицо склонилось к развалинам. Рука в лохмотьях обгоревшей кожи потянула еще кого-то из-под углей: волчонок, не волчонок, а так — что-то маленькое, обуг­ лившееся, но еще живое.

«Да это ж наша хозяйка с Оськой!» — в ужасе понял Штаден, вскрикнул не своим голосом и погнал коня прямо через озеро, прочь от деревни.

Он не оборачивался, не хотел видеть, что будет дальше. А обгоревшая мать взяла на руки черное скулящее су­ щество и, баюкая, пошла прямо по тлевшим угольям, не

разбирая дороги, — к лесу.

Нар-Юган

Пес лежал на солнце, на гребне увала. Под ним подта­ ял снежок. Теплый, почти весенний ветерок шевелил прошлогоднюю траву, торчавшую из-под снега.

Он смертельно устал. Последние несколько дней он ничего не ел. Грыз какие-то сухие стебли, кору, откапы­ вал из-под снега мох. И еще — глотал снег. Много снега.

Он знал — они близко, рядом. Они тоже голодны, и тоже смертельно устали. Но для них это редколесье, эти промерзшие болота были домом. Они родились здесь. И не собаками, а волками.

Тарзан сморгнул гнойную слезу: в последние дни у него стали гноиться глаза. Нужен был ельник. Нужно

было погрызть мерзлой хвои. Но ельника не было: было необъятное болото, поросшее уродливым осинником и чахлыми соснами.

Позади, далеко-далеко, волки запели свою тягучую грозную песню, означавшую, что они идут по следу и что победа близка.

Тарзан попытался подняться на ноги. Но то ли ноги не держали, то ли шерсть прикипела к насту. Тарзан закрыл глаза и тихонько завыл. И тотчас же далекий волчий вой прекратился.

Тарзан успокоился. Солнце скрылось за серой пеле­ ной; поднялся ветер, заструилась поземка. Тарзану ста­ ло тепло, и чем больше заметало его снегом, тем теплее становилось.

Он вдруг увидел себя сидящим у печки. Склонив го­ лову на бок, прислушивался к чему-то. Вот в сенях, за дверями, завешенными старым одеялом, послышались чей-то легкий топоток, и голос, звенящий колокольчи­ ком. Дверь открылась, откинулось одеяло, и в морозном облаке в кухне появилась Молодая Хозяйка. Золотые во­ лосы растрепались из-под вязаной шапочки. Щеки — красные от мороза.

— Тарзан! — позвала она.

Тарзан взвизгнул и от радости сделал под собой лужу. Молодая Хозяйка подхватила его на руки, он, повиз­ гивая и перебирая лапами, чтобы влезть повыше, лизал

Хозяйку в подбородок, в нос, в губы...

— Фу, глупый, — смеясь, сказала Хозяйка. — Иди! Вон лужу наделал, — баба увидит, отругает.

Тарзан визжит. Он ничего не слышит от радости, от безмерного, удивительного счастья.

Молодая Хозяйка опускает его на пол, на широкие, крашеные блестящей краской доски.

— Пойдем на улицу! Пока баба не увидела...

Тарзан с готовностью, подпрыгивая вокруг Молодой Хозяйки, начинает радостно лаять.

А на улице — холод. Мерзлое скользкое крыльцо. Красное солнце садится за белые крыши, за мертвую па­ утину ветвей, за флюгер на высоком шесте, за заборы, за розовые сугробы...

Тарзан поскальзывается на крыльце и скатывается вниз, подскакивая зацом на ступеньках. Молодая Хозяй­ ка смеется...

Тарзан внезапно очнулся. Ощущение тепла пропало; сумеречный ветер с колючим снегом пробивал сваляв­ шуюся, больную шерсть до самых костей.

Он с трудом оторвал морду от лап, стряхивая с голо­ вы снег.

Он уже все понял, даже не успев подумать и оглядеться. Они нашли его.

Над ближайшим сугробом медленно и бесшумно по­ явилась громадная белая волчица. Она была похожа на призрак. Может быть, она и была призраком? Тарзан ощущал этот запах тревоги, исходивший от нее. Точно такой же запах тревожил его по ночам там, дома, где он жил когда-то так счастливо с Молодой Хозяйкой...

Тарзан потер лапами морду, глаза; все застилала мут­ ная пелена. Белая волчица неотрывно смотрела на него прищуренными желтыми глазами.

А позади Белой вырастали тени — серые тени волков. Постояв, словно выслушав немой приказ, волки дви­

нулись по кругу, окружая Тарзана.

Тарзан снова уронил морду на лапы. Тяжело, протяжно вздохнул. Ему не встать. Он не смог защитить Молодую Хозяйку. Он слишком слаб против Ужаса, который вырос за дровяником и теперь победно шествует по миру.

Он лежал, сначала напрягшись, а потом, успокоив­ шись — размяк. Его занесло снегом с одного бока, но он не шевелился.

Странно: волки не нападали. Он взглянул сквозь ме­ тель. Волки, поджав хвосты, стояли вокруг, изредка по­ глядывая на Белую.

Полигон бытовых отходов

Утром Бракина разбудил шум множества голосов. Он пробрался по телам спавших собак—иные ворчали, иные нехотя огрызались — к стене и приник глазом к щели.

Между сторожкой и вагончиком для рабочих бродило множество людей. Некоторые были одеты по всей чи­ новничьей форме: в долгополых пальто, с кашне, едва прикрывавшими белые воротнички с темными галсту­ ками.

Среди толпы выделялась странноватая пухлая дама в пу­ ховике, в норковой шапке набекрень. От дамы за версту несло запахом тысяч собак. Бракин слегка сморщил нос.

Она кричала:

—Зверство! Это просто зверство! Вас за это будут су­ дить, я точно в суд пойду! Вы изверги!

Бракину стало интересно.

—Ну и забирайте их в свой приют, Эльвира Борисовна, если мы изверги, — огрызнулся один из чиновников.

—Денег! — взвизгнула дама. — Денег дайте! Мне не­ чем кормить животных! Их шатает от голода!..

—Они там скоро друг дружку жрать начнут, — сказал другой чиновник.

—А что прикажете делать? Я и так всю пенсию на со­ бачий корм трачу! Да еще добрые люди помогают — не­ сут что могут. Не все же такие бездушные, как вы!

— Бездушный — это, видимо, я, — спокойно заметал высокий человек в очках, без шапки. Это был мэр горо­ да Ильин.

— Да! Да, да, да! Вы — самый бездушный! — выкрик­ нула Эльвира Борисовна.

Ильин слегка обиделся:

— Я, между прочим, вашему «Верному другу» бесплат­ но муниципальное имущество передал. Бывший склад.

Амог бы продать!

—Скла-ад? — взвилась Эльвира. — Датам ремонтиро­ вать нужно сто лет! Крыша течет, в стенах щели! И ни копейки на ремонт не дали!

—Насчет копеек — вопрос не ко мне. Бюджет верста­ ет дума, она ваш приют и вычеркнула из титула. А если бы мы склад продали оптовой фирме, как и планирова­ лось, она бы там порядок навела.

—Ах, ду-ума?? — еще больше взъярилась Эльвира. Тут встрял один из чиновников:

—Еды у вас не хватает потому, что собаки плодятся с космической скоростью.

—Ну правильно, — сказал мэр. — Чем же собачкам еще там заниматься?

Эльвира открыла было рот, но тут же закрыла и вдруг расплакалась.

Итак же внезапно плакать перестала. Размазала тушь по круглым щекам и твердо сказала:

—Хорошо! Я поднимаю общественность. Телевиде­ ние. Прессу. Мы с вами будем бороться. Мы встретимся в другом месте!

—Вот-вот, поднимите общественность, — сказал Иль­ ин. — Это, пожалуй, лучше всего. Пусть собаками зай­ мутся добрые люди, — хоть часть отдадим в хорошие руки, хоть часть спасем.

Он подозвал помощника.

—Зовите ребят из ТВТ, из «ТВ-Секонд». Пусть посни­ мают собачек и вечером покажут в эфире. Мир не без добрых людей.

—А я? — испуганно спросила Эльвира Борисовна — начальник приюта «Верный друг».

—А что «вы»? И вы тоже снимитесь. Скажете несколь­ ко слов в камеру, пригласите сюда добрых людей. Да, у вас же в приюте ветеринар есть? Пусть осмотрит этих, новеньких. Чтоб больных случайно не раздать.

Черемошники

Аленка сидела за кухонным столом, подперев щеку ла­ дошкой. Другой рукой катала хлебные крошки.

— Баба! Можно я папе позвоню?

Баба оторвалась от исходившей паром кастрюли.

—Чего звонить? Зачем?

—Джульку убили.

—Больно папке интересно, что твоего Джульку уби­ ли! — в сердцах сказала баба. — Только деньги перево­ дить на разговоры.

Аленка промолчала. Баба с грохотом переставила кас­ трюлю с огня на край печи.

—И, как нарочно, дед уехал. Уже неделю как уехал, и неизвестно, где он и как.

—Ну он же к своему брату поехал, — сказала Аленка. Баба вздохнула.

—А у меня тоже есть сестра, — продолжала Аленка. — Только она не совсем родная, да? Она в Питере живет.

Ипапа с ней.

Баба промолчала.

— Баба, — сказала Аленка. — А Питер — это далеко?

— «Питэр, Питэр», — в сердцах передразнила баба. — Далеко! Только и слышу, что про «Питэр». Про мамку,

*небось, и не вспомнит.

—Я помню, — обиделась Аленка. И добавила: — Она умерла.

Крышка слетела с кастрюли с грохотом. Покатилась по полу и закружилась возле холодильника со щемя­ щим, тоскливым дребезжанием.

Баба отвернулась, приложила фартук к глазам. Всхлипнула.

УАленки глаза тоже стали мокрыми, она уперлась но­ сом в стол, молчала. Надо потерпеть. Баба всегда так: повсхлипывает-повсхлипывает, потом уйдет в большую комнату, где никто не живет с тех пор, как мамы не ста­ ло, встанет в уголок перед иконкой, висевшей на стене,

ишепчет молитвы.

Вся эта комната была сплошь заставлена комнатными цветами в самых разных горшках и горшочках; цветы ви­ сели по стенам в кашпо, стояли на полу на треногах, и запах в комнате всегда был одуряющим. Время от вре­ мени баба пересаживала отростки в маленькие горшоч­ ки и несла на базар — продавать.

Вот и сейчас она ушла в большую комнату, оттуда ста­ ли доноситься всхлипывания, перешедшие постепенно в глухое бормотание.

Но не это было самое плохое. Самым плохим было то, что баба после таких молитв становилась сердитой, злой. И тогда уж к ней с вопросами и просьбами не подсту­ пайся: прогонит.

Аленка перетерпела слезы.

Мамы не было давным-давно, и Аленка ее почти не помнила. Она бы и не помнила, если бы баба время от времени не напоминала.

Придет соседка, сядут они с бабой, начнут говорить о родне, о знакомых, о соседях, и в конце обязательно за­ говорят о маме.

Аленка не любила эти разговоры. Уходила на улицу. В дождь — сидела, нахохлившись, на крыльце под на­ весом.

Она-то знала, что мама не умерла. Она где-то далеко, но живая. Аленка это чувствовала. Баба просто не знает, ошибается. И однажды мама вернется, баба вскрик­ нет, — и тогда уж и Аленка сразу ее вспомнит. И, может быть, кинется ей на шею.

Аможет быть, и нет.

—Але-он! — послышалось глухое с темной улицы. — Але-он!

Аленка потихоньку оделась, постояла, прислушива­ ясь, как баба шепчет странные и страшноватые слова, —

ибыстро выбежала на улицу.

Андрей, нахохлившись, сидел на крылечке у ворот. Аленка села рядом. Посмотрела на его плечо — тол­

стое от намотанных под курткой бинтов, — спросила уважительно:

—Больно?

—А? — очнулся Андрей, махнул здоровой рукой. — Да

не-е...

Вздохнул.

—Джульку убили.

—Я знаю, — сказала Аленка.

Андрей покосился на нее. Подождал, не решаясь за­ дать вопрос, потом тихо-тихо спросил:

—Ален... А ты не можешь его оживить? Аленка помолчала.

—Наверное, нет.

Андрей тяжело, по-мужски, вздохнул.

— Я так и думал. Если б его ранили, — ты бы смогла, да? А мертвого — нет.

Аленка сняла рукавичку, сосредоточенно погрызла грязный ноготь. Потом спросила:

—А где он?

—Джулька?

—Нуда.

—Не знаю... Весь двор обыскал, все сараи, — нету.

Апапка не говорит. Даже погрозился: мол, еще раз спро­ сишь, — убью. А драться он мастер. Однажды мамке так врезал...

Аленка отмахнулась:

—Да знаю я! Ты рассказывал.

Еще подумала. Наконец сказала:

—Наверное, он его за линию отвез. Ну, туда, где мерт­ вого человека нашли.

—Наверное, — согласился Андрей.

—А может быть, туда, куда вчера собак увозили, — на свалку.

Андрей пожал плечами:

—Да какая теперь разница...

—Есть разница, — сказала Аленка. — Если за линию — мы его похоронить бы смогли.

Андрей открыл от удивления рот.

—Зачем?

—Ну... Так полагается.

Андрей задумался. Потом вдруг вскочил:

— Посиди тут! Я счас!

Он побежал к дому, а через минуту выволок из ворот старые санки с корытом — для мусора.

Подождал Аленку. Аленка продолжала сидеть, грызя ноготь.

— Айда? — неуверенно спросил Андрей.