2833.Западная философия от истоков до наших дней. Книга 4. От романтизма до н

В работе «Границы естественно-научного образования понятий»

(1896—1902) философ развивает установленное Винделъбандом раз­ личие между науками номотетическими и идеографическими. Но, не останавливаясь на констатации целевых различии, Риккерт доказывает автономию исторического познания, укорененного в иной логической структуре, что явствует из сравнения двух непохожих способов концептуальной разработки в этих двух фор­ мах познания.

Естественные науки устанавливают единообразие реальности и ставят цель перевести лоскутные эмпирические данные на язык общих понятий, формальных связей. Это относится как к миру физическому, так и психическому. Поэтому различие между номо­ тетическими и идеографическими науками есть в данном случае методологическое различие, уточняющее разные концептуальные разработки. Природа не набор предметов и событий, пишет Риккерт, она реальность в отношении к общему, реальность, изучаемая в целях установления единообразия.

Весь мир индивидуального обобщающие науки о природе остав­ ляют за скобками. Но ведь любой процесс, телесный или духовный, всегда уникален: он проистекает однажды в данной точке простран­ ства-времени, что и полагает предел естествознанию с его общими законами.

Как же найти форму познания, способную удержать неповтори­ мо-индивидуальное? Таким необобщающим типом познания уже была названа история. Для Риккерта, как и Виндельбанда, история «представляет реальность не вообще, а только в отношении к част­ ному, поскольку реально случается только частное». Тем самым мы оказываемся на чисто методологическом уровне. Одна и та же реальность выступает то как «природа, пока мы рассматриваем ее в общем плане, то как история, когда мы берем ее в отношении к частному». Противопоставление природы и истории, таким образом, теряет свою объективно-метафизическую коннотацию, переходя в противоположность методологического типа.

Г л ав а т р и н а д ц а т а я

Немецкий историцизм

1. ОБЩИЕ ЧЕРТЫ

Девятнадцатый век украсили своим творчеством немецкие исто­ рики. Достаточно вспомнить имена Леопольда Ранке (1795—1886)

(«Римские папы, их церковь и государство в X V I и X V II веках*, «История Германии эпохи Реформации»), Бертольда Нибура (1776— 1831) («Римская история»), Теодора Моммзена (1817—1903) («Рим­ ская история»), Якоба Буркхардга (1818—1897) («Ренессансная куль­ тура в Италии»), Карла Юлиуса Белоха (1854—1929) («Греческая история»), Густава Дройзена (1808—1884) («История эллинизма» .

«Философия греков в ее историческом развитии» Эдуарда Целлера (1814—1908) и тоньше остается фундаментальным исследованием.

Золотой век истории отмечен трудами по истории экономики, религии, искусства, философии, филологии. Два великих филолога Эрвин Роде (1845—1898) и Ульрих Виламовиц-Меллендорф (1848— 1931) вступили в дискуссию по поводу ницшеанской трактовки греческой культуры. В этот период были закончены немыслимые по кропотливости исследования по сбору и систематизации текстов эпикурейцев — Гематом Узенером (Hermann Usener), стоиков - Гансом фон Арнимом (Hans von Amim), досокрашков — Германом Дильсом (Hermann Diels). Франц Бопп и Якоб Гримм (Franz Ворр и Jacob Grimm) стали основателями исторической и сравнительной лингвистики, историю права успешно разрабатывал Ф. Савинъи (1779—1861). Не без влияния романтизма обострились внимание к традиции, культу народного духа и необходимость пережить опыт прошлого в его связи с настоящим.

На этом фоне нетрудно проследить генезис и развитие философ­ ского историцизма, связанного с именами Макса Вебера (о котором впереди особая глава), Вильгельма Дильтея (1833—1911), Георга Зиммеля (1858—1918), Освальда Шпенглера (1880—1936), Эрнста Трёльча (1865—1923), Фридриха Мейнеке (1862—1954), Генриха Риккерта (1863—1936). В рамках неокритицизма их связывает так называемая теория ценностей, первая заявка которой слышна во

«Введении к наукам о духе» Дильтея (1883). Признаки кризиса можно обнаружить в «Происхождении историзма» Мейнеке (1936). Нельзя считать посторонними историцизму события Первой мировой войны, утрату германской военной мощи, русскую революцию 1917 г., Веймарскую республику, наконец, подъем и крах нацизма.

Немецкий историцизм не является однородным философским образованием. Тем не менее можно выделить основные моменты, позволяющие говорить о «семейном сходстве».

1. Прежде всего для историцизма характерна попытка заменить абстрактные обобщения пониманием индивидуального характера исторических событий.

2.История — не реализация бесконечного духовного начала (как полагали Гегель и романтики) и не воплощение в «народном духе» мирового духа. Для немецких историцистов история — это творение людей, обусловленное временем действий и отношений.

3.Историцисты отвергли философию истории О. Конта и пози­ тивистскую попытку свести исторические науки к естественно-на­ учной модели. Момент согласия между ними и позитивистами относится к требованию конкретности исследования эмпирических фактов.

4.Задачу философии они видели в критическом анализе возмож­ ностей, условий и основания познания и человеческой деятельности. Кантианскую критику они распространили на весь комплекс наук с акцентом на социально-историческом знании. Именно поэтому рассмотрение историцизма должно включать В. Виндельбанда и

Г.Риккерта.

5.Для историцизма характерно подчеркивать различие между историей и природой, а также посылка о специфическом характере исторических событий.

6.Кардинальная проблема историцизма — найти объективное

отличие социально-исторических наук от естественных и установить источник их значимости.

7. Объектом исторического познания являются индивидуальный характер продуктов человеческой культуры (мифов, легенд, обычаев, ценностей и т. п.), в отличие от повторяющегося однообразия есте­ ственно-научных объектов.

8. Если каузальное объяснение характерно для естествознания, то историческое познание было сориентировано на технику понимания (Verstehen).

9. Теория ценностей опиралась на идею целесообразности чело­ веческих поступков в перспективе ценностей.

10. Не трансцендентальный априорно данный субъект кантиан­ ского типа интересовал теоретиков историцизма, а конкретные люди с их познавательным горизонтом, находимым в историческом

контексте как условии жизни и деятельности, хотя основная проблема историцистов остается кантианской по характеру.

2.ВИЛЬГЕЛЬМ ДИЛЬТЕЙ

И«КРИТИКА ИСТОРИЧЕСКОГО РАЗУМА»

2.1.К «критике исторического разума»

Творчество Вильгельма Дильтея (1833—1911) отмечено стремле­ нием создать «критику исторического разума» и обосновать цен­ ность наук о духе (Geisteswissenschaften). Он был противником философии Гегеля. Дильтей не согласен и с позитивистской редук­ цией исторического мира к природе при помощи каузально-детер­ министской схемы. «Возвращение к Канту», объявленное школой неокритицизма, он связывал с поворотом проблематики внутри социально-исторических наук, с трактовкой человека как волевого существа, а не только познающего. Именно поэтому Дильтей наме­ ревался создать «критику исторического разума». Дильтей — автор таких исторических работ, как: «Жизнь Шлейермахера» (1867—1870),

«Интуиция в период Ренессанса и Реформации» (1891—1900), «История молодого Гегеля» (1905—1906), «Жизненный опыт и поэзия» (о роман­ тизме, 1905), «Три эпохи современной эстетики» (1892).

Уже во «Введении в науки о духе» (1883) философ проводит разграничения наук о природе и наук о духе по предмету. Предмет наук о природе составляют внешние по отношению к человеку явления. Науки о духе заняты человеческими отношениями, позна­ ние которых имеет непосредственный характер. Есть, кроме того, и гносеологическое отличие: не наблюдение внешних объектов как данных естественных наук, а внутреннее переживание (Erlebnis) интересует историю как науку о духе с ее категориями смысла, цели, ценности и пр. «Мы понимаем социальные факты изнутри, они воспроизводимы до известной степени внутри нас на основе само­ наблюдений и интуиции. Мы окрашиваем наши представления о мире любовью и ненавистью благодаря игре наших аффектов. При­ рода, напротив, молчит, словно чужая... Она для нас — нечто внешнее. Наш мир — общество».

Итак, человеческий мир структурирован как исторический. В «Идеях о дескриптивной и аналитической психологии» (1894) и во «Вкладе в изучение индивидуальности» (1896) Дильтей рассматривает аналитическую психологию (отличную от объяснительной) как ос­ нову других наук о духе, анализирует проблему единообразия, а также исторической индивидуации. Науки о духе призван^ изучать

как законы единообразия, так и события в их единичности. Поня­ тием «типа» следовало связать эти две противоположности. В то же время Дильтей считает, что обращение к «переживанию» является единственным основанием наук о духе. Внутренний опыт (Erlebnis) надлежало интегрировать с пониманием (Verstehen), которое есть повторное переживание (Nacherleben) и воспроизведение (Nachbilden). Только так можно понять других индивидов.

2.2. Обоснование наук о духе

Дильтей расширяет проблемный горизонт своих исследований, не упуская из виду вопрос о разграничении естественных наук и социальных: в чем суть истории и ее отличие от других наук? Но все проблемы так или иначе связаны с обоснованием наук о духе. В «Очерках по обоснованию наук о духе» (1905) и работе «Создание исторического мира в науках о духе» (1910) философ на основе различия между Erlebnis и Erleben — первое (опыт) есть частный момент второго (жизни) — приходит к выводу, что общее основание наук о духе — жизнь. Это отражено в выражениях, связанных с пониманием. Другими словами, течение жизни реализуется в ком­ плексе объективаций, смысл которых требует определенного усилия для понимания. «Состояния сознания непрерывно отражаются в звуках, жестах, словах, они объективируются в институтах государ­ ства, церкви, науки; именно в этих сплетениях двигается история».

Особенность человеческого мира и автономия наук о духе уста­ навливаются связью понятий «жизнь», «экспрессия» и «понимание», которых нет ни в природе, ни в естественных науках. Жизнь и переживание становятся объективным духом, т. е. объективируется в институтах, государстве, церкви, юридических, религиозных, фи­ лософских, художественных, этических системах. А понимание, обращенное в прошлое, служит источником наук о духе: истории, политической экономии — наук о праве и государстве, наук о религии, литературе, об изобразительном искусстве, о музыке, фи­ лософии и, наконец, о психологии.

Реальность в ее внешней стороне изучается естественными наука­ ми, но внутренний ее смысл доступен только наукам о духе, благо­ даря пониманию, т. е. нахождению «я» в «ты». Субъект познания совпадает здесь с его объектом, жизнь узнает жизнь. «Душа бродит по тем дорогам, которые однажды уже были пройдены, где страдали и наслаждались в сходных ситуациях. Бесконечны пути прошлого, бесконечны они и в снах о будущем». Через внутренние переме­ щения, со-чувствие (Mitfuhlen) и симпатетическое проникновение человек может войти в экзистенциальный мир других. Выходит, что

освободиться нам дано не только в искусстве, но и через осмысление истории.

Переживание делает возможным обретение духовного. «Когда я листаю письма и сочинения Лютера, — пишет Дильтей, — рассказы современников, акты религиозных соборов в официальном изложе­ нии, я живу этими событиями, но в жизни и смерти эти процессы выходят за пределы возможности понимания любого человека наших дней. Все же я, тем не менее, могу вновь пережить их... Я вижу разработанную в монастырях технику контакта с невидимым миром, к которому устремлены души монахов: теологические споры становятся здесь вопросами внутреннего существования. Я вижу, как в миру распространяются по бесчисленным каналам амвоны, кафедры, книги — все то, что было разработано в монастырях...

Таким образом, этот процесс открывает нам религиозный мир его (Лютера) и его соратников начального этапа Реформации. Все это расширяет наш кругозор новыми жизненными возможностями, ко­ торые только так и достижимы».

2.3. Историчность человеческого мира

Объективация есть первая структурная характеристика истори­ ческого мира Заметим, впрочем, что объективный дух Дильтея мало похож на гегелевский Абсолютный Разум, ибо прежде всего он есть продукт исторической деятельности. Все, что создается духом, исто­ рично: «Расположение деревьев в парке, строй домов вдоль дорог, рабочие инструменты — все, вплоть до вынесения судебного приго­ вора, вокруг нас рано или поздно становится историей... Время идет,

имы бродим среди римских руин, соборов, замков. В истории ничто не отделимо от жизни, ее нельзя разделить с настоящим временнбй дистанцией».

Вторая фундаментальная характеристика человеческого мира, по Дильтею, это «динамическая связь», продуцирующая ценности и цели, в отличие от каузальных природных связей. Индивид, инсти­ туты, цивилизация, исторические эпохи представляют собой дина­ мические связи. И, подобно индивиду, каждая культурная система

икаждое сообщество обладают своим собственным центром. «Автоцентричность» означает, что любая из культурных систем имеет свой замкнутый горизонт, что делает систему не редуцируемой одну к другой. Мы можем понять их при условии, если возьмем в расчет особые ценности и их специфические задачи.

Человек — существо историческое, как историчны все продукты культуры, включая философию. Дильтей различает три типичные формы философской картины мира: 1) материалистический на­ турализм каузального типа (Демокрит, Лукреций, Эпикур, Гоббс,

энциклопедисты, Конт); 2) объективный идеализм, для которого вся реальность задается внутренним началом (Гераклит, стоики, Спино­ за, Лейбниц, Шефтсбери, Гёте, Шеллинг, Шлейермахер, Гегель); 3) идеализм свободы, отличающий дух от природы (Платон, Цице­ рон, Кант, Фихте, Мен де Биран).

Метафизические системы незаконны в своей претензии на абсо­ лютное и всеохватывающее объяснение реальности, полагает Дильтей. Метафизические построения также являются продуктами истории. Задача философа — предложить критически понятую «фи­ лософию» философии, исследовать возможности и границы фило­ софии. Так анализ исторических оснований приводит к «критике исторического разума». Нет вечной философии, как нет системы, равноценной для всех наций. «Относительность любого историчес­ кого феномена связана с фактом его конечности».

Но особенно важно, что «осознание конечности любого истори­ ческого феномена, любой человеческой и социальной ситуации, понимание относительности любой формы веры — это последний шаг к освобождению человека. С ним он поднимается до уровня, когда за любым переживанием (Erlebnis) признается его собственное содержание, причем делается это смело и решительно, без посред­ ничества какой бы то ни было философской или религиозной системы. Жизнь освобождается от концептуального познания, дух становится сувереном, недосягаемым для паутины догматической мысли. Красота, святость, жертвенный подвиг, пережитые и постиг­ нутые, открывают реальность. Так и всему порочному, постыдному

ибезобразному мы отводим особое место, оправданное мировой связью: нечто такое, по поводу чего нельзя заблуждаться. Перед лицом относительности ясна ценность непрерывной творческой силы как существенного исторического элемента... Подобно буквам слова, у жизни и истории есть смысл: и в жизни, и в истории есть свои синтаксические моменты, вроде запятой или соединительного союза... Мы открываем, что смысл и значения прорастают в человеке

иего истории. Но не в единичном человеке, а в историческом. Ибо человек — существо историческое...»

3. ВИЛЬГЕЛЬМ ВИНДЕЛЬБАНД: ОТЛИЧИЕ НАУК НОМОТЕТИЧЕСКИХ ОТ НАУК ИДЕОГРАФИЧЕСКИХ

Программа критики исторического разума, начатая Дильтеем, впоследствии получит свое развитие в трудах Макса Вебера.

Но между Дильтеем и Вебером находится ряд мыслителей, которые так или иначе соприкоснулись с дильтеевской проблематикой. Они вносят определенные методологические новации, Виндельбанд и Риккерт до крайности усиливают дильтеевский релятивизм. Зиммель и Шпенглер реагируют на абсолютный релятивизм, обращаясь к абсолютным ценностям (Трёльч и Мейнеке, а также поздние Виндельбанд и Риккерт).

Известно, что Вильгельм Виндельбанд (1848—1915), представи­ тель баденской школы, поставил проблему исторического познания как неокритицист. «На чем основал Дильтей различие естественных наук и наук о духе?» — таков главный вопрос в «Истории и естествознании» (1894).

Вряд ли можно удовлетвориться полученными результатами, полагает Виндельбанд, ибо метафизическое различие наук о при­ роде и духе методологически не обосновано. Дильтеевской дистинкции, основанной на различии в объектах (природа и дух), он противопоставляет различие методологического характера Науч­ ные дисциплины делятся, по Виндельбанду, на номотетические и идеографические. Первые определяют общие законы, выражающие определенную регулярность мира и явлений; вторые же концент­ рируются на специфичной индивидуальности феноменов. «Опыт­ ные науки ищут в познании реального либо общее в форме природных законов, либо частное, физиономически и исторически детерминированное», — писал он. Первых интересуют законы в их непреложности, то, что есть всегда, вторых — события в потоке становления, то, что бывает только раз. Науки первого типа философ назвал номотетическими, науки второго типа — идеогра­ фическими.

Теряет, таким образом, смысл дильтеевское различение. Любое событие, любой феномен можно рассмотреть в двойной оптике: как особо частное и неповторимое и под знаком единообразия. Скажем, «наука об органической природе номотетична как сис­ темно-дескриптивная и идеографична при рассмотрении процесса развития земных организмов».

Таким образом, с одной стороны — закон, а с другой — событие в их индивидуальности. Как нельзя дедуцировать уникальное собы­ тие из закона, так и от неповторимых явлений невозможно механи­ чески прийти к определению закона. «Закон и событие останутся рядом друг с другом как несоизмеримые величины нашего понима­ ния мира». Подобная нссводимость для Виндельбанда является неразрешимой проблемой, но именно на такой несводимости осно­ вывается автономия исторических наук.

4.ГЕНРИХ РИККЕРТ: ОТНОШЕНИЕ К ЦЕННОСТЯМ И АВТОНОМИЯ ИСТОРИЧЕСКОГО ПОЗНАНИЯ

Фундаментальной проблемой для Генриха Риккерта (1863—1936) является проблема автономии исторического познания. Он взял за основу виндельбандовское разделение наук. «Одна и та же реаль­ ность выступает то как природа, пока мы мыслим ее под знаком общего, то как история, когда берем в отношении к частному», — писал он в работе «Границы естественнонаучного образования поня­ тий» (1896—1902). Далеко не все проблемы одинаково интересуют историка, значит, историк как носитель интереса должен выбирать. Каков критерий выбора?

Критерий, по мнению Риккерта, состоит в отношении индиви­ дуальных фактов к ценности. Именно отношение к ценности образует основу для концептуальной обработки истории. Тем, что лишено ценности, историк склонен пренебрегать. Это не означает, что историк обязан заявлять о ценностных предпочтениях по поводу исследуемого материала. Скорее это значит, что реконстру­ ировать события ему удается лишь постольку, поскольку события обладают ценностью. «Понятие исторической индивидуальности образуется ценностями и фактами, свойственными цивилизации, к которой они принадлежат. Исторический процесс поэтому есть непрерывная отсылка к ценностям». Короче, основанием истори­ ческого познания служит отношение к ценностям, обладающим метафизическим существованиям. Объект исторического познания Риккерт определяет как культуру (Kultur), а ценности, с которыми познание соотносится, — как культурные ценности (Kulturwerte) — то, что человек реализует в истории.

Трактуя поначалу ценности в духе неокритицизма как априорные принципы человеческой деятельности, со временем Риккерт стал приписывать им абсолютный смысл, выделяя ценности в особую метафизическую, трансцендентную реальность. Ясно, что при этом он стал в оппозицию к любой форме историцизма, усматривая в последнем релятивизм и нигилизм.

Своим обращением к ценностям как нормативной идее и мета­ физическому абсолюту Риккерт оказал влияние на Виндельбанда, который писал: «История как наука, то есть как наука о культуре, невозможна, если нет ценностей всеобщей значимости, образующих собой основание выбора и синтеза фактов».

Различение номотетических и идеографических наук, обнаруже­ ние ценностного горизонта фактов, как и другие идеи, воспринятые и продвинутые Вебером, составляют и ныне солидную часть мето­ дологии социально-исторических наук и историографии.

5.ГЕОРГ ЗИММЕЛЬ: ЦЕННОСТИ ИСТОРИКА

ИРЕЛЯТИВИЗМ ФАКТОВ

Георг Зиммель (1858—1918) высказался на закате жизни в пользу релятивизма, хотя начинал он с обоснования независимости прин­ ципа долженствования в духе неокритицизма В сочинении «Фун­ даментальные проблемы философит (1910), помимо объективного и субъективного, Зиммель выделяет идеи в «третье царство», а

долженствование — в «четвертое».

Проблему истории он ставит в кантианских терминах как проблему условий, делающих возможными автономию и право­ мерность историко-социальных наук. Вопреки Канту и неоканти­ анцам, Зиммель полагает, что элементы познания обнаруживаются в опыте. Возможности истории не связаны с априорными услови­ ям, независимыми от опыта. Категории исторического исследова­ ния суть продукты исторических людей, они меняются вместе с историей. Реальность можно интерпретировать по-разному, это зависит от набора категорий. Нет никакого смысла говорить об объективных исторических фактах. «Факт важен, ибо он интересует того, кто им занят». Отношение к ценности служит критерием выбора исторических фактов, но ценностями обладает не факт, а историк, изучающий конкретные события. Изучение предполагает психологическое вживание через понимание (Verstehen) и воспро­ изведение, репродукцию (Nachbildene) духовной жизни. Зиммель хорошо понимает, что тождество познающего субъекта и познан­ ного объекта делает возможным историческое познание, но не гарантирует его ценности.

В социологии философ отвергает позитивистскую трактовку со­ циальной реальности, полагая, что ее задача сугубо дескриптивная. Но описание — не воспроизведение, для репродукции событий необходима их интерпретация в свете категорий, которые невечны и неабсолютны. Социология как автономная наука дает понять только «формы ассоциации», абстрагируясь от содержания, в этом ее отличие от других наук. У истории есть задача понять факты и единичные события, а социология описывает формы их объедине­ ния. Таким образом, проблему смысла истории нельзя разрешить теоретически, это вопрос веры, предмет философии истории. Фило­ софия и вера релятивны. Впрочем, любой аспект жизни, по мнению Зиммеля, относителен. Жизненный мир нетрансцендирУем: нельзя выити за пределы жизни и увидеть «со стороны» ее проявления.