Пережитое земля и жизнь историко-социологический очерк

По стандарту для вручения ордена Отечественной войны (обеих степеней) представлялись расписки: за что дается тот

идругой орден, но в связи с передоверием этот статус не всегда соблюдался. Однако точно соблюдался тариф на награды для летчиков. Поэтому именно среди летчиков было много и Героев Советского Союза и награжденных орденами Ленина и Красного Знамени.

Войну заканчивали мальчишки, родившиеся в 1924, 1925, 1926

ичастично 1927 годах. Одни – солдатами, другие (имевшие среднее образование) – офицерами, командующими взводамии ротами (от лейтенанта до капитана). Однако и погибали в большинстве (особенно офицеры). Старшие возрасты, вынесшие основную тяжесть начала войны и сломавшие хребет вермахту, в основном погибли. Не до наград было! Зато в конце войны наград не жалели. Чего греха таить: кое-кто получал их, мягко говоря, по «блату» либо угождая командиру. Даже и такое было неизбежным. Удачно прошла боевая операция, поставленная задача выполнена. Вышестоящий командир оценил ее. Выделил столько-то таких-то орденов и медалей для вручения наиболее отличившимся в бою бойцам. В результате эти награды распределялись среди оставшихся в живых; а многие погибшие, достойные этих наград, «подарили» их живым, возможно, менеедостойным.

Впечати периодически публиковались указы о присвоении звания Героя Советского Союза и о награждении орденами: от ордена Ленина до медалей. Конечно, командир и командующий могли, пользуясь своим правом, наградить орденом Красного Знамени и ниже, а не передавать сообщения об этом наверх. В Москву шли наградные листы на представление к Герою или ордену Ленина. Чиновники в Москве награжденных «сортировали». Представленные к высшим наградам получали низшие – вплоть до медалей. Вообще награждение, как и любое поощрение, даже похвала, – дело субъективное.

Я не хочу наводить тень на людей, имевших ордена и медали; многие их достойны и, более того, не все достаточно оценены.

Возвращались победители, увешанные наградами, многие

с нашивками за ранения, и гордились ими по праву. Вместе

291

elib.pstu.ru

с тем массовое награждение обесценило награды: к орденам

иособенно к медали стали относиться небрежно. В 1946 году либо в 1947 году последовал указ с угрозами за небрежное отношение к правительственным наградам.

Еще с первых лет советской власти за правительственные награды производилась оплата. Сохранялась она и во время войны. Однако после войны оплату сохранили лишь Героям

иимеющим все три ордена Славы. Таких оказалось немного, расходы незначительно «отяжеляли» бюджет. Орден Славы стал престижным, ибо он был учрежден в конце войны как солдатский и потому довольно редкий.

Конец 1947 года был знаменателен тем, что отменили карточки. Хотя положение с хлебом и другой сельскохозяйственной продукцией оставалось напряженным, все же руководство страны пошло на это. Во-первых, по карточкам снабжалась небольшая часть населения: городские и рабочие поселки. В сель-

и карточная система их не касалась. Однако из урожая 1947 года, в целом по стране неплохого (в сравнении с 1946 годом), по обязательным поставкам государству и натуроплатой за работы МТС у некоторых колхозов изъяли даже семенное зерно. И поскольку в таких колхозах на трудодни дали мало, к весне 1948 года положение с питанием в деревнях сложилось тяжелое, точнее, в отдельных семьях. И поскольку деревня не могла сдать на колхозный рынок муку, в городах сложилось напряженное положение с хлебом, хотя карточная система была отменена. Этим воспользовалась, как всегда, отдельная категория людей. Появились мешочники.

Во-вторых, еще с довоенного времени действовала система снабжения городов по категориям. Города Удмуртии (даже такой город-столица, как Ижевск) снабжались по второй и третьей категории. Позднее, до 1960-х годов, в городах такая напряженность чувствовалась, но не по хлебу, а по животноводческой продукции. Она отчасти сглаживалась тем, что в городах было много семей – владельцев своих домов, которые держали скот, главным образом коров.

292

elib.pstu.ru

Поколение, народившееся в 30-е годы, которое уже в сознательном возрасте столкнулось с очередями в магазинах за животноводческой продукцией, будучи подростками и столкнувшись с очевидным фактом, не могли до конца осознать все глубинные процессы этого явления. Я же свидетель и участник многого, что тогда происходило.

По хлебу. Колхозы были «разношерстными» по размерам хозяйств (мелкие в 15–20 дворов и гиганты типа колхозов имени Кирова и имени Азина). Уборка зерновых в крупных колхозах

восновном велась комбайнами МТС, и потому обмолот совпадал с уборкой. В мелких колхозах уборка зерна велась конными жатками, а кое-где серпами. Мужчин на конную жатку кое-где не хватало. Женщины брались за серпы. Более того, из городов приходили

восновном женщины с подростками и исполу жали хлеб. Обмолот

втаких колхозах иногда затягивался на всю зиму. До обмолота цепами, как это было до колхозов, конечно, не доходило. Таких примеров не знаю. Однако обмолот шел зимой даже в таком колхозе, как колхозимени Буденного. Хлебженужен былсегодня!

Ход хлебозаготовок тревожил руководство страны. Сущест-

вовало постановление правительства авансировать колхозников в размере 15 % от обмолоченного урожая. В крупных колхозах, где обмолот зерна нового урожая прошел быстро, эти 15 % роли не играли. Колхозы еще с лета рассчитались с государством и МТС и могли уже рассчитываться с колхозниками или крупными авансами, или даже окончательно. В мелких колхозах происходило иначе. Полтора-два десятка семей всегда могли договориться, и обмолоченный хлеб по черным ведомостям сразу распределяли между собой. В то время как на заготовочные пункты везли кое-что. В целом по району, даже по сельсовету, план заготовок срывался. Срывались планы и по регионам. Правительству пришлось ввести меры репрессивного характера. Прибыли в села и неистовствовали уполномоченные министерства заготовок. Приезжает уполномоченный в такой колхоз, зная, что по урожаю должен быть хлеб. А председатель ведет его в склад и показывает пустые закрома, а потом идут на ток: смотри, мол, вот где еще весь хлеб находится: обмолотим – рас-

293

elib.pstu.ru

считаемся. Уполномоченный дает команду: «Выгребай все что есть!» Однако эти частные случаи нельзя распространять на всю систему ведения хозяйства. Не было системы. Иначе люди с голоду мерли бы, как мухи.

Конечно, чтобы району как-то выйти с планом хлебозаготовок, председателей колхозов, успешно справившихся со сдачей зерна, награждали, но... в виде добровольной продажи зерна. Поощряли их в виде обеспечения горючим (обычно бензином) и удобрениями. Была усилена борьба с хищением. Возчики хлеба на сдачу государству в пути умудрялись мешок-другой сбыть за бутылку водки. Попавшихся судили и сажали, но потом через два-три года была массовая амнистия, их освобождали.

Вцелом по стране напряженность с хлебом существовала, пока не освоили целину, т.е. до середины 50-х годов. Весна давала это чувствовать. В тех малочисленных колхозах, где «выгребли» хлеб и семена, весной по бездорожью везли семена обратно. А колхозники перебивались до нового хлеба, кто как мог. Весной 1948 года, как и в 1947 году, я тоже испытал это на себе. Опять пришлось спасаться пастьбой в пойме р. Камы, питаться, точнее, подпитываться луком.

Вначале июня 1948 года ко мне в Мазунино вдруг приехал брат Николай. «Ваня, женюсь. Поедем на свадьбу, но нужно пуд пшеничной муки». Что делать? Я иду к Иосифу Наумовичу. Он развел руками. Увы, сусеки пусты. От него отправляюсь в Соколовку. «Константин Васильевич, – говорю, – так и так». Он молча берет клочок бумаги, что-то пишет, отдает мне: «Сколько наметешь в сусеках – все твое!» Мы с кладовщиком подмели, и набралось не меньше пуда. Однако у жениха нет приличного костюма. Встал вопрос: если я отдаю ему свой костюм, то я без костюма! Решили так: я отдаю ему костюм, но на свадьбу не еду. Осталось отправить его с мукой, но р. Кама в полном разливе. Здесь, у Мазунино, она разливается морем. Или добираться до Камбарки и здесь садиться на проходящий поезд, для этого нужно ехать до Тарасово, там регулярно ходил колхозный паром или мог перевезти перевозчик. Да от берега около семивосьми километров (пять километров от берега до города и два-

294

elib.pstu.ru

три километра еще до станции). На утренний поезд жених не успеет. Либо добираться на тот берег из Мазунино. Паром причаливает к берегу у Бутыша, с берега до ст. Кама около полутора километров. Либо следует нанимать перевозчика, грести напрямую и садиться на поезд на ст. Шолья. Однако Николай весла в руках не держал, а одному мне грести три-четыре километра сил не хватит, да и оплатить все это стоило немало.

Лучший вариант – ехать через Бутыш. Я обращаюсь в контору колхоза. К моей радости, рано утром на тот берег пойдет колхозный паром. К тому же за перевоз плату не возьмут – все больше денег на свадьбу останется.

Утром, пока грузили паром (не помню чем), мы с Николаем перенервничали. Наконец, погрузка окончена, но не могут завести мотор на катере. Волнение наше усиливалось: а вдруг не заведут или заведут, но нескоро? Все-таки мотор заработал, отчалили. Во время разлива катер может вести лишь бывалый лоцман, ибо нужно знать потоки и глубину. Дело в том, что течение воды в том участке разлива вдоль правого берега – обратное, хотя глубина здесь достаточная, а через сотню-другую метров течение идет вниз, но местами глубина– того и гляди сядешьнамель.

Такой извилистый путь отнимает много времени – отсюда снова наши волнения. Сверить время не у кого. Часов не только наручных, но и карманных у колхозников тогда не водилось.

Наконец-то, причалили к берегу и бегом-бегом – на станцию. Со ст. Кама на берег к пристани «Кама» имеется железнодорожная ветка, по ней идут грузы с перегрузкой с воды на железную дорогу и обратно – с железной дороги на воду.

Пудовый груз перебрасывали через сотню-другую шагов бегом один с другого. Подбегаем к станции, и подходит пассажирский поезд. Стоянка – одна минута. Коля зацепился на подножку, поезд уехал. У меня сердце не на месте. На других подножках тоже «зайцы» с грузами. Потом я узнал подробности. Благополучно проехали ст. Шолья, Армязь. На камском мосту перед Сарапулом поезд остановился. Милицейский наряд прошел вдоль состава, снял с подножек «зайцев». Поезд ушел, «зайцев» повели под конвоем на ст. Сарапул. Дело в том, что

295

elib.pstu.ru

это было мероприятие по борьбе с мешочничеством. «Зайцев» без мешков освободили, с мешками завели в какое-то помещение. Охрану не поставили.

Задержанные стали объясняться друг с другом. С удивлением узнали: среди них – жених. Говорят: беги! Николай выбрался и крадучись отправился до следующей после Сарапула ст. Шевырялово. Все это заняло весь день. Вечерний поезд, на котором еще можно было ехать, проследовал, не останавливаясь. Пришлось заночевать в ближайшей деревне. Одна из деревенских женщин без возражений пустила на ночлег, а у нее – пятеро детей мал мала меньше. Утром смотрит: вся семья за столом. На столе – одна картошка в мундире. Пришлось отсыпать из мешка. Хозяйка тут же сделала из муки заваруху. Дети с жадностью поглощали этот кисель. Заодно с ними позавтракал Николай. Хозяйка бесконечно благодарила.

На ст. Шевырялово он удачно зацепился за поезд и так доехал до Пычаса, а в Атабаево – все гости в сборе, жениха нет, накрытые столы ждут. Почетным гостем был дядя Миша Дубовцев, мамин брат, Николай был у него крестником. Дядя Миша работал в Можгинском райвоенкомате и с женой Феней приехал на хорошей военкоматовской лошади. Съездил в Пычас к поезду, на котором должен вернуться жених, и приехал обратно: нет. Поехал и к тому, на котором ехал Николай, а у невесты – слезы. Дело в том, что у нее в животе– живое! Наконец, едут. Свадьба заиграла.

По обычаю на следующий день – лепешки. На это пошла камбарская мука. До того загулялись, что тестом из этой прошедшей столько испытаний муки стали просто мазать друг друга.

Николай еще с 1945 года был связан с Риммой. Это была некрасивая девушка, да и Николай носил повязку на левом глазу. Будущая теща овдовела второй раз, ее муж Черезов погиб на фронте. Римма была от первого мужа. Ее мать занималась самогоноварением, и, угощая Николая, постепенно свела их. Мама наша была против такого союза, но совместный будущий ребенок окончательно свел Римму и Николая. Лето они жили у нас, у мамы. К зиме перебрались к ее матери. И хотя в жизни у них было всякое, брак сохранился до самой смерти Николая.

296

elib.pstu.ru

***

Конец 1947 года ознаменовался еще одним крупным событием. Были проведены денежная реформа и конверсия денежных займов. Вдруг в деревнях прошел слух: в городах – столпотворение, особенно в Ижевске, Воткинске, Сарапуле. В Камбарке такого не замечалось. Толпы осаждали сберкассы и вносили баснословные суммы на сберкнижки. Через несколько дней обнародовали постановление: обмен наличных старых денег на новые проводить один к десяти, а находящиеся на сберкнижках – один к трем. Пояснялось так: чтобы вызвать доверие населения к государственным сберегательным кассам.

О готовящейся реформе почему-то узнало простое население (так, видимо, было строго поставлено хранение государственной тайны). Зато не ведали даже первые секретари Удмуртского обкома ВКП(б). С этим связан конец блестящей карьеры первого секретаря Анатолия Петровича Чекинова. Он «вытащил» на себе все военное производство в Удмуртии во время войны. Пользовался авторитетому Сталина иместного населения.

Уже после опубликования постановления, пользуясь своей властью, положил на сберкнижку задним числом какую-то сумму (называли 60 тысяч; деньги по тому времени не очень большие). Дошло до Сталина. Донесла, по слухам, третий секретарь обкома Колбина. Сталин дал команду: снять! Больше месяца, говорили, Чекинов сидел в Москве, добиваясь приема у Сталина. Отказал. Так у нас появился новый секретарь обкома. А появился Чекинов

вИжевске перед войной, вероятно, после 1938 года. До этого был секретарем Крымского обкома комсомола.

Конверсия займа нашей семьи не коснулась. Ни у Николая

сженой, ни у меня военных облигаций не было. Все было сдано

вфонд обороны, но кое-кто на этом нажился. Облигации за бесценок скупались на базарах дельцами, далекими от войны.

***

Лето 1948 года по работе ничем не выделилось, но в личном плане я совершил грех, который камнем лежит на моей душе до сих дней. В колхозе в Межной ветеринаром была Фрося, но зва-

297

elib.pstu.ru

ли ее почему-то Лена. Толстушка, красотой не отличалась. Часто появлялась в ветлечебнице, была исполнительной. Говорили, что она разведенная. Носила фамилию Беляева, по мужу. Жила

уматери, в семье еще был младший брат.

Ялетом этого года вел монашеский образ жизни. Во-первых,

еще надеялся на атабаевскую Нину Липину. Во-вторых, жизнь сельская меня не устраивала, по-прежнему оставалась мечта поступить в институт или попасть на житье в город. С институтом не получалось по материальным причинам. Зарплата вся уходила на прожитье. Кое-как сумел перешить демисезонное пальто, ибо основательно поизносился. Пальто из драп-велюра (из американских подарков еще из Сошихина) в камбарском ателье мне сшили очень хорошо. Да беда – цвет немодный. Тогда моден был темный цвет (черный или темно-синий), а у меня розовый с квадратами примерно в 12 сантиметров, очерченными темными линиями. Это бросалось в глаза и шокировало. Кое-кто считал меня этаким пижоном. По весне, собрав кое-как нужную сумму, поехал в Сарапул и купил отличные кожаные сапоги. На обратном пути переезжал в лодке, сидел на веслах, в лодке всегда есть, хоть и немного, воды. Уже на середине реки почувствовал: ноги в воде. Оказалось: сапоги из конской кожи, а подошва – из картона. Так я остался почти на все лето без обуви.

Поступать в институт в таком положении не счел возможным. К тому же у меня не лежала душа к ветеринарии, а поступать в другой какой-либо престижный институт, несельскохозяйственный, не пытался, поскольку у меня было плоховато с математикой, особенно с тригонометрией и стереометрией. Решил отложить поступление в вуз до будущего года.

В Атабаево я летом наведывался наездами раза три-четыре, не более. С Ниной как-то стеснялся встречаться, даже провожать ее не смел. Уже осенью, при очередном приезде в Камбарку, на обед меня пригласил Александр Федорович Малков. Жена его, судья, поинтересовалась: как, мол, с обзаведением семьей? Я признался про Нину. Но, мол, не знаю, что студентке приятного сделать, чтобы сблизиться. Она должна весной 1949 года окончить институт

298

elib.pstu.ru

и неизвестно, куда уедет. Выслушав мои сетования, жена Александра Федоровича посоветовала сделать подарок. Какой? Конечно, хороший отрез, если не на платье, то на кофточку. Я купил шелковый отрез, тогда шелк был натуральным, синтетического не было. В октябрьские праздники попросил маму приготовить товарищеский ужин для студентов. На ужине решил вручить подарок. Опять подвела стеснительность, и в этот раз я даже не проводил Нину, маме поручил вручить ей подарок. Мне нужно было вовремя вернуться на работу. Мама попыталась вручить, но Нина категорическиотказалась: то лиобиделась, то ли сочла неудобным взять.

Однако вернусь к Фросе. Она хотя и скромно, но кидала взгляды в мою сторону. Я не удержался, она не сопротивлялась. Было всего два-три контакта. Вскоре после этого Вася Шергин похвалился мне: мол, Ленка мне не отказывает. Я воспринял это без ревности, зная, что Вася женщин не пропускает. И вдруг Фрося вскоре после этого объявляет мне: «Я беременна от тебя». После такого ее заявления я жил с ней, уже не стесняясь ее родных. Они приветствовали. Однако, чей ребенок, мой или Васин, осталось под сомнением, хотя она уверяла, что мой.

В середине лета Аксеновского перевели в Камбарку на должность председателя райисполкома. Он взял с собой Женьку Попова. Устроил его заведующим отделом по спорту. Председателем сельсовета стал бывший председатель сельпо, личность маловыразительная.

Осенью 1948 года заболела мама. Меня вызвали телеграммой. Местный фельдшер настоял срочно везти в больницу в г. Можгу. Для меня загадка и по сей день, что с ней было. Ее уже нет в живых. Тем не менее считаю нужным написать здесь.

Летом колхоз нанял кожемяку для выделки кож на конскую сбрую. Делалось это секретно, так как со сдачей кож от убоя скота было строго. Синтетики на обувь не было, а обувные фабрики нуждались в кожевенном сырье.

Для квашения и выделки кож избрали место подальше от любопытных глаз – пасеку. В один из моих приездов мама призналась, что нашла себе мужа: как, мол, ты, сын, к этому отне-

299

elib.pstu.ru

сешься. Я ответил положительно. Мама еще не старая, с мужьями дело обстоит после войны неважно. Если между вами есть согласие, то я не имею права препятствовать.

Никто из мужиков первого призыва не вернулся. Потом я видал своего нового отчима. Он вел себя со мной как-то заискивающе, обещая: мол, одену тебя в кожаное пальто. Потом, уже осенью, выяснилось: заквашенные кожи исчезли. Ясно, что это дело рук самого кожевника. Поскольку дело велось вдали от властей, огласку и тем более розыск учинять не стали. Подозрения пали на маму, как на соучастницу и сожительницу.

Везти в больницу решили почему-то не на лошади сразу

вМожгу, а дали, вероятно, попутную подводу до Пычаса, а оттуда

вМожгу поездом. Приехали мы в Пычас под вечер. Переночевали у дяди Евсташи. Утром я маму усадил на подножку товарняка, и так мы доехали до входного семафора ст. Сюгинская. Была опасность: поезд пустят с ходу. Поезд остановился перед семафором. Я снял маму и завел в один из домов, это на окраине города. Сам отправился в военкомат к дяде Мише. Он заложил лошадь, и мы привезли маму в больницу. Я в ту же ночь вернулся в Камбарку,

вМазунино. Через день – новая телеграмма: приезжай, маме плохо. К моему приезду ей уже сделали операцию. Перенесла она ее тяжело. Не работал кишечник, сильное вздутие живота, сильные боли. Она даже кричала от боли. Раза два применяли морфий. Повторять опасно. Затем через двое или трое суток все вошло в норму. Я не помню, дождался ли выписки тогда или приезжал еще раз. Из больницы ее увез к дяде Мише. Домой она попала только после окончательного выздоровления.

Потом мне рассказали: в первое время к ней отнеслись в больнице невнимательно. Без меня к ней приехал Коля. Видя такое положение, передал дяде Мише. Дядя Миша, как лицо немалое – работник военкомата, позвонил больничному начальству и, видимо, сделал замечание. После этого собрался консилиум врачей – решено было срочно оперировать.

Добавлю: после исчезновения кож отчима не видел. И еще одно доказательство кражи кож. Кожемяка был жителем Ижевска. Его жена приезжала в Атабаево. При этом не высказывала

300

elib.pstu.ru