2. Культурные последствия отказа от античной традиции понимания бытия

Отказавшись от Бога («Бог умер» – Ницше), не надеясь более на разум, человек XX в. остал­ся один-на-один со своим телом. Начался культ тела, сме­нивший культ духа и разума, а это — главный признак язычества. Язычество или, вернее, неоязычество конца XX с. быстро распространилось по планете, благодаря телеви­дению и другим средствам массовой информации. Ночные эротические и порнографические телепрограммы взяли на себя своеобразную функцию организаторов массовых оргий на манер дионисийских, но с несравненно большим количе­ством участников. Если в античности культ фаллоса, напри­мер, был символичен, и ритуальные действия с этим органом скрывали тайные смыслы, связанные с плодородием, здо­ровьем, судьбой и т. д., то современный секс не содержит символов: его назначение - непосредственное, открытое воздействие на половые инстинкты и удовлетворение, вызы­ваемых ими желаний чувственного наслаждения.

Процессы своеобразного оязычивания проникли во все виды искусства. Некоторые авторы считают, что, к приме­ру, рок-культура представляет собой аналог архаики (гр. – древний) – раннего этапа в развитии искусства в Древней Греции и Египте, а также Африки. В этом смысле архаичен и авангардизм. Его приверженцы попытались вернуться к изначальным, самым древним формам жизненной и художе­ственной практики, к архаике, к спрятанным в глубинах че­ловеческой психики бессознательным началам всякой ин­теллектуальной и эмоциональной активности. Так, кубизм – авангардистское течение в европейском изобразительном искусстве начала XX в. – изображая предметы в виде шаров, конусов, кубов и других геометрических фигур, использовал традиции африканской культуры. Геометриче­ские фигуры, по мнению авангардистов, являются теми из­начальными докультурными символами, которые оказа­лись скрытыми под напластованиями культуры, и с помощью которых докультурный человек воспроизводил реальность Смысл картины Малевича «Черный квадрат» — в изобра­жении - открытии этих древних символов. Авангардное искусство только на первый, непосвященный взгляд кажется оригинальным. На самом деле оно просто «цитирует» сакральные священные, относящиеся к религиозному куль­ту и ритуалу знаки абсолютного начала, известные архаике.

Языческое мироощущение проявилось в музыке А. Н. Скря­бина, о чем писали отечественные мыслители А. Ф. Лосев и Г. Флоровский. Скрябин выразил языческое обожествление мира со всеми его несовершенствами и злобой. «Слушая Скрябина, хочется броситься куда-то в бездну, хочется вскочить с места и сделать что-то небывалое и ужасное, хочется ломать и бить, убивать и самому быть растерзанным. Нет больше никаких норм и законов, забываются всякие правила и установки. Нет большей критики западноевро­пейской культуры, как творчество Скрябина, и нет более значительного знака «Заката Европы» (А. Ф. Лосев).

Таким же «знаком» может служить все искусство абсурда. В его основе лежат следующие мировоззренческие уста­новки существование человека бессмысленно, безысходно, непредсказуемо, повергнуто в хаос и алогизм, человеческий разум бессилён противостоять абсурдности бытия. Поэтому драматурги абсурда, например Э. Ионеско, чаще всего об­ращались к гротеску (фр. grotesque – причудливый, затейливый), создавая образы, вызывающие чувства отвраще­ния, страха, презрения, негодования.

Примеров мировоззренческих изменений, последовав­ших вслед за отказом признавать разум человека пре дельным основанием его бытия и гарантом его нормаль­ного существования, можно приводить бесконечно много. Но приведенные выше свидетельствуют о начавшемся разрыве культур. XX век отверг все основания сущест­вования мира и человека, которые признавались прежде, не успев, или не пожелав, предложить новые опоры жизни. Человечество вновь, как и во времена Парменида; испытывает шок открывшегося сиротства, неприкаянности, неукорененности ни в чем.

На смену «онтологическому нигилизму» (Хайдеггер) пришло отрицание разума и разумности человеческого существования, что явно проявилось также в нашей стране по­сле развала СССР, закончившегося парадом «суверените­тов» и бессмысленными, жестокими межнациональными и межрелигиозными войнами и кровавыми распрями Нара­стающий ужас осознания бессмысленности, безопорности, алогичности, неразумности жизни стал фактом нынешней истории страны. Именно в таком смысле мы «вписались» в западную цивилизацию.

Психологический портрет современного европейца, ми­ровоззрение которого не содержит ни опоры на Бога, ни опоры па разум, очень образно рисует Ортега-и-Гассет: человек напоминает избалованного ребенка, с присущим ему беспрепятственным ростом жизненных запросов и, следовательно, безудержной экспансией собственной натуры, а также врожденной неблагодарностью ко всему, что дало ему жизнь и облегчило ее. Философ сравнивает современного человека со «взбесившимся дикарем», именно «взбесив­шимся», ибо «нормальный дикарь» чтит традиции, следует вере, табу, заветам и обычаям.

Таким образом, в XX в Европа окончательно отказалась от античных традиций в понимании бытия. Люди вдруг ощутили себя живущими в мире, где нет никаких гарантий и никаких опор, где все зыбко и плохо устроено. Разум не сумел предотвратить страшных войн XX в. и более того, сам поработал над созданием средств массового уничтоже­ния людей, создав невиданные ранее виды оружия. Он не мог обеспечить гармонию и порядок в мире. Возникло ощу­щение безопорности во всех сферах жизни в экономике, политике, морали и т. д. Сформировалась эпоха тотального плюрализма, для которого нет никакой иерархии ценно­стей. Плюрализм (лат. pluralis – множественный) стал главной идеей общественного устройства, согласно которой общественно-политическая жизнь есть состязание множест­ва социальных групп и представляющих их интересов, плю­рализм ценностей стал основой жизни человека и общества: все стало равно всему, исчезли приоритеты (лат. prior – первый): нравственные, политические, государственные, экономические, классовые и т. д.; общество атомизировалось в атомы-индивиды, разрушив ценностную вертикаль, где был низ – верх, конец – начало, спроецировали все цен­ности на горизонтальную поверхность, уравняв их в про­странстве и времени своего бытия. Возникло огромное разнообразие ценностей, каждая из которых замыкается на личностное «я так хочу», претендуя на свое право утверждать себя без оглядки на другие ценности, без попытки соотнести себя с ними; если нет вертикали - иерархии ценно­стей, то нет и надобности примерять свое содержание к тому, что выше и, следовательно, более истинно.

Все сказанное выше напоминает ситуацию времен Парменида, но с одной оговоркой: во времена Парменида люди, испытав ужас осознания безопорности бытия, вызванного разрывом с традицией, начали искать новые силы, которые блокировали бы переживания этого ужа­са. В XX в. люди пытаются уйти от переживания стра­ха, сопровождающего разочарование в возможностях ра­зума быть опорой, в разрушении иерархий ценностей, а в конеч­ном счете – в игру, правила которой создаются людьми и ими же произвольно изменяются. Наш век рекомендует людям не быть очень серьезными, ибо никто не знает, как правильно жить, никто не вправе диктовать, какой должна быть жизнь. Все оправдано тем, что ничего в этом мире нет навеки. Надо жить, но знать, что ни в чем нет опоры, и нет таких ценностей, которые высту­пали бы в качестве эталонов истинности и меры бытия.

Изменение мировоззрения в XX в. повлекло за собой не только новую постановку вопроса о бытии, по пересмотр стиля и правил интеллектуальной деятельности.