Pareto_V._Kompendium_po_obschey_sotsiologii

начинают строить новое. Пала старая метафизика, и вот выросла новая, принявшая облик позитивизма, точнее, одного из многих его направлений. Теперь ей, в свою очередь, грозит опасность разрушения, и взамен ей уже началось возведение новой метафизической постройки. Так обстоит дело потому, что люди упорно не желают отделять все, что соответствует опыту, от всего, что полезно индивидам или обществу, и упорствуют в стремлении обожествить некую сущность, которую нарекли именем «Истина». Пусть A — одна из таких вещей, полезных обществу и предлагаемых или навязываемых ему некоей доктриной или верой P, которая не является, а часто и не может являться экспериментальной, если она рассчитана на то, чтобы ее могло принять большинство людей конкретной страны. Она господствует в течение более или менее длительного времени, но как только экспериментальная наука начинает вызывать доверие и получает некоторое признание, появляются люди, заявляющие, что вышеупомянутая доктрина или вера должна согласовываться с опытом. На это их настраивают соображения полезности, хотя сами они этого порой и не осознают. Затем другие люди оспоривают отдельные положения этой доктрины или веры, ведут с ними борьбу, принимаются их высмеивать; но поскольку им невозможно обойтись без A, часть этих людей просто заменяет одну доктрину или веру P на другую — Q, которая также расходится с опытом. Так проходят годы и века, меняются люди, правительства, формы и уклады жизни, и все новые разновидности теологии и метафизики приходят на смену старым; каждая последующая считается более «истинной» и «лучшей», чем предыдущие. Возможно, что в некоторых случаях они действительно становятся «лучше», в том смысле, что более отвечают тому, что понимается под общественной пользой, но только они не оказываются более «истинными», чем прежние, если это означает их соответствие экспериментальной реальности. Никакая вера не может быть в большей мере научной, чем другая (см. § 14), любая вера выходит за пределы экспериментальной реальности. Это относится к политеизму, так же как и к христианству — католическому, протестантскому, «либеральному», модернистскому, или любой иной конфессии. Это справедливо в отношении бесчисленных метафизических сект, включая кантианцев, гегельянцев, бергсонианцев, не исключая позитивистов (Конта, Спенсера и многих других выдающихся людей), поборников солидарности, гуманистов, антиклерикалов, поклонников прогресса, и в отношении всех прочих направлений религии и метафизики, которые существовали, существуют и будут существовать. Выходит за пределы опыта и Юпитер — верховный бог, и библейский Яхве, и Бог христиан, и Аллах мусульман, как и абстракции нового христианства, категорический императив, и богини: Истина, Справедливость, Человечность, Большинство, и боги Народ, Прогресс, как и остальные божества, населяющие в огромном количестве Олимп теологов,

образом дает ощутить силу своей враждебности в отношении тех, кто даже только в научных исследованиях отходят от догм действующего правительства.

261.«Исторический» метод приоткрыл дверь, через которую опыт проникает

вчасть этих наук, тогда как раньше они держались в отдалении от него. Следовательно, произошел прорыв, исключительно полезный в логи- ко-экспериментальном аспекте для того, чтобы приблизить социологию к состоянию, уже достигнутому естественными науками. Характерно то, что в сознании многих людей отождествляются исторический и экспериментальный методы. Первый метод, когда он чисто исторический (что случается редко), когда в него не подмешаны метафизические, основанные на чувствах и тому подобные рассуждения, — только часть второго. Этот метод направлен на изучение только некоторых областей, таких, например, как эволюция, следование одних фактов за другими. При этом оставляется на потом познание отношений, существующих между фактами текущего момента; часто также их отношений с последующими фактами и почти всегда — взаимосвязи всех фактов.

Допустим, известно, на каком поле собрана пшеница, каким преобразованиям она затем подверглась, известны также сведения о происхождении и об изменениях в жизни собравшего ее человека. Этого недостаточно, чтобы узнать, сколько зерна в данной стране и в данное время собирает крестьянин с гектара пахотной земли, и выявить бесчисленные связи между этим видом производства и фактами человеческой жизни. Обладание знанием по истории монеты не позволяет точно установить ее роль в экономике и тем более выявить, в какой связи с другими экономическими и социальными фактами находится ее использование. Доскональные познания по истории химии могут помочь, но сами по себе не дают знания относительно свойств новых химических соединений (см. § 19).

Вполитической экономии и в социологии «исторический метод» не следует считать противоположностью метафизического, даже если он в особом, исключительном случае оказывается чисто историческим. Метафизическому методу противоположен экспериментальный.

262.В теологиях в качестве псевдоэкспериментальных подтверждений часто выступают пророчества и чудеса. Само собой разумеется, что в любой религии оказываются хорошими только ее пророчества, а истинными только ее чудеса, в то время как пророчества других религий она признает никуда не годными, а их чудеса — ложными. Нет особой необходимости отмечать, что даже если бы ее факты такого рода оказались исторически верными, чего в действительности нет, это ничего не доказывало бы в ло- гико-экспериментальном аспекте относительно сверхъестественного

в религии. Почему пророчества, даже когда теологи могут в своих хитроумных толкованиях утверждать, что они сбылись, и почему чудеса, даже когда они не получили серьезного исторического подтверждения, тем не менее эффективно служат укреплению веры? Объяснение этого явления лежит вовсе не в плоскости их логико-экспериментального доказательства, но скорее в возрастании авторитета таких вещей, будь они фактами или вымыслами, сообщенных и подтвержденных их уважаемыми авторами.

263.Чудеса всегда совершались, соверщаются и всегда будут совершаться посредством телепатии и других искусных средств. Нет недостатка в религиозных пророках, особенно в Америке и Англии. В более скромных масштабах это происходит и в Италии. Можно прочитать на доброй четверти страниц итальянских газет измышления предсказателей, которые, находясь во власти исключительно филантропического порыва и не имея ни малейшего стремления к получению личной выгоды, сообщают о выигрышных номерах к ближайшим розыгрышам лотерей. Такие сообщения появляются в газетах на протяжении по крайней мере трех десятилетий, и всегда находятся верящие таким предсказаниям люди, как это подтверждает покрытие издержек, связанных с публикацией этих достопочтенных прорицателей.

264.Учитывая то, что мы живем в достаточно скептическое время, что пророчества о выигрышных лотерейных номерах не подвергаются утонченным интерпретациям, а сроки их реализации максимально приближены, становится понятным, насколько легко могла поддерживаться страстная и сильная вера людей в прорицания во времена господства суеверий. Неясные и таинственные термины позволяли тогда давать пророчествам самые разные истолкования и отодвигать в отдаленное будущее срок их проверки.

265.A . Опыту придают или воображают, что придают, большое значение, однако он все равно остается зависимым. От предыдущего типа суждений мы постепенно, малыми шагами подошли к данному типу, в котором занимаемое опытом положение выглядит как главенствующее. Однако на деле его положение похоже на царствование конституционного монарха, реальная власть которого сильно ограниченна. Конкретные теории часто содержат компоненты, входящие в оба класса <A и B>, и бывает нелегко их отделить друг от друга, отчасти потому, что сам автор не сообщает, и обычно не знает, главенствуют ли над опытом или подчинены опыту те принципы, которыми он руководствуется. Чтобы не повторяться, мы расскажем о теориях типа A в следующей главе, где будет изучаться именно класс B.

266.Это было сделано только из практических соображений и никак не нарушает теоретических оснований критерия классификации. Возможно, кто-нибудь сочтет, что явный или неявный характер господства внеопытных принципов — не настолько важный критерий, чтобы основывать на нем деление <суждений> на классы. Но следует отметить, что, напротив, это обстоятельство является самым существенным, поскольку, если господство этих принципов будет явным, то этим преграждается путь к опыту, в то время как такой путь остается открытым, если оно будет неявное. Например, этическая теория Спенсера содержит априорные принципы, но поскольку они в нее входят имплицитно, ничто не мешает пойти по пути соединения с опытом, исправить принципы и прийти долгой окольной дорогой к научной теории. Напротив, в этике, которую хотят построить гуманисты и моралисты, имеются принципы, эксплицитно выходящие за пределы опыта. Например, таков принцип необходимости жертвовать собой «ради блага многих людей». Не могу себе представить, как такое положение может быть проверено на основе опыта. Здесь опыт никак не поможет. Это акт веры, уводящий нас в область, абсолютно отличную от экспериментальной.

271.В логико-экспериментальных науках вначале проходят путь AT, выводя из фактов теорию, затем идут по пути TA, выводя из теории предвидения фактов. В литературных произведениях, которые отличны от научных трудов, порой вступают на путь TB и почти всегда выходят на путь TC. Кроме того, теория T обычно отличается неопределенностью, и из нее можно извлечь все, что угодно. По существу, здесь из некоторых неопределенных чувств T получают то, что стремятся получить, т. е. C.

272.Достаточно широко распространен следующий феномен. Исходя из присущих многим людям чувств A строится их неопределенное выражение T; затем от этого выражения автор приходит к некоторым выводам C. Именно потому, что T отличается неопределенностью, автор может вывести из него все, что пожелает (см. § 197), следовательно, он станет верить сам и уверять других, что им получен объективный результат C. На самом деле он принимает C только потому, что оно согласуется с характером его чувств и ощущений A. Однако вместо того, чтобы быстро следовать

по прямому пути, он движется окольной и часто довольно длинной доро´гой ATC, чтобы удовлетворить потребность в логике, существующую как у него, так и у других людей.

273.B. Исследуемые абстрактные образования в явном виде не взяты из области, находящейся за границами опыта. Впрочем, нам надо смириться с тем, что в этом классе <суждений> еще встречаются априорные и метафизические принципы, и остается удовлетвориться сведением их роли к минимальной. Если бы мы пожелали полностью их исключить, то тогда нам нечего, или почти нечего, было бы отнести к этому классу, поскольку всеми правдами или неправдами и самыми разными способами такие принципы проникают в область социальных знаний, соответствуя необычайно сильным чувствам людей. Кроме того, область социального почти никогда не изучается только с одной целью — выявления единообразий; имеются также иные цели — получение некоторого практического результата, ведение пропаганды, подтверждение воззрений, априорно принятых на веру.

274.Абстрактные образования представляют собой простые абстракции, полученные ad arbitrio из опыта. В этом состоит отличительная особенность экспериментальных наук; признаком, на основе которого распознаются такие абстракции, является возможность обходиться без них, если это нужно. Можно изложить всю небесную механику, не прибегая к понятию всемирного тяготения (как мы уже говорили, гипотеза, которую в этом случае пытаются проверить фактами, состоит в том, что небесные тела движутся по траекториям, отвечающим уравнениям динамики).

Можно также изложить всю механику, не пользуясь понятием силы; можно изложить химию, обходясь без понятия сродства, и т. д. В политической экономии теории экономического равновесия развивались без понятий «офелимность», «стоимость» и иных; можно было бы даже обойтись без такого абстрактного понятия, как «капитал». Что касается социологии, то в настоящей работе можно заменить простыми буквенными обозначениями такие термины, как «нелогические действия», «остатки», «деривации» и т. д., и все рассуждения сохранятся без малейших изменений. Мы рассматриваем вещи, а не слова и вызываемые ими чувства (см. § 47).

275.B . Мифы, героические сказания и т. д., возникшие на основе реальных исторических обстоятельств. Это самое простое и наиболее легкое решение поставленной задачи восхождения от текста к тем фактам, которые привели к его созданию. Оно может приниматься благодаря страстной вере, при которой люди не допускают рассуждений, а порой гордятся тем, что верят даже в то, что абсурдно, но, как уже сообщалось (см. § 243), этот случай мы здесь не рассматриваем. Или же оно может приниматься как и любое иное историческое повествование в качестве следствия псевдоопыта, который стал бы настоящим опытом в полном смысле слова, если бы такое повествование было подвергнуто строгой исторической критике и прошло необходимые процедуры экспериментального контроля. Теории, которым свойственно такое решение, отличаются от теорий класса A следующим образом. В последних то, что сообщается, предписывается принимать как догмат веры, подчиняясь какой-нибудь не попадающей в экспериментальную область высшей силе, о которой чаще всего известно из авторитетных суждений какого-нибудь человека (см. § 245). Благодаря вмешательству этой силы как раз и обеспечивается

желанное «объяснение». Между тем в рассматриваемом случае B теории принимаются благодаря их псевдоэкспериментальной очевидности. В научном аспекте такое разграничение является принципиально важным (см. § 266). В самом деле, если повествование дано как догмат веры, этого достаточно, чтобы вывести его из области логико-эксперименталь- ной науки и не дискутировать по поводу его принятия или отвержения. Если, напротив, оно дано как авторитетное и очевидное само по себе, то оно полностью попадает в эту область и вера более не присутствует при его рассмотрении. Такое различение редко проводят те, кто принимают повествование на веру, и трудно установить, рассматривается ли оно только как историческое, или же они все-таки верят ему в силу иных оснований. Поэтому во многих конкретных случаях мы имеем смесь теорий класса A и B. Так, например, у писателя редко отсутствует авторитет, и это явление неэкспериментального характера.

276.Если текст, который надо интерпретировать, оказывается историческим сообщением, то его и в самом деле можно было бы считать представлением, аппроксимирующим переданные в нем факты (см. § 221 и следующие).

277.Кроме того, в этом случае тоже не будет недостатка в расхождениях. Например, даже сообщение о простейшем факте бывает трудно воспроизвести

вточности. Преподаватели по уголовному праву часто проводили такой эксперимент: что-то произошло в присутствии студентов, затем каждого из них просили рассказать о случившемся и получали столько слегка отличающихся сообщений, сколько было студентов. Или вы наблюдаете совершение события вместе с подростком или с имеющим живое воображение взрослым человеком. Попросите их описать увиденное, и вы установите, что они непременно прибавят что-нибудь от себя или усилят некоторые детали по сравнению с тем, как обстояло дело. Так происходит и в тех случаях, когда кто-нибудь пересказывает то, что он услышал.

Более того. Поскольку обычно проявляется стремление усилить что-то, тот, кто выслушал рассказ, в конце концов, подкорректирует его и внесет что-нибудь свое. Следовательно, для того чтобы придать сообщению впечатление соответствия действительности, необходимо применять термины, немного выходящие за пределы действительного. Если рассказчик видел, что из десяти человек смеялись девять, и желает придать этому факту впечатление большего соответствия действительности, он скажет: «Все смеялись». Если бы он сказал: «Большинство смеялось», то снизилось бы ощущение правдоподобия.

278.Чтобы рассказ изменялся, он не обязательно должен передаваться из уст

вуста; достаточно того, чтобы его повторяло одно и то же лицо. Например, некая вещь, обозначенная как большая, при последующих пересказах станет еще больше; что-нибудь малое окажется еще меньше. При последующих пересказах размеры всякий раз меняются под действием одного и того же чувства.

279.Различия между фактами и рассказами об этих фактах могут быть ничтожными, незначительными, а могут и возрастать, множиться, шириться (см. § 220), вплоть до того, что в них уже не остается почти ничего общего с реальностью. Так, имеются фантастические истории, легенды, романы и т. д., в отношении которых неизвестно, есть ли в них намеки на реальные факты и в чем они просматриваются. В сочинениях иного плана, не принадлежащих к жанру легенд, авторитетные историки также могут значительно удаляться от реальности вплоть до потери связи с ней.

280.B 1. Мифы и рассказы, понятые буквально. Такой тип мифов встречается при той слепой вере, с какой на протяжении долгих лет принимались