68 ЛЮБОВЬ В ИСТОРИИ

РОМЕО И ДЖУЛЬЕТТА

Устройство брака было наезженным обычаем, известным всем, но удиви­ тельным образом с какого-то момента стали раздаваться многочисленные протесты. Трагедия Шекспира строится на коллизии, вырастающей из про­ блемы — есть ли у молодых право выбрать супруга — и из горестных сетова­ ний влюбленных, которых разлучили. Шекспир не придумал своих всемирно известных героев, Ромео и Джульетту, — он сделал их классическими образа­ ми, дорогими для всех культур. Во II в. н.э. Ксенофонт Эфесский написал историю «Габроком и Антия», однако подобный сюжет встречался и ранее. На протяжении веков он возбуждал фантазию, только имена героя и героини менялись. В 1535 году Луиджи да Порто сочинил мелодраматическую исто­ рию восемнадцатилетней девушки на тот же сюжет. Во второй половине XVI века он излагался в стихах и в прозе, а знаменитый испанский писатель Лопе де Вега создал драму о двух враждующих семействах. Пересказывая заново известную историю, Шекспир (подобно тому как это впоследствии сделал Леонард Бернстайн в «Вестсайдской истории»), придал избитому сюжету но­ визну современности, локальный колорит и назидательность. Люди примеря­ ли на себя драму Ромео и Джульетты, столь знакомую, передающую надежды юного создания. В какой-то степени за именем Ромео стоит не образ мужчи­ ны, а представление об одержимости Джульетты.

Красивая, чистая девушка из Вероны, с рифмованным именем (Джульет­ та Капулетти), встречает юношу, который пробуждает в ней чувственность. Он — сама страсть, воплощение любви. «Любовь летит от вздохов ввысь, как дым», — говорит Ромео своему другу Беневолио, а затем замечает: «Ужель любовь нежна? Она жестока, груба, свирепа, ранит, как шипы». Расставшись с девушкой по имени Розалина, Ромео наэлектризован, словно молния, гото­ вая нанести удар. Он встречает Джульетту — и гроза разражается.

История строится на вражде между двумя благородными семействами и на обреченной любви их детей, Ромео и Джульетты. Случай, судьба и законы драматургии распорядились так, что они встретились и, на несчастье, пол­ юбили друг друга, повинуясь неумолимому року. Они были еще отроками и пережили то же блаженство, те же муки, оказались перед теми же препятстви­ ями, что и юные возлюбленные — наши современники. С точки зрения бла­ горазумною взрослого, они должны были держать свою любовь в секрете от родителей — эта уловка пересказана в древнеегипетских любовных песнях. Эротическая тяга к пугающему чужаку, будь он из стана врага или же просто иного уклада, также известна с древних времен. Мы часто встречаемся с вос­ приятием любви как отделения, как силы, уносящей нас прочь от семьи, от прошлого, от друзей, от окружения. Вспомним еще представление о любви как о болезни и о фетишистском желании стать частью одежды любимого человека («О, если бы я был ее перчаткой, чтобы коснуться мне ее щеки!» — восклицает Ромео), этом отзвуке мольбы египетского поэта, мечтавшего пе­ ревоплотиться «в ее кольцо, печатку на перстах».

Шекспир перекроил историю. В его пьесе Джульетте тринадцать лет, во всех других версиях героиня несколько старше. Ромео и Джульетта знали друг друга лишь четыре июльских дня, в иных пересказах их роман длился месяцами. Даже если мы согласимся с общим в ту эпоху мнением, что италь­ янские девушки созревали быстрее, чем английские, это все равно не станет ответом на вопрос, почему Шекспир сделал своих героев такими молодыми, а их любовь — такой быстротекущей. Когда Шекспир написал эту пьесу, ему было примерно тридцать лет и, как он признался в прелестном сонете, страна любви оставалась для него неизведанной. Вдругом сонете он сетует на свою ошибку, состоявшую в том, что он познакомил своего любовника со своей любовницей. Конечно же, те сразу влюбились друг в друга, оставив его само­ го за бортом, убитого этой двойной вероломностью. Мне кажется, что в «Ро­ мео и Джульетте» Шекспир хотел показать, каким безрассудным, неустойчи­ вым и эфемерным может быть чувство у юных, особенно если сравнить его с представлениями взрослых о любви. Многие героини других пьес Шекспира также очень молоды: например, Миранде из «Бури» и Виоле из «Двенадцатой ночи» около пятнадцати, а Марине из «Перикла» — четырнадцать. По всем пьесам рассыпаны приметы куртуазной любви, однако при этом есть два «но»: любовь всегда ведет к браку, и Шекспир не прощает адюльтера. Его возлюбленные молоды, происходят из благородных семейств, хорошо одеты и добродетельны. Мужчины отважны, женщины чисты и красивы. Обычно лю­ бовь не имеет длинного пролога. Речь идет о любви с первого взгляда, и прекрасное лицо возлюбленной становится лучшим маяком. Опасность таится рядом, но влюбленные своевольны, они не в силах противостоять чувству. Они дышат лишь друг другом. Они приписывают предмету своей страсти качества неземных существ и окружают их религиозными ритуалами обожа­ ния и поклонения. Они обмениваются талисманами: кольцами, шейными плат­ ками и прочими исполненными значимости безделицами. Прекрасная Дама из средневековья дарила рыцарю клочок своей одежды или украшение, желая отвести от него опасность, — что-то вроде оберега. И до сих пор влюбленные обмениваются материальными знаками привязанности, веря в их особую силу. В средние века любящим приходилось быть скрытными, чтобы муж дамы не прознал про ее неверность. Во времена королевы Елизаветы I они по-прежне­ му были скромны, однако опасность стала исходить от отца девушки, препят­ ствующего свиданиям. Когда герои Шекспира объясняются в любви, они всегда намереваются вступить в законный брак. Тяжелое испытание заставля­ ет их временно расстаться, и на протяжении этой разлуки они проливают слезы и вздыхают, теряют память, отказываются от еды, стонут на груди наперсников, пишут изящные любовные письма, страдают бессонницей. Раз­ вязкой служит свадьба или смерть. Это единственная альтернатива для героев Шекспира. Они однолюбы, и жизнь без избранника теряет для них всякий смысл. Герои порой ведут себя по правилам куртуазной любви, однако есть одно важное отличие: они стремятся не соблазнить, а женить­

ся. Родители ополчаются на детей, идут на них войной, высылают дочерей в женский монастырь. Однако влюбленные не нуждаются в родительском благословении. Когда все смиряются с любовью, это происходит не благо­ даря различным уловкам, шантажу или беременности, а лишь потому, что родители, в конце концов, начинают верить в искренность и глубину чувства своихдетей.

По мере развития действия в «Ромео и Джульетте» перед нами про­ ходят разные формы любви, воплощенные в характерах главных героев. Т.-Дж.-Б. Спенсер в комментариях к изданию коллекции «Пингвин» сумми­ рует эти формы: «Джульетта — до и после момента, когда она полюбила; Ромео — полагающий, что он любит Розалину, и охваченный искренней страстью к Джульетте; Меркуцио — с его блестящим умом, кажется высмеи­ вающим всепоглощающую и исключительную страсть, в основе которой ле­ жит секс; брат Лоренцо, видящий в любви лишь аккомпанемент жизни, по­ рицающий насилие и неосвященность отношений церковью; Капулетга, счи­ тающий, что любовь есть некое решение осторожного отца, заботящегося о наследнице; синьора Капулетга, для которой при решении этого вопросаглавным является здравый смысл (ей самой едва ли есть тридцать, и она замужем за человеком, более тридцати лет назад забросившим танцы), и кормилица, на­ ходящая любовь то естественной, то утомительной, связывающая ее то с удо­ вольствием, то с беременностью, но, безусловно, понимающая, что в ней заключена большая часть круга интересов женщины».

У юных героев «Ромео и Джульетты» горячие головы. Они решают, что смертельно влюблены и должны немедленно пожениться, хотя не успели об­ меняться и сотней слов. «Ночь темноокая, дай мне Ромео!» — молит Джуль­ етта с невинной прямотой и доверчивостью. Но и она пугается скорости событий:

Но сговор наш ночной мне не на радость. Он слишком скор, внезапен, необдуман — Как молния, что исчезает раньше, Чем скажем мы: «Вот молния».

Упоминание молнии в разных местах пьесы заставляет нас воспринимать ситуацию как раскаленную, любовь — как бикфордов шнур, а жизнь — как саморазгорающееся пламя, ярко вспыхивающее в ночи. Сцена свидания при луне, исполненная нежности и томления, является одной из самых прекрас­ ных страниц, когда-либо написанных. Влюбленные вздыхают о любви при свете луны и звезд, трепещущие жизни в мире отблесков и теней. После откровений под покровом ночи вопрос о тайном бракосочетании предрешен. Затем они осознают, что не могут жить друг без друга. Множество препятст­ вий и роковых недоразумений приводят возлюбленных к самоубийству. По иронии судьбылишь ужасная смерть подростков заставляет примириться враж­

довавшие семьи. Любовь становится посланницей, которая снует между вра­ гами и вершит суд. Вспомним здесь о таком биологическом явлении: конку­ рирующие организмы объединяютсвои силы, если это ведет к взаимной пользе. Известно также, что любовь способна заставить врагов разделить ложе. Поче­ му мир кажется мертвым, если рядом нет любимого человека? Почему под­ ростки в расцвете лет утрачивают надежду полюбить кого-то другого и быть любимыми кем-то другим?

«Ромео и Джульетта» — один из примеров восприятия любви, распрос­ транявшихся среди буржуазии в эпоху Возрождения, — этот роман должен был венчаться свадьбой. Пьеса при всей своей многоуровненнойти была обра­ щена ко всем слоям населения, отчасти потому, что в семейной жизни стали происходить некоторые изменения. Войны иссякали, дела привязывали лю­ дей к дому, мужья и жены проводили больше времени вместе, и, само собой, им захотелось находить приятность в своем союзе. Буржуазию потянуло к наслаждениям куртуазной любви, очищенной, однако, от чувства греховнос­ ти. Около 1570 года Роже Аскам заключал: «Не только юные джентльмены, но даже и молодые девицы без всякого страха и также без видимого стыда отваживаются решать, где и как они желают сочетаться браком, и не смуща­ ясь поступать вопреки воле родителей. Боже, ну и нравы!» Куртуазная лю­ бовь набрала мощь и величие, рядом с которыми меркнут мифы и легенды. Кавалеры и дамы меняли одежды в зависимости от времени дня, украша­ ли себя всевозможными аксессуарами к туалетам, отнюдь не скрывавшим фигуру, но компоновавшимся именно так, чтобы подчеркнуть принадлеж­ ность к тому или иному полу. К числу самых забавных деталей можно отнести гульфик, украшавший европейцев между XIV и XVI веками. По сути, это был тот же мешочек для защиты детородного органа, однако увеличенный в размерах — нечто монументальное, призванное привлекать внимание и заставлять думать, будто процесс эрекции происходит ежеми­ нутно.

Члены королевской семьи ставили экстравагантные представления, длив­ шиеся несколько дней, для многочисленных гостей. Если в средние века рыцари неукоснительно следовали правилам куртуазной любви, то в эпоху Возрождения кавалерами двигали определенные идеалы. Дамы перестали быть далекими богинями, от них требовались приятная внешность, любез­ ность, начитанность, осведомленность в политике и новостях — короче, им приходилось учиться поддерживать беседу. Холостяки и незамужние жен­ щины беспрепятственно проводили много времени вместе, и влюбленный был избавлен от испытаний. Поскольку любовь подразумевала погружение в добро и красоту, она слыла утонченнейшим и благороднейшим занятием. Мужчины и женщины охотно встречались, приглядывались друг к другу, всласть болтали о любви, испытывали влечение, но выжидали. И в этом куртуазная любовь не изменила духу Средневековья — она знала чистый период, исполненный томительного ожидания, предшествующий утолению