скорее подчинена исторической и точке зрения наук о культуре, так как последняя значительно шире первой”.12 Ведь в реальности общее, которое отыскивают науки о природе, не существует (вспомним средневековый номинализм), там есть только индивидуальное, а, значит, только история, а не естествознание есть подлинная наука. Но и она ограничена, поскольку стремится преобразовать “необозримую разнородность в обозримую прерывность”.

Если все же представить, продолжает он, что когда-нибудь система ценностей человечества радикально сменится (оно решит вернуться к матери-природе или пример какую-то новую религию), тогда все написанное новоевропейскими историками будет отвергнуто как пристрастное и нелепое. Но в таком случае человечество вполне может отвергнуть и результаты естественных наук как порождение предрассудков и узости мышления. Так что современные науки о природе и науки о культуре зависят от общей системы ценностей, и естествознание поэтому не вправе отрицать объективность исторических знаний из-за их связи с ценностями.

§ 3. Марксов переход от умозрительной гносеологии к социологии познания

Примерно в середине XIX в. параллельно неокантианству в философии познания наметилась новая линия, основоположником которой стал Карл Маркс, который в своих не очень уж частых экскурсах в области философии поставил в центр гносеологии понятие “практика”. Если традиционно критерием оценки научных теорий объявлялись логические – непротиворечивость, согласованность с другими теориями, эвристическая или прогностическая ценность – или эмпирические показатели – фактическая обоснованность, экономичность или эстетичность описания, то немецкий мыслитель открывает новое измерение знаний – их практическую обусловленность и эффективность. Тем самым был поставлен вопрос о зависимости содержания и ориентации наук от социокультурного контекста, от решаемых обществом задач, а также об оценке уровня достоверности знаний по уровню их эффективности.

Похоже, что Маркс, не успевший, да и не желающий создавать законченную философскую систему, утвердил в гносеологии новое понятие – деятельность. В своей ранней работе “Тезисы о Фейербахе” (1845) он пишет, никогда так и не успев додумать высказанную мысль до конца: “Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его”. Для молодого Маркса истина – это не вопрос созерцания, а нечто, подтверждаемое на практике. Нельзя сказать, что очень мудреная мысль после изощренных рассуждений рационалистов, к которым он, по моему

12 Риккерг Г. Там же. С. 128

30

мнению, принадлежит, но эта идея стала в ХХ в. антиподом чисто гносеологическим критериям истинности.

Увлекшись политикой и сделав ошибочную ставку на так называемое “рабочее движение” (его тезис об “абсолютном обнищании пролетариата”, столь важный для него и его последователей, был полностью опровергнут в Европе через полвека после его смерти), К.Маркс сумел, однако, заложить основание современной социологии знания. Он оказался прозорлив, включив научную деятельность в более широкий контекст – в разного рода общественную деятельность людей. На мой взгляд, он стал основоположником современной социологии науки, в принципе, показав связь научных исследований с интересами доминирующих в обществе социальных групп.

Подобный социологический путь и избирают Маркс с Энгельсом, которых чуть ли не по общему признанию, считают основоположниками социологии знания. Как нам представляется, они выдвинули три основополагающих идеи: 1) динамического взаимодействия базиса и надстройки; 2) относительный самостоятельности надстрочных явлений; 3) идеологии как “ложного сознания”. Указанные идеи, хотя и не были основательно проработаны и остались в весьма схематичном виде, образуют логическое единство и заключают в себе большой теоретический потенциал.

Согласно первой, в основе существования любого общества лежит более или менее устойчивая система производственных отношений и именно она оказывает определяющее виляние на его духовную жизнь, на производство научных знаний. Науки о внешнем мире не просто удовлетворяют человеческую любознательность, они развиваются как ответ на экономические и другие потребности различных социальных групп. Капитализм дал мощный импульс росту научных знаний вначале о природе, а затем и о важнейшем факторе производственного процесса – о человеке. Создание огромного здания практически эффективных наук вполне соответствует интересам класса капиталистов: капиталистическому обществу требуется “развитие естествознания до наивысшей точки”, и она способствует ему.

Но это еще не дорога к социологии знания, а только прокладка просеки для нее. Потому что Маркс и Энгельс безусловно исходят из общепринятой в то время презумпции существования общезначимой (объективной) научной истины, суть которой хорошо передают слова одного из создателей естествознания Нового времени Галилея: “В науках о природе выводы … истинны и необходимы и … человеческий произвол не при чем”. Точнее говоря, хотя Маркс и Энгельс признают зависимость направления и скорости развития естествознания от социальных факторов, последние, по их мнению, не

31

оказывают влияния на его содержание, т.е. естественнонаучное знание абсолютно объективно.

Но у них легко найти философские интенции и другой ориентации.

Во-первых, Энгельс в своих последних письмах говорит об относительной самостоятельности надстройки. Согласно этой идее, на развитие отдельных частей надстройки, в данном случае науки, оказывают определенное влияние состояние, уровень

иформа развития других ее частей, скажем, философии, религии и искусства, как впрочем

иобратно. Иными словами говоря, духовное производство направляется не только экономическим базисом, непосредственно связанным с внешним миром и заинтересованным в его познании, но и собственными специфическими законами, выражающими взаимодействие своих различных сфер и реализуемыми, что само собой разумеется, хотя Энгельс об этом не говорит, как отдельными творческими личностями, так и их объединениями. Здесь нет отказа от ранее выделенной презумпции, но открывается возможность говорить, по крайней мере, о зависимости оформления концепций от общекультурного контекста, об определенной роли научных школ в духовном производстве.

Маркс и Энгельс разделяли и еще одну общепринятую предпосылку философии знания Нового времени – представление о различной степени объективности, точности естественных и гуманитарных наук. Но и в этом случае они попытались опередить свое время тем, что, во-вторых, еще в своих ранних работах (“Немецкая идеология”) выдвигают концепцию идеологии как “ложного сознания”, истинные побудительные мотивы которого остаются неизвестными самому мыслителю, а его содержание и формы выводятся либо из собственного мышления, либо из мышления своих предшественников.13 Тут перед нами уже явная “субъективизация”, по крайней мере, идеологических и мировоззренческих концепций.

Новизна подхода усиливается двумя моментами: а) что “ложное сознание” обусловлено интересами господствующих классов, а, стало быть, идеологические и мировоззренческие построения просто не могут быть беспристрастным (объективным) знанием; б) что, по словам Энгельса (“Анти-Дюринг”), “тот, кто строит системы, должен заполнять множество пробелов собственными измышлениями, т.е. иррационально фантазировать, быть идеологом”.14 А принимая во внимание, что любая развитая наука безусловно включает в себя мировоззренческие элементы, Энгельс фактически допускает, что хотя бы часть содержания естествознания должна быть социологически обусловлена,

13Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. т. 46, ч. 1, С. 386

14Маркс К. и Энгельс Ф. Избр. произ. Т. 2. 1955. С. 477

32

что в еще большей мере относится к наукам гуманитарного цикла, связанными с идеологией и мировоззрением более тесными узами. Без всякой ностальгии по поводу былого величия марксизма, считаю, что вправе утверждать: марксистская теория оставила будущей социологии знания по меньшей мере три требующих дальнейшей разработки идеи: 1) некоторые стороны духовного производства зависят от социального контекста в рамках которого оно осуществляется; 2) формы мышления, понятийный аппарат, выбор решаемых наукой проблем зависит от ее взаимодействия с другими областями духовной деятельности; 3) в теоретическом скелете любой науки есть мировоззренческие элементы, существует потребность в идеологии, что требует социологического объяснения. И даже допуская “научную идеологию”, марксизм считает необходимым социологически обосновать появление такой разновидности. Проще говоря, у любого мировоззрения, наряду с теоретическими корнями, есть и социальные.

33