4 Вопрос

Проблематика и поэтика романа Дж.Д. Сэлинджера «Над пропастью во ржи».

Джером Девид Сэлинджер. В 1951 написал «Над про-пастью во ржи». Отразил дух времени и целого поко-ления. Холден Колфилд одновременно и нечно большее, он стал символической, мифологической фигурой. Но это и конкретный образ: из множества конкретных деталей, его речь несет на себе отпечаток времени, она придает основное обаяние книге. Речь состоит из сленга американских старшеклассников. Жанр –0 роман-воспитание, но занимает особое положение. Холден отвергает взрослую жизнь (пропасть) без колебаний. В неврозе Холдена его способ ухода от реальности, он одержим идеей чистой жизни, его посещает мысль о смерти.

Автор в книге скрыт. Герой живет в духовном вакууме, нет рядом ни одного взрослого, которому можно довериться. Создается впечатление, что Селинджер с ним согласен. Но в самой повести его правота и неправота утверждается одновременно, не следует Холдена принимать на веру. Книга предполагает сочетание снисходительности и юмора.

В литературном отношении компромиссна.

Движение битников и американская литература

Литература битников одно из центральных событий. С одной стороны били связаны с движением контестации, с другой стороны с авангардом. Литературная программа восходит к Рембо, сюрреалистам, была последней серь-езной попыткой реализовать авангард.

Это Керуак, Ринсберг и Берроуз говорят о поколении битников (нонконформистски настроенной молодежи 50-60х гг.). Социально обусловлены хипкультурой (хипстерами). Хипстеры – не просто социальные маргиналы, хоть они и были люмпенами, но были ими добровольно. Хипстер – белый негр (пьяницы, наркоманы, проститутки), они сознательно противопоставляют себя культуре. Это социально-культурная эмиграция на дно, люмпен-интеллигентская богема. Акт негативизма, отрицание ценностей общества, хотели почувствовать озарение.

Смысловой центр – негритянская музыка, алкоголь, наркотики, гомосексуализм. В круг ценностей входит сартровская свобода, сила и напряженность душевных переживаний, готовность к наслаждениям. Яркая манифестация, контркультура. Безопасность для них – скука, а потому болезнь: жить быстро и умереть молодым. Но в действительности все было пошлее и грубее. Битники героизировали хипстеров, придавали ми социальную значимость. Писатели этой жизнью жили, но маргиналами не были. Битники не были литературными выразителями, они только создавали культурный миф, образ романтического бунтаря, святого безумца, новую знаковую систему. Им удалось привить обществу стиль и вкусы маргиналов.

Изначильно биники по отношению к обществу были настроены враждебно. В этом похожи на Рембо и Уитмена, сюрреалистов, экспрессионистов (Миллер, Г.Стайн. и др.) Все авторы, творившие спонтанно могут быть названы предшественниками битников. В музыке парралельно были джазовые импровизации.

Битники считали. Что в литературе жизнь должна быть изображена потоком без сюжета и композиции, поток слов должен изливаться свободно, на практике же не были так радикальны. етверть он завалил пять. Положение осложняется тем, что Пэнси — не первая школа, которую оставляет юный герой. До этого он уже бросил Элктон-хилл, поскольку, по его убеждению, «там была одна сплошная липа». Впрочем, ощущение того, что вокруг него «липа» — фальшь, притворство и показуха, — не отпускает Колфилда на протяжении всего романа. И взрослые, и сверстники, с которыми он встречается, вызывают в нем раздражение, но и одному ему оставаться невмоготу.

Последний день в школе изобилует конфликтами. Он возвращается в Пэнси из Нью-Йорка, куда ездил в качестве капитана фехтовальной команды на матч, который не состоялся по его вине — он забыл в вагоне метро спортивное снаряжение. Сосед по комнате Стрэдлейтер просит его написать за него сочинение — описать дом или комнату, но Колфилд, любящий делать все по-своему, повествует о бейсбольной перчатке своего покойного брата Алли, который исписал ее стихами и читал их во время матчей. Стрэдлейтер, прочитав текст, обижается на отклонившегося от темы автора, заявляя, что тот подложил ему свинью, но и Колфилд, огорченный тем, что Стрэдлейтер ходил на свидание с девушкой, которая нравилась и ему самому, не остается в долгу. Дело кончается потасовкой и разбитым носом Колфилда.

Оказавшись в Нью-Йорке, он понимает, что не может явиться домой и сообщить родителям о том, что его исключили. Он садится в такси и едет в отель. По дороге он задает свой излюбленный вопрос, который не дает ему покоя: «Куда деваются утки в Центральном парке, когда пруд замерзает?» Таксист, разумеется, удивлен вопросом и интересуется, не смеется ли над ним пассажир. Но тот и не думает издеваться, впрочем, вопрос насчет уток, скорее, проявление растерянности Холдена Колфилда перед сложностью окружающего мира, нежели интерес к зоологии.

Этот мир и гнетет его, и притягивает. С людьми ему тяжело, без них — невыносимо. Он пытается развлечься в ночном клубе при гостинице, но ничего хорошего из этого не выходит, да и официант отказывается подать ему спиртное как несовершеннолетнему. Он отправляется в ночной бар в Гринич-Виллидж, где любил бывать его старший брат Д. Б., талантливый писатель, соблазнившийся большими гонорарами сценариста в Голливуде. По дороге он задает вопрос про уток очередному таксисту, снова не получая вразумительного ответа. В баре он встречает знакомую Д. Б. с каким-то моряком. Девица эта вызывает в нем такую неприязнь, что он поскорее покидает бар и отправляется пешком в отель.

Лифтер отеля интересуется, не желает ли он девочку — пять долларов на время, пятнадцать на ночь. Холден договаривается «на время», но когда девица появляется в его номере, не находит в себе сил расстаться со своей невинностью. Ему хочется поболтать с ней, но она пришла работать, а коль скоро клиент не готов соответствовать, требует с него десять долларов. Тот напоминает, что договор был насчет пятерки. Та удаляется и вскоре возвращается с лифтером. Очередная стычка заканчивается очередным поражением героя.

Наутро он договаривается о встрече с Салли Хейс, покидает негостеприимный отель, сдает чемоданы в камеру хранения и начинает жизнь бездомного. В красной охотничьей шапке задом наперед, купленной в Нью-Йорке в тот злосчастный день, когда он забыл в метро фехтовальное снаряжение, Холден Колфилд слоняется по холодным улицам большого города. Посещение театра с Салли не приносит ему радости. Пьеса кажется дурацкой, публика, восхищающаяся знаменитыми актерами Лантами, кошмарной. Спутница тоже раздражает его все больше и больше.

Психологический портрет сэлинджеровского героя исключительно противоречив и сложен. «В поведении Холдена нередко дает себя знать болезненное начало, ставящее под сомнение устойчивость его психики. Он не просто стеснителен, обидчив, порой нелюбезен, как почти всякий склонный к самоанализу подросток так называемого интровертного типа» (Мулярчик А. Послевоенные американские романисты. М.:1980, С. 112). Временами Холден позволяет себе совсем уж непростительные выходки: он может, например, пустить дым сигареты в лицо симпатичной ему собеседницы, громким смехом оскорбить любимую девушку, глубоко зевнуть в ответ на дружеские увещевания расположенного к нему преподавателя – пишет А. Мулярчик. Как явствует из признаний героя романа, да и из подробностей рассказанной им истории, Холден не по возрасту инфантилен; «нежелание походить на взрослых у Холдена вначале больше эмоционально, чем осознанно; чувство обгоняет у него мысль, и он готов одним махом разделаться со своими обидчиками, среди которых далеко не все заслуживают сурового приговора» (Там же. С. 113). Однако, с другой стороны, понятен и молодой максимализм Холдена Колфилда, понятна его ненасытная жажда справедливости и открытости в человеческих отношениях. То, что больше всего угнетает Холдена и о чем он судит вполне «по-взрослому», заключается в ощущении безысходности, обреченности всех его попыток устроить свою жизнь в этом мире. Вглядываясь в будущее, он не видит ничего, кроме той серой обыденности, что уже стала уделом подавляющего большинства его соотечественников. Герою Сэлинджера не удается заинтересовать своими, довольно, впрочем, сумбурными планами на будущее и Салли Хейс, которая не очень-то верит в предлагаемую ей идиллию жизни в «хижине у ручья». «Одна только Фиби, десятилетняя сестренка Колфилда, не только готова присоединиться к Холдену, но и идет в этом порыве гораздо дальше своего критически настроенного, но импульсивного брата» (Там же. С. 114).

Особенно достается от Холдена тому американскому искусству, которое спустя несколько лет, уже в 50—60-е годы, получило в США наименование «массовой культуры». Шаблонные голливудские фильмы с торжеством добродетели и непременным псевдокомедийным вывертом в финале вызывают у него приступ отвращения. «Холден живет в жестоком мире, который бездушно, как автомат, стремится либо сломить свою жертву, либо перекроить ее по своему образу и подобию»,— считает Ю. Я. Лидский (Лидский Ю. Я. Очерки об американских писателях 20 века. Киев: 1968. с. 195). Холден наделен "абсолютным нравственным слухом" — он мгновенно различает фальшь, с него словно содрана кожа, обнажены нервные окончания; его сверхчувствительность - особого рода радар, улавливающий то, мимо чего спокойно проходят другие История американской литературы. (Часть 2. М.: 1971, с. 292).

Эта его юношеская нетерпимость и притягивает, неодолимо притягивает читательские сердца. Не удивительно, что Холден жадно ищет хоть какую-нибудь отдушину, жаждет человеческого тепла, участия и понимания. Так возникает вопрос, чего же он хочет, как он мыслит будущее, вопрос тем более важный, что мы уже хорошо знаем, какие вещи ему не нравятся. Оказывается, ничего реально положительного Холден себе представить не может. Отсюда наивная мечта о несложной механической работе, дающей возможность вести тихую жизнь с глухонемой (!) женой. При этом Холден и сам хотел бы притвориться глухонемым, чтобы, насколько это возможно, порвать все связи с миром, в котором живется так неуютно. Нереальность такого плана ясна и самому Холдену. Он может найти лишь символическую формулу своих стремлений. Он представляет себе огромное поле ржи, где на краю пропасти играют дети. Он, Холден, единственный взрослый на этом поле. Он единственный, кто может спасти и спасает детей от падения в пропасть. «Автор строго следует логике характера Холдена, только подводя его к поискам ответа на «проклятые» вопросы, но сами поиски появятся лишь в более поздних произведениях Сэлинджера вместе с более взрослыми героями»,— считает Ю. Я. Лидский (Лидский Ю. Я. Указ. соч. с. 196). К концу романа становится особенно ясно, что большому миру Холден может противопоставить только мир детей, которых к тому же нужно охранять от взрослых. Дети — предмет особого внимания Сэлинджера и во многих других произведениях. Они еще не испорчены. Но буквально на каждой стене их поджидает вполне реальная (и в то же время символическая) нецензурная надпись, а Холден (и вместе с ним Сэлинджер) не могут, хотя и страстно желают, стереть эти надписи. Итак, бороться с отвратительным ему миром Холден не может. «Он хрупок и слаб. Он сам часть того мира, который отрицает. Его руки связаны не только причастностью к нему, не только личной слабостью, но и пониманием или скорее ощущением, что перед ним не отдельные гадости а море бедствий. «Будь у человека хоть миллион лет в распоряжении, все равно ему не стереть всю похабщину со всех стен на свете. Невозможное это дело...» (Цит. по: История американской литературы. Часть 2. М.: 1971, с. 292)

Холден не находит выхода и даже, в сущности, не начинает поисков. Он и не может начать их. Юноша еще не стал молодым человеком. «У Холдена Колфилда все впереди, и он как живое существо (а не как символ (борца, бунтаря и проч.) не заслуживает ни бурных аплодисментов, ни грозных эпитетов. Состояние запутавшегося в жизни подростка передано Сэлинджером очень точно и обьективно. Автор не упускает случая иронически снизить "героический пафос" Холдена, подчеркивая разрыв между тем, каков он на словах и на деле. На словах, в области фантазии он и впрямь герой, но в реальности все наоборот. Да и попроси Холдена в реальности "стеречь ребят над пропастью во ржи" - ведь, чего доброго, сбежит, обругав и тех, кто его поставил дежурить, и шумных малышей - сбежит к новым фантазиям» (Белов С. указ. соч. с. 62). Но Сэлинджеру удалось создать страшную обличительную картину и художественно выразить такие проблемы, которые не могут оставить читателя спокойным. Этим объясняется огромный успех романа и то, что он воспринимается как призыв к активному действию.

«История Холдена - исповедь человека, который не может и не хочет изменить мир, а способен лишь с предельной искренностью так увидеть, так показать этот мир, что и нам передается его отвращение. Бунтарство Холдена напоминает движения человека во сне: судорожные попытки бежать, ударить и полная невозможность что-то сделать, ощущение горечи и бессилия» (История американской литературы. Часть 2. М.: 1971 С. 293).

Поразительно точна также языковая характеристика Холдена. Он говорит на школьном жаргоне, постоянно употребляет вульгаризмы, вообще не стесняется в выражениях. Но за внешней грубостью скрывается душевная чистота, деликатность, и легкая, ранимость, характерная (и не случайно) для всех любимых героев Сэлинджера. В зависимости от того, что рассказывается, меняется и язык Холдена, уменьшается или увеличивается количество жаргона и вульгаризмов, что позволяет не только углубить портрет рассказчика, но и языковыми средствами характеризовать определенным образом то, о чем идет речь (История американской литературы. Часть 2. М.: 1971 С. 293).

О бунтарстве Холдена Колфилда говорилось немало, но некоторые критики еще и обращали внимание на то, что движение романа — это "медленное освобождение героя от слишком поверхностного отношения к жизни. На смену раздражению по любому поводу, скоропалительным суждениям начинает — только лишь начинает — приходить спокойствие, стремление присмотреться, что к чему вокруг и не торопиться с оценками",— пишет С. Белов в своей статье "Парадоксы Дж. Сэлинджера" (Белов С. указ. соч. с. 632).

Некоторые американские критики утверждают, что в конце исповеди Холдена звучат примиренческие ноты, что Холден сдает позиции бунтаря. Хотя все содержание романа и противоречит этим утверждениям, критики, возможно, имели бы некоторые основания для такого вывода, но только если бы ко времени написания своих статей не были знакомы с последующими произведениями Сэлинджера(Лидский Ю. Я. Указ. соч. с. 193). Роман действительно заканчивается несколько неожиданно: «Знаю только, что мне как-то не хватает тех, о ком я рассказывал. Например, Стрэдлейтера или даже этого Экли. Иногда кажется, что этого подлеца Мориса и то не хватает. Странная штука. И вы лучше тоже никому ничего не рассказывайте. А то расскажете про всех — и вам без них станет скучно» .