7. В чем основной порок психоаналитического подхода к проблеме?

Мы специально рассмотрели проблему социальной функции ор- гиастических культов и возникающей на их основе трагедии, посколь- ку, как мы полагаем, без серьезного анализа такого рода феноменов невозможна действительно всесторонняя постановка проблемы проис- хождения нравственных запретов, в частности, и происхождения пер- вобытнородовой, общинной социальной организации вообще. Вместе с тем нам было важно показать, что на своего рода "монопольной" интерпретации именно такого рода реальных феноменов как раз и спе- кулирует психоаналитическая концепция экзогамии, что именно от- сюда она черпает свое правдоподобие. Остановимся на этой, второй, стороне дела.

Само собой разумеется, что вышеописанная трагическая мисте- рия, конечно, уже очень далека от исходных примитивных тотемиче- ских оргий первобытных дикарей. Но все-таки аналогии между ними очевидны. В самом деле: "Представим себе картину такой тотемисти- ческой трапезы... Клан умерщвляет жестоким образом свой тотем по торжественному поводу и съедает его сырым всего, его кровь, мясо и кости; при этом члены клана по внешнему виду имеют сходство с то- темом, подражают его звукам и движениям, как будто хотят подчерк- нуть свое тождество с ним. При этом акте сознают, что совершают запрещенное каждому в отдельности действие, которое может быть оправдано только участием всех: никто не может также отказаться от участия в умерщвлении и трапезе. По совершении этого действия оп- лакивают убитое животное" и т.д.⁶⁸.

В каждом из примитивных сообществ этому ритуалу присуща своя особенная форма, он различается специфическими деталями, но в главном своем смысловом содержании он одинаков у всех примитив- ных народов - в Азии, в Австралии, в Америке, в Африке... Итак, про- должает Фрейд, "наступает шумнейший радостный праздник, дается воля всем влечениям и разрешается удовлетворение всех их. И тут безо всякого труда мы можем понять сущность праздника... Тотеми- стическая трапеза, может быть, первое празднество человечества, бы- ла повторением и воспоминанием... замечательного преступного дея- ния, от которого многое взяло свое начало: социальные организации, нравственные ограничения и религия"⁶⁹.

Таково "решение" проблемы, которое предлагает Фрейд.

Заметим, что по своему отправному пункту это решение мало чем отличается от вышеупомянутой дарвиновской гипотезы, от которой Фрейд, собственно, и отталкивался как от биологической предпосыл- ки. Дарвин исходил из того, что "у получеловеческих прародителей человека и у дикарей в течение многих поколений происходила борь- ба между мужчинами за обладание женщинами"⁷⁰. Но, замечает Фрейд, "в дарвиновской первичной орде нет места для зачатков тоте- мизма. Здесь только жестокий ревнивый отец, приберегающий для себя всех самок и изгоняющий подрастающих сыновей"⁷¹. Спрашива- ется: каким же образом эта орда превратилась в экзогамную коммуну, основанную на всеобщем - нравственном! - запрете половых связей внутри общины?

Фрейд отвечает нам: "В один прекрасный день изгнанные братья соединились, убили и съели отца и положили таким образом конец отцовской орде"⁷².

Но решает ли это проблему? Дарвин, например, приводит множе- ство фактов, свидетельствующих, что подобные тривиальные для жи- вотного мира события сами по себе ничего не решают. Дело в том, что действительно у очень многих стадных животных свержение старого вожака молодыми самцами завершается убийством и, если это хищ- ники, - пожиранием "отца". Однако, повторяем, это тривиальнейшее для животного мира событие ни к чему принципиально новому не приводит. Дело венчается борьбой за доминирование и появлением нового вожака. Естественно, что и по отношению к первобытной орде предлюдей-каннибалов остается открытым вопрос: почему же великие

"бунтовщики-богоеды" после своего "замечательного" деяния сами не передрались и не съели друг друга? Что их остановило? Ведь то "яб- локо раздора", которое было причиной бунта, и после "переворота", очевидно, не потеряло своей бесовской соблазнительности.

Конечно, Фрейд попытался ответить и на этот - главный - вопрос. Читаем: "Объединившиеся братья находились во власти тех же противоречивых чувств к отцу, которые мы можем доказать у каждого из наших детей и у наших невротиков, как содержание амбивалентно- сти отцовского комплекса. Они ненавидели отца, который являлся таким большим препятствием на пути удовлетворения их стремлений к власти и их сексуальных влечений, но в то же время они любили его и восхищались им. Устранив его, утолив свою ненависть и осущест- вив свое желание отождествиться с ним, они должны были попасть во власть усилившихся нежных душевных движений. Это приняло фор- му раскаяния, возникло сознание вины, совпадающее здесь с испы-

танным всеми раскаянием. Мертвый теперь стал сильнее, чем он был при жизни; все это произошло так, как мы теперь еще можем просле- дить на судьбах людей. То, чему он прежде мешал своим существова- нием, они сами себе теперь запрещали, попав в психическое состояние хорошо известного нам из психоанализа "позднего послушания". Они отменили поступок, объявив недопустимым убийство заместителя отца тотема, и отказались от его плодов, отказавшись от освободив- шихся женщин. Таким образом, из сознания вины сына они создали два основных табу тотема, которые должны были поэтому совпасть с обоими вытесненными желаниями эдиповского комплекса. Кто по- ступал наоборот, тот обвинялся в единственных двух преступлениях, составляющих предмет заботы примитивного общества"⁷³. Так что

"общество покоится теперь на соучастии в совместно совершенном преступлении, религия - на сознании вины и раскаяния, нравствен- ность - отчасти на потребностях этого общества, отчасти на раская- нии, требуемом сознанием вины"⁷⁴.

Кстати, заметим, что согласно нарисованной здесь картине, фор- мирование первобытной человеческой общины, так же, как и даль- нейший прогресс общественных институтов, нравственности и рели- гии, - исключительно мужское деяние; женщина здесь - лишь пассив- ный объект мужских эротических устремлений, т.е. поистине яблоко раздора: "Много крови, много песен для прелестных льётся дам..." Эта направленность антропогенетических изысканий Фрейда и по сей день вызывает "улыбочку" даже у самых горячих его поклонников. Однако стоит заметить: смех получается тут какой-то немножечко

"странный", в нем явно проскальзывают сатанинские - сардонические!

- оттенки. Эти оттенки, конечно, не аргумент, но все-таки... Видимо,

Фрейд коснулся именно того места, где и была "зарыта собака".

Застолбим это место. На столбе укрепим дощечку и запишем на ней для памяти: "Где-то здесь сокрыты корни человеческой совести, из которых пробились наверх ростки первых нравственных ограниче- ний - тотемические табу".

Попробуем здесь еще "покопать", ибо Фрейд так и не смог обна-

жить нам "корней".

В самом деле, с одной стороны, основу собственно человеческой нравственности (табу экзогамии) Фрейд, как мы видели, пытается

"вывести" непосредственно из "замечательного преступного деяния", осуществленного животными предками человека. Но, с другой сторо- ны, для того, чтобы объяснить, почему это обычное среди зверей

"деяние приводит в данном случае к столь необычным, "замечатель-

ным" последствиям, а не разрешается опять-таки тривиальным для

животных способом, - для этого Фрейду пришлось предположить че- ловеческую совесть ("сознание вины", "раскаяние", т.е. "психическое состояние, хорошо известное нам"... и т.д.) как уже наличную... у зве- рей? Наличную до "деяния"! Таким образом, "генетический круг" замкнулся. Для того, чтобы в результате "грехопадения" получилась совесть, надо, оказывается, чтобы она уже была до "грехопадения".

И все-таки постараемся извлечь некоторые уроки из этих неза-

вершенных изысканий психоанализа.

Результат оказывается совершенно парадоксальным с точки зре- ния расхожих, грубо утилитаристских и эгоцентристских, т.е. буржу- азно-идеологических установок самой психоаналитической теории. Вопреки общеизвестным догмам психоаналитической теории, со- гласно которым такие феномены, как нравственность, совесть, явля- ются всего лишь иллюзорными отражениями страха перед диктатом внешней социальной среды, т.е. своего рода псевдофункциями, ко- торые составляют лишь поверхностную часть глубоко аморального по своему исходному принципу ("принцип удовольствия") "ОНО" и уг- лубление которых поэтому является причиной невротических рас- стройств⁷⁵, - вопреки этой расхожей установке, призванной оправдать откровенный цинизм буржуазной практики, оказывается, что на самом деле движущая пружина исходных психических механизмов сознания

(прежде всего - экзогамных табу), та пружина, которая одновременно является и конституирующим ядром примитивных форм социальной связи (первобытного рода, тотема), - эта пружина суть изначальная

"амбивалентность" (раздвоенность) человеческого сознания, которая проявляется реально как совесть, т.е. как внутренняя реакция на соб- ственные эгоцентрические (животные по природе) побуждения (реак- ция "сверх-Я", по Фрейду). Иными словами, в рамках самого психо- аналитического исследования обнаруживается, что именно нравствен- ность лежит в основании человеческой психики и ее первичных соб- ственно социальных продуктов. Этот позитивный пункт мы и запи- шем себе для памяти. Вся остальная экзотика, в том числе "первород- ный грех", - вещи вполне вероятные, и иногда очевидные, но не суще- ственные, ибо "собака зарыта" глубже.

В самом деле, что пытается объяснить нам Фрейд "первородным грехом"? - Происхождение амбивалентной психики социальных су- ществ. Но ведь если бы этой психики не было до "греха", значит, не было бы и никакого "греха". Были бы просто звери, пожирающие друг друга без "угрызений" совести. Фрейд пытается генетически объяс- нить социальную психику человека (совесть), но он целиком остается внутри магических кругов этой раздвоенной психики - этих извечно

грызущихся змей, сплетенных в единое "Я": самосознание, обречен- ное "лезть из кожи", пытаясь распутать клубок враждующих вожделе- ний, подглядывать внутрь себя, противопоставлять себя самому себе в качестве внешней цели (предмет) и "угрызать", подавлять в себе внут- реннего врага этого созидания, в муках искать "гармонии", обновле- ния и примирения с самим собой (с новой предметной целью), с тем чтобы вновь потом низвергаться в хаос и возрождаться вновь, в новом

"надзвездном" облике, сбросив с себя, как слинявшую кожу, прежних окаменелых идолов. Решить проблему генезиса амбивалентной пси- хики человека - значит обнажить движущую пружину спиральной пляски самосознания, поднимающей человека вверх - в беспредель- ное.

Но где искать решения проблемы? "Мы ничего не знаем о проис-

хождении этой амбивалентности"⁷⁶, - заключает Фрейд.

Так ли уж ничего?

Попробуем заглянуть под антропогенетическую "почву" - рас- смотрим подробнее принципы взаимоотношения особей в естествен- но-зоологическом объединении, в стаде обезьян.

В настоящее время эти взаимоотношения достаточно хорошо изу- чены. "Классическими" признаны труды английского приматолога Солли Цукермана, некоторые обобщающие выводы которого, однако, резко критикуются многими нашими авторами. Суть этой критики сводится обычно к следующему: "Картина жизни в сообществе обезь- ян выглядит, по Цукерману, довольно мрачной... Распространяя эти явления на общественную жизнь людей, автор как бы говорит: таковы и мы с вами, уважаемые читатели, ибо в основе наших отношений лежит тот же безудержный эгоизм, а главным фактором обществен- ных отношений является сексуальная потребность... Если даже допус- тить, что обобщения Цукермана относятся только лишь к классово- антагонистическому обществу, в котором, по Марксу, извращены все естественные отношения людей, то и тогда нельзя с ним согласить- ся..."⁷⁷.

Учитывая эти возражения, мы не будем ссылаться на слишком

"мрачного" Цукермана. Возьмем за основу получивший у нас всеоб- щее признание обобщающий труд известного специалиста по психо- логии животных Яна Дембовского.