Политическая идентификация движения

Большинство авторов, изучающих экологическое движение, его идеологию, выделяют ее из традиционных социально-политических идеологий (марксизм, социализм, либерализм, консерватизм и т.д.) и относят к сравнительно новым и потому нетрадиционным идеологиям⁷⁸. Однако всегда существовали попытки идентификации зеленой идеологии и относительно традиционных ориентиров⁷⁹.

Общим для большинства общественных экологических организаций развитых стран и России является стремление к демократии. В большинстве случаев это проявляется в используемых методах воздействия на свое окружение: политическую систему или в апелляции к общественности. Как правило, для достижения своих целей в разрешении социально-экологических конфликтов большинством различных институтов движения используются такие формы прямой демократии как: проведение референдумов, сборы подписей, кампании писем, проведение общественных слушаний, акции протеста и гражданского неповиновения или использование демократических институтов в функционировании политической системы – участие в выборах. Наибольшее распространение применения методов прямой демократии организациями общественного экологического движения в нашей стране пришлось на период максимальной социально-экологической активности населения конца восьмидесятых – начала девяностых годов прошлого века.

Доля политизированных экологических организаций в общественном экологическом движении на конец 80-х и начало 90-х годов прошлого века составляла около 20%. В то же время они в 10 раз чаще, чем неполитизированные организации устраивали дискуссии, участвовали в избирательных кампаниях, занимались краеведением и формированием экологической культуры, требовали проведения референдумов, в 7 раз чаще организовывали массовые сборы подписей протеста. Применение традиционной политической стратификации организаций движения позволило С. Фомичеву⁸⁰ в 1992 году выделить такие политико-идеологические разветвления внутри движения как фундаментализм, представляющий наибольшую часть движения, эколиберализм, экохристианство, экофашизм и экоанархизм (названный им также экосоциализмом, хотя с подобным тезисом можно поспорить). Таким образом, в традиционном идеологическом плане движение тогда представляло практически полный политический спектр. В соотношении правого и левого крыла, для которого преобладал левый сектор: на одну правую организацию приходилось около 2 левых и альтернативных⁸¹.

При относительно одинаковом соотношении в организации и проведении митингов между левыми и правыми организациями движения, преимущественно левые организации требовали проведения референдумов и общественных экспертиз, собирали подписи, организовывали пикеты и демонстрации в отношении конкретных производственных объектов, кроме того, в 5 раз чаще принимали участие в избирательных кампаниях, в 3 раза чаще распространяли свои печатные издания и в 2 раза чаще протестовали. Правые, в основном националистически настроенные объединения, в отличие от левых, сравнительно более расплывчато формулировали свои требования, добиваясь экологической безопасности целых территорий, декларировали необходимость экологизации культуры, более активно сотрудничали с иностранными природоохранными организациями и не столь активно афишировали свои политические взгляды. Экстраполируя эти данные и на неполитизированные экологические организации, в политическом плане экологическое движение в начале 90-х годов представляло собой объединение преимущественно левоориентированных организаций.

Спустя 10 лет ситуация в корне изменилась, процесс деполитизации движения в настоящий момент, несмотря на декларирование своей деятельности, как политической (37,9% организаций), но не идентифицировавших ее идеологические компоненты, не позволяет провести столь подробную стратификацию политизированной части движения. В то же время Е. Шварц⁸² в 2002 году определяет средний вектор экологического движения в правой области, близкий к консервативному или либеральному. Подобная ситуация, на первый взгляд, может показаться традиционной для отечественного экологического движения, так как в его истории затруднена идеологическая стратификация организаций. Однако, это не так или не совсем так. Например, такие видные отечественные деятели охраны природы как В.И. Вернадский или П.Г. Смидович по политическим соображениям были социалистами-революционерами.

Кроме того, по некоторым параметрам косвенно можно получить некоторые уточненные представления о политической направленности нынешнего экологического движения. Если для движения на начало 90-х годов, в котором преобладали левые по идеологическим взглядам организации, около 20% НПО активно практиковали массовые акции протеста, а 5% участвовали и требовали проведения экологических экспертиз, то сегодня таких соответственно только 1,7% и 3,4% - что в 15 и 1,5 раза меньше. Полученные характеристики так же показывают смещение политической направленности движения, в целом, в правую часть традиционного политического спектра.

Активное включение экологической проблематики и возникновение экологических групп среди изотерических и религиозных организаций в последнее время так же свидетельствуют о смещении всего движения к правому политическому полюсу. При этом, если в период максимальной активности движения⁸³ в 1992 году доля по своей природе более социально ориентированных организаций – первичных неформальных гражданских экологических инициатив среди всех экоНПО страны составляла около 5-10%, то сейчас, по данным опроса РЭФИА, она - уже 19%.

Как уже отмечалось, экологическое мировоззрение, как и многие другие относительно современные идеологии все таки не очень хорошо вписываются в традиционную шкалу их политической стратификации, из-за их традиционного, относительно общего отношения к природе, как к источнику роста благосостояния или неограниченного удовлетворения потребностей. В таком случае, отношение организаций движения к глобализации как к процессу и идеологическому течению становится довольно запутанным, поскольку его неприятие свидетельствует о влиянии консервативных взглядов традиционных обществ, при использовании в анализе цивилизационного подхода. Это особенно бросается в глаза, если рассматривать неприятие глобализации в качестве сопротивления социальному процессу.

Кагарлицкий Б.Ю. ⁸⁴ показывает, что основу антиглобалистических движений составляет стремление к демократии, позиции которой оказываются ущемлены влиянием на политические международные и национальные институты транснациональных копрораций. В данном случае противоречия возникают из-за двойственности идеологических позиций глобализма. С одной стороны, подчиняясь и ускоряя процесс глобализации, идеологи глобализма стремятся расширить территориальные рамки рыночных экономических механизмов, снять институцинальные барьеры в перемещении финансов, тем самым и экспорта жизненных ценностей демократических общества потребления, и упрощения общемирового доступа ТНК к национальным природным ресурсам и рынкам сбыта. С другой стороны, ТНК и правительства заинтересованы в сохранении барьеров для физического перемещения рабочей силы (а, возможно, и в замедлении скорости модернизации самих традиционных обществ, и тем самым в сохранении относительно дешевого уровня рабочей силы). Но, поскольку идейная позиция глобализма строится на формировании относительно одинаковых условий рыночных механизмов и демократии, а это одни из основ либерализма, который своим другим постулатом утверждает ценность свободы, в том числе свободы общественного устройства и личной свободы передвижения граждан, включая и трудовую миграцию. Эти обстоятельства показывают, что в данном случае либеральные позиции вступают в противоречие с глобализмом.

С точки зрения марксизма, глобализация как процесс централизации и обобществления средств производства по Марксу может являться одним из конечных стадий перехода к социалистическому обществу. Следовательно, левые политические силы должны быть заинтересованы в его завершении. Однако, этого не происходит в силу традиционных антогонистических отношений между трудом и капиталом, ущемляющим права трудящихся и в традиционных, и в модернизируемых, и в модернизированных обществах. Таким образом, противниками глобализма на сегодняшний день является левый политический край.

Отношение мирового экологического движения к глобализму так же двояко. С одной стороны – оно выражается в стремлении к решению глобальных экологических проблем, что свидетельствует о принятии процесса глобализации внутри самого экологического движения, а с другой – "зелеными" отрицается тенденция появления новых глобальных возможностей из-за возрастающей эксплуатации природы и экспорта грязных технологий. Значительное количество информации отечественных СМИ преподносят западных "зеленых", а публикации дают информацию о новых левых и сторонниках нетрадиционных новых идеологий (к которым относят и экологическое движение) именно в таком ракурсе, который в определенной мере диссонирует с тенденцией преимущественно правого вектора развития отечественного экологического движения в традиционной политической плоскости. И в чем-то это может подтверждать неприятие Российским экологическим движением в целом или игнорирование какой либо своей частью глобализации как процесса, и как предполагалось ранее, что является одной из возможных сил, толкающей Российское "зеленое" движение в сторону консерватизма. А, с другой стороны, свидетельствует о неоднозначности экологической идеологии вообще и западных "зеленых" в частности.

Естественно, что создание охраняемых территорий или их консервация в своей идеологической плоскости в определенной мере так же консервативно, поскольку строится на социальных ограничениях, хотя бы того же права на свободное передвижение. Тогда, как экологическая модернизация общества – более социальна по своей природе и тяготеет скорее к левому сектору, но только в том случае, когда имеется определенная цель, соотносящаяся со стремлением к социальной справедливости. Биоцентризм в этом отношении парадоксальное течение. Он стремится к видоизменению самой традиционной линейной шкалы политической идентификации, пытаясь расширить сферу социально-политической ответственности на объекты живой природы, наделяя представителей животного и растительного миров неким подобием гражданских прав. Это одновременно подразумевает некоторое сужение или ограничение рамками права простого гражданина в той его деятельности, где этих рамок до этого не было.

Относительно отечественного экологического движения опрос экоНПО показал, что для низовых организаций движения из всех возможных уровней коммуникации между НПО характерны наименьшие степени взаимодействия с международными общественными природоохранными формированиями. Средний балл ответов на вопрос о характере отношений с другими экологическими НПО в этом случае ниже среднего и тяготеет к показателю: «обмен информацией». Степень знакомства и использования этой информации по общим оценкам опрошенных организаций стремится к позиции: «информация от международных экоНПО доходит, но не приносит большой пользы в работе».

В своих ответах на вопрос о знакомстве и использовании информации о международных процессах в области охраны окружающей среды и устойчивого развития, респонденты разделились на три группы:

1. владеющие информацией и использующие ее – около 60%;

2. ощущающие дефицит информации – 24%;

3. владеющие информацией, но не использующие ее – 14%.

Рис. 24. Соотношение ответов респондентов об использовании информации о международных процессах в области охраны окружающей среды

Отвечая на вопросы участия НПО в различного рода программах, большинство респондентов соглашались со своим участием в них. Около трех четвертей опрошенных согласились принять участие в программах формирования местных планов действий (МДООС) и региональных экологических приоритетов, две трети – «хотят участвовать в мониторинге и общественном контроле за применением природоохранного и природоресурсного законодательства и юридической защите экологических прав граждан», чуть меньше – «хотят участвовать в управлении отходами (производства и потребления)».

Рис. 25. Распределение ответов респондентов о желании НПО участвовать в международных программах

Относительно возможностей внедрения в практику принципов Орхусской конвенции, более чем треть респондентов (36%), при ответе на открытый вопрос, так или иначе, показало, что не имеют достаточной информации. В относительно закрытых вопросах о необходимости дополнительной информации как об Орхусской конвенции, так и о Киотском протоколе высказалось еще большее количество респондентов – 77,6% и 62,1% соответственно. В качестве темы семинара за Орхусскую конвенцию высказалось 44,8% при выборе из множества различных вариантов и около 72% при фокусировании проблемы именно на конвенции. Наблюдаемое в два раза увеличение значений для разных вопросов (на этот показатель влияет и несовершенство инструментария) показывает, что для трети организаций эта тема незнакома совсем, еще треть НПО не считают ее приоритетной или тоже не обладают достаточной информацией о ней и пытаются это скрыть. В пользу второго варианта говорят данные ответов на вопрос о необходимости доступа к информации при налаживании контактов с бизнесом, где более 74,1% респондентов высказалась за необходимость «получения своевременной и полной информации».

Рис. 26 Распределение ответов респондентов на вопрос о наиболее оптимальных действиях экоНПО

Наличие, на фоне таких противоречивых данных знания проблематики, желаний большинства организаций активного участия в программах, связанных с Орхусской конвенций, Киотским протоколом и т.д. вызывает некоторые сомнения. Мотивы этих высказываний у части респондентов расположены скорее в возможности реально поправить финансовое положение НПО, желании принять участия в деле, выяснив, что это такое по ходу процесса и т.д., нежели чем реально оценивать свое участие. Ситуация в таком случае требует более широкой трансляции среди НПО информации о международных процессах в области устойчивого развития.

Таким образом, из итогов опроса видно, что отечественное экологическое движение находится в идейно-информационном отрыве от международного экологического движения. С учетом выявленных тенденций общеидеологических отличий, если не брать во внимание публикации о кризисе мирового экологического движения, этот отрыв можно расценить как дрейф отечественного и международного движений в целом в противоположных направлениях, при котором ни одна, ни другая стороны (за исключением некоторых организаций) по большому счету не заинтересованы и не предпринимают попыток его преодоления. Если это предположение верно, то в данном случае не исключена вероятность развития конфликта между большинством организаций отечественного и международного экологического движения. Наоборот, если согласиться с мнениями о кризисе в международном движении, то развитие отечественной его части в таком случае вполне совпадает, а то и опережает остальные. А поскольку данные опроса об относительно низкой степени информированности отечественных экоНПО о ведущих международных проблемах, в том числе и касающихся демократии прямого участия – Орхусской конвенции,так же свидетельствуют о правом, в лучшем случае консервативном крене нетрадиционной основы отечественного экологического движения в целом, то не исключается вероятность аналогичного, относительно правого дрейфа, и для международного экологического движения.