Глава V

КАТЕГОРИЯ

«ИСТОРИЧЕСКАЯ ЗАКОНОМЕРНОСТЬ»

Задача научно-исторического лознания защищается в том, чтобы с позиций материалистического историзма, оставаясь все время на почве действительной истории, вскрыть объективную логику исторического процесса в его пространственно-временной определенности и законосооб­разности. И поскольку мы оперируем понятием «историческая наука» в собственном • (а не переносном)' смысле слова *, постольку нет оснований делать-;дло* нее в этой связи исклю­чение. Иными словами, по своей логической природе истори­ческое знание является знанием столь же научным, как и знание, добываемое науками о природе. Из этого следует, что, будучи в каждый данный момент сосредоточенным на„ конкретном анализе исторической ситуации, историческое исследование основывает свои аналитические и синтезирую­щие' процедуры,;на единстве исторического и логического методов. Это значит, что, решая задачу мысленного воспро­изведения процесса функционирования и развития той или иной сферы социальности, историк не может не оперировать категориальным знанием, необходимым« инструментарием общих понятий (и чем более осознанно он §ib делает, тем лучше), равно как и не может не стремиться достичь в ре­зультате исследования новых научных' обобщений, т.. ,е. нового категориального знания**. Именно потому, что мате­риалистический историзм исходит из признания объективной законосообразности исторического процесса, более того, рассматривает законы развития общества как естественно-исторические, т. е. как такие, через которые действительное развитие не может перескочить и которых нельзя отменить декретами *, он также заключает, что историческое познание невозможно иначе, как на основе последовательной реализа-

ции Диалектики общего и единичного. Это значит, Что изуче­ние единичного, отдельного на уровне его сущности дости­гается-, только посредством выявления природы той связи_t которая ведет к общему, или, что то же, самое, того общего, что заключено в отдельном². "" . .

Однако научно-историческое познание, стремящееся к выявлению и анализу всех одновременно: обнаруживаю­щихся тенденций в изучаемой действительности, всего много­образия сталкивающихся противоречий, на этой" констата­ции не останавливается, а стремится вскрыть иерархию этих последних, отталкиваясь от ведущей тенденции, ведущего, противоречия, характеризующего данную конкретную ситуа­цию. Иными словами, для признания исторического иссле­дования объективным, т. е. научным, недостаточно исчерпы­вающе учесть всю доступную (сохранившуюся) совокупность данных, их еще следует поставить в сущностную связь друг с другом, т. е. в связь, скрытую от непосредственного наблю­дения, в .которой .нашел бы отражение закон движения дан­ной сдотемы. В. Й. Ленин следующим образом протйвопо| ставил/' понятие научной объективности позитивистскому истолкованию этой категории. Позитивист констатирует: «Щтъ дифференциация, есть и нивелировка, для объектив­ного исследователя эти процессы равной важности (как для щедринского объективного историка было все равно — Изяслав Ярослава побил или Ярослав Изяслава). Есть развитие денежного хозяйства, но есть и повороты к нату­ральному хозяйству. Есть развитие крупного фабричного производства, но есть и развитие капиталистической работы на дому. «Объективный» ученый должен старательно соби­рать фактики, отмечать «с одной стороны» и «с другой сто­роны» . . . отнюдь не посягая на то, чтобы составить себе последовательный; взгляды, выработать общее представле­ние о всей процессе в его целом»³.

1. Я ИСТОРИИ ПРОБЛЕМЫ

Вопрос об отношении повествовательного и аналити­ческого, интуитивного и рационального, индивидуализирую­щего и генерализирующего начал в историческом -познании может с полным основанием рассматриваться в качестве од­ной из наиболее глубоких разграничительных линий между материалистическим историзмом, с одной стороны, и всеми формами современного историзма, идеалистически ориен­тированного. Как станет очевидном из последующего изложения, выбор позиции в рамках последнего зависит не только от признания или отрицания данным направлением существо­вания объективной внутренней логики историй как процесса," его целостности и законосообразности, но прежде всего от того, в какой степени открытие и изучение исторических | закономерностей рассматривается в качестве научной функ­ции, Познавательной цели историй Как «науки, _v < .';«. •■■.-'• В качестве открыто сформулированного вопроса методо­логии истории интересующая нас проблема, обязана йо'зи-тивизму ⁴~^б, Его ответ на указанный вопрос был по сути пронизан эклектикой. С одной стороны, позитивизм деклари­ровал принцип единства обществознания и естествознания по цели и методу. Однако внутри общеотВознаяия проводи­лось разграничение между науками; абстрактными (обоб-. щающими) и описательными (конкретными);; Задача пер­вых -^преждевсего «сбциалнной физики»,т.е. социологии, — открытие законов, задача истории — описание и объяс­нение конкретной действительности, опираясь на законы, заимствованные извне («объяснение через закон»). Так дости­гается л истории «научное объяснение» *. В действитель­ности же, поскольку, от историографии требовалось оста­ваться в своих объяснениях в рамках причин, эмпирически наблюдаемых, то очевидно, что в своих объяснениях она в состоянии 'была только скользим. До поверхности явлений, оставаясь по сути в плену той самой 'эмпирики, которую призвана была объяснить. В целом, повторяем, позитивист­ская методология истории — образец эклектизма: соедине­ние «понятий», заимствованных из арсенала естественных наук (биологии и психологии, механики и физики и др.), поскольку речь шла об объяснении конкретных событий, с элементами идеализма в объяснении общественного разви­тия в целом. Результатом подобной эклектики могла быть лишь пресловутая «теория факторов», по сей день культи­вирующая в немарксистской историографии самый откро­венный субъективизм под предлогом «самого, последователь­ного объективизма». ! Итак, в истории исторической науки позитивизм означал 1 обоснование полного отрываи противопоставление истории | философии. Превратив историографию во вспомогательную

науку сбцйологии, позитивизм ляШил исторйчебкое йозйаййё элементов Категориального мышления, дедукции, научных гипотез: и т. п., сведя его к процедуре «чистой индукции», а историографию — к науке «фактя», обобщения которой не Вътходили за пределы простого эмпирического суммирова­ния. Таким образом^ если старый позитивизм и оказал со­действие историографии второй половины XIX в. в частич­ной переориентации исследования с процедуры объяснения через мотив на уровень познания, который можно было бы назвать уровнем объективированных, (безличных) процессов, то вместе с тем нельзя упускать из виду, что именно он при­вил ей вкус к фактографии, к чистому «описанию» и сугубо внешней систематизации верифицируемых* фактов V -' Поворотный пункт в этой ' области наступил 'в койЦе XIX в., когда методология позитивизма в обществознаиии стала несовместима с новыми требованиями буржуазии к-идео-логической функции историзма. Олицетворением этого по­ворота филосрфско-исторической мысли в сторону иррацио-1 налиамаи ^агностицизма"стала историософия В. Дильтея ⁷д . О^каз от идей прогресса в историй,-'-равно.- как й от "признания объективно-исторических закономерностей, естест­венно, означал разрыв с методологическим наследием пози­тивизма. История общества, подчеркивал Дильтей, Позна­вательно не имеет ничего общего с «материальными нача­лами» жизни, если она даже посвящена Проблемам эконо­мики, хозяйственного обихода и т. д. Творение человека — это всегда творение духа, в чем бы оно ни проявилось, Но если это так, то, во-первых, историй — это во всех слу­чаях наука только о духе, а во-вторых, можно ли акты созна­ния, проявления «свободной воли» изучать теми же методами, которые практикуются в: науках Ъ Природе? И как вывод: метод наук о духе не "только отличен, но в корне противопо­ложен мё|оду естественных наук ⁸. В то время Как последние имеют дело с разрозненными фактами, которые пытаются свести к некоему общему (этой цели служат гипотезы), пер­вые сталкиваются с «целостным объектом» — человеком, чья Психическая Деятельность и обусловленные ею волевые акты являются единственной реальностью истории. Иррациональ­ные основы (интуиция, инстинкт, откровение) исторического процесса (понимаемого как движение духа, как «культура») мог*у* постигаться лишь в формах миросозерцания (искус­ство, религия) и при помощи методов иррациональных (интуи­ции, вживания, постижения).

Итак, предложенное Дильтеем противоположение «наук о духе» «наукам о природе» являлось лишь формой отрицания Истерии как науки. Онтологически это означало отрицание

f объективных законом общественного развития. Гносеологи­чески же провозглашение ирр^щЩШ>^о^сихологи^ск^рго метода, как единственно соответствующего спедй$икеГ~«н_;а.ук о /духе» отрицало саму возможность рационального, объектив­ного исторического познания, ибо, во-первых, на почве исто­рического исследования познающий субъект не "остается нейтральным к предмету изучения, а вогвтарых;,; иоскодьку в «науках о духе» объект может быть цойят .с-убъектом^годькр как «впечатление»* «переживание» и^ ^воспоминание»,»; ре­шающее значение в историческом познании принадлежит интуитивному его ■ постижению путем «вживания», «сопере­живания», «понимания». Неудивительно, что в дильтеевской методологии истории именно «психология понимания» вместо рационального объяснения выступила специфическим для историографии методом познания. - ' , .,-

Откровенный иррационализм гносеологических ^принци­пов «философии жизни» на ниве истории нашел свое отражение и в труде Г. Зиммеля «Проблемы философии истории» ⁹. По Зиммелю, история как процесс есть иррациональный поток, сам по себе лишенный смысла. Только «толкование» наполнявшее содержанием. Поскольку канва истории созда­ется психологическими.. и волевыми актами индивидов, постольку история должна рассматриваться, как объективи­зация психологии и, следовательно, должна изучаться мето­дами психологии. Однако в отличие от предложенных Диль-теем методов «описательной психологии» ^- '-«переживания» и «вживания» — Зиммель предпочитал оперировать поня­тием «толкование», хотя и с таким же иррациональным смыслом. У него история как объект познания не допускает рационального анализа: логика убивает историю. «Понима­ние» в истории может быть результатом только целостного восприятия «психических структур» (отдельные акты —; через психологию личности, а не наоборот).

Перевод буржуазного историзма на рельсы иррациона­лизма и субъективизма был завершен в конце XIX—начале XX в. неокантианцами, и прежде всего В. Виндельбандом ¹⁰ и Г. Риккертом ^и.

В методологии Истории неокантианства вся проблема исторического познания была сдвинута в плоскость метода. Вместо кантовской классификации ■ наук по предмету (т. е. признаку объективному) Виндельбанд предложил клас­сифицировать их по методу, т. е. в зависимости от подхода, интереса к объекту (признаку субъективному) ¹². В итоге отрицание им истории как науки приняло форму противопо-

ставления наук номотетических, т. е. преследующих цель открытия'законов (физика, психология и т. д.) наукам идио-графическим, цель которых заключается в описании единич­ного и неповторимого (разумеется, среди последних оказалась и история). «Первые учат тому, что повторяется, последние — тому, что было однажды» ¹⁸. Отрицание объективной законе*-сообразности исторического процесса и низведение историо­графии на уровень описания его событийной поверхности — таковы краеугольные камни методологии истории неоканти­анства. -- -Т " У. .;.-..:■.• •

Риккерт сосредоточил свой усилия на обосновании логиг ческой противоположности образования понятий в генерали­зирующих И Индивидуализирующих науках. Поскольку история как процесс была-сведена неокантианцами к.разви­тию культуры, постольку основания этого процесса были объявлены непознаваемыми посредством понятийного мышле­ния ¹⁴.^: Однако в отличие от°'Дильтея, обратившегося аа по­мощью р «нсйхолОгцй понимания», неокантианцы апеллиро­вали к'морали, тем самым распространив аксиологическое (ценностное) рассмотрение вещей на историческое познание. Нетрудно догадаться, каким был результат превращения «Ценностей морали и культуры» (справедливости, добра, красоты и т. п.) в единственный критерий, а процедуры отнесения к ним исторических фактов — в единственный метод постижения прошлого, — в историографии торжество­вал иррационализм и субъективизм.

Итак, Риккерт свел противоположность номотетических) и идиографических наук к противоположности двух мето-/ дов — генерализирующего и индивидуализирующего, с пол мощью которых трансцендентальное сознание «творит» со*-ответствующую реальность, .в одном случае —.«природу», в другом-г-«культуру^. Отрицание значения процедуры генерализации в историческом познании основывалось на; постулате о ее невозможности, поскольку это про­тиворечило бы методу созидания «культуры», т. е. деятель­ности индивидуального сознания. Субъективный характер результатов этого творчества — «фактов культуры» — пре­вращает каждый из них в единственный и неповторимый. «Мы живем среди индивидуального, и мы действительны лишь как индивидуумы» ¹⁵. Именно поэтому объяснительная функция в истории принадлежит не общему закону, а инди­видуальной причинности однократного события ¹⁶. Следова­тельно, только отнесение «фактов» к «ценности» наделяет их значением, т. е. позволяет различать их по важ­ности. • Однако, формируя таким образом историческую реаль­ность, сами эти критерии (ценности) — политические, рели­гиозные, эстетические и т. п. — не реальны, а, как уже отме­чалось, носят трансцендентальный характер, что Придает им значение «всеобщности». В действительности же, изгнав И8 исторического познания категориальное мышление как основу рационального познания предмета изучения, неокан­тианство превратило историографию в олицетворение гно­сеологического субъективизма. Точно .так же, связывая «исторические факты» только с их «творцами», эта методоло­гия отрицала существование каких-либо внутренних связей между самими «фактами», т. ё. существование объективно протекающего процесса. Эмпирическая действительность представала лишь как хаос единичного. Отсюда следовали настоятельные «советы»: чтобы история- .стала подлинной наукой о действителкности,; она должна отвергнуть чуждые ер природе притязания!^ «обобщающее"мышление (т. е, на исследЬваяие закономерностей) й, базируясь на индивидуали­зирующей процедуре, сосредоточить усилия на описании единичного и неповторимого *. В этом заключении Рйккерт ■ резюмировал не только явный, но и скрытый пафос всей неокантианской методологии истории: историческая наука не призвана; точнее говоря, не должна доискиваться законо­мерностей истории. Это был, по сути, идеологический запрет, а не научное доказательство невозможности подобного поиска. К середине нашего Столетия отчетливо вырисовалась v вся глубина кризиса историзма, основывавшегося-на методо­логии истории неокантианства. Предельный гносеологиче­ский субъективизм, принимавший формы откровенного реля­тивизма и презентизма, оказал отрезвляющее воздействие, по крайней мере, на ту часть западных ученыху которые, оставаясь по-прежнему далекими от материалистического историзма, не могли вместе с тем разделять и концепцию, согласно которой предмет истории есть всего лишь творение историка. В этих условиях заявила о себе методология исто­рии неопозитивизма. Отталкиваясь от общих принципов позитивистской гносеологии, представители этого направле­ния в идеалистической историософии вновь провозгласили в качестве нормы единство наук по методу, Что означало

требование замены неокантианской теории «индивидуальной причинности» познанием путем «подведения единичного под общий закон», т. е. восстановление в правах национальной процедуры. /

:jjS- этих поэиций и следует рассматривать теорию «охваты-» дающего законе», связанную с именами ее создателей К.-При/ -щт " и К. Гемпеля ¹⁸. «Широко распространено мнениеТч! писал Гемпель, — что' в противовес так называемым физи­ческим наукам история больше занята описанием отдельных событий прошлого, нежели поисками общих законов, которые управляют этими событиями. Как характеристика теорети­ческой функции. общих законов в научно-историческом ис­следовании» это определение неприемлемо»¹⁹. Обратим вни­мание, речь не идет ни о признании объективной законосооб­разности исторического процесса,* ни о цели истории как науки дознавать эту закономерность. Суть указанной теории¹] в другом: в ней утверждается способ объяснения единил- \ ного. Познавательная цель историографии заключается, только в объяснении индивидуального события, и Именно для этого понадобился неопозивистам «общий закон^Но, ноййЙуй; самое важное в другом: речь идет вовсе не о зако­нах, почерпнутых из самой истории, — ведь историческое исследование их не открывает, — а о «законах», заимство­ванных «с объяснительной целью» извне, из других наук (и чаще всего из «простого здравого смысла»). Нетрудно ви­деть., что в неопозитивистской методологии единство наук по методу «восстановлено» только формально, лишь на уровне тождества функции законоподобного обобщения при объяс­нении отдельного случая. То же обстоятельство, что в естест­венных науках речь при этом идет о законах внутренних, т. е. в каждом случае,имманентных, самому предмету изуче­ния:, -в £0/ время как применительно- И истрриЬграфйиречь идет только о-законах внешних по отношению к предмету изучения и к объективной действительности отношения не имеющих, молчаливо опускается.

Подчеркивая, что логическая процедура причинного объ­яснения должна быть единой во всех науках, Гемпель харак­теризует ее следующим образом: два элемента (явления, события и т. п.) могут рассматриваться как «причина» и «следствие» лишь в той мере, в какой существует некий общий «охватывающий закон», в рамках которого первый элемент (антецедент) выступает в качестве начального условия, а вто­рой элемент (консеквент) — как следствие ²⁰.

Иначе говоря, процедура исторического объяснения вклю­чает с точки зрения анализируемой теории три элемента: 1) охватывающий закон (или универсальная гипотеза); 2).начальные условия, 3) объясняемое явление *.. Хотя по­следнее существует как действительный, т. е. исторически фиксированный, факт, тем не менее в указанной процедуре оно оказывается «дедуцированным», т. е. выведенным на ос­нове общего закона, в результате соотнесения с ним «началь­ных условий». Как заметил сам Гемпель, многие из привле­каемых в целях исторического объяснения универсальных гипотез относятся к области индивидуальной и социальной психологии и нередко оказываются трюизмами обыденного сознания ** ^п. Нетрудно заключить, что теория «охватываю­щего закона» Поппера—Гемпеля в-действительности в исто­рии ничего не объясняет. Во-первых, потому, что в качестве универсальных гипотез фигурируют не имманентные истории \ закономерности, не законы, сформулированные наукой, ! а сплошь и рядом заключения, почерпнутые из здравого '■ смысла; ■ во-вторых, в анализируемой процедуре речь идет об объяснении фактов событийного ряда, т. е., по выражению В. И. Ленина, «поверхности событий», а вовсе не сущности таковых; и в-третьих, как признает сам Гемпель, эта про­цедура совершенно непригодна для объяснения сложных, «агрегатных» событий (таких, как социальные революции и т. ,-п.). Еще более скептичен в отношении объясняющей способности данной процедуры второй ее создатель — Поп-иер, признавший, что «охватывающие законы», возможные . в историческом объяснении, столь тривиальны, что сами по себе не представляют никакого: интереса. .

• Любопытно, что вовсе не по этой причине против теории «охватывающего закона» ополчились приверженцы «инди­видуализирующего» метода — им представляется вообще неприемлемой сама по себе идея исторического объяснения «через закон», идея, наводящая на нежелательные размышле­ния относительно возможности существования объективных законов истории.

Подчеркивая субъективно-идеалистическое истолкование понятия закона в неопозитивистском историзме (отрицание объективных законов истории, отрицание научного характера исторических теорий, в которых усматривается лишь «интер-

претация под определенным углом зрения», наконец плохо прикрытый агностицизм), мы в то же время не должны упус­кать из .виду сам по'се^е факт признания им единства наук по Методу и тем самым — важной роли в историческом/по­знании категориального мышления ^2г. ■-,;,.

•*.*-*'■■

В свое время в отечественной литературе высказы­вались противоречивые суждения о том, правомерно ли считать-целью научно-исторического познания открытие и изучение исторических закономерностей. С одной стороны,! признавалось, что открытие К. Марксом и Ф. Энгельсом материалистического понимания истории возвело историо­графию в" ранг науки, получившей возможность взглянуть на" исторический процесс как на естественноисторический, т. е. объективно-законосообразный. G другой стороны, вы­ражалось сомнение в том, что в истории общества сущест­вуют, проявляют свое действие еще какие-либо закономер­ности помимо тех, которые изучаются марксистской социо­логией^ закономерности, на изучение которых .претендует историческая наука.

В наши дни подобного рода дискуссии представляются анахронизмом, поскольку было теоретически убедительно обосновано ²³ и исторически продемонстрировано много­образное проявление действия эмпирически наблюдаемых закономерностей как на уровне всемирно-историческом, так и на уровне локально-историческом, изучение которых яв­ляется функцией историографии ²*. Важно только не упус­кать из виду, что хотя социологические законы являются теоретическими законами истории, т. е. законами, которые «в чистом виде» в историй редко проявляются,- только на их почве, .опираясь на них, становится, возможным от- . крытие исторических закономерностей на уровне сущности! особенного.

Л. ЗАКОНЫ СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ

И СОБСТВЕННО ИСТОРИЧЕСКИЕ. СТРУКТУРА СОБСТВЕННО ИСТОРИЧЕСКИХ ЗАКОНОВ *

Как уже отмечалось, изучаемые исторической нау­кой закономерности — это действительность, реальность со­циологических законов истории, форма проявления послед-

* Поскольку все закономерности, характеризующие и направляю­щие течение исторического процесса, необходимо являются истори в ''■ данном нрострайствённо-времёвйом континууме. Од­нако то, что на уровне социологического (теоретического) дознания истории выступает как «форма», на уровне исто^ /рического ое познания оказывается содержанием, ббла^айз-щим своей собственной логикой проявления. В самом деле, чтобы социологического уровня теория приобрела всеобщее значение, она должна отразить свободную от всего привходя­щего сущность процесса, т. е. отразить <efo на уровне социо­логической структуры ^2Б. Недаром же сЬциодЩ'И'чебкац'теЬ'-^рия рассматривает,'например, «феодальное» или «йаниталй-I стическое» общество как нечто единое, гомогенное н завер-! шенное, отвлекаясь от всех региональных, временных и т. п. особенностей их развертывания особенностей, превра­щающих эти общества во взаимодействующие сообщества, наконец, отвлекаясь "от последствии взаимодействия эт_ИХ последних с исторически⁷ йнЭродНой '(«несистемной») внут-ренЦей и-внешней средой ^2в. Однако именно эти отвлечения от.результирующие вследствие указанного взаимодействия исторических форм и превращают социологическую теорию в ариаднину нить исторического исследования. Вместе с тем то, от чего социологическая теория по необходимости отвле-каётся^^что-з* совокупности составляет историческую струк­туру ^ФУНКЦЙонирующёгб и развивающегося общества, — это и раскрывается на уровне исторического познания в виде конкретных обществ, которые и служат предметом истори­ческого изучения. *^у - г..

Осознание этой внутренней/диалектики'процесса социаль­но-исторического познания вплотную приблизит нас к от­вету на вопрос, каковы границы сферы действия собственно исторических закономерностей (или, что то же, какова предметная область историй как Науки).

Как уже отмечалось, эту область составляют существен­ные связи другого уровня исторического процесса — уровня • особенного, представленного в рамках каждой общественной ^формации стал^я^то^о||ма^и^онзд1ад, „дегионрм. Поэтому 'только от историографии правомерно ожидать разъяснения «трудностей», возникающих на Пути реализации Данного социологического закона (механизма его действия) в тех или иных конкретно-исторических условиях, К примеру, по-

чему во Франции дольше держится мелкая промышленность, почему в Италии промышленность развивается слабо?/*'"

Ответить на подобного рода бесчисленные «почему», -на-прайгявающиеся во всех случаях сравнения общесоциоло­гического закона данного явления и его исторического во­площения, и призвана историческая наука. .< Ответить же на уровне исторической необходимости данного (т. е. на уровне собственно исторического закона) — это. и значит вскрыть его обуслйвленность внутренними существенными зависимостями.- ._ , -: ' ^:'. ■"

■, Для всех^форм субъективизма факт многообразия исто­рических форм есть «наглядное'Опровержение» всех и всяких законов/историй, Для матерйалй^тй-дйал.ектика оно служит свидетельством реальности, жизйённостй, действительности закона. Более того, многообразие действительности заложено? в самом законе, задано им и именно поэтому:познаваемо через/ закон. Само*, собой, разумеется-у что закон нельзя раскрыть "пр.и/помощй'даже самого скрупулезн.о.го:йЙЙв^я-«иризнаков»;, -«чёрт»: -да*йн6го_ явления,' поскойьку ^подобное /описание не* й^беЖцо смешивает важное и неважное, случайное и необхо­димое^ внешнее и внутреннее. В таком «методе» В. И. Ленин ^усматривал неумение за деревьями разглядеть лес, элемент-тарное непонимание, что такое наука ²⁸. Собственно научное? дрследовднв-е начинается —- после идентификации и верйфи-^ кации выявленного материала — с £щ;темного анализа,.{ задача которого определить место-частного в общем (если речь * идёт о периоде генезиса новой формации, то помимо истории данного явления имеется в виду роль его в становлении ка-, чествейно нового целого; если же речь идет о функциониро* вании сформировавшегося целого, имеется в виду роль, дан­ного составляющего^ в процессе функционирования системы). Одним словом, "не перечисление, не рядоположение «черт», «факторов» и т. д., а выявление местоположения каждого составляющего в генетической или функциональной иерар­хии «факторов», или, что то же, вскрытие внутренних каче­ственных связей между составляющими системы, и есть путь, ведущий к формулированию исторических закономерностей.

В то же время, как отмечалось, научно беснлодна под­становка общесоциологической закономерности на" место исторической. Дело в том, что каждая из этих форм научного обобщения работает только на соответствующем уровне по­знания действительности. В. И. Ленин неоднократно под­черкивал, что оперировать социологическими формулами при решении вопросов конкретно-исторических равносильно лишению «себя возможности понять» сложную и многоцвет­ную действительность ^ш. Дело в том, что общесбциологи-ческий закон схватывает суть явлений только в общем и це­лом ⁸⁰. Именно поэтому, когда речь идет' о «выяснении того, чтб есть и почему есть именно так, а не иначе?» ?Vb свои права вступает историческая закономерность. Особенность этого уровня познания в том и заключается, что он требует исчерпывающего учета именно тех неравных условий, от которых отвлекается уровень социологической теории. На­конец, хотя собственно исторической закономерности свой­ствен свой уровень абстракции, последний все же настолько ниже уровня абстракции социологической,. что позволяет уловить' исторически Дифференцированную картину одной и той же социологической сущности явлений, благодаря чему.они выступают уже как сущности исторические. Их измеНчивясть во времени и пространстве, их «пластичность» и «разнородность» выражены в следующем замечании В. И. Ленина: «История вообще. . . всегда богаче содержа­нием, разнообразнее, разностороннее, живее, „хитрее", чем воображают»^за.

Собственно исторические закономерности., составляя часть более обширной совокупности, именуемой общественными законами, базируются на принципе исторического дётерми-/ низма и диалектико-материалистическом понимании при­чинности в истории ³³.

Итак, очевидно, что хотя собственно исторические зако­номерности формируются под воздействием и на основе за­конов социологической структуры общества, они к ним не сводимы. Собственно историческая закономерность конкрет­нее, богаче, многообразнее. Однако этим они обязаны более низкому уровню воплощенной в них абстракции, благодаря чему в плане познавательном они способны разъяснять ис­торический процесс да уровне его пространственно-времен­ных особенностей, т. е. в общем И целом в границах неизме­римо более узких в сравнении с законами социологическими. Само многообразие собственно исторических закономер­ностей есть результат «преломления» одних и тех же социо­логических законов сквозь различные сочетания указанных Особенностей.

Назревшая задача классификации (типологии) общест­венных законов в зависимости от представленного в них уровня сущности исторического процесса, их внутренней-структуры, объема (т. е. пространственно-временной протя­женности их действия) и т. и. признаков требует прежде всего более подробной характеристики совокупности: (За­конов социологических и законов собственно исторических. Однако сравнительный анализ указанных законов может? быть плодотворным лишь при Соблюдении трех предвари-/ тельных условий. Во-первых, надо отказаться от такого про­тивопоставлений эмпирического и теоретического уровней исследования исторического процесса, когда первый оказы­вается единственной сферой компетенции исторической науки. Напротив, необходимо утвердиться во мнении, полностью отвечающем концепции марксистского историзма, что оба эти уровня в соответствующей форме и сочетании присущи истории, для которой предметом исследования является глобальный исторический:, процесс. Во-вторых, следует от-J решиться от мнения, будто «претензии» исторической науки на законоформулирующие функции якобы несовместимы с подлинно историческим рассмотрением исторических яв­лений. Как станет ясно из последующего изложения, только реализация в историческом исследовании указанной функ­ции наполняет содержанием и смыслом любое историческое построение. И в-третьих, марксистское историческое иссле-^ дование необходимо рассматривать как системное исследо­вание. Принцип системности означает рассмотрение изучае­мого предмета с позиций закономерностей целого и взаимо­действия его составляющих, в нем заключено одно из важ­нейших измерений целого. ,.,

, При рассмотрении интересующего нас вопроса зачастую смегдивают содержательное богатство общественного закона со сложностью его внутренней структуры. К тому же вопрос о познавательной ценности этих законов рассматривается без­относительно к уровню социально-исторического познания. А между тем хорошо известно, что познавательная ценность социо­логических законов резко возрастает при восхождении от уровня, познания локально-исторического к уровню всемирно-истори­ческому, формационному и надформационному. В равной сте­пени познавательная ценность собственно исторических за-| конов в такой же пропорции возрастает при движении в об-| ратном направлении — от уровня всемирно-исторического» к региональному и локально-историческому, от всемирно-исторической эпохи к конкретной исторической ситуации. Но именно на этом уровне познавательные возможности общесоциологичоских законов раскрываются более всего опосредствованно. Следовательно» нельзя судить о позна­вательной дойности данного типа общественных законов вне связи с определенным сущностным уровнем познания со­циально-исторических явлений, с пространственно-временной протяженностью «разъясняемого» им процесса.,.

Далее, велико отличие собственно исторических законов от законов общесоциологических и По способу их фррмирора-ния. Социологические законы отражают прежде всего наи­более фундаментальные прямые связи и конечные зависи­мости, лежащие в основе функционирования и развития общества как социального организма. Речь идет преиму­щественно о внутрисистемных связях,— к ним, как уже подчеркивалось, в конечном счете восходят^всеразновидности устойчивых и существенных ^связей, в каждой" данной-сфере мира социального. Однако социологически «восходят» еще не Означает исторически «предопределены». В самом деле, в процессе формирования устойчивых динамических связей в сфере сущности особенного заметно возрастает роль обрат­ных связей, в которых опосредствуются, с одной стороны, влияние исторической среды на данную этнополйтическую -общность, а с другой — влияние различного рода надстроеч­ных по своей природе факторов на складывание и функцио­нирование данного социального органйма. Кстати,⁴ в этих «обратных связях» отражено и то, насколько превратно пред­ставлен в сознании людей действйельный-общественный механизм, в который они включены, его объективные* осно­вания и закрепляющие их юридические, этические, рели­гиозные и т. п. институты, в совокупности формирующие данный тип социального поведения индивидов ³*, Так, из­вестно, что имманентные законы капиталистического про­изводства проявляются во внешнем движении капиталов как принудительные законы конкуренции и в этой форме дости­гают сознания отдельного капиталиста в качестве движущих мотивов его деятельности. Между тем «научный анализ кон­куренции становится. . . возможным лишь после того, как познана внутренняя природа капитала, — совершенно так же, как видимое движение небесных тел делается понятным лишь для того, кто знает их действительное, но чувственно не вос­принимаемое движение» ³⁵. Различие между видимостью и сутью вещей играло громадную роль в историческом процессе.

Отмеченные различия в процессе формирования общесо­циологических законов, с одной стороны, и собственно исторических законов — с другой, обусловлены тем, что формирование этих двух видов общественных законов проис-

ходит, как уже отмечалось, на двух уровнях необходимости — социологической и исторической. Ую&ведь. социологической необходимости включает лишь системные элёмёнтыТ "консти-1 туирующис| данный: способ ^^ожзвощй^в^^^щощввтстъую-щую ему"надстройку. Болое того, на этом уровне дажё"Тй~си-стёмных элементах но отражаются те их стороны, которые являлись для данной формации избыточными. В результате элементы одной лишь социологической структуры общества представлены лишь системными свойствами. Естественно, что в такой «идеально^ среде» функционируют лишь «чистые* i законы системы (к примеру, товары продаются по стоимости,, органическое строение индивидуальных капиталов одина-) ново, каждый капиталист получает всю прибавочную стои-j мость и т. п.).

Однако, как уже отмечалось, на уровне исторической не-, обходимости все общественные связи неизмеримо усложни-1 ются, в-дрйетщиегв^тулают несистедцта%,эд£м;е,55ры («промежу-{ те^ньц^>ьсЛ№^цри феодализме, средние'слои-ври жацивдлйзме^ и т. .и/)"^р'авно как и несибтёмные стороны и свойства садих^ системных элементов (внутриклассовые слои и группы и т,-и.)Г* В результате* перёд наШ'он&зываю'г&я процессы^ детермини­руемые сложным взаимодействием всей совокупности реаль­ных исторических форм — связями многосторонними, раз­нопорядковыми, многомерными, Отсюда вытекает важная роль в действительном историческом процессе опосредующих сред и «опосредуемых связей». Модификация социологичес­ких связей, образно выражаясь, при прохождении и прелом­лении их через эти «среды» и представляет основу превраще­ния объекта социологического изучения в объект изучения исторического. •:,.... -..,'..

«Один и тот же экономический базис, — отмечал К. Маркс, один, и тот. Же со стороны основных условий — благодаря бесконечно разнообразным эмпирическим обстоятельствам, естественным условиям, расовым отношениям, действую­щим извне историческим влияниям и т. д. — может обнару­живать в своем проявлении бесконечные вариации и града­ции, которые возможно Понять лишь при помощи анализа этих эмпирически данных обстоятельств» ^зв; То, на что-ука-зал К. Маркс, есть не что иное как механизм проявления со-< циологической структуры базиса в исторической структуре! общества путем включения -в ноле зрения всех «привходя-| щих» обстоятельств.

Из сказанного с очевидностью вытекает, что процесс фор­мирования собственно исторических законов намного слож­нее процесса формирования законов социологических. Со BojtyTiHoCTb связей, которые следует учитывать при йопытйе выяснить ту или иную собственно историческую закономер­ность, весьма богата. Но главное даже не в этом — очень велика степень опосредования связей, которые то и дело вы­ступают в ином порядке, в ином соподчинении. Разумеется, рвозрастающая при этом роль обратных связей (связь, иду-) щая от надстройки к базису) нисколько не отрицает и не умаляет значение принципа конечной детерминации обще­ственных явлений экономическим базисом, эти связи только усложняют механизм его действия. . .

Ф. Энгельс в известном письме И. Блоху (22 ноября 1890 г.) разъясняет это обстоятельство: "«. . .имеется бесконечное количество перекрещивающихся сил, бесконечная группа параллелограммов сил, и из этого перекрещивания: выходит одна равнодействующая, ь- историческоесобытие» ?'. Иными словами! н услджйшном взаимодействии разнородных свя­зей- роль кбнечяой детерминанты (экономического базиса) — по мере удаления от нее — проявляется не столько прямым, сколько косвенным, все более опосредствованным. образом. Итак, особенность процесса формирования собственно исто­рических закономерностей заключается в том, что они скла­дываются на пересечении «силовых линий»—«средних равнодействующих», идущих от каждого из составляющих системы. Очевидно, что полем их перекрещения может стать в действительно. становится каждая из сфер социальности. Из этого следует, что собственно историческая закономер­ность в рамках каждой из этих сфер представляет систем­ность в отличие от «автономных» закономерностей имманент­ных каждой из них в отдельности. Иными словами, собст-f венно историческая закономердость — это прйцдиидвижения •конкретно-исторических форм социальности, рассматривае-'мых не обособленно одна от другой, а во взаимосвязи и взаи­модействии. Так, если, к примеру, политическая экономия изучает законы, складывающиеся в процессе производства как таковом, то историография, изучающая ту же сферу со­циальности, будет доискиваться тенденций, формирующихся в ней в результате пересечения «силовых линий», идущих от всех составляющих системы «общество», в рамках общей за­висимости результатов такого взаимодействия от уровня раз­вития производительных сил. Такова же структура собст/ венно исторических закономерностей применительно ко всем другим сферам социальности.

Ф. Энгельс иллюстрирует эту сложную форму движения общества следующим образом: «Производство являете^ в по­следнем счете решающим. Но как только торговля продук-

тами обособляется от производства в собственном смысле ело- / ва, она следует своему собственному движению. . . своим ) соботаеяв|4й,^законам;;,^присущим природе этого нового "фак- i тора. Это движение имеет свои собственные фазы и", -в свою оч"ер"ВДь, оказывает обратное действие на движение произ­водства» ³⁸"³⁹. Нечто подобное наблюдаемся во всех других обособившихся от производства областях человеческой дея­тельности. Вслед за торговлей товарами — торговля день­гами, вслед за государством—право, идеология и т. п. Каждая из них обладает — в рамйах общей обусловленности способом производства — «также ^собственным движением» ⁴⁽L-И каждое из этих самостоятельных движений' оказывает об­ратное влияние на все другие области, в том числе на Мате­риальное производство. В итоге этих наблюдений правомерно заключить, что' собственно.исторический закон,разв,йтйя об-1 щества как целостности — это средняя равнодействующая \ пересечений множества^автономных»законов, складываю- ( щйхеязв каждом йз'нзаимодействующих составляющих данной } системы.⁴^-" ■"'■'■' "'•• '^г~ "'.*-у"-•■.<*■'■;'..г-^:: ■•.;,...-■:* t.- ',.;-:

Итак, собственно исторические зайбНомерностй: Кай во­площение системности в рамках данного «социального ор­ганизма» отличаются более сложной структурой в сравнении с «автономными»^ закономерностями, имманентными«каждой из них■*:

Какую бы сферу социальной жизни историческая наука ни изучала, она рассматривает ее с позиции общества как целостности. Она не может иметь дело, например, с одними прогрессивными явлениями, предав забвению все, что им противостоит, или одной лишь «чистой» экономикой, искус­ственно изолировав ее от всех «внеэкономических связей» и опосредствовании. Следовательно, ни одно историческое событие на историческом уровне его анализа не может быть до-конца понято из одних лишь связей, присущих тому «социологическому ряду», к которому данное событие при­надлежит. Для этого требуется привлечь целую «связку» частных законов, взаимодействием которых порождено дан­ное событие. Исторический труд тем глубже, чем большее число связей, причем с социологической точки зрения саамы разнородных! проанализировано для объяснения данного «частного» явления, процесса и т. п. Следовательно, соб-(стведяо исторический закон.— это «узел» различного рода I частноисторических закономерностей, точка их пересечения, Йиж средняя равнодействующая, складывающаяся яэ базе . конечной базисной детерминации исторического процесса. "Вопрос заключается в том, чтобы при изучении «далеких» от базиса сфер общественной жизни выяснить, на уровне Какой субсистемы находится в каждом случае фактор, пред­ставляющий, а в действительности опосредствующий указан­ную детерминацию для данного уровня социальности.

Выше уже подчеркивалось, что конечная детерминация развития общества движением способа производства в соб­ственно историческом законе выступает более завуалирован­ной, усложненной необходимостью учета обратных связей, нередко даже в превратной форме. «Как йа денежном рынке,— отмечал Ф. Энгельс, ^отражается в общем и целом. . . движение промышленного рынка, и, конечно, отражается превратно, так и в борьбе между правительством и оппози­цией отражается борьба, . . классов-, и точно так же пре­вратно: уже не прямо, а косвенно, не как борьба классов, #. как борьба -за политические принципы. . .» ".

Сложность механизма опосредования исторического про­цесса детерминацией его способом производства есть то, что отличает одну разновидность собственно исторических за-лсонов от другой; Возьмем для примера следующие законы: [степень социальной;. щффЬ§^ЩЩЦЩ?^Щ^вс^^$ШШ в период

^энезйса капитализма находится в прямой'связи со сте-еньюразжо^^ случае

пер^^нами'собственно исторический закон, который форми­руется пересечением взаимодействующих факторов в преде­лах самого, экономического базиса. Поэтому детерминация процесса способом производства здесь выступает почти⁴ столь же открыто, как и в законе социологическом. По-иному та же детерминация выглядит в следующем законе: Чем буржуазия экономически более развита, а потому и государ­ственная власть приняла более буржуазный характер, тем резче выступает социальный вопрос — в конституционной монархии резче, чей в абсолютной, в республике резче, чем в конституционной монархий.

Этот сформулированный К. Марксом собственно истори­ческий закон отличается той особенностью, что детерминация процесса способом производства здесь выступает опосредо­ванно — она представлена уровнем экономического развития класса буржуазии (в нем, разумеется, косвенно представлен

уровень развития способа производства). Средняя равнодей­ствующая параллелограммов сил здесь прошла по сути за пределами экономического базиса, а именно в сфере социаль­ной структуры. И это по той причине, что важную роль в дан­ном случае играет форма государства, структура власти.

Если обратиться к истории идей, то средняя равнодей­ствующая параллелограммов сил пройдет на еще большем расстоянии от конечной (базисной) детерминации. Поскольку цепь опосредствующих эту детерминацию факторов стано­вится все более длинной, то очевидно, что в таких случаях конечную детерминанту в ходе конкретно-исторического ис­следования обнаружить практически невозможно. В этой связи Ф. Энгельс приводит следующий пример: «. . . едва ли можно, не сделавшись педантом, утверждать, что среди множества мелких государств Северной Германии именно Бранденбург был предназначен для роли великой дер­жавы. . . и что это было предопределено только экономичес­кой необходимостью. . .» *⁸~*⁸.

Но именно поэтому, чтобы избежать простого нанизыва­ния «причин», «факторов», «сил» и т. п. и иметь возможность взвесить относительную роль каждой из связей в движении элементов общественной надстройки, исследователю кркйне важно в таких случаях решать, какая из совокупностц/свя-зей, участвующих в данном параллелограмме сил, непосред­ственным образом воплощает, представляет базисную де­терминацию данного «события». Только в этом случае он будет в состоянии построить иерархию факторов, обусловивших это «событие». Ясно одно: чем отдаленнее изучаемая область надстройки, тем выше (дальше) от экономического базиса | будет находиться фактор, ее представляющий в параллело- | грамме сил, и, следовательно, выше (дальше) от них пройдет f средняя равнодействующая. На примере философии Ф. Эн­гельс иллюстрирует эту мысль следующим образом: «Эко­номика здесь ничего не создает заново, но она определяет вид изменения и дальнейшего развития имеющегося налицо мыслительного материала, но даже и это она производит по -большей части косвенным образом, между тем как важнейшее прямое действие. . . оказывают политические, юридические, моральные отражения» *⁴.

Как уже отмечалось, законы, изучаемые исторической наукой, задают и объясняют весь спектр отклонений регио­нального (локального) исторического процесса от «должного», его социологического течения. Из этого следует, что законы, на уровне сущности особенного— это по преимуществу за-^! коны стадиально-регионального диапазона всемирно-исто { ричбского процесса. Конечно, можно привести немало при-

|меров собственно исторических .закономерностей, выражаю­щих и обобщающих определеннук),существенную"'и устой-^Ч2ЙХ^Ю связь в масштабе МШЗМ^ФлШ^Щ? (или даже рядафор-\ маций). Однако не онд составляют ядро интересующей нас совокупности. Типичной с указанной точки'зрения является f существенная связь следующего вида: степень развития фео-' дальнрго города находится „в прямой зависимости от степени отделения ремесла от земледелия. Первая же попытка про­анализировать эту связь с точки зрения пространственно-временной ее протяженности сразу же обнаруживает ее стадиально-региональную природу. Во-первых, в ней схва­чена специфика главным образом европейского, средневе­кового города,, поскольку, как показали исследования⁴⁶, ^развитие средневекового города в странах Востока, по-види-| мому, определялось в первую очередь зависимостями иного I рода. Во-вторых, в, анализируемой закономерности отражен ' процесс, характерный преимущественно для уорода так назы­ваемого среднегосредневековья (и прежде всего XI—XIII вв.); что же касается других периодов средневековья, то в ранний период эта зависимость только формировалась, а в поздний период развитие города определялось уже зависимостями, порождаемыми процессом первоначального накопления и генезиса капитализма.

Очень показательно для характеристики собственно исто­рических законов следующее наблюдение К. Маркса. Как известно, к началу XIX в. распространение машинного про­изводства стало явлением всемирно-историческим. До 1825 г. движущей причиной указанного явления выступали нужды нотребления, которые росли быстрее производства. Однако начиная с 1825 г., т. е. со времени первого всеобщего кризиса, движущий фактор того же явления стал иным. «Начиная с 1825 г., — указывает К. Маркс, — изобретение и приме­нение машин было только результатом войны между пред­принимателями и рабочими. Но это правильно только для Англии. Что же касается европейских наций, то применять машины их заставила конкуренция Англии как на их соб­ственном, так и на мировом рынке. Наконец, в Северной Аме­рике введение машин было вызвано как конкуренцией с дру­гими народами, так и недостатком рабочих рук, то есть не­соответствием ^?> между промышленными потребностями Се­верной Америки и ее населением» ^4в.

Итак, причинные связи, объясняющие одно и то же явле­ние, оказались в трех регионах различными. Имея универ­сальное объяснение данного явления до 1825 г., мы после

итого рубежа оказываемся перед необходимостью увеличить число причин, если хотим сохранить универсальный харак­тер объяснения, либо дифференцировать причины — при условии, что будем рассматривать тот же закон в рамках трех обособленных случаев его проявления. Такова специфика собственно исторического закона в отличие от законов обще­социологических: его универсальность носит слояшо-состав-ной характер⁴⁷. .

Таковы типичные для совокупности собственно истори­ческих законов грани универсальности их действия. Однако эта обнаруживающаяся «ограниченность» сферы действия интересующих нас законов ни в коем случае не отрицает ни их объективного характера, ни «автоматизма» их действия. Более того, с определенной точки зрения их должно рас­сматривать и как «всеобщие законы», ибо мы можем с боль­шой степенью вероятности допустить, что если бы условия, к примеру, аналогичные европейским, были обнаружены в ка­ком-либо другом регионе мира, то анализировавшаяся выше необходимая связь повторилась бы в том же объеме.

В самом деле, известно, что всеобщая история для ряда отдаленных исторических периодов располагает крайне огра- у ничейным числом единиц наблюдения, материал которых недостаточен для проявления в каждом случае субстрата необходимого. Поэтому с точки зрения пространственной i собственно исторические законы подразделяются" на три J «группы»!" Первую составляют закономерности унидар<?аль-ного (надрегиональногр) действия, т. е. повторяющиеся из регионами регион в; стадиально тождественных процессах, ситуациях, событиях. Примером подобного рода законов может служить положение В. И. Ленина: «Чем дальше идет вперед „буржуазная революция, тем левее ищет себе союзников пролетариат среди буржуазной демократии, тем глубже спускается он от верхов ее к низам» ⁴⁸. Ясно, что здесь речь идет не о буря{уазных революциях вообще, а только о типе бурягуазно-демократических революций, в которых пролетариат выступает гегемоном (или ведет борьбу за геге­монию). Следовательно, стадиально ограниченный характер явлений, подпадающих под действие этого типа законо­мерностей, полностью сохраняется.

Несколько иной диапазон действия другой исторической закономерности (устойчивой существенной связи): из всех буржуазных революций европейский рабочий класс вышел с разочарованием, ибо входил в них с буржуазно-демокра­тическими иллюзиями. Поскольку круг стран, переживших (к моменту, когда это наблюдение было сделано) буржуазную революцию, й призом 6 участием рабочего Класса, хорошо известен, нетрудно заключить, что и в этом случае перед нами универсализм (повторяемость), хотя и надрегиональный, но стадиально также ограниченный. /у\ К закономерностям второй группы относятся здконо-г 'мерности, повторяемость которых ограничена пределами^!;

шхо ,сгацщльно^Лмт^тМйт„МШШЩ^г-^^{спомвшм} наблю­дение Ф. Энгельса: «. . .во всех трех великих восстаниях / буржуазии боевой армией являются крестьяне. И именно I крестьяне оказываются тем классом, который после завоева-> ния победы неизбежно разоряется в результате экономичес-^? ких последствий этой победы» *⁹.

Наконец, закономерности третьей группы — закономер­ности сугубо регионального, действия. В качестве примера приведём слова В. И. Ленина: «. . .крестьянство, — которое в других странах. . . является опорой порядка, — в России выступило. . . с самыми разрушительными требованиями вплоть до . . . национализации земли» ⁶⁰.

С точки зрения российских условий это было проявлением глубочайшей закономерности. В ней отчетливо выражена специфическая особенность собственно исторических зако­номерностей в целом: ограниченная повторяемость не только . во времени, но и в пространстве. Предметная область исто­рической науки такова, что даже при «однократной» реали­зации данного (процесса, ситуации, события и т. п.), если различными «перекрестными» исследованиями устанавли­вается одна и та же устойчивая иерархия, обусловившая данный узел связей, мы вправе констатировать наличие объективной закономерности. Что же касается всемирно-исторической универсальности собственно исторических за­кономерностей в целом, то она находит свое выражение в соответствующих законах социологического уровня, яв­ляющихся их обобщенным выражением ^и.

Социологические законы абсолютны и не знают исклю­чений. Такие законы имеют в виду лишь типичное, то, что К. Маркс однажды назвал «идеальным» в смысле среднего, нормального. Напротив, собственно историческая законо­мерность не только допускает, но и предполагает наличие | исключений. По существу в ней фиксируются необходимые условия функционирования господствующего способа про­изводства в гетерогенной среде. Поскольку же эта гетеро­генность среды в рамках каждой общественной формации варьирует в довольно широком диапазоне, этим определя­ется и диапазон вариаций исторической необходимости. Ючевидно, что последняя в конечном" счете детерминируется

социологическими законами в силу того, что на пути дейч! ствия этих законов в каждой формационной разновидности; стоит масса явлений, процессов, для данной формации «из-| бы точных», которые обусловливают • меру «расхождения»; между историчоской необходимостью и социологической-необходимостью в движении данного «социального opra-f кицма». Это ~ во-нервъгх. Во-вторых, это расхождение обус-1 ловливается мерой удаления данной сферы социальности; от базисной структуры формации. Эта мера" возрастает \ по направлению к отдаленным сферам надстройки и, наобо- / рот, заметно суживается по направлению к базису. Итак,' чем короче исследуемый отрезок времени, чем уже про-'¹ странственный ареал, чем отдаленнее изучаемая сфера от эко-; номического базиса, тем обоснованнее поиск исторических закономерностей в качестве регуляторов динамики изучае­мого объекта. .-.

Подведем некоторыещюги/Общесоциологические законы, , какой бы протяженностью во времени ни измерялось их дей- f ствие, имеют универсально-исторический характер, т. е. | распространяются на все этнополитическиа общности, при- ; надлежащие к данной формации (цлж формациям). Соб-1 ственно исторические законы носят по преимуществу стади-i ально-региональный характер, поскольку их действие чаще\ всего ограничено рамками данной внутриформационной/ разновидности. Далее, социологические законы суть законы о системные, так как они — результат взаимодействия исклю-»" чительно системных свойств субсистем, составляющих об-^ щество как целое. Собственно исторические закономерности* также порождаются взаимодействием составляющих системы,' однако взаимодействием, опосредованным наличием указан­ных «сред» системыja ъ^щ^мШ^Д ^^^^ъл^ШШк^^Ш2РШ^ й^е". системныхсторон. Социд-лрд^чдскда,^ задонн^ отражают _я|>унк-1" цитирование ф^рмдции._чщавньгм образщ н1_истадии..ее.зре-^ ..лр^г^сЙд'йиЛке генезиса и разлояГёнйя формации отражены', нередко только косвенно. Собственно исторические законы в своей значительной части отражают именно специфику ■ последних.

Из сказанного следует, что с точки зрения социологии,.' вся сфера действия собственно исторических законов высту-= пает как сфера «случайности». Разумеется, и историческая наука знает свою зону случайного и привходящего, однако локализуется она главным образом на событийном уровне истории (т. е. на уровне единичного).

Итак, в отличие от социологии историческая наука не мо­жет «выпрямить» действительный процесс истории. Она должна прорываться к доступному ей субстрату закономер­ного., следуя за всеми извивами исторических реалий. Ясно лишь одно: она не затеряется в этом лабиринте только при учете требований социологических законов истории. Только .опираясь на устойчивые системные связи, выраженные в этих законах, историк становится способным обнаруживать сущ­ностные связи исторического уровня того же процесса. JB первом приближении царство истории — это чисто внеш­ние «подобия», «различия» и беспредельность единичного; цель же историографии — «отыскать, угадать, «хватить национально-особенное, национально-специфическое в кон­кретных подходах каждой страны к разрешению единой . . . /задачи. . .» ⁸².

3. ФОРМЫ ПРОЯВЛЕНИЯ

СОБСТВЕННО ИСТОРИЧЕСКИХ ЗАКОНОВ

i Построение развернутой ^типологии собственно исто-

рических закономерностей требует еще большой исследова­тельской работы. Ограничимся поэтому лишь указанием на те ее элементы, которые уже вырисовываются ныне. Помимо упоминавшихся выше характеристик — закономер­ности, системные и ащодомные — напрашивается классифи­кация интересующих нас закономерностей: щ по времени их действия/2рпо ареалу действия(3/по формам проявления, 0У по механизму действия.. ПервьгаГиз перечисленных пара­метров позволяет провести грань между закономерностями, объясняющими одно отдельно взятое событие сложного харак­тера (протестантская реформация и т. п.), и закономерно­стями, лежащими в основе долговременной тенденции, про­являющей себя нередко в течение столетий (к примеру, демографические циклы, движение цен и т. п.). Что же каса­ется классификации собственно исторических закономерно­стей по масштабу их действия, то речь должна идти прежде всего о закономерностях всемирно-исторического масштаба (к примеру, закономерности первоначального накопления капитала) и закономерностях, действие которых ограничено

5"отдельно взятой этнополитической общностью (к примеру, историческая закономерность, обусловившая "появление и фу'ШционйроВаВДё ™йа8ачёства в системе самодержавно-Гкрепостнической Руси)., £>»?'<• ^ ,^>^ал«.г_?

Гораздо более сложной представляется задача класси­фикации собственно исторических закономерностей по форме их проявления. В этой связи напрашивается прежде всего их членение по степени эмпирически наблюдаемой повторя-

емости. Однако вопрос, о форме .проявления собственно исторических закономерностей этим не исчерпывается. Важ­ной его стороной является сама природа этих закономер­ностей. Они могут проявляться как эмпирически наблюдае-/ мая повторяемость одних и. тех же зависимостей (законы? динамические), но могут также проявить, себя как тенденция,' как «средщя^диния», в разбросе отдельных случаев. Кроме того, в сфере массовых явлений .эти закономерности могут проявить свое действие как статистическая средняя, т. е. как типичное. Важно только учесть, что собственно исто-f рическая закономерность сама по себе является категорией^ исторической. Поскольку условия проявления одной и той же '< закономерности с течением времени меняются, постольку закономерность, обусловливавшая специфику этих условий, также меняется. Из этого следует, что на одном и том же временном срезе число событий, регулируемых данной за­кономерностью, будет очень небольшим и нередко сведется лишь только к одному такому событию. J

В принципе, поскольку речь идет о з'аконах первой из ука--' занных разновидностей, должно существовать такое же число форм их проявления, сколько в истории имело место случаев реализации каждого из этих законов. И это очевидно. В природе возможное число «событий», регулируемых дан­ным динамическим законом, в каждый данный момент практи­чески безгранично. Помимо этого, фактор времени никак не влияет на течение этих «событий». В истории же условия,/ необходимые для реализации этого рода закона, со временем / меняются. Так, на данном срезе времени вероятно лишь одно «событие» в данной общности, строго регулируемое данным динамическим законом (к примеру, восстание, реформа, революция и т. п.). Следующее подобного рода «событие» произойдет (если оно произойдет) уже в следующий момент и, следовательно, при изменившихся условиях и в иной форме. Данное заключение останется истинным и в том случае, если допустить возможность двух одновременных и идентичных по сути событий в ряде регионов, ибо и в этом случае условия, в которых они произойдут, неизбежно окажутся различными, что не может не отразиться на фор­мах этих событий. Последние случаи, подпадая под действие того же закона, будут им регулироваться с отклонениями в общем и целом, т. е. нестрого.

Иначе проявляют себя в историческом процессе законы! статистические. Число «событий» (демографические процессы, I движение цен и заработной платы и т. п.) на одном временном! срезе в этом случае практически не ограничено. Несмотря